Заберите его и поставьте на задворках… Да, да. До встречи…
Положив трубку, он прошествовал в спальню и, откатив в сторону широкую двуспальную кровать, отогнул ковер. Вынув из гнезд три узкие паркетные планки, он достал из-под них увесистый ком промасленных тряпок. Развернул.
Свет настенных бра упал на тусклую сталь пистолета системы Стэн и двух револьверов армейского образца и на обоймы с патронами.
На улице внизу магазинчики закрывались один за другим. Торговцы прятали банки с огурцами и консервированной рыбой и приводили в порядок опустевшие прилавки.
На Брюер-стрит было темно и пустынно; трое, притаившись у самых дверей, прислушались. Снег уже покрыл тонким слоем весь тротуар, и гангстеры с тревогой вглядывались в путаные цепочки собственных следов, которые, казалось, нарочно указывали, где они спрятались.
Наконец, удостоверившись, что вокруг никого, Солли Экермен вынул из сумки миниатюрную дрель на батареях, ввинтил а нее длинное сверло с карбидным наконечником и начал высверливать дырку рядом со скважиной главного дверного замка. Над его головой красовались крупные чеканные, слегка припорошенные снежком буквы: «А.Боннингтон. Ювелирные изделия».
Яростное завывание дрели в тишине безлюдной улицы казалось до безумия громким. Но вот Солли остановил дрель и засунул в просверленное отверстие длинный нарезной прут. На конце его была закреплена массивная поперечина, и, как только прут прошел насквозь, поперечина выскочила из гнезда – теперь вынуть инструмент с наружной стороны было невозможно.
На внешний нарезной конец прута Солли навинтил тяжелую однозубую фрезу, очень напоминавшую школьный циркуль, затем приладил к ней коловорот с храповым механизмом. Он вращал коловорот, а фреза рывками вгрызалась в металл, и вокруг замка появлялся полукруглый разрез. Остальные нетерпеливо следили за его работой, потея на холодном ветру. Поблескивающие синеватые завитки раскаленной стальной стружки с коротким шипением падали в снег.
А в трех метрах ниже поверхности улицы, под кирпичным сводом коллектора давней викторианской постройки, мутант-59 неуклонно следовал предначертанным ему путем. Жадно поглощая дегрон самораспадающихся бутылок, поколения бактерий росли, делились и погибали, и каждая из них выделяла частичку газа. Газ заполнял сырые канализационные тоннели, медленно поднимался по фановым трубам, проникал в подвалы и дома…
Экермен повел их за собой через торговый зал, мимо пустых стеклянных витрин и вниз по лестнице, крытой ворсистым ковром. Луч фонаря выхватывал из темноты то мягкую мебель, то ряды эстампов на изогнутой лестничной стенке. Наконец луч уперся в коробку с предохранителями и шеренгу литых выключателей. Не говоря ни слова, Солли передал фонарь третьему в компании, Олфорду, и тот опытной рукой направил луч так, чтобы как можно лучше осветить выключатели. Экермен вскрыл один из них, предварительно сорвав свинцовые фирменные пломбы. Затем вынул из сумки маленький прибор с торчащими из него проволочками и прикоснулся ими к сверкающим медью пластинам. Стрелка прибора осталась на нуле.
– Все в порядке, тока нет, – шепнул он.
– Тогда приступим, – также шепотом откликнулся Мензелос.
И они, крадучись, двинулись дальше. Олфорд проворчал:
– Должно быть, здесь кто-то нагадил. Боже, ну и вонища!
– Давай, давай, – раздраженно заявил Мензелос, выхватывая у Олфорда фонарь и шаря лучом по комнате. – Вот он, вон там!..
Луч метнулся в угол и осветил тяжелый черный сейф. В полутьме никто из них не заметил, что над раковиной, притулившейся в противоположном углу, вздымается небольшая шапка пены. Олфорд сосредоточенно осматривал сейф, приговаривая:
– Автогеном тут не возьмешь, это же Паркстоун, высший сорт. Вы только взгляните, четыре засова, два со стороны замка, два со стороны петель. Придется его, голубчика, шпаклевочкой, уж она-то с ним справится, не сомневайтесь…
Потребовалось двадцать минут, чтобы Экермен просверлил в оболочке сейфа четыре глубокие дыры как можно ближе к каждому из засовов. Мензелос распутывал провода, ведущие к цилиндрической горке высокоразрядных никелево-кадмиевых батарей, а Олфорд снял с лестницы ковер и бросил его на полу перед сейфом.
Затем Экермен достал из своей сумки жестянку из-под какао и принялся выгребать оттуда «шпаклевку» – пластичную взрывчатку, раскатывать ее на тоненькие колбаски и запихивать их в просверленные отверстия. Покончив с этим, он воткнул в «шпаклевку», выступающую из дыр, четыре крохотные медные трубочки – детонаторы. С каждого детонатора свисала наружу пара проволочек. И наконец, вытащив шарик модельной глины, он разделил ее на четыре равные части и осторожно, пальцами, обмазал детонаторы так, чтобы из-под глины выглядывали только эти проволочки.
Тогда за дело взялся Мензелос: он подсоединил концы к грубо сделанной разветвительной коробке и, подхватив батареи, повел провода прямо по голым ступеням обратно наверх. Олфорд бережно обмотал сейф лестничным ковром, приперев его для верности двумя стульями.
А пена, выплескивающаяся из сливной трубы, уже разлилась по всей раковине.
– А ну-ка, выметайтесь оттуда! – позвал сверху Мензелос. Олфорд и Экермен, бросив вокруг последний взгляд, поспешили к своему шефу. Все трое встали в углу торгового зала, и Мензелос распорядился: – Выгляни на улицу, Ленни. Чтоб там ни души…
Олфорд приблизился к окну, посмотрел в одну сторону, в другую, убедился, что на улице по-прежнему пусто, и вернулся:
– Все в порядке, никого нет…
Мензелос аккуратно подсоединил один провод к батареям, а другой – к ключу, привязанному сбоку черной тесьмой. Закрыл глаза – и решительно повернул ключ.
Внизу, в подвале, четыре заряда взорвались одновременно. Раздался гулкий грохот, ковер и стулья отлетели на другой конец комнаты, и четыре дыры выбросили четыре огненных язычка. Гангстеры ринулись по лестнице вниз – и тут воспламенился собравшийся в раковине газ.
Пламя распространилось вниз по сливной трубе и через ее подземные разветвления переметнулось в главный коллектор. Весь газ, накопившийся под его сводами, с чудовищным гулом взорвался. Тяжелая чугунная решетка, замурованная в мостовую, волчком взлетела в воздух и с резким звоном грохнулась на тротуар.
Гангстеры уставились на разрушения, открывшиеся им в подвале. Они задыхались от пыли, луч фонаря едва проникал во мглу. Вокруг был совершенный хаос. Штукатурка обвалилась, кое-где за нею последовала и кирпичная кладка. На месте раковины в полу разверзлась зияющая брешь. Искореженная дверца сейфа болталась на одной-единственной петле.
– Ну и ну! – прошептал Олфорд. – Что за взрывчатку ты заложил?
Экермен был в полном недоумении.
– Обычную шпаклевку, только и всего…
– Давайте сматываться, – запаниковал Олфорд. – Моргнуть не успеем, сюда заявятся легавые…
Он двинулся назад к лестнице, но Мензелос схватил его за руку.
– Мы забыли камушки, Ленни…
Экермен уже выгребал из сейфа закопченные бумаги и коробки с драгоценностями. В конце концов он извлек из металлического ящичка три бархатных мешочка с этикетками.
– Вот они, теперь в темпе…
Он перебросил один мешочек Мензелосу, а два других опустил себе в карман.
Где-то над их головами, на улице, заскрежетали шины, лязгнули автомобильные дверцы, раздались приглушенные голоса. Все трое напряглись, силясь разобрать слова. Наверху послышался скрип шагов. Мензелос поспешно погасил фонарь.
– Ни звука, ни звука!..
– Чертова дверь! – шепнул Олфорд. – Они же заметят дырку в двери…
– Заткнись! – отозвался шепотом Экермен.
Гангстеры замерли в полном молчании. Тихо звякнула сталь – Мензелос поставил на боевой взвод свой пистолет. Прошла, казалось, вечность, прежде чем голоса и шаги начали удаляться; снова лязгнули дверцы, зарокотал мотор – и затих за поворотом.
– Подождем еще немного, – сказал Мензелос, вновь включая фонарь. – Переждем здесь, потом выйдем как ни в чем не бывало и вернемся ко мне в берлогу.
– Непохоже, чтобы мы кого-нибудь встретили, Гарри, – заявил Экермен.
– Все хотят дать тягу из зоны, вот почему надо было действовать сегодня. Дальше мы вообще станем здесь полными хозяевами. Даже солдаты на улицу носа не высунут!..
13
Мутант-59 сжал центр Лондона мертвой хваткой.
Леденящая декабрьская стужа не останавливала его – он эволюционировал, приспосабливался, делился, – и новые его поколения обучались нападать на новые молекулярные структуры и разрушать их. В поисках пропитания бактерии набрасывались на любые сорта пластмасс, и те размягчались и пузырились, добавляя к общей эпидемии еще одну вспышку. И повсюду, где бактерии попадали в замкнутое пространство, довольно было искорки или огонька, чтобы газ, достигнув оптимальной концентрации, неизбежно взрывался.
Вся гигантской сложности система – сосуды и нервы, необходимые для нормальной жизни города, – попросту развалилась. Все подземные газовые и водопроводные магистрали, все электрические кабели рассыпались прахом. Повсеместно были хоть какие-нибудь пластмассовые детали, и повсеместно проникали прилипчивые споры или взрослые бактерии, и повсеместно происходили новые и новые разрушения.
Ветер переносил клочья заразной пены с места на место, и они вызывали новые несчастья. И сами люди, не ведая о том, становились переносчиками пластмассовой эпидемии – частички инфицированных веществ приставали к их рукам и одежде.
Вспышки разрастались в строгой геометрической прогрессии.
Как только по радио передали вердикт о чрезвычайном положении, люди кинулись в продовольственные магазины. У каждой лавочки выстраивались очереди. Закусочные в Сохо в мгновение ока оказались опустошенными – те, кто прежде и на дух не выносил маринованную сельдь или чесночную колбасу, теперь закупали их килограммами.
Без всяких видимых причин, словно мина, взлетела в воздух подземная магистраль под улицей Олдвич, вызвав пожар в одной из старинных таверн и обрушив фасад здания телевизионной компании.
На глазах хирурга, который вел срочную ортопедическую операцию в больнице Юниверсити Колледж, пластмассовая трубка, вставленная в вену пациента, обмякла и лопнула под напором жидкости из капельницы, а он, хирург, не в силах был ничем помочь.
В центральной диспетчерской лондонского метро на Кобург-стрит вышла из строя и погасла настенная схема линий. Диспетчеры сидели над чашками с остывшим кофе, тупо уставившись на безжизненные пульты.
В Скотланд-ярде замолк центр радиосвязи с патрульными машинами – разрушилась изоляция в релейном зале.
И хотя большинство серьезных аварий происходило в оцепленной зоне, те, кто покинул ее до начала обязательной дезинфекции, подчас выносили заразу с собой во внешний мир.
В аэропорту Хитроу диспетчер с ужасом увидел, как одна из кнопок пульта управления отвалилась, приклеившись к его пальцу.
В кузове грузовика, с ревом мчавшегося на север по автостраде М-1, стояли полиэтиленовые бутыли с жидким промышленным цианидом. У самого донышка одной из них, там, где ее коснулся лондонский грузчик, образовалась крошечная выпуклость. Под тяжестью залитой в бутыль смертельно опасной жидкости выпуклость медленно росла, росла – и вдруг лопнула. И из отверстия в кузов, а из-под заднего борта на дорогу капля за каплей начал сочиться яд…
Вдали от столицы на реке Уай некий предприниматель по колено в воде спокойно удил рыбу, как вдруг в изумлении почувствовал, что его болотные сапоги расползаются прямо на нем.
В тишине почти вымерших улиц Джек Бейли устало тащился по снегу домой. Уткнув лицо в воротник старой флотской шинели и напялив поглубже островерхую фуражку – свидетельство его принадлежности к артели бывших военнослужащих, он нес в руках два бумажных пакета со снедью. Повернув с Шафтсбери-авеню на Ньюпорт-стрит, он подумал, что Мэри, быть может, и не сумеет готовить на керосинке. Обогнув автостоянку, заполненную белыми сугробами брошенных на произвол судьбы машин, он ввалился в двери своей полуподвальной квартирки.
Здесь было заметно теплее, но стояла резкая вонь от керосинки. Две свечи на дешевеньком лакированном буфете позволили ему разглядеть жену, которая сидела, обхватив руками грелку и закутавшись в одеяло.
– По радио сейчас передали, что и на улицу выходить нельзя, – сказала она жалобно.
– Знаю. В пивной объявляли перед закрытием. У меня есть инструкция, там сказано, что делать. Чаю нет? Я совсем окоченел.
Она встала, не спуская с плеч одеяло, и, взяв одну из свечей, отправилась на кухню. Потом окликнула мужа.
– Газ поступает еле-еле, по радио говорили, что взорвалась какая-то там труба на Черинг-кросс-роуд. Какое-то там пластмассовое уплотнение. Врут, наверное…
– Все равно не выключай пока. Потеплее будет…
– А монетки для счетчика у тебя есть?
– Да с дюжину наберется.
Она вернулась с подносом в руках – на нем стояли две чашки и свеча.
– Затвори за мной дверь, я пока тут все расставлю…
А позади нее, в полутемной кухне, в раковине вокруг сливного отверстия появился тонкий ободок пены. Мутант-59 поднялся из коллектора, проходящего под квартиркой Бейли, но в стылом воздухе кухни деление клеток замедлилось. Пена стала было подсыхать, и тут вялое пламя газовых горелок слегка подогрело воздух.
Джек и Мэри тихо отдыхали, держа в ладонях чашки с чаем. Мэри покачивалась в кресле, а Джек поглядывал на стопку журналов и брошюр из серии «Умелые руки» и «Сделай сам».
Чем бы еще заняться? Сделать полки в кладовой или потолок в спальне? Мало-помалу он согрелся, веки его смежились, голова упала на грудь. Мэри наблюдала за мужем, улыбаясь своим мыслям. Когда он начал мягко посапывать, она сняла с себя одеяло и бережно накрыла ему колени. Потом она, завернувшись в его пальто, откинулась в кресле, подобрала зачитанную книжку в бумажной обложке и повернулась так, чтобы отблеск оплывающей свечи падал на страницы.
А на кухне пятнышко пены зашевелилось и стало понемногу расширяться.
Почуявший тепло мутант-59 проснулся.
Сложные биохимические сигналы побудили неподвижную протоплазму клеток вновь начать пульсировать и делиться. Бросая вызов законам Дарвина, каждое новое поколение не только наследовало успехи предыдущего, но и находило собственные способы вспарывать молекулы пластмасс, добывая энергию для дальнейшего существования. Мутант научился все шире обращать себе на пользу творения рук человеческих. Проснувшиеся клетки усвоили остатки недоеденной пищи вокруг себя, в раковине образовались пузырьки газа. Один из пузырьков беззвучно лопнул, и несколько мельчайших капелек брызнуло на сушильную доску, которую Джек собственноручно покрыл самоклеящимся пластиком.
В то же мгновение капельки как бы впитались в пластик и исчезли.
Очнувшись в полумраке гостиной, Джек заметил одеяло на коленях.
– Спасибо. А тебе-то тепло?
Она кивнула.
– Как ты думаешь, это надолго?
– Откуда я знаю! Наверное, наведут порядок. В больнице святого Томаса целую кучу ученых старикашек собрали…
– Словно во время бомбежек, верно?
– Ну нет, ведь тогда это длилось целых два года…
– Не знаю, как мы протянем. Керосина у нас литров десять, не больше.
– Все будет хорошо, родная. Я немного позже схожу на этот, как его там, пост и выясню, что творится. Они, похоже, все продумали. У меня тут где-то была инструкция… – Он вытащил сложенный вчетверо листок коричневатой бумаги, по которому бежали жирные черные строчки. К листку была приколота крупномасштабная схема центра города.
– Вот она, я тебе сейчас прочту.
Он принялся разбирать слово за словом. От свечи на бумагу ложились блики, тяжеловесные фразы звучали в его устах нелепо и неестественно.
ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
Провозглашено сегодня в соответствии с законом о чрезвычайных полномочиях от 1920 г., часть I, пункт А. Настоящим удостоверяется, что закон вступил в силу, скрепленный подписью Ее Величества по рекомендации Тайного Государственного совета.
Нижеследующая инструкция составлена ради вашей собственной безопасности. Весьма желательно, чтобы вы отнеслись к ней во всем вниманием и неукоснительно выполняли все ее требования. Эти требования касаются тех и только тех, кто находится в пределах зоны, показанной на прилагаемой схеме.
В связи с введением чрезвычайного положения правительство намерено полностью эвакуировать данный район; это означает, что вы должны будете явиться в один из дезинфекционных центров, обозначенных на схеме. Другой возможности покинуть зону не существует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Положив трубку, он прошествовал в спальню и, откатив в сторону широкую двуспальную кровать, отогнул ковер. Вынув из гнезд три узкие паркетные планки, он достал из-под них увесистый ком промасленных тряпок. Развернул.
Свет настенных бра упал на тусклую сталь пистолета системы Стэн и двух револьверов армейского образца и на обоймы с патронами.
На улице внизу магазинчики закрывались один за другим. Торговцы прятали банки с огурцами и консервированной рыбой и приводили в порядок опустевшие прилавки.
На Брюер-стрит было темно и пустынно; трое, притаившись у самых дверей, прислушались. Снег уже покрыл тонким слоем весь тротуар, и гангстеры с тревогой вглядывались в путаные цепочки собственных следов, которые, казалось, нарочно указывали, где они спрятались.
Наконец, удостоверившись, что вокруг никого, Солли Экермен вынул из сумки миниатюрную дрель на батареях, ввинтил а нее длинное сверло с карбидным наконечником и начал высверливать дырку рядом со скважиной главного дверного замка. Над его головой красовались крупные чеканные, слегка припорошенные снежком буквы: «А.Боннингтон. Ювелирные изделия».
Яростное завывание дрели в тишине безлюдной улицы казалось до безумия громким. Но вот Солли остановил дрель и засунул в просверленное отверстие длинный нарезной прут. На конце его была закреплена массивная поперечина, и, как только прут прошел насквозь, поперечина выскочила из гнезда – теперь вынуть инструмент с наружной стороны было невозможно.
На внешний нарезной конец прута Солли навинтил тяжелую однозубую фрезу, очень напоминавшую школьный циркуль, затем приладил к ней коловорот с храповым механизмом. Он вращал коловорот, а фреза рывками вгрызалась в металл, и вокруг замка появлялся полукруглый разрез. Остальные нетерпеливо следили за его работой, потея на холодном ветру. Поблескивающие синеватые завитки раскаленной стальной стружки с коротким шипением падали в снег.
А в трех метрах ниже поверхности улицы, под кирпичным сводом коллектора давней викторианской постройки, мутант-59 неуклонно следовал предначертанным ему путем. Жадно поглощая дегрон самораспадающихся бутылок, поколения бактерий росли, делились и погибали, и каждая из них выделяла частичку газа. Газ заполнял сырые канализационные тоннели, медленно поднимался по фановым трубам, проникал в подвалы и дома…
Экермен повел их за собой через торговый зал, мимо пустых стеклянных витрин и вниз по лестнице, крытой ворсистым ковром. Луч фонаря выхватывал из темноты то мягкую мебель, то ряды эстампов на изогнутой лестничной стенке. Наконец луч уперся в коробку с предохранителями и шеренгу литых выключателей. Не говоря ни слова, Солли передал фонарь третьему в компании, Олфорду, и тот опытной рукой направил луч так, чтобы как можно лучше осветить выключатели. Экермен вскрыл один из них, предварительно сорвав свинцовые фирменные пломбы. Затем вынул из сумки маленький прибор с торчащими из него проволочками и прикоснулся ими к сверкающим медью пластинам. Стрелка прибора осталась на нуле.
– Все в порядке, тока нет, – шепнул он.
– Тогда приступим, – также шепотом откликнулся Мензелос.
И они, крадучись, двинулись дальше. Олфорд проворчал:
– Должно быть, здесь кто-то нагадил. Боже, ну и вонища!
– Давай, давай, – раздраженно заявил Мензелос, выхватывая у Олфорда фонарь и шаря лучом по комнате. – Вот он, вон там!..
Луч метнулся в угол и осветил тяжелый черный сейф. В полутьме никто из них не заметил, что над раковиной, притулившейся в противоположном углу, вздымается небольшая шапка пены. Олфорд сосредоточенно осматривал сейф, приговаривая:
– Автогеном тут не возьмешь, это же Паркстоун, высший сорт. Вы только взгляните, четыре засова, два со стороны замка, два со стороны петель. Придется его, голубчика, шпаклевочкой, уж она-то с ним справится, не сомневайтесь…
Потребовалось двадцать минут, чтобы Экермен просверлил в оболочке сейфа четыре глубокие дыры как можно ближе к каждому из засовов. Мензелос распутывал провода, ведущие к цилиндрической горке высокоразрядных никелево-кадмиевых батарей, а Олфорд снял с лестницы ковер и бросил его на полу перед сейфом.
Затем Экермен достал из своей сумки жестянку из-под какао и принялся выгребать оттуда «шпаклевку» – пластичную взрывчатку, раскатывать ее на тоненькие колбаски и запихивать их в просверленные отверстия. Покончив с этим, он воткнул в «шпаклевку», выступающую из дыр, четыре крохотные медные трубочки – детонаторы. С каждого детонатора свисала наружу пара проволочек. И наконец, вытащив шарик модельной глины, он разделил ее на четыре равные части и осторожно, пальцами, обмазал детонаторы так, чтобы из-под глины выглядывали только эти проволочки.
Тогда за дело взялся Мензелос: он подсоединил концы к грубо сделанной разветвительной коробке и, подхватив батареи, повел провода прямо по голым ступеням обратно наверх. Олфорд бережно обмотал сейф лестничным ковром, приперев его для верности двумя стульями.
А пена, выплескивающаяся из сливной трубы, уже разлилась по всей раковине.
– А ну-ка, выметайтесь оттуда! – позвал сверху Мензелос. Олфорд и Экермен, бросив вокруг последний взгляд, поспешили к своему шефу. Все трое встали в углу торгового зала, и Мензелос распорядился: – Выгляни на улицу, Ленни. Чтоб там ни души…
Олфорд приблизился к окну, посмотрел в одну сторону, в другую, убедился, что на улице по-прежнему пусто, и вернулся:
– Все в порядке, никого нет…
Мензелос аккуратно подсоединил один провод к батареям, а другой – к ключу, привязанному сбоку черной тесьмой. Закрыл глаза – и решительно повернул ключ.
Внизу, в подвале, четыре заряда взорвались одновременно. Раздался гулкий грохот, ковер и стулья отлетели на другой конец комнаты, и четыре дыры выбросили четыре огненных язычка. Гангстеры ринулись по лестнице вниз – и тут воспламенился собравшийся в раковине газ.
Пламя распространилось вниз по сливной трубе и через ее подземные разветвления переметнулось в главный коллектор. Весь газ, накопившийся под его сводами, с чудовищным гулом взорвался. Тяжелая чугунная решетка, замурованная в мостовую, волчком взлетела в воздух и с резким звоном грохнулась на тротуар.
Гангстеры уставились на разрушения, открывшиеся им в подвале. Они задыхались от пыли, луч фонаря едва проникал во мглу. Вокруг был совершенный хаос. Штукатурка обвалилась, кое-где за нею последовала и кирпичная кладка. На месте раковины в полу разверзлась зияющая брешь. Искореженная дверца сейфа болталась на одной-единственной петле.
– Ну и ну! – прошептал Олфорд. – Что за взрывчатку ты заложил?
Экермен был в полном недоумении.
– Обычную шпаклевку, только и всего…
– Давайте сматываться, – запаниковал Олфорд. – Моргнуть не успеем, сюда заявятся легавые…
Он двинулся назад к лестнице, но Мензелос схватил его за руку.
– Мы забыли камушки, Ленни…
Экермен уже выгребал из сейфа закопченные бумаги и коробки с драгоценностями. В конце концов он извлек из металлического ящичка три бархатных мешочка с этикетками.
– Вот они, теперь в темпе…
Он перебросил один мешочек Мензелосу, а два других опустил себе в карман.
Где-то над их головами, на улице, заскрежетали шины, лязгнули автомобильные дверцы, раздались приглушенные голоса. Все трое напряглись, силясь разобрать слова. Наверху послышался скрип шагов. Мензелос поспешно погасил фонарь.
– Ни звука, ни звука!..
– Чертова дверь! – шепнул Олфорд. – Они же заметят дырку в двери…
– Заткнись! – отозвался шепотом Экермен.
Гангстеры замерли в полном молчании. Тихо звякнула сталь – Мензелос поставил на боевой взвод свой пистолет. Прошла, казалось, вечность, прежде чем голоса и шаги начали удаляться; снова лязгнули дверцы, зарокотал мотор – и затих за поворотом.
– Подождем еще немного, – сказал Мензелос, вновь включая фонарь. – Переждем здесь, потом выйдем как ни в чем не бывало и вернемся ко мне в берлогу.
– Непохоже, чтобы мы кого-нибудь встретили, Гарри, – заявил Экермен.
– Все хотят дать тягу из зоны, вот почему надо было действовать сегодня. Дальше мы вообще станем здесь полными хозяевами. Даже солдаты на улицу носа не высунут!..
13
Мутант-59 сжал центр Лондона мертвой хваткой.
Леденящая декабрьская стужа не останавливала его – он эволюционировал, приспосабливался, делился, – и новые его поколения обучались нападать на новые молекулярные структуры и разрушать их. В поисках пропитания бактерии набрасывались на любые сорта пластмасс, и те размягчались и пузырились, добавляя к общей эпидемии еще одну вспышку. И повсюду, где бактерии попадали в замкнутое пространство, довольно было искорки или огонька, чтобы газ, достигнув оптимальной концентрации, неизбежно взрывался.
Вся гигантской сложности система – сосуды и нервы, необходимые для нормальной жизни города, – попросту развалилась. Все подземные газовые и водопроводные магистрали, все электрические кабели рассыпались прахом. Повсеместно были хоть какие-нибудь пластмассовые детали, и повсеместно проникали прилипчивые споры или взрослые бактерии, и повсеместно происходили новые и новые разрушения.
Ветер переносил клочья заразной пены с места на место, и они вызывали новые несчастья. И сами люди, не ведая о том, становились переносчиками пластмассовой эпидемии – частички инфицированных веществ приставали к их рукам и одежде.
Вспышки разрастались в строгой геометрической прогрессии.
Как только по радио передали вердикт о чрезвычайном положении, люди кинулись в продовольственные магазины. У каждой лавочки выстраивались очереди. Закусочные в Сохо в мгновение ока оказались опустошенными – те, кто прежде и на дух не выносил маринованную сельдь или чесночную колбасу, теперь закупали их килограммами.
Без всяких видимых причин, словно мина, взлетела в воздух подземная магистраль под улицей Олдвич, вызвав пожар в одной из старинных таверн и обрушив фасад здания телевизионной компании.
На глазах хирурга, который вел срочную ортопедическую операцию в больнице Юниверсити Колледж, пластмассовая трубка, вставленная в вену пациента, обмякла и лопнула под напором жидкости из капельницы, а он, хирург, не в силах был ничем помочь.
В центральной диспетчерской лондонского метро на Кобург-стрит вышла из строя и погасла настенная схема линий. Диспетчеры сидели над чашками с остывшим кофе, тупо уставившись на безжизненные пульты.
В Скотланд-ярде замолк центр радиосвязи с патрульными машинами – разрушилась изоляция в релейном зале.
И хотя большинство серьезных аварий происходило в оцепленной зоне, те, кто покинул ее до начала обязательной дезинфекции, подчас выносили заразу с собой во внешний мир.
В аэропорту Хитроу диспетчер с ужасом увидел, как одна из кнопок пульта управления отвалилась, приклеившись к его пальцу.
В кузове грузовика, с ревом мчавшегося на север по автостраде М-1, стояли полиэтиленовые бутыли с жидким промышленным цианидом. У самого донышка одной из них, там, где ее коснулся лондонский грузчик, образовалась крошечная выпуклость. Под тяжестью залитой в бутыль смертельно опасной жидкости выпуклость медленно росла, росла – и вдруг лопнула. И из отверстия в кузов, а из-под заднего борта на дорогу капля за каплей начал сочиться яд…
Вдали от столицы на реке Уай некий предприниматель по колено в воде спокойно удил рыбу, как вдруг в изумлении почувствовал, что его болотные сапоги расползаются прямо на нем.
В тишине почти вымерших улиц Джек Бейли устало тащился по снегу домой. Уткнув лицо в воротник старой флотской шинели и напялив поглубже островерхую фуражку – свидетельство его принадлежности к артели бывших военнослужащих, он нес в руках два бумажных пакета со снедью. Повернув с Шафтсбери-авеню на Ньюпорт-стрит, он подумал, что Мэри, быть может, и не сумеет готовить на керосинке. Обогнув автостоянку, заполненную белыми сугробами брошенных на произвол судьбы машин, он ввалился в двери своей полуподвальной квартирки.
Здесь было заметно теплее, но стояла резкая вонь от керосинки. Две свечи на дешевеньком лакированном буфете позволили ему разглядеть жену, которая сидела, обхватив руками грелку и закутавшись в одеяло.
– По радио сейчас передали, что и на улицу выходить нельзя, – сказала она жалобно.
– Знаю. В пивной объявляли перед закрытием. У меня есть инструкция, там сказано, что делать. Чаю нет? Я совсем окоченел.
Она встала, не спуская с плеч одеяло, и, взяв одну из свечей, отправилась на кухню. Потом окликнула мужа.
– Газ поступает еле-еле, по радио говорили, что взорвалась какая-то там труба на Черинг-кросс-роуд. Какое-то там пластмассовое уплотнение. Врут, наверное…
– Все равно не выключай пока. Потеплее будет…
– А монетки для счетчика у тебя есть?
– Да с дюжину наберется.
Она вернулась с подносом в руках – на нем стояли две чашки и свеча.
– Затвори за мной дверь, я пока тут все расставлю…
А позади нее, в полутемной кухне, в раковине вокруг сливного отверстия появился тонкий ободок пены. Мутант-59 поднялся из коллектора, проходящего под квартиркой Бейли, но в стылом воздухе кухни деление клеток замедлилось. Пена стала было подсыхать, и тут вялое пламя газовых горелок слегка подогрело воздух.
Джек и Мэри тихо отдыхали, держа в ладонях чашки с чаем. Мэри покачивалась в кресле, а Джек поглядывал на стопку журналов и брошюр из серии «Умелые руки» и «Сделай сам».
Чем бы еще заняться? Сделать полки в кладовой или потолок в спальне? Мало-помалу он согрелся, веки его смежились, голова упала на грудь. Мэри наблюдала за мужем, улыбаясь своим мыслям. Когда он начал мягко посапывать, она сняла с себя одеяло и бережно накрыла ему колени. Потом она, завернувшись в его пальто, откинулась в кресле, подобрала зачитанную книжку в бумажной обложке и повернулась так, чтобы отблеск оплывающей свечи падал на страницы.
А на кухне пятнышко пены зашевелилось и стало понемногу расширяться.
Почуявший тепло мутант-59 проснулся.
Сложные биохимические сигналы побудили неподвижную протоплазму клеток вновь начать пульсировать и делиться. Бросая вызов законам Дарвина, каждое новое поколение не только наследовало успехи предыдущего, но и находило собственные способы вспарывать молекулы пластмасс, добывая энергию для дальнейшего существования. Мутант научился все шире обращать себе на пользу творения рук человеческих. Проснувшиеся клетки усвоили остатки недоеденной пищи вокруг себя, в раковине образовались пузырьки газа. Один из пузырьков беззвучно лопнул, и несколько мельчайших капелек брызнуло на сушильную доску, которую Джек собственноручно покрыл самоклеящимся пластиком.
В то же мгновение капельки как бы впитались в пластик и исчезли.
Очнувшись в полумраке гостиной, Джек заметил одеяло на коленях.
– Спасибо. А тебе-то тепло?
Она кивнула.
– Как ты думаешь, это надолго?
– Откуда я знаю! Наверное, наведут порядок. В больнице святого Томаса целую кучу ученых старикашек собрали…
– Словно во время бомбежек, верно?
– Ну нет, ведь тогда это длилось целых два года…
– Не знаю, как мы протянем. Керосина у нас литров десять, не больше.
– Все будет хорошо, родная. Я немного позже схожу на этот, как его там, пост и выясню, что творится. Они, похоже, все продумали. У меня тут где-то была инструкция… – Он вытащил сложенный вчетверо листок коричневатой бумаги, по которому бежали жирные черные строчки. К листку была приколота крупномасштабная схема центра города.
– Вот она, я тебе сейчас прочту.
Он принялся разбирать слово за словом. От свечи на бумагу ложились блики, тяжеловесные фразы звучали в его устах нелепо и неестественно.
ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
Провозглашено сегодня в соответствии с законом о чрезвычайных полномочиях от 1920 г., часть I, пункт А. Настоящим удостоверяется, что закон вступил в силу, скрепленный подписью Ее Величества по рекомендации Тайного Государственного совета.
Нижеследующая инструкция составлена ради вашей собственной безопасности. Весьма желательно, чтобы вы отнеслись к ней во всем вниманием и неукоснительно выполняли все ее требования. Эти требования касаются тех и только тех, кто находится в пределах зоны, показанной на прилагаемой схеме.
В связи с введением чрезвычайного положения правительство намерено полностью эвакуировать данный район; это означает, что вы должны будете явиться в один из дезинфекционных центров, обозначенных на схеме. Другой возможности покинуть зону не существует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28