Марш Турецкого -


«Заложник»: АСТ, Олимп; Москва; 2003
ISBN 5-7390-1203-1
Аннотация
Жители элитного поселка чуть было не стали жертвами авиационной катастрофы. Лишь чудом пилот экспериментального самолета сумел отвести падающую машину в сторону. Летчик погиб, спасая людей. Он совершил подвиг, но кое-кто считает иначе.
И тогда к расследованию причин катастрофы подключается «важняк» Александр Турецкий, для которого установление истины — не только профессиональная необходимость, но и дело чести.
Фридрих Незнанский
Заложник
1
…И поглядел он на дело рук и ума своего, и подтвердил, что все правильно, этим и должно было закончиться…
Ну-ну, Александр Борисович, ты давай полегче, не зарывайся! Не Вездесущий, однако! Это ведь только Моисею, не ведавшему имени отца своего, разрешили — свыше! — сообщить миру: «И увидел Бог, что это хорошо… И стало так».
А ты куда? Вполне достаточно спокойной и взвешенной констатации факта: долгая и напряженная работа объединенной следственной группы завершена, злой супротивник пал, утеряв honor (то есть, как толкует словарь иностранных слов, преувеличенное чувство собственного достоинства, высокомерие, заносчивость, спесь) и схлопотав себе при этом вполне приличный срок. Нечасто подобные расследования заканчиваются таким вот образом. Обычно в самый последний момент начинают скрипеть пресловутые «тормоза», включаются мобильные телефоны, возникают буквально из ниоткуда проблемы государственной целесообразности, после чего вся твоя доказательная база не стоит и выеденного яйца.
С этими возвышенными и одновременно обидно-горькими мыслями руководитель группы, старший следователь Управления по расследованию особо важных дел Генеральной прокуратуры, государственный советник юстиции третьего класса А. Б. Турецкий и покинул здание Верховного суда на Поварской с безвольно поникшим от дневной жары триколором Российской Федерации.
Оглянулся, посмотрел в сторону неба над фронтоном и поморщился: громоздко, но не впечатляет. Вот в Штатах, где приходилось по долгу службы бывать неоднократно, там впечатляет. Там уж действительно Дворец правосудия, иначе и не скажешь, с куполом и величественной лестницей. А здесь, дома, почему-то постоянный ремонт, обшарпанные строительные леса, серость и вообще полный мрак. Словом, не Рио-де-Жанейро, как выражался великий Остап. Подумалось: а ведь все верно, какой дворец, такое в нем и правосудие. Хотя на этот раз жаловаться вроде бы и грех. Ну-ну…
Вдоль фасада выстроился бесконечный ряд «мерседесов», БМВ, «вольво», «тойот» с теми же триколорами на номерных знаках. Такие же «крутые» машины теснились и у противоположного тротуара. Новенькая «Лада-десятка» Турецкого, нахально втиснувшаяся между оборзевшими от собственной значительности японскими джипами, все равно выглядела жалкой сиротиночкой среди богатых родственников.
— Саша, не гони лошадей! Дай хоть руку пожать! Рад тебя видеть! — услышал он вдруг справа от себя и повернулся на голос, ибо до этого смотрел влево, на движущийся плотным потоком транспорт, чтоб успеть перебежать через улицу между машинами. — Ну, привет, старик! Ты чего, не узнаешь, что ли? Забурел совсем? Обрати внимание на мое существование! — И мелкий, ненатурально радостный смешок.
Последняя фраза была определенно из прошлого, из какого-то популярного в шестидесятых годах фильма.
Да узнал его, конечно, Турецкий. Толстый, но достаточно подвижный, с выбритой до бильярдного блеска лысиной, в элегантном «прикиде» и с крупным, игриво выставленным напоказ, сверкающим перстнем на левом мизинце, ей-богу, карата на три, не меньше, к Турецкому бодро держал путь не кто иной, как Игоряша. Хотя по нынешним временам его правильнее было бы называть исключительно глубокоуважаемым господином Залесским Игорем Валентиновичем, банкиром и, естественно, олигархом, ничуть не меньше, иначе уважать себя не будешь! Вон ведь какие у тебя, оказывается, знакомые, Турецкий! А ты, получается, как бы нос воротишь? Как бы — любимое уточнение высоко причастных. Как бы думаю, как бы уважаю тебя, как бы помогу, если что…
А ведь его, этого Игоряшу Залесского, между прочим, держал в памяти Александр Борисович, раскручивая дело об уводе банковских миллиардов в офшоры. Но не в качестве подозреваемого там или свидетеля, а исключительно как одного из теневых конкурентов господина Новоселова, окончательно только что растерявшего ту самую «словарную» спесь в зале судебных заседаний. И уже безо всяких «как бы».
— Привет, привет, Игоряша, — добродушно откликнулся Турецкий. Ну что ж, раз тебе хочется по-простому, пусть так и будет. Мы тоже не прочь на «ты». — Если собираешься сказать мне… как бы спасибо, то совершенно зря! Видит Бог… Слушай, старина, я чего-то не секу, а разве ты имеешь отношение к тому делу? — Турецкий качнул головой в сторону здания суда. — Тогда почему ж я тебя в зале не видел?
— А я к Новоселову не причастен! — радостно вскинул руки Игоряша. — Ты про что, старик? Не, ну верно, помощи ты с моей стороны никакой не видел. Но ведь, прикинь, и помех тоже! Не так?
— А что, была возможность?
— Да никогда в жизни, старик! Это исключительно твоя собственная победа! Поэтому и прими мои как бы самые, так сказать, искренние…
— В последнем не сомневаюсь… — ухмыльнулся Турецкий.
Он увидел выбиравшихся из джипов «добрых молодцев» с непроницаемо-тупыми, характерными физиономиями и спросил:
— Слушай, а эти тебе зачем? Аудитория? Благодарные слушатели?
Игорь обернулся, хохотнул по поводу «аудитории» и небрежным взмахом ладони приказал охране убраться с глаз долой. Команда была исполнена вмиг. Игорь же укоризненно помотал головой и сказал, будто рассчитывая на сочувствие со стороны старого школьного товарища:
— Вот ведь, блин, заставь дураков Богу молиться!
Турецкий понимающе покивал, посочувствовал Игоряше, который вот прямо сейчас подойдет к нему и падет в объятия, изобразив радость от нечаянной встречи. Хотя, по идее, самое место ему находиться рядышком с тем же господином Новоселовым. В клетке, другими словами. За спиной у бригады адвокатов. Но сегодня там остался Новоселов, а вот Игоряша здесь. Однако даже если бы и был он в зале, то наверняка предпринял максимум усилий, чтобы казаться там невидимым. Незаметным и никому не известным. А теперь, когда было объявлено во всеуслышание, что руководство Верховного суда Российской Федерации оставило без удовлетворения просьбу господина Новоселова о принесении протеста в порядке надзора, Игоряша решил, конечно, что больше незачем скрывать своего былого знакомства со следователем… Может, он и прав. По-своему. Что еще случится? Ну, подаст этот ушлый Грозмани, руководитель адвокатской бригады, защищающей «Новоселова and company», апелляцию непосредственно Председателю Верховного суда, так это его неотъемлемое право. И даже обязанность! Иначе за что же ему сумасшедшие деньги платят? Но, полагал Александр Борисович, все это будет лишь очередной попыткой оттянуть время. Многолетний опыт подсказывал Турецкому, что вердикт суда окончательный, и отдыхать теперь господину Новоселову, согласно воистину бессмертному, а также судьбоносному выражению великого артиста Анатолия Папанова: «Тибе посодють, а ты не воруй!» Если не случится чего-нибудь непредсказуемого, вроде всеобщей амнистии.
Турецкий стоял и дружелюбно, насколько позволяла совесть, улыбался. Игорь приблизился, несколько запыхавшись.
«М-да, а здоровьишко-то у тебя, старина, явно оставляет желать лучшего. Перебор, Игоряша, перебор… Да оно и понятно: треволнения, партнеры, которые держат тебя в таких „дружеских“ объятиях, что впору дух испустить, а тут еще этот процесс, с легкой руки газетной братвы названный „Делом олигархов“. Когда ж о себе-то думать?..»
Получилось таким образом, что, предъявляя обвинения Новоселову, «нагревшему» родимое государство, которое его, засранца, вспоило и выкормило, на баснословные бабки, Александр Борисович, сам того не желая, объективно поспособствовал тому, чтобы теперь именно Игоряша занял опустевшую нишу. Вот ведь как получается иной раз в жизни! А во время длительного судебного процесса они — знакомые с детства, но ничуть не больше — так ведь и не встретились. Да и вообще, до сей поры, если память не изменяет, всего и были-то одна или две встречи, случайные и ни к чему не обязывающие. А как процесс завершился, гляди-ка, чуть ли не друзьями оказались! Действительно, блин…
Турецкий понимал подоплеку интереса к себе.
— А позволь поинтересоваться, зачем ты приехал? Ну, я — понятно, здесь моя работа. А тебе это все на фиг нужно?
— Да, в общем, если честно, на тебя хотел посмотреть.
— А если нечестно? — Турецкий продолжал улыбаться, и, видит Бог, никто не смог бы его заподозрить в какой-нибудь бяке, приготовленной неожиданному собеседнику.
— Да то же самое! Я весь этот процесс в записи слушал. Дома у себя.
— Разве транслировали по телевидению?
— А ты, старик, по-прежнему остряк! — словно бы обрадовался Игоряша. — И всегда, сколько помню, таким был! Насмешник! Молодец, что не растерял лучших юношеских качеств. Это в наших кругах нынче большая редкость… — И он даже засопел огорченно.
— Что именно? Затянувшееся детство?
— Хорошо с тобой, Сашка! — воскликнул Игоряша. — Ой, извини, старик! Я так… фривольно с господином генералом от юстиции… Не обижаешься? Исключительно по старой памяти…
— Да чего там, — отмахнулся Турецкий.
— А я все к тому, что сегодня прежде всего именно твоя победа, господин «важняк». Так ведь тебя кличут? И друзья и враги? Вот, собственно, поэтому и подъехал… А результат, он был предсказуемым. Еще только началось, а я все понял. Отлично сработано, Саша! Без балды! Я б тебе, вообще, памятник при жизни…
— Но ведь я уже сказал, что ни чуточки не сомневаюсь в твоих теплых чувствах к моей незначительной персоне, — насмешливо перебил его Турецкий. — Только зачем же, друг мой Игоряша, так громко? И при посторонних? Ведь бог весть о чем подумают.
— Извини, не придал значения. А ты прав, нет слов. Знаешь, о чем я хотел тебе сказать? — Он доверительно взял Турецкого за локоть. — Вот когда выступало обвинение, я, честное слово, ну прямо всем своим нутром услышал твой голос. Твои интонации, старик! Не поверишь?
— Ну почему же?
Лесть, какой бы она ни была, все равно приятна. Тем более Игорь сообразил уже, что его крики и восторги совсем не на пользу, и снизил тональность до громкого шепота:
— Ей-богу, не вру! Это незабываемо. Слушай, а почему, кстати, тебя самого вчера в зале не было? Неужели неинтересно?
— Угадал, Игоряша. У меня это ваше общее дело во где! — Турецкий ткнул себя большим пальцем в кадык.
— Но почему «наше»? — сделал удивленные глаза Игорь.
— А-а, ты не знаешь?.. — наивно протянул Турецкий. — То-то ж я смотрю…
Однако Игорь не был намерен обсуждать такой поворот темы. Он сдержанно кашлянул в пухлый свой кулачок и сказал решительно, будто о самом главном, что вынашивал в себе во время судебного процесса:
— Я готов, впрочем, тебя понять, потому что увидел гигантский объем работы, которую ты, как следователь, провернул. И потом, все выглядело абсолютно достоверно и доказательно, без этого… понимаешь? — Он покрутил поднятой ладонью. — Без шуры-муры. Могу как бы голову дать на отсечение!
— Ну, о честности обвинителя лучше всего судить по самому обвинению. — Турецкий озорно хмыкнул.
— Недурно сказано! — оценил Игорь. — Сам придумал?
— Нет, того, кто придумал, звали Плиний Цецилий Секунд, или Плиний-младший. — Заметив, что Игорь, как говорят, не врубился, Турецкий объяснил: — В отличие от дяди его, Плиния-старшего, знаменитого древнеримского историка. Сечешь? — Но взгляд Игоря указывал на обратное. — Ну, хоть об Иосифе Бродском слыхал? Нобелевский лауреат, недавно в Штатах помер, а вообще-то он наш, российский, питерский, его у нас за тунеядство еще судили… Есть у него такие стихи — «Письмо римскому другу». Про Плиния-старшего. Нет? Не помнишь?
— Тебе бы со Светкой моей… с дочкой… — он вздохнул. — От Татьяны… Ты ведь ее, кажется, знал? Ну, еще в институте мы с ней… Что «нет»? А мне казалось…Царствие ей небесное, да… И Светка вся в нее, характер — не дай бог! Вот она обожает такие приколы… А ты ж у нас всегда был мальчиком начитанным. Эти самые, как их? Парадоксы, опять же, да?
— Насчет «начитанности» — это, Игоряша, давно в прошлом. Когда у всех у нас была бездна свободного времени. И неутолимая жажда откровений. К сожалению, бездонные кладези, которые почему-то всегда казались таковыми, стремительно опустошаются.
— Ну и хрен с ними, на наш-то век как бы хватит, верно?
— Вот именно, как бы… — хмыкнул Турецкий.
— А ты сам, значит, пришел сюда как бы просто удостовериться в торжестве справедливости? — не понял сути ухмылки Залесский. — И все? И не больше? Не врешь?
— Отнюдь. И при чем тут справедливость? Просто зло, если называть предмет судебного разбирательства таким неюридическим термином, в какой-то мере наказано. Преступника уличили, схватили за руку. И точка. На том может все и закончиться. Иначе зачем же он тонны «бабок» своим адвокатам отстегивает? Это было бы несправедливо, с его точки зрения. Так что по поводу торжества справедливости ты, старина, загнул. От избытка эмоций. Заметь, ничто так не выделяет свет, как тени. Тоже, кстати, из Плиния-младшего.
— Ох, да по мне сейчас, что старый, что малый… Слушай, ну чего мы тут топчемся, как неродные, а? Давай отвалим куда-нибудь? Посидим, столько не виделись!
— Я за рулем.
— Ну, так что? Даже и не отметим? Да я тебе за руль любого посажу, вон их сколько!
— Я понимаю, о чем ты, — усмехнулся Турецкий. — Только давай как-нибудь в другой раз. Я ж наотрез-то не отказываю. Тем более старому школьному товарищу, которому невольно оказал некую, скажем так, услугу, верно?
— Ну, а я про что! Как бы не вижу причины не пересечься! Слушай, придумал! У тебя что с ближайшими выходными?
— Пока не знаю.
— Отлично! Тогда я забил стрелку! Приглашаю к себе в субботу. Вместе с супругой, с Ириной Генриховной, ее ведь так зовут?
— Ишь ты, все знаете! — восхитился Турецкий.
— А то! Мы как бы в курсе! Вот и я тебя со своими домашними познакомлю. С новой женой, с дочкой. Соседи у меня тоже… отличная компания. Хочешь, машину пришлю, как пожелаешь! И вообще бы лучше с ночевкой. Чтоб вечерком оттянуться как следует. А помещения у меня хватит! Да ты сам увидишь! И от Москвы недалеко, опять же и река под боком, купанье — такое удовольствие! Можно в бассейне, там морская вода. Тебе понравится, Саша.
— Давай не будем торопиться. Мой служебный ты наверняка знаешь, если хочешь, запиши еще и мобильный. Созвонимся.
— Диктуй!.. Я знаю, мы устроим «пати»!
— А это еще что?
— Ага! И ты, оказывается, не все у нас знаешь! Прием такой, ну, как бы в светском обществе. Вроде российского пикничка. Тебе понравится, поверь на слово. Держи пять! Привет супруге! Я позвоню! — Игорь радостно сунул ему пухлую, почти женскую ладонь и пошел к машине, уверенный, что все сделал правильно и, главное, очень своевременно.
«Гляди-ка, этак ты, Турецкий, и в светское общество наконец попадешь! А ребятки-то не просты, нет. Глазастые. Вон их сколько! Из каждого „мерина“, из каждого джипа пялятся. Неужто тебя всерьез пригласили в „крутую“ компанию, Турецкий, и ничего не просят при этом? Удивительно… Но так, к сожалению, не бывает, можешь не обольщаться, друг Саша…»
В обычные, то есть нормальные, человеческие отношения верить почему-то давно уже расхотелось. Всякий раз выходил не тот расклад. А впрочем, чем он рискует? Своей репутацией? Но ведь если судить по таким вот «неожиданным» встречам, она и не может быть приличной уже изначально. Или, как говорят эти деятели, как бы по определению…
2
Алексей-младший маршировал из комнаты в комнату и громко кричал — это у него называлось петь:
Мы учим итать самаёты!
Мы учим их стах пабездать!
Такая у нас я-бо-та:
Учить самаёты итать!
Летный высотный шлем на его голове катался по плечам из стороны в сторону, прозрачное забрало было откинуто — ну прямо космонавт из какого-нибудь давнего мультика. Алексей-старший наблюдал за сыном с умилительной усмешкой: смена подрастает, ничего не поделаешь…
— Папка! — вдруг вспомнил Лешка. — А ты зеезно обещай меня взять на витаёт! Када будет выходной!
— Обещал, обещал, — заторопилась Люся. — Но папка тебе обещал именно в выходной, а сегодня у него не выходной еще. Потерпи!
— Хочу! — стал заводиться младший.
— Саша, забери его! — приказала Люся старшему сыну. — Ну что вы, в самом деле! Не даете отцу спокойно заниматься работой! И мне все нервы истрепали!
Двенадцатилетний, невозмутимый Александр снисходительно пожал плечами, бесцеремонно ухватил младшего братца за шиворот и уволок в соседнюю комнату, в детскую.
1 2 3 4 5 6