Кроме того, потрясение от смерти Ферна затмило собой всю эту историю с отравлением и загадочными фигурками. То, что рассказала мне Сьюзен, – только слова, но смерть Ферна случилась на самом деле, что делало ее еще более трагичной.Связать обе ниточки воедино смог не кто иной, как Абель Глейз.Как видите, я рассказал ему все. Ну, не совсем все. Я умолчал о своей ночной встрече с троицей в капюшонах и о том, что недавно мельком видел из окна спальни. Но я подробно описал страхи Сьюзен за здоровье своей кузины. Она не связала меня обетом держать все в секрете, хотя, возможно, ей бы следовало это сделать. Я также поделился с Абелем всеми измышлениями по поводу смерти Ферна. Это было лучше, чем ничего не предпринимать вообще.Я знал, что Абель смотрит на меня как на наставника – во всяком случае, я так себе льстил, – хотя бы потому, что я был со «Слугами лорд-камергера» гораздо дольше, чем он. В некотором смысле именно я привел его в труппу. По сравнению с ним я был знатоком пьес и актерского мастерства, так же как он был сведущ в способах обмана на большой дороге. Я мог обратиться к Джеку Вилсону или Лоренсу Сэвиджу, но боялся, что они посмеются над моими догадками.Наш с Абелем разговор состоялся за сценой во время представления. Мы играли «Мир занемог», жестокую драму Ричарда Милфорда о неожиданной смерти и хладнокровной мести. Странно было обсуждать настоящую смерть так близко от того места, где она произошла, и в то же время изображать смерть перед публикой. Особенно мне, так как я играл роль Виндиче и время от времени должен был прерывать наш диалог и выходить на сцену, чтобы вынашивать коварные планы и мстить. К счастью, мне не нужно больше было падать, потому что лодыжка моя еще давала о себе знать. О таком незначительном увечье, впрочем, забываешь, когда оказываешься на глазах толпы. Роли Абеля в этой пьесе были гораздо меньше, но и ему нужно было держать ухо востро, чтобы не пропустить своей реплики. Из-за этого наш разговор получился довольно отрывочным.В любом случае, когда я, путаясь, выложил ему все, что касалось Константов и доктора Ферна, Абель Глейз какое-то время помолчал, а потом спросил:– Доктор Ферн был крестным Сары Констант?– Да, так.– А могла она что-нибудь сказать ему, пожаловаться на свое здоровье?– Может быть. Но ее кузина Сьюзен считает, что Сара отказывается верить в то, что с ней действительно что-то не так.– Но предположим, что доктор пришел к такому же заключению, что и Сьюзен. Он, в конце концов, был доктором. Может, он тоже обнаружил у нее признаки отравления.– Да…– И предположим, ты прав в том, что в смерти доктора Ферна есть что-то странное. Вплоть до убийства.– Да.– Тогда предположим… – Подожди секунду, Абель.Я остановил его, потому что должен был выйти в качестве Виндиче и произнести речь о сладости мести, а потом заколоть кардинала. Исполнив свой долг, я вернулся, и мы продолжили свой тайный разговор шепотом за кулисами.– Ты как раз собирался что-то предположить, Абель. Говори.И он сказал. И то, что предположил Абель Глейз, было довольно мудрено.По Абелю, выходило, что доктор Ферн раскрыл некий заговор против Сары Констант и это открытие навлекло на него опасность, смертельную опасность. Что доктор Ферн собирался разоблачить того, кто бы ни замышлял против Сары Констант, и этот кто-то, таким образом, вынужден был перейти к решительным действиям. Даже если это означало убийство доктора в середине представления.Странно, но чем больше говорил Абель, тем больше я сомневался.– А как быть с запертой комнатой? – спросил я и указал на роковую дверь. Мы прислонились к стене лишь в нескольких ярдах от нее.– О, запертая комната – это мелочь.– Необъяснимая мелочь.– Забудем о ней – всему свое время.– Не знаю, когда придет ее время, но рано или поздно это придется объяснить.– Придумал! Может, Ферн сам повернул ключ в замке.– Выдающийся подвиг для мертвого человека.– До того, как он умер, Ник. Он тяжело ранен, умирает, но не знает этого или, скорее, не осознает, что вообще делает в последние минуты своей жизни. Остался только инстинкт. Ему удается закрыть дверь перед носом своего убийцы.– Но если у него еще остались последние крупицы разума, разве не пошел бы он искать помощь?– Нет, если человек, заколовший его, все еще там, за дверью.– Ты забываешь, Абель, что все это происходило во время перерыва «Ромео и Джульетты». Вокруг было полно народу.– Ну, ты знаешь, что такое перерывы. Никто по-настоящему ни на кого не обращает внимания. Все слишком заняты собственными делами.– Но это тебе не закулисье «Глобуса», где все закрыто и чужие не ходят. Там и зрители бродили тоже.– Это только добавляет неразберихи. Никто не задерживается на одном месте больше чем на пару секунд.– Я был там, однако все время сидел на этой скамье возле коридора. Я же повредил ногу. И уж точно ничем не был занят.– Тогда ты должен был лучше кого бы то ни было видеть, что произошло.– Я не видел никого, кто бы размахивал окровавленным кинжалом.– Конечно нет. Это тебе не какая-нибудь там трагедия или драма, где главный злодей расхаживает вокруг с важным видом, кудахчет что-нибудь и выставляет напоказ свое оружие.– «Слуги лорд-камергера» не поощряют такие грубые поделки, Абель. Ты пробыл с нами достаточно долго, чтобы знать это.– Забудь, Ник. Лучше повтори, что ты видел и слышал. Любая деталь может оказаться важной. Не забывай, я в свое время зарабатывал себе на жизнь тем, что обращал внимание на каждую мелочь, даже если эти мелочи были поддельные.Я вздохнул. Я уже сожалел о том, что поделился с другом своими сомнениями насчет смерти Хью Ферна. Но я должен был рассказать ему эту историю – второй и последний раз. Ему так нравилось разыгрывать из себя сыщика. Так что я снова повторил все происшедшее, начиная от моего первого разговора с доктором Ферном во дворе, его волнения перед первым появлением на публике, его уверенности в себе, все более возраставшей по мере того, как он обретал почву – или сцену – под ногами (чему Абель сам был свидетелем), то, как я повредил лодыжку и как Ферн обещал сделать припарку для нее, и так далее.Затем я описал, как видел Ферна входившим в дальнюю комнату, в которой позднее его нашли мертвым. Я описал спешное появление Шекспира вместе с госпожой Давенант (Абель, к счастью, кажется, не очень сильно этим заинтересовался). Я рассказал, как затем на сцену вышел Эндрю Пирман, в отчаянных поисках своего хозяина.– Погоди, – сказал Абель. – Этот Пирман. Как насчет него? Он стоял у двери вместе с тобой.Я не осознавал этого, пока Абель не указал мне, но его слова совпали с некоторыми моими смутными подозрениями.– Он был со мной у двери, это так, но именно я сумел вынуть ключ изнутри и открыл дверь. Да это и бессмысленно. Если Пирман был… замешан… он не стал бы привлекать к себе внимания, не так ли? Да и зачем, в любом случае, ему закалывать своего хозяина? Это оставит его без работы.– Давай пока отложим мотивы в сторону.– Меня поражает, как много мы откладываем в сторону. Все равно, если бы Пирман каким-то образом ухитрился всадить кинжал в своего хозяина, он предпочел бы убраться с места преступления как можно дальше. Я бы так и сделал.– Это мог быть обман, – ответил Абель. – Отвел подозрения от себя тем, что дал для них пищу.– Но зачем ему это, если гораздо проще избежать вообще каких бы то ни было подозрений?– Может, он от природы изворотливый.– Нет, я этому не верю.– А, ну понятно, – отозвался Абель. – Когда это твоя теория, мы должны жадно внимать, но стоит только мне что-нибудь сказать…– Нет, неправда. Есть и другие обстоятельства. Мы оба, Абель, можем сказать, когда человек по-настоящему потрясен или огорчен чем-то. Хороший актер может изобразить такие чувства – но хороший актер также может понять, когда другой человек притворяется. Я могу ошибаться, но я готов поклясться, что смятение Пирмана было настоящим. Он не больше, чем я, ожидал найти своего хозяина мертвым.– Ну хорошо…Абель казался расстроенным оттого, что его идея ни к чему не привела. Но его мысль набирала все новые обороты.– Что, если убийца Ферна пришел с улицы? Я хочу сказать, что он…– Или она. Раз уж мы просто рассуждаем.– Что, если он – или она – не был среди зрителей в тот полдень? Возможно, пришли не через двор, не мимо тебя. Есть другой путь – через тот переулок, между двумя гостиницами. К запертой комнате можно подойти оттуда.– Нет, – сказал я. – Никто там не проходил, во всяком случае не в перерыве.– Откуда такая уверенность, Ник?– Я об этом даже не думал, пока ты не заговорил. Но в коридоре возле этих кладовых не было грязи.– Ну и?…– Весь двор подмели. Помнится, я видел пару мальчиков-слуг за работой, они старались привести двор в порядок для актеров – ну, насколько вообще можно привести в порядок двор таверны. У любого, кто пошел бы по той аллее, все башмаки были бы в грязи. Взгляни сам, этот закоулок просто смердит, не только от грязи, но и от крыс и дохлых кошек.– Я поверю тебе на слово.– А в тот день незадолго до конца первой половины пьесы пошел дождь, так что грязь там превратилась в самую настоящую жижу.– Возле двери комнаты, где лежал Ферн, не было следов?– Чисто там не было, но грязи я не заметил.– Из этого следует, что если Ферна убили, то сделал это кто-то из публики, пришедшей в тот день на представление, кто-то, кто уже был во дворе гостиницы.– Превосходная логика, Абель.– Спасибо, учитель.– Это уменьшает количество подозреваемых до двухсот.– Если только это не был кто-то из нас, актеров.– Играть убийцу и быть им – совершенно разные вещи.– Я просто пошутил, Николас.– Я тоже – насчет двухсот подозреваемых.– Давай ограничимся теми, про кого мы точно знаем, что они были там. Те, кого мы можем опознать и кто скорее всего знал доктора Ферна.Здесь нам пришлось прерваться, потому что нам обоим нужно было выйти на сцену в финале «Занемогшего мира». После того как пьеса была закончена – я был мертв, как и все хорошие мстители, но Абель, будучи мелким придворным, сумел остаться в живых, – мы возобновили нашу беседу, настолько увлекшись своими измышлениями, что не сразу переоделись в свою обычную одежду.Абель попросил меня вспомнить всех, кого я видел во дворе примерно в то время, когда умер Хью Ферн.– Сьюзен Констант была там вместе со своей кузиной Сарой. Они разговаривали с доктором Ферном. И госпожа Рут тоже, если уж на то пошло.– Та женщина, которую мы подобрали на тракте, где ее сбил тот возчик? Та, что назвала нас благородными джентльменами с дороги?– Да, она самая. Но могу сообщить тебе, что возчик мертв. Хоби его звали. Его тело нашли в Исиде.– В реке? Утонул?– Справедливо предположить это, если находишь тело в реке.– Ты не думаешь, что госпожа Рут утопила его? В конце концов, она насылала на него тысячу проклятий.– Ты серьезно, Абель?– Все нужно учесть. Перевернуть все камни, да еще исследовать землю под ними.– Тогда скорее похоже на то, что возчик сам заехал прямиком в реку, помня, как хорошо он управлялся со своей лошадью.(Но нашли ли лошадь и повозку рядом с тем местом, где утонул возчик? Я не знал. Впрочем, это не касалось нашей основной темы.)– Госпожа Рут сильная женщина, – заметил Абель. – Крепкая на руку. Она смогла сбить с ног своего мужа, одного из мужей, во всяком случае.– Она может постоять за себя в драке, это уж точно.– Она ненавидит брак. Она сказала, что с нее хватит замужеств.– То есть это для нее хватит, я думаю. Что она больше не выйдет замуж.– Да кто бы взял ее в жены, эту огромную дюжую старуху? Но если серьезно, Ник, раз уж мы должны сейчас быть серьезными… Кормилица Рут против замужеств – против замужества Сары Констант, быть может.– Ты это к чему?– К тому, что она – полная противоположность шекспировской кормилице из «Ромео и Джульетты».– Вместо того чтобы тайно помогать молодым влюбленным, она пытается развести их, ты хочешь сказать?– Хуже чем развести…– Это смешно. Кормилица – отравительница и убийца.– А кто лучше ее подходит на роль отравителя? И кто знает, что творится в голове у такой женщины? Может, она жаждет сохранить свою Сару в совершенстве, этакой вечной девственницей.Я уставился на Абеля.– Просто пришло в голову, – сказал он. – Ладно, продолжим. Кого еще ты видел за сценой?– Джека Давенанта и госпожу Давенант.– Вместе?– Не вместе.– А, – сказал Абель, постучав себя по носу, – она была с Вильямом Шекспиром, ты говорил.– Да, но я не думаю, что он замешан.– Никогда нельзя быть уверенным.– Вильям Сэдлер тоже был среди зрителей, – быстро сказал я. – Тот студент, что собирается жениться на Саре Констант. Он сидел в галерее вместе с человеком по имени Ральф Бодкин.– Ага!– Что?– Ральф Бодкин. Говорящее имя.– Ральф?– Нет, Бодкин. Бодкин – это же маленький кинжал, ты знаешь.– Не думал, что мы будем признавать людей виновными на основании их имен, – ответил я. – Но, полагаю, оно подходит ему в другом смысле, ибо Бодкин – врач, как и Ферн. Именно он осмотрел тело Ферна.– Если он доктор, то ему, наверное, часто приходится иметь дело с ножами и ланцетами в своем ремесле. Это тоже наводит на размышления.– Такие кинжалы используются для кровопускания и вскрытия нарывов, не для убийства людей.– Нож не знает цели, – заявил Абель.– И верно, он на все годится, – согласился я.
Примерно на этом наш разговор и закончился. И отнюдь не раньше, чем следовало, как вы, возможно, и подумали, ибо мы уже начинали садиться на мель у дальних берегов абсурда. Может, это из-за того, что мы шептались в тени нашей сцены, строили досужие размышления об убийстве в то же время, как разыгрывали оное на подмостках. По своей роли Виндиче я был весьма кровожаден и, возможно, склонен везде видеть заговоры. Со своей стороны, Абель выказал немалое стремление последовать моему примеру и преподнести собственные идеи, какими бы нелепыми они ни были.Но чем больше мы говорили, тем менее правдоподобными выглядели мои домыслы и подозрения – даже для меня. В конце концов я решил ничего не делать, поскольку все равно не мог придумать ничего путного.Единственный шаг, который я предпринял, была вялая попытка установить местоположение комнаты, где, как мне показалось, я заметил фигуры в капюшонах – «монахов» – в мерцании свечи. Она находилась где-то за «Золотым крестом», и, выглянув из нашей общей спальни при свете дня, я увидел несколько покосившихся окон, находившихся на одном уровне с нашим, может, немного выше или ниже его. Это была одна из старейших частей города, где тесные извилистые проулки петляли между домами, крыши которых нависали так, что почти заслоняли собой небо. Я не мог с уверенностью сказать, в котором из окон были «монахи», да и не был даже уверен, что хотел этого. Вероятно, это был всего лишь обман усталых глаз.И в таком положении дела оставались день или два. Если Джек Давенант хотел направить обвиняющий перст на Шекспира в связи со смертью Хью Ферна, то он в этом не преуспел. Коронер установил, что доктор умер, упав на свой нож в результате какого-то необъяснимого «несчастного случая». Если судить непредвзято, можно было предположить, что Хью Ферн совершил самоубийство, несмотря даже на то, что традиционные мотивы (долг, болезнь, отчаяние) отсутствовали. Но доктор Ферн был процветающим и популярным гражданином Оксфорда, да к тому же и человеком со связями. Должно быть, он был в хороших отношениях, может даже в дружеских, с коронером – как и с местными судьями и прочими «важными птицами» вроде Ральфа Бодкина.Самоубийство – ужасный грех, как сказал мне Шекспир. Оскорбление Бога и человека. Мы выказываем свой ужас перед ним, хороня самоубийц ночью вблизи общественных трактов. Если для странствующего ветерана или разорившегося лавочника этого вполне достаточно, почтенному человеку вроде Хью Ферна такое погребение не подобает. Раз уж влияние его друзей смогло изменить вердикт в пользу «несчастного случая», а не намерения и тем отвести тень от семьи покойного, равно как и гарантировать Ферну достойные похороны, тут уж никто не мог по-настоящему возражать.Другая возможность – возможность убийства – казалась еще менее вероятной, чем самоубийство. Не думаю, что она даже рассматривалась кем бы то ни было, кроме двух актеров с чрезмерно богатым воображением и уймой свободного времени.Похороны Хью Ферна и вправду получились достойными. Их устроили спустя три дня после того, как обнаружили его труп. Шекспир, Бербедж и кое-кто еще из старших присутствовали на отпевании в церкви Св. Марии. Шекспир сам сочинил речь, как мне сказали.
Казалось, делу конец. К тому же у коронера и судей были другие, не терпевшие отлагательства дела, помимо несколько загадочной смерти местного лекаря.Чума теперь прочно обосновалась в городе. Невозможно было больше делать вид, что она ограничится горсткой смертей на окраинах. Как я уже говорил, мы, лондонцы, принимали ее сдержанно, почти спокойно – или делали вид, что принимаем так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30