– Послушайте, – миролюбивым тоном произнес он. – Давай разойдемся по-хорошему!
– Именем Митры и герцога Фредегара! Бросай оружие!
– Именем Крома! Что ж, ты сам попросил…
Почти без замаха, движением руки снизу варвар бросил нож. Он привез его из Афгулистана и поэтому мог не сомневаться в успехе. Умельцы в Гимелианских ущельях из поколения в поколение передают секрет изготовления таких ножей – разящих узких лезвий длиной в ладонь и с отличным балансом, помогающим в сотне случаев из ста поразить цель.
Селинас вздрогнул и отшатнулся с диким криком. Обеими руками он еще успел схватиться за нож, вонзившийся ему в грудь по рукоятку после мощного броска, но через несколько мгновений жизнь покинула капитана.
Ближний к Конану гвардеец невольно повернул голову в сторону. Столь скорая гибель его командира заставила зингарца содрогнуться от ужаса. Но через мгновение после броска ножа киммериец с виду как будто расслабленно сделал шаг вперед и внезапно бросился к гвардейцу. Не успели его товарищи сообразить, что произошло, как железные пальцы варвара сомкнулись на остром прыгающем кадыке зингарца, из сдавленного горла несчастного вырвалось натужное сипение. Тяжелая алебарда вывалилась бы из его пальцев на морской песок, но варвар ловко подхватил ее свободной рукой. Его пальцы сжались на горле в полную силу, и понадобился лишь короткий резкий рывок, чтобы еще одним противником у киммерийца стало меньше.
Но их оставалось еще слишком много, и плотное кольцо вокруг Конана начало неумолимо сжиматься. Сзади чернел только деревянный пирс, выдающийся далеко в море, там пока никто не обосновался, поэтому киммериец не беспокоился за спину. Зато с флангов и прямо перед собой он видел не меньше трех десятков гвардейцев.
Варвар не стал дожидаться, пока противники сомкнут кольцо. Стремительным движением он переместился к противоположному флангу. Оказавшийся перед ним гвардеец сделал выпад ла-мирой, но пронзил только воздух, и не успел он отшатнуться, как правая рука Конана стремительно взметнулась вверх и обрушила на голову противника полумесяц лезвия алебарды.
Киммериец получил бы удары с обеих сторон одновременно, если бы хоть на миг задержался на месте, но не успел еще череп зингарца раскро-иться на две части, как варвар низко согнулся и буквально протаранил набегавших сзади, так что волна нападавших наткнулась на тех, кто только что видел мощную фигуру Конана перед собой.
Совершив этот маневр, киммериец оказался за спинами атакующих. Не успел еще никто из них вздохнуть, как забарский кинжал легко отчленил головы двух зингарцев, и кровь, хлещущая из содрогающихся обезглавленных тел, темной лужей стала растекаться по песку.
Противники уже поняли, что имеют дело с настоящим воином, и их первоначальный легкомысленный настрой исчез начисто. Ожидая с вечера в засаде, гвардейцы, скорее всего, не представляли себе, кого встретят на безлюдном берегу, и не сомневались в исходе схватки. Их алебарды и ламиры впустую дырявили морской воздух, ни один удар еще даже не ранил предполагаемую жертву, а кровь их товарищей уже хлестала фонтаном и заливала небольшую площадку прибрежной полосы.
Отряд лишился командира, капитан лежал неподвижно, сраженный жалом узкого острого клинка, и без него гвардейцы беспорядочно топтались вокруг варвара, как отара овец, встретивших в ночи изголодавшегося волка.
Молнией обрушивалось на зингарев лезвие алебарды, зловеще свистел клинок забарского кинжала. Без устали Конан орудовал обеими руками, стремительно перемещаясь с места на место. Отчаянные крики умирающих смешивались со звоном оружия, тяжелые хрипы пораженных в самое сердце раздавались рядом со зловещим бульканьем крови, хлещущей из рассеченных шей.
Неожиданно мощный удар по голове ошеломил киммерийца. На мгновение в глазах у него потемнело, и он не сразу понял, что крепкий бочонок, пущенный чьей-то рукой, угодил ему прямо в затылок. Скорее всего, это произошло случайно, кто-то из гвардейцев от страха прижался к зубчатой стене наваленных бочек и метнул одну из них, желая защититься от грозного воина.
Варвар развернулся в ту сторону, и удар отбросил его назад, оглушив и едва не опрокинув на песок.
– Сеть!.. Сеть!.. Сеть!.. – доносились до него возбужденные голоса, словно издалека пробивающиеся до слуха.
Нанесенный удар затуманил разум Конана, но тело, поймав подсознательный импульс, метнулось вперед. Между ним и ближайшим гвардейцем оказалось пустое пространство, шагов пять. Взревев от ярости, киммериец покрыл его в один прыжок, и кинжал его должен был уже снести очередную голову, но внезапно что-то точно вцепилось в его ногу так, что он не смог оторвать ее от земли.
Длинная металлическая цепь с увесистым шаром на конце обвила ногу варвара и заставила остановиться на месте. Кто-то из зингарцев с силой пустил шар с цепью по низу, и, повинуясь силе инерции, звенья замотались в несколько слоев вокруг голени Конана.
– Кром! – прорычал киммериец, и его алебарда взмыла в воздух, чтобы обрушиться на оковы, неожиданно выросшие на ноге. Но мощный удар не перерубил крепкие звенья, лишь брызнул во все стороны сноп ярких искр, а гвардеец, державший цепь с другой стороны, рванул ее на себя, отчего варвар снова пошатнулся, однако смог удержать равновесие.
Дальнейшее произошло стремительно. Подвижность Конана оказалась ограничена, и внимание на несколько мгновений было отвлечено. Он не мог наклониться, чтобы распутать металлический узел, и был не в состоянии перемещаться так же легко, как раньше; внезапно раздался легкий свист, и на киммерийца обрушилась влажная сеть, опутав сотнями мелких тугих ячеек. Он невольно пригнулся, напряг все мышцы и попытался освободиться, взмахивая мощными руками, но в это время сокрушительный удар, обрушившийся сзади ему на голову, заставил его застыть на миг и зашататься. Удар чем-то тяжелым повторился еще раз. Руки варвара продолжали сжимать оружие, но все плыло перед его глазами. В третий раз точно тяжкий молот врезался в его затылок. Лицо Конана исказила мучительная гримаса, почва стала уходить из-под его ног, сознание заволокла тьма, и в один миг он удивительным образом перенесся в кузницу своего отца. Мощные руки отца сжимали огромный молот, точно такой же, какой несколько раз обрушился на его затылок, и отец безостановочно бил по длинной полосе раскаленного металла; раздувались мехи, звенела наковальня, а отец все бил и бил по мечу молотом, сбрызгивая порой клинок кровью черного петуха и соком киммерийской омелы, для того чтобы волшебный состав помог проявиться магическим рунам на острие грозного оружия…

* * *
Головная боль, умерившаяся было во время забытья, разыгралась снова, стоило киммерийцу открыть глаза. Он попытался поднести руки ко лбу, но не смог этого сделать. Тяжело брякнуло железо, и он заметил на запястьях оковы. Мощные браслеты стягивали руки варвара, а от браслетов в стороны устремлялись толстые черные цепи с продолговатыми, слегка изогнутыми звеньями.
Конан не мог бы сказать, сколько времени прошло с тех пор, как на морском берегу его несколько раз ударили сзади по голове. Сколько времени он провел в забытьи? Несколько мгновений? Тысячу лет? Один день?
Тяжелые кандалы все же позволили киммерийцу привстать на холодном каменном ложе и оглядеться вокруг. Видимо, его били после того, как он потерял сознание. Ушибленные места сразу дали о себе знать – стоило ему только повернуться, как в тело в разных местах словно впились раскаленные щипцы. Один глаз так заплыл, что варвар ничего им не видел.
Но другой глаз увидел низкий потолок над головой, два полыхающих факела на стенах и основательную металлическую дверь в десятке шагов от грубого ложа, на котором он очнулся. Однако в тесном каменном мешке, служившем ему темницей, Конан не смог обнаружить даже небольшого оконца.
Горло киммерийца пересохло от жажды. Даже губы, казалось, потрескались, и стоило ему лишь открыть рот и крикнуть:
«Воды!» – как в уголках рта выступили маленькие капельки крови.
Да и вместо крика из горла лишь вырвался сдавленный хрип, какое-то невнятное скрежетанье. Приступ кашля заставил могучую грудь варвара содрогнуться, но после этого он повторил попытку, и на этот раз голос, не раз покрывавший лязганье металлического оружия и дикие хрипы во время схваток, зычно прорезал абсолютную тишину:
– Есть тут кто-нибудь? Дайте воды! Воды, чтоб на вас упал темный взгляд Крома!
Конану пришлось крикнуть еще несколько раз, прежде чем глухо звякнул засов двери и на пороге показался толстый зингарец в черной тунике, за спиной которого виднелись два рослых молодых мужчины с алебардами, судя по всему, это были охранники и тюремщик. «Как должно быть, они боятся меня, – невольно отметил про себя варвар, – если сначала заковали в кандалы так, что нет никакой возможности даже встать, а потом еще и заходят в темницу целой компанией, да еще с оружием».
– Чего ты орешь, Ночной Губитель? – сурово спросил толстяк. – Зачем оскверняешь своими воплями чертоги герцога Фредегара?
– Во-первых, я тебе не Ночной Губитель, ослиное ты брюхо, – спокойно отозвался киммериец. – Во-вторых, принеси мне воды. Если ты этого не сделаешь, я накормлю тебя солью, свяжу и несколько дней не буду давать пить.
Губы тюремщика скривились в злобной улыбке, и он прошипел:
– С огромным удовольствием я напоил бы тебя расплавленным оловом. Принес бы целую кружку и влил всю ее целиком в твою поганую глотку! Но боги не дадут мне этого сделать. О, как я просил богов, чтобы они дали мне возможность собственноручно убить Ночного Губителя! Но, к моему сожалению, тебя казнит палач на площади. Не знаю еще, какую казнь тебе назначит герцог Фредегар, да освятит Всемогущий Митра его славное имя, но я обязательно приду посмотреть на твои мучения. Вся Херрида придет на площадь Мертвеца в тот день, когда тебя будут казнить.
После этого толстяк с достоинством развернулся, и дверь за ним с грохотом захлопнулась. Конан уже подумал, что ему так и не удастся утолить жажду, но снова стукнул засов, и один из вооруженных гвардейцев принес глиняный кувшин. Вода в нем оказалась теплой и затхлой, но варвар выпил ее с таким наслаждением, точно ощущал на губах аромат какого-нибудь старинного аквилонского вина. Потом другой охранник принес миску, на дне которой лежала большая лепешка, придавленная куском холодного мяса.
– На тебя хочет посмотреть герцог, да освятит Всемогущий Митра его славное имя! – почтительно понизив голос, пояснил зингарец. – Только поэтому ты имеешь право подкрепиться… Пока светлейший герцог не вынесет тебе приговора и тебя не потащат на казнь, тебя придется кормить.
После еды киммериец почувствовал, что силы начинают к нему возвращаться.
Он потребовал у стражников еще кувшин воды, и к тому времени, когда толстый тюремщик снова появился в камере и объявил, что сам герцог желает посмотреть на него, Конан уже окончательно пришел в себя.
Он довольно много слышал о владыке Херри-ды, но никогда еще не видел его. Из разговоров варвар знал, что герцог Фредегар всегда считался доблестным воином и грозным правителем.
Герцогу еще не было двадцати, когда много лет назад он во главе своей гвардии усмирил восстания в северном Междуречье, стер с лица земли несколько поместий баронов, вознамерившихся скинуть с трона владыки Херриды молодого наследника, – после этого он сразу заставил короля Зингары Фердруго провозгласить его правителем всей Херриды и Междуречья, большого плодородного района, раскинувшегося от берегов Громовой реки и Ширки до берегов Алиманы и Рабирийских гор.
Да и как бы мог король Фердруго, представитель царствующей зингарской династии Рамиро, не признать своего троюродного брата, к тому же собравшего под своим началом внушительную гвардию, поддерживаемую флотом в шестьдесят кораблей. Кордаву, столицу Зингары, постоянно сотрясали интриги – здесь то и дело вспыхивала борьба за обладание королевским троном, – и Фердруго не возражал против дружбы со своим могучим родственником.
Герцог Фредегар появился в темнице в сопровождении небольшой свиты. Он был настолько уверен в себе, что, в отличие от толстяка-тюремщика, не взял с собой даже охрану, во всем полагаясь, видимо, на короткий меч с богато украшенной рукоятью, висевший в роскошных ножнах на толстой золотой цепи, опоясывавшей его талию.
Стоило только герцогу переступить порог и сделать пару шагов, как за ним внесли резной деревянный трон. Властитель Херриды даже не обернулся назад, а величественно опустился на сиденье, положив могучие руки на подлокотники, и суровым взором впился в Конана.
С первого взгляда варвару стало понятно, что он видит перед собой опытного воина, проводящего много времени в походных шатрах, а не в прохладных залах роскошного дворца. Смуглое, иссеченное морщинами лицо правителя окаймляли густые и совершенно седые, белые, как горные снега Киммерии, волосы. Они были зачесаны назад, открывая высокий лоб, и падали на плечи роскошной непокорной гривой.
«Такая же грива, – невольно отметил про себя Конан, – должна со временем быть и у меня, – если удастся, конечно, дожить до таких почтенных лет и стать правителем какой-нибудь страны».
– Ты первый узник, к которому я сам пришел в темницу, – нарушил, наконец, молчание герцог. – Всех остальных приводят ко мне в тронный зал. Но я не мог допустить, чтобы кровавые стопы Ночного Губителя касались мраморных плит, которыми вымощены полы дворца. Боги покарали бы меня, если бы я позволил гнусному убийце топтать священные чертоги. Почему боги позволили тебе совершить столько злодейств? Почему они не покарали тебя после первого?
– Потому что я не убийца. Суровый Кром, бог моего народа, позволил мне стать воином, и я обнажаю оружие только в честном бою.
Седые пряди колыхнулись, когда герцог Фредегар кивнул головой и сказал:
– Действительно, твой облик напоминает настоящего воина, доблестного бойца, что ты и доказал на морском берегу, когда почти разметал отряд моих лучших гвардейцев. А там нет сельских ротозеев, только и способных, что лупить друг друга дубинками по праздникам. В моих отрядах отборные ратники, закаленные в боях с барахскими пиратами и аргосскими ратниками. Поэтому мне больно думать, что такой человек, как ты, убивал беззащитных по ночам и глумился над их сердцами. Что заставило тебя свернуть с пути воина? Почему злобный Сет смог завладеть твоим разумом и твоими руками творить зло? Ведь только Сет, Вечный Змей Ночи, мог получать удовольствие от таких злодейств. Ты приносил сердца несчастных ему в жертву? Рассказывай!
– Почтенный герцог, я все рассказал бы, если бы действительно я убивал по ночам, – вздохнул Конан. – Но клянусь именем Крома, клянусь небом моей родной Киммерии, я никого не убивал по ночам, и тут произошла какая-то ошибка…
Седовласый герцог не сводил с него тяжелого внимательного взгляда. Темные глаза, глядящие на варвара из-под густых белых бровей, сверлили его, но киммериец смог выдержать и ответить прямым спокойным взглядом.
– О, Митра Всемогущий… – тихо проговорил Фредегар, откинувшись на спинку своего трона. – Твои глаза подтверждают, что ты никого не убивал по ночам… я ничего не понимаю! Тубал, советник мой, напомни герцогу, почему мы можем считать этого человека кровавым преступником…
Низкорослый худощавый брюнет выступил из свиты, все это время неподвижно стоявшей в проеме открытых дверей темницы и в тюремном коридоре.
– Осмелюсь напомнить светлейшему герцогу Фредегару, да благословит Всемогущий Митра его имя, Ночной Губитель совершил не меньше десяти убийств в Херриде и в двух последних случаях оставил следы – огромные отпечатки ног с характерным рисунком на подошве, образуемым шляпками сапожных гвоздей. Эти следы были обнаружены на месте убийства жрицы Адальджизы из Храма Небесного Льва и на месте убийства торговца старинными рукописями и вещами по имени Унольф.
Советник Тубал произнес это ровным тихим голосом, поглядывая на лист, который он развернул и держал за края обеими руками.
– Покажи подошвы твоих сапог! – грозно проревел герцог. – Тубал, посмотри внимательно и скажи: следы ли это Ночного Губителя?
Киммерийцу ничего не оставалось делать, как поднять вверх ноги. В конце концов, всякое сопротивление сейчас было бы истолковано против него, и если уж этим людям захотелось рассмотреть его подошвы, они обязательно сделали бы это, даже если бы пришлось отрубить ему обе ноги до коленей вместе с сапогами.
– Да, осмелюсь доложить светлейшему герцогу Фредегару, да благословит Всемогущий Митра его имя, именно эти следы оставил Ночной Губитель, – сказал советник, приблизившись и тщательно изучив подошвы.
В камере несколько мгновений царило напряженное молчание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30