Он даже мог ее видеть – вполне вероятно, она была одной из тех, кто поселил в нем догадку, что Аксел трахает всех девушек с вечеринок в своей комнате.
Он напрягал память, изучал фотографии Адриенны того времени, смотрел, как она танцует, как держит в руках бокал, в надежде вспомнить, как выглядела она тогда в «Гриме», как спускалась с Акселом вниз. Но все напрасно.
Она едва была знакома с Акселом, лишь однажды накоротке встретив его в кафе накануне того вечера. О его репутации ходило много слухов. Спать с ним было очень забавно, в этом было что-то хулиганское. Вот так просто, в разгар вечеринки, залезть с кем-то в постель – совершеннейший идиотизм. Возможно, лишь затем, чтобы потом похвастаться перед подругами. Она всегда хохотала, когда вспоминала об этом. И каждый раз, когда Эгон начинал выяснять подробности, она продолжала смеяться.
– Но как все произошло?
– Он сказал: пойдем наверх.
– Вы танцевали?
– Нет.
– Разговаривали?
– Я танцевала с кем-то другим, а он прикоснулся к моему животу и сказал: пошли со мной. И многозначительно на меня посмотрел.
– Тот взгляд все и решил?
– И рука.
– Но ты пошла с ним, только чтобы потом похвастаться?
– Он мне понравился.
– Понравился?
– Шутка. Просто в этом было что-то ужасно странное и забавное. Я тогда еще гордилась своей смелостью. Он, кстати, ничего не умел. Классический ничтожный любовник.
– А если бы я тогда положил руку на твой живот?
– Я бы с тобой не пошла.
– Но со мной тоже могло бы получиться ужасно странно и забавно.
– Все равно бы не пошла.
– Почему? Что в нем такого, чего нет у меня?
– У тебя есть намного больше, чем у него. Например, прекрасная жена.
На протяжении четырнадцати лет они возвращались к этому разговору – в машине, за столом, в постели, на горнолыжных подъемниках, в самолетах и ресторанах. У Веры Ланакер, тогда в Ла-Роше, на черничном холме, он ничего такого не спрашивал, но мысли о связи Аксела и Адриенны его не оставляли. Адриенна почувствовала власть Аксела, она захотела сделать то, что он хотел, чтобы она сделала. Она должна была объяснить, почему подонок добился большего, чем добропорядочный человек.
Но она не знала.
– В нем было что-то увлекательное.
– Что-то увлекательное, чего нет у меня.
– Да, что-то увлекательное, чего нет у тебя. Но это не делает его более ценным, чем ты.
– Что-то похотливое.
– Именно это слово я искала.
– Ты не считаешь меня похотливым?
– Милый Эгон! Я хотела поделиться с тобой, потому что это абсолютно ничего для меня не значило. А теперь, черт возьми, я больше не желаю об этом говорить.
Но ровно потому, что это ничего не значило, это значило все. Он должен был платить любовью за то, что Аксел получил одним лишь жестом. Аксел знал Адриенну такой, какой Эгон никогда ее не узнает. Она находила это «забавным», но суть была в том, что зло победило добро!
* * *
У отца Адриенны водились деньги. Он владел сетью отелей в Голландии и Южной Испании. Для Адриенны и Эгона он купил дом в хорошем районе на юге Амстердама. Когда Адриенна закончила учебу на экономическом факультете, она пошла работать к отцу. Защитив диссертацию, Эгон получил несколько предложений из небольших университетов в Америке, но не воспользовался ими, поскольку Адриенна была привязана к Амстердаму. Два раза в неделю он вел семинары в университете и в ожидании места старшего преподавателя прошел курс повышения квалификации в области географии, после чего устроился на полставки в школу на окраине города.
Как-то утром Эгон прогуливался в перерыве между уроками. Вдруг кто-то сильно ударил его по плечу.
– Эй, профессор-доктор, – прозвучал знакомый голос, – как продвигаются дела в пещероведении?
Это был Аксел.
«Он спал с Адриенной», – подумал Эгон.
– Пойдем выпьем по чашке кофе, – сказал Аксел, – поболтаем.
Эгон попытался вспомнить, сколько они не виделись. Последний раз они общались во время их поездки в Бельгию – восемь или девять лет назад. С тех пор минула вечность. Мальчик из Ла-Роша исчез навсегда. Аксел пополнел, успокоился, что придавало ему еще более угрожающий вид, чем раньше. Хотя, возможно, такое впечатление складывалось потому, что его сопровождал великан по имени Бобби с устрашающей физиономией и светлыми волосами, стриженными «ежиком», явно находившийся в его подчинении.
Они зашли в кафе на тихой площади с цветочными клумбами и скамейками, где хозяева выгуливали своих собак. В кафе Эгон понял, что Аксел пригласил его на чашечку кофе не ради его персоны, а потому что назначил здесь встречу кому-то еще. За большим столом около окна с видом на площадь сидели, развалившись на стульях, пятеро или шестеро мужчин – загорелые, веселые, плотные, накачанные, в клетчатых рубашках и замшевых пиджаках. Мужики с элегантностью крупных тучных зверей.
Эгон пожал руку каждому, всякий раз представляясь как Эгон Вахтер, но они называли лишь свои имена: Кор, Пит, Франс – самые обычные имена. Все оживленно беседовали, но Эгон догадался, что они поджидали Аксела для какого-то разговора, который из-за Эгона вынуждены теперь отложить.
Лишь какое-то время спустя Эгон понял, кого они ему напоминали. В его памяти возник образ из далекого прошлого: две фигуры в «Гриме», всегда тихо стоявшие в стороне, Ян С, торговец людьми, и Фааз. Представители преступного мира. И он отметил, что Аксел прекрасно вписывается в их окружение. Он стал их «типом», а не просто самим по себе, как раньше.
Аксел рассказал, что познакомился с Эгоном во время каникул в лагере в Арденнах, когда им было по четырнадцать лет.
– Каникулы – мы уже забыли, что это такое, – сказал один из мужчин, и все засмеялись.
– Эгон – профессор геологии, – сказал Аксел.
– Еще нет, – сказал Эгон, – я лишь учитель географии.
– Не порти мой рассказ. – В голосе Аксела прозвучало легкое раздражение, и Эгон понял, что он действительно хотел всех шокировать его дурацкой профессией. – Я же хочу тобой похвастаться. Мой друг Эгон – ученый человек.
– Ну, не такой уж он умный, если общается с тобой, – заметил Пит или Кор. Снова смех. Даже не смех, а хихиканье, более низкое и тяжелое. «Я вовсе и не общаюсь с ним», – подумал Эгон.
– Он защитил докторскую, – продолжал Аксел.
– И что же, интересно, знает такой ученый человек, как ты, чего не знаем мы? – спросил кто-то.
– Мне многое известно о магматической интрузии в тектонических процессах, – ответил Эгон. Это прозвучало довольно враждебно.
– И ты можешь зарабатывать на этом деньги? – с искренним удивлением брякнул кто-то еще, снова вызвав всеобщий смех.
– Я пишу статьи в журналы, – сказал Эгон. – И получаю зарплату учителя. Удовлетворение получаешь не оттого… – Он вдруг почувствовал, что любое его объяснение будет искажено. – Восемьдесят тысяч, – сказал он.
– Восемьдесят, неплохо.
– В неделю, конечно? – спросил другой.
Снова этот густой самодовольный смех, который означал: болван.
Эгон осмотрелся. Кореша, подумал он. Это кореша. Интересно, что у них общего? О чем они будут говорить, когда он уйдет? Мысль о том, что он появился здесь из-за Аксела, его раздражала, и, чувствуя его покровительство, он спросил:
– А что вас, собственно, связывает друг с другом?
Смех, последовавший за этим вопросом, был поистине гомерическим, однако веселье – фальшивым. Аксел тоже смеялся, подолгу задерживая дыхание, – этот смех Эгон помнил еще по Ла-Рошу. Так смеялись бы короли над дикарем, совершившим преступление, за которое был повешен кто-то другой.
– Мы часто вместе тренируемся, – ответил один.
Когда все отсмеялись в очередной раз, Аксел переключил внимание на Эгона. Дела у него шли неплохо. После того единственного раза он больше не сидел в тюрьме. Однако было очевидно, что Аксел не намерен распространяться о себе. Он спросил у Эгона, как тот поживает, и Эгон рассказал ему о своих небольших шансах на получение профессорского места и об Адриенне. Никакой реакции на имя жены не последовало.
– А ты, что касается женщин, немножко успокоился? – спросил Эгон, ненавидя себя за то смущение, из-за которого так коряво сформулировал вопрос.
– Я каждый день успокаиваюсь с женщинами, – ответил Аксел.
Когда Эгон уже собирался уходить, Аксел взял его за рукав и посмотрел так, будто хотел поклясться в вечной дружбе.
– Послушай, – сказал он. – Если у тебя когда-нибудь возникнут проблемы, обращайся. Я всегда рад помочь своим друзьям.
Выйдя на улицу, Эгон уже не сомневался, что пил кофе с бандитами. Бобби, конечно же, телохранитель. Он заподозрил это сразу, едва переступив порог кафе, но сейчас был в этом уверен. Восемьдесят тысяч гульденов в неделю – это скорее всего не шутка, они действительно получают такие деньги. Четыре миллиона в год – что ж, неплохо. Он сидел там с миллионерами. У каждого, несомненно, при себе оружие. У Аксела тоже. Эгону вдруг стало грустно: подобное шоу – с пистолетами, телохранителями и миллионами – просто издевка над мирными обывателями, такими, как он. Но в то же время их ловкость и сила, необходимые для того, чтобы играть по правилам того мира, вызывали в нем уважение. Именно это и хотел продемонстрировать ему Аксел, остальные могли и подождать. И лишь сейчас Эгон понял, зачем был затеян весь этот поход в кафе: Аксел был в состоянии заставить всех ждать; больше того, он хотел не только приподнять завесу над тем миром, но и по-бравировать своим авторитетом.
Через три дня на первой полосе всех газет появилось сообщение о перестрелке на лодочном складе в Лоосдрехте, в результате которой один ее участник скончался на месте, а двое получили серьезные ранения. Один из пострадавших, «бывший член студенческой корпорации Аксел в. д. Г. (34), произвел, судя по всему, смертельные выстрелы». Другого звали Алберт С, а погибшего – Питье де Нейве. Скорее всего произошла разборка между торговцами наркотиками.
Значит, он действительно носил при себе пистолет, подумал Эгон. Мальчик, ходивший за черникой и напевавший песенку про горшочек с маслом. Интересно, встреча в кафе каким-то образом вписывалась в этот сценарий? И были ли Алберт и Питье среди всех тех коров и питов, которых он там видел? Возможно, он был последним, кто их тогда рассмешил.
Аксел лежал при смерти. Эгон надеялся, что он умрет, хотя бы только потому, что пули в теле – признак дурного вкуса.
Газеты пестрили сообщениями о бывшем студенте, сыне директора больницы в Хилверсуме, а ныне главаре наркотического мира, разъезжающего на «роллс-ройсе» и ворочающего миллионами. Аксела заманили в ловушку. Он знал об этом, но все же пошел. Без телохранителя. Все или ничего, мертвый или победитель. Его поступок выглядел мужественным, но именно эта мужественность внушала Эгону отвращение – он уже видел такое много лет назад, во время их первого знакомства. Жалкое зрелище – Аксел, добивающийся признания, играя собственной жизнью; Аксел, залезающий на строительные леса или отправляющийся на склад, где его поджидали вооруженные бандиты. Мужество Аксела было не чем иным, как глупостью, отсутствием самоуважения. Он превратился в карикатуру вкупе с его корами и питами, с его Бобби и красивыми женщинами, «роллс-ройсом», пулями в теле, с его борьбой за жизнь в надежно охраняемой больнице.
Двадцать лет Эгон преклонялся перед ним – теперь он знал, что ошибался. Он вышел из игры победителем. Аксел был прав: законы действительно ничего не значили и были вымыслом, оторванным от реальности. Но истинная сила – как раз в умении им следовать и, не нарушая их, создавать что-то ценное. Пока Аксел распространял по миру наркотическую чуму, менял женщин и повесил на себя убийство, Эгон обогащал мировую науку, тем самым совершая что-то полезное, вместе с Адриенной думая о покупке домика во Франции, о ребенке. Сбылось сказанное тогда в лагере Ла-Роша: Эгон стал геологом, а Аксел – неудачником. Аксел умрет или до конца дней угодит за решетку.
* * *
Аксел выжил, а спустя полгода после того, как он оправился от ранений, состоялся суд. Эгон был на суде. Среди присутствовавших оказалась масса старых знакомых: великан Бобби, два-три мужчины из кафе, Ренэ из «Грима», а на скамейке для прессы сидел Михил Полак, журналист, с которым он иногда беседовал в «Гриме», написавший в то время статью о торговле людьми.
Когда в зал привели Аксела, Эгон заметил, что тот хромает. Женщина в первом ряду встала, и они наспех обнялись. Стражи порядка, по-видимому, это позволяли. Аксел искал глазами знакомые лица и несколько раз дружески кивнул в сторону публики. Когда же увидел Эгона, от радости и удивления его лицо расплылось в улыбке.
По реакции зала Эгон понял, что противники Аксела и убитого Питье сформировали два отдельных блока, сидевших по разные стороны от прохода, и что он, сам того не подозревая, занял место среди сторонников Аксела. Без слов было ясно, что цепь, связавшая две группировки, прочнее, чем сама смерть, которая их сейчас разъединяла; они выступали против чистеньких, приодетых граждан за столом, чьи ничтожные правила были так же смехотворны в сравнении с их – настоящим – законом, как прогноз погоды в сравнении с самой погодой. Простодушие судьи, пришедшего в изумление оттого, что во время тренировки в спортзале необходимо иметь при себе пистолет, вызвало всеобщее злорадство.
Один за другим они давали ложные показания о партиях гашиша, о которых якобы и слыхом не слыхивали, о кораблях, собственниками которых не являлись, об оружии, случайно оказавшемся в карманах их брюк. Все они были продавцами, владельцами спортивных клубов и кафе, автослесарями. Среди них не было ни держателей борделей, ни телохранителей, ни торговцев наркотиками. Они были настолько пусты, что пули должны были проходить сквозь них навылет. Алберта Спралинкса, раненого друга Питье де Нейве, в их кругах называли Гребешком. У них у всех были эдакие уменьшительно-ласкательные прозвища, которые как бы еще больше оттеняли их зловещий облик. Интересно, сколько всего убийств они могли бы совершить сообща? Посреди этой всепоглощающей лжи Аксел чувствовал себя как рыба в воде, будто это было частью его работы – периодически появляться на судебных заседаниях и наблюдать за разыгрывающимся на его глазах спектаклем.
Все выглядело настолько рутинным, что Эгон ужаснулся, когда обвинитель вдруг потребовал от судьи девять лет тюрьмы.
Девять лет!
Аксел кивнул и был выведен из зала.
Эгон покидал здание суда в состоянии подавленности. Лишь спустя какое-то время он понял почему. Дело было в той женщине. Он ожидал увидеть полногрудую шлюху, всю в губной помаде, а вместо нее обнаружил благовоспитанную особу с приятными манерами, не слишком молодую, но весьма привлекательную. Она знала, в каком мире крутится Аксел, и, надо полагать, мирилась с этим. Когда-то Эгон отказался от экспедиции в Суринам и Бразилию, потому что не хотел на четыре месяца покидать Адриенну. Ей же придется ждать годы, пока Аксел выйдет из тюрьмы.
Профессорское место, на которое рассчитывал Эгон, досталось другому. Он был разочарован, но продолжал писать рецензии на книги в научные журналы, составил вместе с коллегой брошюру по геологии для средней школы, брал больше часов. И хотя предмет, который он преподавал, мало у кого вызывал интерес, он радовался, что школа, с тех пор как он устроился туда на работу, выпускала гораздо больше студентов геологии, чем раньше.
Уже много лет в нем зрел этот вопрос, и неоднократно он прокручивал в голове разговор, который за этим последует.
– Ты меня любишь? – спросил он.
– Да.
– Меня, Эгона Вахтера?
– Да.
– Тогда ты не захочешь, чтобы я это сделал. Потому что тогда я больше не буду Эгоном Вахтером. Эгон Вахтер – геолог, который еще в детстве почувствовал в себе эту страсть, оставшуюся с ним навсегда. Лишить его этой страсти невозможно, не превратив в того, кем он не является. Не важно, хороший ли он геолог и сделал ли он успешную карьеру. Он такой, какой есть. Тот, кто хочет любить Эгона Вахтера, должен это принять, даже если он простой учитель географии, который ставит оценки, не влияющие на аттестат, и даже если он внес лишь крупицу знаний в науку о Земле.
– Я подумаю об этом, – сказала Адриенна.
Наказание, назначенное Акселу, растаяло, как снег под лучами солнца. Его осудили на шесть лет, после апелляции хотели дать четыре, но в результате сошлись на трех, а спустя несколько месяцев освободили досрочно за хорошее поведение. Если вычесть время, проведенное в больнице, то убийство человека стоило ему в общей сложности меньше полутора лет.
Перестрелка превратила его в знаменитость. Не только благодаря его прошлому, но и потому что он слыл реформатором голландского преступного мира, возглавляя экстремистскую организацию, охватывающую более десяти стран, с оборотом в сотни миллионов долларов. Журналист Михил Полак приписывал ему целую серию убийств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Он напрягал память, изучал фотографии Адриенны того времени, смотрел, как она танцует, как держит в руках бокал, в надежде вспомнить, как выглядела она тогда в «Гриме», как спускалась с Акселом вниз. Но все напрасно.
Она едва была знакома с Акселом, лишь однажды накоротке встретив его в кафе накануне того вечера. О его репутации ходило много слухов. Спать с ним было очень забавно, в этом было что-то хулиганское. Вот так просто, в разгар вечеринки, залезть с кем-то в постель – совершеннейший идиотизм. Возможно, лишь затем, чтобы потом похвастаться перед подругами. Она всегда хохотала, когда вспоминала об этом. И каждый раз, когда Эгон начинал выяснять подробности, она продолжала смеяться.
– Но как все произошло?
– Он сказал: пойдем наверх.
– Вы танцевали?
– Нет.
– Разговаривали?
– Я танцевала с кем-то другим, а он прикоснулся к моему животу и сказал: пошли со мной. И многозначительно на меня посмотрел.
– Тот взгляд все и решил?
– И рука.
– Но ты пошла с ним, только чтобы потом похвастаться?
– Он мне понравился.
– Понравился?
– Шутка. Просто в этом было что-то ужасно странное и забавное. Я тогда еще гордилась своей смелостью. Он, кстати, ничего не умел. Классический ничтожный любовник.
– А если бы я тогда положил руку на твой живот?
– Я бы с тобой не пошла.
– Но со мной тоже могло бы получиться ужасно странно и забавно.
– Все равно бы не пошла.
– Почему? Что в нем такого, чего нет у меня?
– У тебя есть намного больше, чем у него. Например, прекрасная жена.
На протяжении четырнадцати лет они возвращались к этому разговору – в машине, за столом, в постели, на горнолыжных подъемниках, в самолетах и ресторанах. У Веры Ланакер, тогда в Ла-Роше, на черничном холме, он ничего такого не спрашивал, но мысли о связи Аксела и Адриенны его не оставляли. Адриенна почувствовала власть Аксела, она захотела сделать то, что он хотел, чтобы она сделала. Она должна была объяснить, почему подонок добился большего, чем добропорядочный человек.
Но она не знала.
– В нем было что-то увлекательное.
– Что-то увлекательное, чего нет у меня.
– Да, что-то увлекательное, чего нет у тебя. Но это не делает его более ценным, чем ты.
– Что-то похотливое.
– Именно это слово я искала.
– Ты не считаешь меня похотливым?
– Милый Эгон! Я хотела поделиться с тобой, потому что это абсолютно ничего для меня не значило. А теперь, черт возьми, я больше не желаю об этом говорить.
Но ровно потому, что это ничего не значило, это значило все. Он должен был платить любовью за то, что Аксел получил одним лишь жестом. Аксел знал Адриенну такой, какой Эгон никогда ее не узнает. Она находила это «забавным», но суть была в том, что зло победило добро!
* * *
У отца Адриенны водились деньги. Он владел сетью отелей в Голландии и Южной Испании. Для Адриенны и Эгона он купил дом в хорошем районе на юге Амстердама. Когда Адриенна закончила учебу на экономическом факультете, она пошла работать к отцу. Защитив диссертацию, Эгон получил несколько предложений из небольших университетов в Америке, но не воспользовался ими, поскольку Адриенна была привязана к Амстердаму. Два раза в неделю он вел семинары в университете и в ожидании места старшего преподавателя прошел курс повышения квалификации в области географии, после чего устроился на полставки в школу на окраине города.
Как-то утром Эгон прогуливался в перерыве между уроками. Вдруг кто-то сильно ударил его по плечу.
– Эй, профессор-доктор, – прозвучал знакомый голос, – как продвигаются дела в пещероведении?
Это был Аксел.
«Он спал с Адриенной», – подумал Эгон.
– Пойдем выпьем по чашке кофе, – сказал Аксел, – поболтаем.
Эгон попытался вспомнить, сколько они не виделись. Последний раз они общались во время их поездки в Бельгию – восемь или девять лет назад. С тех пор минула вечность. Мальчик из Ла-Роша исчез навсегда. Аксел пополнел, успокоился, что придавало ему еще более угрожающий вид, чем раньше. Хотя, возможно, такое впечатление складывалось потому, что его сопровождал великан по имени Бобби с устрашающей физиономией и светлыми волосами, стриженными «ежиком», явно находившийся в его подчинении.
Они зашли в кафе на тихой площади с цветочными клумбами и скамейками, где хозяева выгуливали своих собак. В кафе Эгон понял, что Аксел пригласил его на чашечку кофе не ради его персоны, а потому что назначил здесь встречу кому-то еще. За большим столом около окна с видом на площадь сидели, развалившись на стульях, пятеро или шестеро мужчин – загорелые, веселые, плотные, накачанные, в клетчатых рубашках и замшевых пиджаках. Мужики с элегантностью крупных тучных зверей.
Эгон пожал руку каждому, всякий раз представляясь как Эгон Вахтер, но они называли лишь свои имена: Кор, Пит, Франс – самые обычные имена. Все оживленно беседовали, но Эгон догадался, что они поджидали Аксела для какого-то разговора, который из-за Эгона вынуждены теперь отложить.
Лишь какое-то время спустя Эгон понял, кого они ему напоминали. В его памяти возник образ из далекого прошлого: две фигуры в «Гриме», всегда тихо стоявшие в стороне, Ян С, торговец людьми, и Фааз. Представители преступного мира. И он отметил, что Аксел прекрасно вписывается в их окружение. Он стал их «типом», а не просто самим по себе, как раньше.
Аксел рассказал, что познакомился с Эгоном во время каникул в лагере в Арденнах, когда им было по четырнадцать лет.
– Каникулы – мы уже забыли, что это такое, – сказал один из мужчин, и все засмеялись.
– Эгон – профессор геологии, – сказал Аксел.
– Еще нет, – сказал Эгон, – я лишь учитель географии.
– Не порти мой рассказ. – В голосе Аксела прозвучало легкое раздражение, и Эгон понял, что он действительно хотел всех шокировать его дурацкой профессией. – Я же хочу тобой похвастаться. Мой друг Эгон – ученый человек.
– Ну, не такой уж он умный, если общается с тобой, – заметил Пит или Кор. Снова смех. Даже не смех, а хихиканье, более низкое и тяжелое. «Я вовсе и не общаюсь с ним», – подумал Эгон.
– Он защитил докторскую, – продолжал Аксел.
– И что же, интересно, знает такой ученый человек, как ты, чего не знаем мы? – спросил кто-то.
– Мне многое известно о магматической интрузии в тектонических процессах, – ответил Эгон. Это прозвучало довольно враждебно.
– И ты можешь зарабатывать на этом деньги? – с искренним удивлением брякнул кто-то еще, снова вызвав всеобщий смех.
– Я пишу статьи в журналы, – сказал Эгон. – И получаю зарплату учителя. Удовлетворение получаешь не оттого… – Он вдруг почувствовал, что любое его объяснение будет искажено. – Восемьдесят тысяч, – сказал он.
– Восемьдесят, неплохо.
– В неделю, конечно? – спросил другой.
Снова этот густой самодовольный смех, который означал: болван.
Эгон осмотрелся. Кореша, подумал он. Это кореша. Интересно, что у них общего? О чем они будут говорить, когда он уйдет? Мысль о том, что он появился здесь из-за Аксела, его раздражала, и, чувствуя его покровительство, он спросил:
– А что вас, собственно, связывает друг с другом?
Смех, последовавший за этим вопросом, был поистине гомерическим, однако веселье – фальшивым. Аксел тоже смеялся, подолгу задерживая дыхание, – этот смех Эгон помнил еще по Ла-Рошу. Так смеялись бы короли над дикарем, совершившим преступление, за которое был повешен кто-то другой.
– Мы часто вместе тренируемся, – ответил один.
Когда все отсмеялись в очередной раз, Аксел переключил внимание на Эгона. Дела у него шли неплохо. После того единственного раза он больше не сидел в тюрьме. Однако было очевидно, что Аксел не намерен распространяться о себе. Он спросил у Эгона, как тот поживает, и Эгон рассказал ему о своих небольших шансах на получение профессорского места и об Адриенне. Никакой реакции на имя жены не последовало.
– А ты, что касается женщин, немножко успокоился? – спросил Эгон, ненавидя себя за то смущение, из-за которого так коряво сформулировал вопрос.
– Я каждый день успокаиваюсь с женщинами, – ответил Аксел.
Когда Эгон уже собирался уходить, Аксел взял его за рукав и посмотрел так, будто хотел поклясться в вечной дружбе.
– Послушай, – сказал он. – Если у тебя когда-нибудь возникнут проблемы, обращайся. Я всегда рад помочь своим друзьям.
Выйдя на улицу, Эгон уже не сомневался, что пил кофе с бандитами. Бобби, конечно же, телохранитель. Он заподозрил это сразу, едва переступив порог кафе, но сейчас был в этом уверен. Восемьдесят тысяч гульденов в неделю – это скорее всего не шутка, они действительно получают такие деньги. Четыре миллиона в год – что ж, неплохо. Он сидел там с миллионерами. У каждого, несомненно, при себе оружие. У Аксела тоже. Эгону вдруг стало грустно: подобное шоу – с пистолетами, телохранителями и миллионами – просто издевка над мирными обывателями, такими, как он. Но в то же время их ловкость и сила, необходимые для того, чтобы играть по правилам того мира, вызывали в нем уважение. Именно это и хотел продемонстрировать ему Аксел, остальные могли и подождать. И лишь сейчас Эгон понял, зачем был затеян весь этот поход в кафе: Аксел был в состоянии заставить всех ждать; больше того, он хотел не только приподнять завесу над тем миром, но и по-бравировать своим авторитетом.
Через три дня на первой полосе всех газет появилось сообщение о перестрелке на лодочном складе в Лоосдрехте, в результате которой один ее участник скончался на месте, а двое получили серьезные ранения. Один из пострадавших, «бывший член студенческой корпорации Аксел в. д. Г. (34), произвел, судя по всему, смертельные выстрелы». Другого звали Алберт С, а погибшего – Питье де Нейве. Скорее всего произошла разборка между торговцами наркотиками.
Значит, он действительно носил при себе пистолет, подумал Эгон. Мальчик, ходивший за черникой и напевавший песенку про горшочек с маслом. Интересно, встреча в кафе каким-то образом вписывалась в этот сценарий? И были ли Алберт и Питье среди всех тех коров и питов, которых он там видел? Возможно, он был последним, кто их тогда рассмешил.
Аксел лежал при смерти. Эгон надеялся, что он умрет, хотя бы только потому, что пули в теле – признак дурного вкуса.
Газеты пестрили сообщениями о бывшем студенте, сыне директора больницы в Хилверсуме, а ныне главаре наркотического мира, разъезжающего на «роллс-ройсе» и ворочающего миллионами. Аксела заманили в ловушку. Он знал об этом, но все же пошел. Без телохранителя. Все или ничего, мертвый или победитель. Его поступок выглядел мужественным, но именно эта мужественность внушала Эгону отвращение – он уже видел такое много лет назад, во время их первого знакомства. Жалкое зрелище – Аксел, добивающийся признания, играя собственной жизнью; Аксел, залезающий на строительные леса или отправляющийся на склад, где его поджидали вооруженные бандиты. Мужество Аксела было не чем иным, как глупостью, отсутствием самоуважения. Он превратился в карикатуру вкупе с его корами и питами, с его Бобби и красивыми женщинами, «роллс-ройсом», пулями в теле, с его борьбой за жизнь в надежно охраняемой больнице.
Двадцать лет Эгон преклонялся перед ним – теперь он знал, что ошибался. Он вышел из игры победителем. Аксел был прав: законы действительно ничего не значили и были вымыслом, оторванным от реальности. Но истинная сила – как раз в умении им следовать и, не нарушая их, создавать что-то ценное. Пока Аксел распространял по миру наркотическую чуму, менял женщин и повесил на себя убийство, Эгон обогащал мировую науку, тем самым совершая что-то полезное, вместе с Адриенной думая о покупке домика во Франции, о ребенке. Сбылось сказанное тогда в лагере Ла-Роша: Эгон стал геологом, а Аксел – неудачником. Аксел умрет или до конца дней угодит за решетку.
* * *
Аксел выжил, а спустя полгода после того, как он оправился от ранений, состоялся суд. Эгон был на суде. Среди присутствовавших оказалась масса старых знакомых: великан Бобби, два-три мужчины из кафе, Ренэ из «Грима», а на скамейке для прессы сидел Михил Полак, журналист, с которым он иногда беседовал в «Гриме», написавший в то время статью о торговле людьми.
Когда в зал привели Аксела, Эгон заметил, что тот хромает. Женщина в первом ряду встала, и они наспех обнялись. Стражи порядка, по-видимому, это позволяли. Аксел искал глазами знакомые лица и несколько раз дружески кивнул в сторону публики. Когда же увидел Эгона, от радости и удивления его лицо расплылось в улыбке.
По реакции зала Эгон понял, что противники Аксела и убитого Питье сформировали два отдельных блока, сидевших по разные стороны от прохода, и что он, сам того не подозревая, занял место среди сторонников Аксела. Без слов было ясно, что цепь, связавшая две группировки, прочнее, чем сама смерть, которая их сейчас разъединяла; они выступали против чистеньких, приодетых граждан за столом, чьи ничтожные правила были так же смехотворны в сравнении с их – настоящим – законом, как прогноз погоды в сравнении с самой погодой. Простодушие судьи, пришедшего в изумление оттого, что во время тренировки в спортзале необходимо иметь при себе пистолет, вызвало всеобщее злорадство.
Один за другим они давали ложные показания о партиях гашиша, о которых якобы и слыхом не слыхивали, о кораблях, собственниками которых не являлись, об оружии, случайно оказавшемся в карманах их брюк. Все они были продавцами, владельцами спортивных клубов и кафе, автослесарями. Среди них не было ни держателей борделей, ни телохранителей, ни торговцев наркотиками. Они были настолько пусты, что пули должны были проходить сквозь них навылет. Алберта Спралинкса, раненого друга Питье де Нейве, в их кругах называли Гребешком. У них у всех были эдакие уменьшительно-ласкательные прозвища, которые как бы еще больше оттеняли их зловещий облик. Интересно, сколько всего убийств они могли бы совершить сообща? Посреди этой всепоглощающей лжи Аксел чувствовал себя как рыба в воде, будто это было частью его работы – периодически появляться на судебных заседаниях и наблюдать за разыгрывающимся на его глазах спектаклем.
Все выглядело настолько рутинным, что Эгон ужаснулся, когда обвинитель вдруг потребовал от судьи девять лет тюрьмы.
Девять лет!
Аксел кивнул и был выведен из зала.
Эгон покидал здание суда в состоянии подавленности. Лишь спустя какое-то время он понял почему. Дело было в той женщине. Он ожидал увидеть полногрудую шлюху, всю в губной помаде, а вместо нее обнаружил благовоспитанную особу с приятными манерами, не слишком молодую, но весьма привлекательную. Она знала, в каком мире крутится Аксел, и, надо полагать, мирилась с этим. Когда-то Эгон отказался от экспедиции в Суринам и Бразилию, потому что не хотел на четыре месяца покидать Адриенну. Ей же придется ждать годы, пока Аксел выйдет из тюрьмы.
Профессорское место, на которое рассчитывал Эгон, досталось другому. Он был разочарован, но продолжал писать рецензии на книги в научные журналы, составил вместе с коллегой брошюру по геологии для средней школы, брал больше часов. И хотя предмет, который он преподавал, мало у кого вызывал интерес, он радовался, что школа, с тех пор как он устроился туда на работу, выпускала гораздо больше студентов геологии, чем раньше.
Уже много лет в нем зрел этот вопрос, и неоднократно он прокручивал в голове разговор, который за этим последует.
– Ты меня любишь? – спросил он.
– Да.
– Меня, Эгона Вахтера?
– Да.
– Тогда ты не захочешь, чтобы я это сделал. Потому что тогда я больше не буду Эгоном Вахтером. Эгон Вахтер – геолог, который еще в детстве почувствовал в себе эту страсть, оставшуюся с ним навсегда. Лишить его этой страсти невозможно, не превратив в того, кем он не является. Не важно, хороший ли он геолог и сделал ли он успешную карьеру. Он такой, какой есть. Тот, кто хочет любить Эгона Вахтера, должен это принять, даже если он простой учитель географии, который ставит оценки, не влияющие на аттестат, и даже если он внес лишь крупицу знаний в науку о Земле.
– Я подумаю об этом, – сказала Адриенна.
Наказание, назначенное Акселу, растаяло, как снег под лучами солнца. Его осудили на шесть лет, после апелляции хотели дать четыре, но в результате сошлись на трех, а спустя несколько месяцев освободили досрочно за хорошее поведение. Если вычесть время, проведенное в больнице, то убийство человека стоило ему в общей сложности меньше полутора лет.
Перестрелка превратила его в знаменитость. Не только благодаря его прошлому, но и потому что он слыл реформатором голландского преступного мира, возглавляя экстремистскую организацию, охватывающую более десяти стран, с оборотом в сотни миллионов долларов. Журналист Михил Полак приписывал ему целую серию убийств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15