Боится, трясется, а виду не показывает. Молодец. Понимает, что испытатели иной раз вынуждены в аварийном порядке покидать неуправляемую машину, такое и по телевизору показывали. Не догадывается о другом: каждый раз, когда возникает подобная ситуация и решение должно быть однозначным, на чем в первую очередь настаивает «земля», не всякий испытатель готов с охотой и немедленно выполнить приказ оставить машину. Но если уж такое произошло, значит, ты сам либо твой товарищ будете обязаны повторить все сначала, чтобы понять суть происшедшего. Чтобы избавить других от подобных неожиданностей. От будущих катастроф. От гибели людей, доверивших пилоту свои жизни…
Он считал себя везучим человеком.
Но само везение, если его брать как факт, основанный на реальных, то есть достаточно жестких, условиях работы, было для него результатом целого комплекса, скажем так, умений.
Случалось, Алексея с пристрастием допрашивали журналисты о такой тайной способности его характера, как интуиция. Иначе говоря, об умении предвидеть и, соответственно, что-то там всегда заранее предотвращать. И почему-то всякий раз, вольно или невольно, их вопросы словно бы изначально подразумевали в подтексте ответа расхожую формулировку, высказанную, кажется, еще яростным врагом советской власти, господином Черчиллем: мол, они (большевики) нарочно создают себе трудности, чтобы потом с успехом их преодолевать. Так ли дословно это было сказано или не совсем так, но… главное, что в этом смысле.
Алексей предпочитал в таких случаях ссылаться на Суворова. Известно ведь, как однажды Александра Васильевича крепко, говоря современным языком, достали по поводу его фатального, прямо-таки неправдоподобного «везения». Вот и воскликнул генералиссимус в сердцах: «Везение, везение! Но когда-то ж должно быть и умение!»
Примерно так же рассуждал и Алексей. Хотя ему, конечно, все-таки и везло. Но тут, как ты ни рассуждай, а что-то, наверное, проистекает и от Бога. Хотя и на этот случай тоже есть добрая российская присказка: «Бог-то он Бог, да сам не будь плох!»
Особенно памятен эпизод, который едва не закончился трагически. Едва! И тогда досужие на выдумку журналисты сочинили, что он, Алексей Мазаев, успел в самый последний миг выскочить из-под крышки гроба. Красиво, конечно, сказано, даже впечатляет в известном смысле. Но все это чепуха на постном масле. Ну да, ситуация действительно сложилась критическая. И что? Шанс-то ведь оставался! Он, кстати, всегда имеется, пусть один из тысячи… из миллиона! И поскольку он все же есть, профессионал им не просто должен, но обязан воспользоваться. Тем более пилот экстра-класса, для которого критические ситуации — всего лишь привычные условия его повседневной работы.
Вот легендарный Сергей Николаевич Анохин однажды рассказывал…
А его ведь называли «человеком-птицей», и без всякого преувеличения, потому что он летал в буквальном смысле на всем, что только может подниматься в воздух. И рассказывал он, конечно, не Алексею — к тому времени, как юный Лешка Мазаев лишь помышлял о своей будущей героической профессии летчика-испытателя, великого Анохина друзья-товарищи, чьи имена тоже стали легендарными в кругах, связанных с авиацией, провожали на заслуженную пенсию. Так вот им, своим коллегам, и рассказывал Сергей Николаевич. Алексей же услышал о той старой истории уже от своего наставника Сан Саныча, который учился у Анохина, летал вместе с ним, прекрасно его знал, ну и все такое прочее…
Словом, вышло так, что во время очередного испытания самолет Анохина попал во флаттер.
Даже бывалые летчики внутренне содрогаются при одном только упоминании об этой внезапно нарастающей вибрации, способной вмиг разрушить потерявший управление самолет. То есть в самом прямом смысле разорвать его на куски. Еще в недавнем прошлом флаттер означал, по сути, смерть машины, а если летчик не успевал среагировать, терялся, то и его тоже. В наши дни теория этого грозного явления достаточно разработана, и расчеты авиаконструкторов практически точно указывают на верхние границы скоростей, переходить через которые летчик не должен. Но в те, уже кажущиеся давними, шестидесятые годы превалировал все еще трагический опыт испытателей…
Машину Анохина трясло так, что приборы выпадали из своих гнезд, искря разрывами проводов. Взрыв, подобный тому, как если бы в самолет попал пушечный снаряд, мог произойти в любую секунду. Но Анохин успел сообщить на землю о происшествии, получил команду оставить гибнущую машину и… теперь пытался выполнить ее. Однако плексигласовый фонарь кабины заклинило от сумасшедшей вибрации. Смертельная ловушка, другими словами…
Позже состоялся примечательный диалог.
— Но ведь как-то тебе удалось все-таки выбраться? — допытывались товарищи.
— А я сел и подумал.
— А что, разве еще оставалось время?!
— Целых три секунды. Вполне, чтобы принять решение…
Анохину удалось тогда с помощью совершенно уже невероятных усилий сдвинуть фонарь пилотской кабины и, не пользуясь катапультой, которая могла бы его в тот момент попросту расплющить, размазать по прозрачной «крыше», выбраться наружу и перевалить через борт. Встречный воздушный поток довершил путь к спасению.
Ну, правда, там случилась еще одна непредвиденная и неприятная штука: парашют зацепился, и надо было каким-то образом освободить его. Удалось…
Три секунды… Сел, подумал… Фантастика! Если бы все это не было истинной правдой…
Испытание самолета на прочность по правилам относится к высшей категории сложности. Тут уж без преувеличения. И Анохину, и его товарищам приходилось иной раз даже специально разваливать машины, чтобы точно определить те самые, смертельно опасные границы, через которые впоследствии не должны будут переступать уже серийные, а не экспериментальные самолеты. И всякий раз не обходилось без крайнего риска, потому что лишь за чертой дозволенного можно распознать признаки грозных катастроф.
И тот же Анохин, и Сан Саныч, сознательно вгонявший самолеты в штопор, чтобы проверить их на устойчивость и управляемость, а вот теперь уже и Алексей Мазаев, выполняющий уникальные эксперименты на максимальных высотах, при сверхнизких температурах, в условиях полярной ночи, над океанами и антарктическими просторами, — все они делали и продолжают делать одну и ту же работу, про которую лихо и самозабвенно распевает маленький Лешка, — «учат самаёты итать…». Вот и пацаненок к взрослой жизни готовится!..
А что касается истории с «крышкой гроба»…
Ну, было дело, Алексей с напарником демонстрировали на истребителях пятого, можно сказать, поколения фигуры высшего пилотажа. Показательные выступления. И случилось абсолютно непредвиденное: напарник на сложном вираже рубанул крылом по борту самолета Алексея. Слава Богу, что все произошло в пилотажной зоне, а не над головами сотен зрителей, уставившихся в небо. Обе машины вспыхнули факелами, но та, которую пилотировал Алексей, стала разваливаться первой. Для спасения уже практически не было времени, но Алексей и тут успел. Виски, правда, «морозцем» прихватило, он это уже утром заметил, когда брился перед зеркалом в ванной. Пошутил потом, сказал, что вышло так, будто сумел выпрыгнуть из «Жигулей» точно в момент лобового столкновения с препятствием. Причем на приличной скорости. Для наглядности объяснил.
Да он-то что, ладно! А Люся восхитила. Истинно жена пилота! Оказалось, что всю ту карусель показали по телевидению, причем в деталях, вплоть до падения на землю обломков самолетов. Профессионалы смогли понять и оценить действия летчиков, а зрители-то… Так вот Люся, едва услышав, что снова все обошлось, первым делом кинулась успокаивать жену Алексеева напарника, тоже благополучно приземлившегося на парашюте. Но у того все же было немного больше времени, в секундном, разумеется, отсчете. Вот в чем и заключалось главное чудо, на которое способны лишь верные жены летчиков-испытателей…
Сегодняшнее испытание на прочность, по существу, являлось последним. Если говорить о серьезных проверках. «Дымка» была машиной экспериментальной, гражданской, рассчитанной на короткие перевозки небольших грузов или нескольких пассажиров. Военному летчику-испытателю, каковым являлся Алексей Мазаев, здесь по идее и делать-то особо нечего. В принципе все уже примерно известно, вполне мог бы справиться и один Петя Щетинкин, вместе с которым «гоняли» машину. Кстати, не от хорошей жизни. Сейчас бы новейшие истребители поднимать на крыло, да где они? Деньги на них где? Вот и строят фирмы с всемирно известными именами всяческие «дымки», «палехи», «гжелки»… Конверсией занимаются. Потому и приходится перебиваться, что называется, с хлеба на воду… военным летчикам-испытателям. Хотя чего спорить, и такие самолетики тоже нужны, куда денешься…
Но проверка на прочность, как уже замечено, все равно относится к заданиям высшей категории сложности. И сегодня следовало поднять машину на две тысячи метров и разогнать ее до максимально допустимой приборной скорости. Если честно, то невелика сложность для испытателя-высотника! Неудобства — это другой разговор. К примеру, конструкторы экспериментального завода предусмотрели только одну дверь в кабине, слева. В случае непредвиденных, экстремальных обстоятельств покинуть самолет летчику, сидящему слева, труда, конечно, не составит, а вот для того, кто справа, это уже серьезная проблема. Но если вдуматься, то, в общем, тоже не из непреодолимых.
Ну и опять все к тому же вопросу! Что ж вы, братцы, лепите-то? Почему никак нельзя обойтись без пресловутой «проблемы»! Когда ж надоест только и делать, что без конца заставлять летчиков что-то обязательно преодолевать? Привычка у нас, что ли, такая идиотская?..
Или вот еще. Начальству, известно, всегда виднее. Где б оно ни находилось. Но ведь принято же на испытания с учетом серьезного риска выпускать сокращенный экипаж. Будь на то воля Алексея, он и полетел бы сегодня один. Или пусть летит Петя, какая разница? Так ведь оно и было, между прочим, когда Алексей сваливал в штопор эту самую «Дымку», которую конструкторы назвали в честь известной глиняной игрушки, раскрасив свое изделие в яркие цвета. А летал он один именно потому, что перебраться через пульт управления с парашютом на плечах задачка не из простых. И не о ней следует думать пилоту во время испытаний самолета на прочность, ясно ведь как дважды два.
Да ладно, о чем рассуждать, когда главное дело уже сделано, остался последний штрих. Ангел-хранитель, надо полагать, как обычно, за спиной, и ни о чем плохом думать не хочется. Оно и не принято в подобных случаях, примета нехорошая.
Но вчера они с Петром на всякий случай все же отработали вынужденное покидание кабины обоими летчиками. На земле, естественно, отрабатывали. Так положено. Хотя гадать о том, когда такая нужда может возникнуть, очень бы не хотелось…
Алексей посигналил охране, показал свой пропуск, и ворота откатились в сторону. Машина Мазаева въехала на закрытую территорию Летно-испытательного института и аэродрома, откуда вскоре уйдет в небо ярко раскрашенная «Дымка».
Правда, погода сегодня пока не самая лучшая — вся округа затянута пеленой от горящих лесов и торфа, соседние ведь районы, но синоптики обещали к середине дня усиление западного ветра, ну а тогда видимость будет, как шутят бывалые пилоты, «мильён на мильён». Эх, такую бы денежку, да в карман! И огород тогда на новом участке копать не надо. Под картошку…
5
Ирине искренне понравились люди, с которыми судьба свела ее так неожиданно за веселым и гостеприимным столом. Нечасто в последнее время, а если по правде, то и в последние годы, случалось подобное. И тому были, естественно, серьезные причины.
Профессия Александра Борисовича накладывала довольно жесткий отпечаток на круг семейных знакомств. Это ведь только кажется, что широко известному, не станем скромничать, пусть в достаточно узких, специфических кругах, старшему следователю из Генеральной прокуратуры «все-всегда-повсюду» рады. Отнюдь, как говаривали персонажи старинных романов.
Оно конечно, уже сама профессия человека, способного раскрыть «невероятно жуткое и таинственное убийство», подозревает у ее носителя, обладателя острый ум, быструю реакцию, и не только в смысле обычной житейской находчивости, определенную волю, бесстрашие там… Что еще? Ах, ну, разумеется, и постоянный риск, и смертельная опасность со всех сторон!
Многими талантами и умениями наделил своего героя-сыщика создатель знаменитого Шерлока Холмса, заразив тем самым поколения юнцов, почему-то решивших, что именно их руками — и в прямом, и в переносном смысле — будет твориться вечная справедливость, иначе говоря, наказываться зло и получать «зеленую улицу» добро. А жизнь на поверку всегда гораздо жестче, чем представляется поначалу. Отсюда и разочарования, и определенный цинизм. И в конечном счете немало достойных борцов с преступностью почему-то переходит к ней на службу, к этой самой преступности. Там, говорят, платят больше.
Да что говорить-то! Толковый юрист на службе у того же олигарха раскатывает на «мерине» и с солидной охраной. И проживает он не в двухкомнатной квартире, а в собственном особняке в престижном каком-нибудь районе Подмосковья. Вот как эти господа, пригласившие Турецкого с супругой провести у них уик-енд.
Оно и понятно, потому что юрист, способный, что называется, отмазать своего хозяина в трудную минуту, умеющий дать вовремя нужный совет, как обойти закон, ценится гораздо больше, чем даже личный, преданный тебе охранник. Этих, последних, при острой нужде просто убирают, чтоб не путались под ногами, когда «серьезные дяди» стрелки забивают, и дело с концом. А толкового юриста выгоднее, да и правильнее, по сегодняшним понятиям, перекупить, переманить на свою сторону, соблазнить более широкими перспективами, валютными счетами в зарубежных банках и так далее. Много есть действенных способов. Уж Ирина-то знала о них. И не только из газет и бесконечных телевизионных сериалов. Ее и саму не раз похищали, чтоб Турецкий стал сговорчивей, и угрожали всячески, и даже десятилетняя Нинка едва не становилась разменной монетой в гнусной торговле бандитов с упертым «важняком». Все это уже известно, проходили.
Так вот, рассуждая о круге знакомых Александра Борисовича, Ирина могла бы, пожалуй, назвать не более десятка имен тех его надежных друзей-товарищей, у которых могла сама найти поддержку в трудную минуту. Главным-то образом ведь коллеги вокруг, а им душу не откроешь.
Но даже и этот круг практически не расширялся, а, напротив, медленно, но верно сужался. Кто сам ушел, кого Господь прибирал, по-всякому случалось. Шутили: все уже круг революционеров. А когда ты видишь в постоянной близости от себя одни и те же лица, слышишь примерно одни и те же речи, когда ты уже заранее все наперед знаешь, становится невыносимо скучно. А порой и тоскливо. И так же нестерпимо хочется хоть какой-то новизны, пусть даже сопряженной с долей риска. Не смертельного, разумеется, но такого, чтоб хорошенько взбодрило, чтоб кровь заиграла, чтоб краски засияли! Адреналинчику не хватает, другими словами. Женщина ведь ты, в конце-то концов! И очень даже симпатичная, нечего скрывать правды! И внимание на тебя обращают постоянно. В то время как ты с подобным же постоянством обязана помнить, что являешься женой «важняка», что любой посторонний интерес к тебе может быть продиктован исключительно необходимостью «захомутать» твоего несговорчивого супруга и что повсюду тебя подстерегают ух ты какие опасности! Ну а шаг вправо или шаг влево — это уже, считай, побег из-под стражи, который, как известно, пресекается пулей. Шутка!
Вот поэтому выезд на лоно мог бы стать для Ирины в какой-то мере действительно праздником. Это ж только подумать! Ни одной знакомой, надоевшей физиономии рядом! Никаких «прокурорских» речей! А только милые и заботливые хозяева, счет которым Ирина уже потеряла.
Она поняла, что все живущие в этом поселке, обнесенном почти кремлевской кирпичной стеной, занимаются общим бизнесом, в существо которого вдаваться интереса не было, но совершенно явно связан он с огромными деньгами. Турецкий и сказал ей — с прямотой римлянина: «Банкиры, чего ж ты, собственно, от этой публики хочешь?» Без видимой зависти, но с изрядной долей пренебрежения. Что для него вообще характерно. Установка такая у него в мозгах. Достойны дружеского внимания подобные ему, а все остальные — потенциальные его клиенты.
А чего, спрашивается, ей от них хотеть? Разве что искреннего уважения, а не завуалированного подхалимажа? Не так уж и много, если по правде…
Пока сюда ехали, он таким же непрозрачным образом намекнул, что по вышеозначенной причине и откровенно удивляться чему-либо необычному тоже не стоит, и восторга своего телячьего желательно не обнаруживать, и лучше делать вид, что все это тебе, в общем-то, привычно.
1 2 3 4 5 6
Он считал себя везучим человеком.
Но само везение, если его брать как факт, основанный на реальных, то есть достаточно жестких, условиях работы, было для него результатом целого комплекса, скажем так, умений.
Случалось, Алексея с пристрастием допрашивали журналисты о такой тайной способности его характера, как интуиция. Иначе говоря, об умении предвидеть и, соответственно, что-то там всегда заранее предотвращать. И почему-то всякий раз, вольно или невольно, их вопросы словно бы изначально подразумевали в подтексте ответа расхожую формулировку, высказанную, кажется, еще яростным врагом советской власти, господином Черчиллем: мол, они (большевики) нарочно создают себе трудности, чтобы потом с успехом их преодолевать. Так ли дословно это было сказано или не совсем так, но… главное, что в этом смысле.
Алексей предпочитал в таких случаях ссылаться на Суворова. Известно ведь, как однажды Александра Васильевича крепко, говоря современным языком, достали по поводу его фатального, прямо-таки неправдоподобного «везения». Вот и воскликнул генералиссимус в сердцах: «Везение, везение! Но когда-то ж должно быть и умение!»
Примерно так же рассуждал и Алексей. Хотя ему, конечно, все-таки и везло. Но тут, как ты ни рассуждай, а что-то, наверное, проистекает и от Бога. Хотя и на этот случай тоже есть добрая российская присказка: «Бог-то он Бог, да сам не будь плох!»
Особенно памятен эпизод, который едва не закончился трагически. Едва! И тогда досужие на выдумку журналисты сочинили, что он, Алексей Мазаев, успел в самый последний миг выскочить из-под крышки гроба. Красиво, конечно, сказано, даже впечатляет в известном смысле. Но все это чепуха на постном масле. Ну да, ситуация действительно сложилась критическая. И что? Шанс-то ведь оставался! Он, кстати, всегда имеется, пусть один из тысячи… из миллиона! И поскольку он все же есть, профессионал им не просто должен, но обязан воспользоваться. Тем более пилот экстра-класса, для которого критические ситуации — всего лишь привычные условия его повседневной работы.
Вот легендарный Сергей Николаевич Анохин однажды рассказывал…
А его ведь называли «человеком-птицей», и без всякого преувеличения, потому что он летал в буквальном смысле на всем, что только может подниматься в воздух. И рассказывал он, конечно, не Алексею — к тому времени, как юный Лешка Мазаев лишь помышлял о своей будущей героической профессии летчика-испытателя, великого Анохина друзья-товарищи, чьи имена тоже стали легендарными в кругах, связанных с авиацией, провожали на заслуженную пенсию. Так вот им, своим коллегам, и рассказывал Сергей Николаевич. Алексей же услышал о той старой истории уже от своего наставника Сан Саныча, который учился у Анохина, летал вместе с ним, прекрасно его знал, ну и все такое прочее…
Словом, вышло так, что во время очередного испытания самолет Анохина попал во флаттер.
Даже бывалые летчики внутренне содрогаются при одном только упоминании об этой внезапно нарастающей вибрации, способной вмиг разрушить потерявший управление самолет. То есть в самом прямом смысле разорвать его на куски. Еще в недавнем прошлом флаттер означал, по сути, смерть машины, а если летчик не успевал среагировать, терялся, то и его тоже. В наши дни теория этого грозного явления достаточно разработана, и расчеты авиаконструкторов практически точно указывают на верхние границы скоростей, переходить через которые летчик не должен. Но в те, уже кажущиеся давними, шестидесятые годы превалировал все еще трагический опыт испытателей…
Машину Анохина трясло так, что приборы выпадали из своих гнезд, искря разрывами проводов. Взрыв, подобный тому, как если бы в самолет попал пушечный снаряд, мог произойти в любую секунду. Но Анохин успел сообщить на землю о происшествии, получил команду оставить гибнущую машину и… теперь пытался выполнить ее. Однако плексигласовый фонарь кабины заклинило от сумасшедшей вибрации. Смертельная ловушка, другими словами…
Позже состоялся примечательный диалог.
— Но ведь как-то тебе удалось все-таки выбраться? — допытывались товарищи.
— А я сел и подумал.
— А что, разве еще оставалось время?!
— Целых три секунды. Вполне, чтобы принять решение…
Анохину удалось тогда с помощью совершенно уже невероятных усилий сдвинуть фонарь пилотской кабины и, не пользуясь катапультой, которая могла бы его в тот момент попросту расплющить, размазать по прозрачной «крыше», выбраться наружу и перевалить через борт. Встречный воздушный поток довершил путь к спасению.
Ну, правда, там случилась еще одна непредвиденная и неприятная штука: парашют зацепился, и надо было каким-то образом освободить его. Удалось…
Три секунды… Сел, подумал… Фантастика! Если бы все это не было истинной правдой…
Испытание самолета на прочность по правилам относится к высшей категории сложности. Тут уж без преувеличения. И Анохину, и его товарищам приходилось иной раз даже специально разваливать машины, чтобы точно определить те самые, смертельно опасные границы, через которые впоследствии не должны будут переступать уже серийные, а не экспериментальные самолеты. И всякий раз не обходилось без крайнего риска, потому что лишь за чертой дозволенного можно распознать признаки грозных катастроф.
И тот же Анохин, и Сан Саныч, сознательно вгонявший самолеты в штопор, чтобы проверить их на устойчивость и управляемость, а вот теперь уже и Алексей Мазаев, выполняющий уникальные эксперименты на максимальных высотах, при сверхнизких температурах, в условиях полярной ночи, над океанами и антарктическими просторами, — все они делали и продолжают делать одну и ту же работу, про которую лихо и самозабвенно распевает маленький Лешка, — «учат самаёты итать…». Вот и пацаненок к взрослой жизни готовится!..
А что касается истории с «крышкой гроба»…
Ну, было дело, Алексей с напарником демонстрировали на истребителях пятого, можно сказать, поколения фигуры высшего пилотажа. Показательные выступления. И случилось абсолютно непредвиденное: напарник на сложном вираже рубанул крылом по борту самолета Алексея. Слава Богу, что все произошло в пилотажной зоне, а не над головами сотен зрителей, уставившихся в небо. Обе машины вспыхнули факелами, но та, которую пилотировал Алексей, стала разваливаться первой. Для спасения уже практически не было времени, но Алексей и тут успел. Виски, правда, «морозцем» прихватило, он это уже утром заметил, когда брился перед зеркалом в ванной. Пошутил потом, сказал, что вышло так, будто сумел выпрыгнуть из «Жигулей» точно в момент лобового столкновения с препятствием. Причем на приличной скорости. Для наглядности объяснил.
Да он-то что, ладно! А Люся восхитила. Истинно жена пилота! Оказалось, что всю ту карусель показали по телевидению, причем в деталях, вплоть до падения на землю обломков самолетов. Профессионалы смогли понять и оценить действия летчиков, а зрители-то… Так вот Люся, едва услышав, что снова все обошлось, первым делом кинулась успокаивать жену Алексеева напарника, тоже благополучно приземлившегося на парашюте. Но у того все же было немного больше времени, в секундном, разумеется, отсчете. Вот в чем и заключалось главное чудо, на которое способны лишь верные жены летчиков-испытателей…
Сегодняшнее испытание на прочность, по существу, являлось последним. Если говорить о серьезных проверках. «Дымка» была машиной экспериментальной, гражданской, рассчитанной на короткие перевозки небольших грузов или нескольких пассажиров. Военному летчику-испытателю, каковым являлся Алексей Мазаев, здесь по идее и делать-то особо нечего. В принципе все уже примерно известно, вполне мог бы справиться и один Петя Щетинкин, вместе с которым «гоняли» машину. Кстати, не от хорошей жизни. Сейчас бы новейшие истребители поднимать на крыло, да где они? Деньги на них где? Вот и строят фирмы с всемирно известными именами всяческие «дымки», «палехи», «гжелки»… Конверсией занимаются. Потому и приходится перебиваться, что называется, с хлеба на воду… военным летчикам-испытателям. Хотя чего спорить, и такие самолетики тоже нужны, куда денешься…
Но проверка на прочность, как уже замечено, все равно относится к заданиям высшей категории сложности. И сегодня следовало поднять машину на две тысячи метров и разогнать ее до максимально допустимой приборной скорости. Если честно, то невелика сложность для испытателя-высотника! Неудобства — это другой разговор. К примеру, конструкторы экспериментального завода предусмотрели только одну дверь в кабине, слева. В случае непредвиденных, экстремальных обстоятельств покинуть самолет летчику, сидящему слева, труда, конечно, не составит, а вот для того, кто справа, это уже серьезная проблема. Но если вдуматься, то, в общем, тоже не из непреодолимых.
Ну и опять все к тому же вопросу! Что ж вы, братцы, лепите-то? Почему никак нельзя обойтись без пресловутой «проблемы»! Когда ж надоест только и делать, что без конца заставлять летчиков что-то обязательно преодолевать? Привычка у нас, что ли, такая идиотская?..
Или вот еще. Начальству, известно, всегда виднее. Где б оно ни находилось. Но ведь принято же на испытания с учетом серьезного риска выпускать сокращенный экипаж. Будь на то воля Алексея, он и полетел бы сегодня один. Или пусть летит Петя, какая разница? Так ведь оно и было, между прочим, когда Алексей сваливал в штопор эту самую «Дымку», которую конструкторы назвали в честь известной глиняной игрушки, раскрасив свое изделие в яркие цвета. А летал он один именно потому, что перебраться через пульт управления с парашютом на плечах задачка не из простых. И не о ней следует думать пилоту во время испытаний самолета на прочность, ясно ведь как дважды два.
Да ладно, о чем рассуждать, когда главное дело уже сделано, остался последний штрих. Ангел-хранитель, надо полагать, как обычно, за спиной, и ни о чем плохом думать не хочется. Оно и не принято в подобных случаях, примета нехорошая.
Но вчера они с Петром на всякий случай все же отработали вынужденное покидание кабины обоими летчиками. На земле, естественно, отрабатывали. Так положено. Хотя гадать о том, когда такая нужда может возникнуть, очень бы не хотелось…
Алексей посигналил охране, показал свой пропуск, и ворота откатились в сторону. Машина Мазаева въехала на закрытую территорию Летно-испытательного института и аэродрома, откуда вскоре уйдет в небо ярко раскрашенная «Дымка».
Правда, погода сегодня пока не самая лучшая — вся округа затянута пеленой от горящих лесов и торфа, соседние ведь районы, но синоптики обещали к середине дня усиление западного ветра, ну а тогда видимость будет, как шутят бывалые пилоты, «мильён на мильён». Эх, такую бы денежку, да в карман! И огород тогда на новом участке копать не надо. Под картошку…
5
Ирине искренне понравились люди, с которыми судьба свела ее так неожиданно за веселым и гостеприимным столом. Нечасто в последнее время, а если по правде, то и в последние годы, случалось подобное. И тому были, естественно, серьезные причины.
Профессия Александра Борисовича накладывала довольно жесткий отпечаток на круг семейных знакомств. Это ведь только кажется, что широко известному, не станем скромничать, пусть в достаточно узких, специфических кругах, старшему следователю из Генеральной прокуратуры «все-всегда-повсюду» рады. Отнюдь, как говаривали персонажи старинных романов.
Оно конечно, уже сама профессия человека, способного раскрыть «невероятно жуткое и таинственное убийство», подозревает у ее носителя, обладателя острый ум, быструю реакцию, и не только в смысле обычной житейской находчивости, определенную волю, бесстрашие там… Что еще? Ах, ну, разумеется, и постоянный риск, и смертельная опасность со всех сторон!
Многими талантами и умениями наделил своего героя-сыщика создатель знаменитого Шерлока Холмса, заразив тем самым поколения юнцов, почему-то решивших, что именно их руками — и в прямом, и в переносном смысле — будет твориться вечная справедливость, иначе говоря, наказываться зло и получать «зеленую улицу» добро. А жизнь на поверку всегда гораздо жестче, чем представляется поначалу. Отсюда и разочарования, и определенный цинизм. И в конечном счете немало достойных борцов с преступностью почему-то переходит к ней на службу, к этой самой преступности. Там, говорят, платят больше.
Да что говорить-то! Толковый юрист на службе у того же олигарха раскатывает на «мерине» и с солидной охраной. И проживает он не в двухкомнатной квартире, а в собственном особняке в престижном каком-нибудь районе Подмосковья. Вот как эти господа, пригласившие Турецкого с супругой провести у них уик-енд.
Оно и понятно, потому что юрист, способный, что называется, отмазать своего хозяина в трудную минуту, умеющий дать вовремя нужный совет, как обойти закон, ценится гораздо больше, чем даже личный, преданный тебе охранник. Этих, последних, при острой нужде просто убирают, чтоб не путались под ногами, когда «серьезные дяди» стрелки забивают, и дело с концом. А толкового юриста выгоднее, да и правильнее, по сегодняшним понятиям, перекупить, переманить на свою сторону, соблазнить более широкими перспективами, валютными счетами в зарубежных банках и так далее. Много есть действенных способов. Уж Ирина-то знала о них. И не только из газет и бесконечных телевизионных сериалов. Ее и саму не раз похищали, чтоб Турецкий стал сговорчивей, и угрожали всячески, и даже десятилетняя Нинка едва не становилась разменной монетой в гнусной торговле бандитов с упертым «важняком». Все это уже известно, проходили.
Так вот, рассуждая о круге знакомых Александра Борисовича, Ирина могла бы, пожалуй, назвать не более десятка имен тех его надежных друзей-товарищей, у которых могла сама найти поддержку в трудную минуту. Главным-то образом ведь коллеги вокруг, а им душу не откроешь.
Но даже и этот круг практически не расширялся, а, напротив, медленно, но верно сужался. Кто сам ушел, кого Господь прибирал, по-всякому случалось. Шутили: все уже круг революционеров. А когда ты видишь в постоянной близости от себя одни и те же лица, слышишь примерно одни и те же речи, когда ты уже заранее все наперед знаешь, становится невыносимо скучно. А порой и тоскливо. И так же нестерпимо хочется хоть какой-то новизны, пусть даже сопряженной с долей риска. Не смертельного, разумеется, но такого, чтоб хорошенько взбодрило, чтоб кровь заиграла, чтоб краски засияли! Адреналинчику не хватает, другими словами. Женщина ведь ты, в конце-то концов! И очень даже симпатичная, нечего скрывать правды! И внимание на тебя обращают постоянно. В то время как ты с подобным же постоянством обязана помнить, что являешься женой «важняка», что любой посторонний интерес к тебе может быть продиктован исключительно необходимостью «захомутать» твоего несговорчивого супруга и что повсюду тебя подстерегают ух ты какие опасности! Ну а шаг вправо или шаг влево — это уже, считай, побег из-под стражи, который, как известно, пресекается пулей. Шутка!
Вот поэтому выезд на лоно мог бы стать для Ирины в какой-то мере действительно праздником. Это ж только подумать! Ни одной знакомой, надоевшей физиономии рядом! Никаких «прокурорских» речей! А только милые и заботливые хозяева, счет которым Ирина уже потеряла.
Она поняла, что все живущие в этом поселке, обнесенном почти кремлевской кирпичной стеной, занимаются общим бизнесом, в существо которого вдаваться интереса не было, но совершенно явно связан он с огромными деньгами. Турецкий и сказал ей — с прямотой римлянина: «Банкиры, чего ж ты, собственно, от этой публики хочешь?» Без видимой зависти, но с изрядной долей пренебрежения. Что для него вообще характерно. Установка такая у него в мозгах. Достойны дружеского внимания подобные ему, а все остальные — потенциальные его клиенты.
А чего, спрашивается, ей от них хотеть? Разве что искреннего уважения, а не завуалированного подхалимажа? Не так уж и много, если по правде…
Пока сюда ехали, он таким же непрозрачным образом намекнул, что по вышеозначенной причине и откровенно удивляться чему-либо необычному тоже не стоит, и восторга своего телячьего желательно не обнаруживать, и лучше делать вид, что все это тебе, в общем-то, привычно.
1 2 3 4 5 6