Отхлебнув из бокала, она легонько толкнула Джада ногой под столом и с облегчением вздохнула, когда он поспешил вступить в разговор.
– Да, мама, я ведь и не сказал тебе, что Кэти – директор «Дома милосердия».
Глаза Патриции вспыхнули неподдельным интересом.
– Я много слышала о вашем «Доме». По-моему, прекрасный замысел.
– Больше того, – с родительской гордостью откликнулась Кэти. – Это замысел, ставший жизнью. Приезжайте взглянуть. Мы очень любим показывать свои достижения. Разумеется, это относится ко всем, – добавила она, обводя стол глазами, – только ближайшие три недели у нас сумасшедшие. А потом жду всех в любое удобное для вас время.
– А в чем заключается сумасшествие трех недель? – спросил Джейсон.
– В организации грандиозного показа для прессы. Ровно через три недели мы приглашаем к себе представителей всех средств массовой информации, и нам нужно быть стопроцентно готовыми к этому дню. Мы шесть месяцев лезли из кожи, чтобы ко «дню прессы» у нас заработало как можно больше служб. Хочется, чтобы можно было не только показать, но и действительно похвастаться. Автор программы считает…
– Вы имеете в виду Кевина Донована? – уточнила Патриция.
– Это дядя Кэти, – тихо подсказал Джад.
– Да, именно его, – кивнула Кэти. – Он считает, что, если мы сможем произвести впечатление, показать, что энтузиазм и находчивость могут творить чудеса, многие крупные корпорации и фонды подхватят идею и выделят деньги на новые «Дома».
– И сколько еще «Домов милосердия» вы планируете открыть? – Интерес Джадсона был явно неподдельным.
– Кто знает? Может, один. А может быть, десять, сто, – усмехнулась Кэти. – Мой дядя мыслит масштабно. Не удивлюсь, если в его проектах уже существует целая сеть «Домов», охватывающая весь мир.
– Да, воображению его нет предела, – согласилась Патриция, видя восторженно-горделивое выражение лица Кэти.
– Он именно такой. Но кроме того, он уникум, который делает все по-своему, не терпит никаких официальных ограничений. Он всегда говорит: помощь должна исходить от конкретных людей, а не от каких-то решений правительства. Люди сами должны помогать друг другу, вот, например, как Джад, который взялся вести у нас группу по обучению столярному делу. И, судя по тому, что я вижу, – указывая на зал, обратилась она к Патриции и Джадсону, – вы тоже на стороне реальных и независимых инициатив.
– Да, это так, – энергично кивнула Патриция, и Кэти почувствовала, что можно наконец расслабиться. Отпив еще глоток вина, она с облегчением откинулась на спинку стула, предоставляя разговор сидящих за столом свободному течению и с удовольствием отмечая, как он разгорается все оживленнее. Временами мужчины так увлекались, что Патриции было просто не вставить слова. Тогда она поднимала руку и, дождавшись паузы, с жаром высказывала свое суждение. Несколько раз женщины молча встречались взглядами, и Кэти улыбкой поддерживала миссис Джордан. Патриция славная женщина, думала она при этом, как жаль, что до сих пор никто не попытался помочь этой семье найти общий язык. Ведь достаточно посмотреть на них, чтобы понять: так дружно и оживленно они не беседовали годами.
– Вы правы, так оно и есть, – подтвердил Джад, когда позже, танцуя, она поделилась с ним этим предположением. – Спасибо, – тихо добавил он, привлекая ее к себе.
Она улыбнулась, щекой касаясь его плеча.
– За что спасибо?
– За то, что помогли сломать лед. В последние три часа мы больше разговаривали, спорили и смеялись, чем за все предыдущее десятилетие.
– Я сломала не лед, а укоренившуюся привычку. Ту, что сложилась давным-давно, ту, которую четверо умных, любящих друг друга, взрослых людей терпели чересчур долго. Ту, которую посторонние притворялись, что не замечают.
– Притворялись?
– Конечно, – с улыбкой ответила Кэти. – Ведь не нужно особенной прозорливости, чтобы увидеть барьеры, которые отделяют вас друг от друга, или тоску в глазах вашей матери.
– Тоску по чему? – спросил он после короткой паузы.
– По любви, по тому, чтобы быть любимой, – просто ответила Кэти. – Я думаю, что она будет одержимой бабушкой. Пари держу: ей не терпится поскорее получить внуков. У нее руки слишком давно не заняты, и она чувствует пустоту.
– Почему? Она рядом с отцом.
– Да, – поспешно согласилась Кэти. – И они очень дружны, это видно с первого взгляда. Но женщина всегда мечтает о внуках. Обычно это чувство приходит задолго до их появления.
– А как относится к внукам мужчина?
– Он созревает медленнее, – лукаво улыбнулась Кэти. – Но когда внуки появляются, он часто их боготворит и ведет себя так, словно они родились сугубо по его инициативе.
Рука Джада крепче обвилась вокруг ее талии. Танцуя, он вел ее сквозь открытые двери, из зала в зал – к веранде.
– Вы во всем видите неожиданную сторону, – проговорил он, останавливаясь около парапета, наклоняясь и заглядывая ей в глаза.
– Да нет. – Кэти сделала шаг назад и медленно двинулась вдоль каменной балюстрады, глубоко дыша мягким благоухающим воздухом, любуясь огнями расстилающегося внизу сада. Нет, я просто смотрю и слушаю. И, знаете, порой мне кажется, что все мужчины или слепы или чудовищно толстокожи. Но, возвращаясь к вашей матери: чего я не понимаю, так это как вы могли не видеть?
– Но вы же сами объяснили: я слишком долго был во власти привычки. – Подойдя к ней вплотную, он нежно взял ее за руку, легонько погладил ладонь, потом сплел ее пальцы со своими. – Знаете, в чем я изменился в последнее время? Я стал предпочитать прямые пути. Понял: чтобы добиться желаемого, надо стремиться прямо к цели.
О Боже, мелькнуло в голове у Кэти. Как можно было забыть о тревожных звоночках, предупредительно прозвучавших в мозгу после того, как, поцеловав Агату в щеку, он поднял глаза. В одном этом взгляде было достаточно жара, чтобы спешно схватиться за огнетушитель.
А ведь потом были и другие предупредительные сигналы.
Но она, Кэти, по ряду причин отмахнулась от них, убедила себя, что сама создает напряжение, фантазирует, ощущая какие-то внешние токи. И как же было не ошибиться? – невесело усмехнулась она. Как было разобраться в происходящем, если она даже вспомнить не может, когда мужчина в последний раз смотрел на нее с такой жадностью? А если быть честной, то никакого первого раза ей тоже не вспомнить.
А Джад – из тех, кто борется за обладание желаемым.
Весь вечер он незаметно, но с железным упорством ставил преграду между нею и своим братом. Причем делал это так ловко, что она даже не осознавала, что происходит. Отца он не воспринимал соперником и не придумывал уловок, чтобы помешать ему танцевать с Кэти. Но Джейсону напрямую сказал, чтобы тот подыскал себе другую партнершу.
И он то и дело находил возможность прикоснуться к ней.
Думая об этом, она с изумлением осознала, что Джад – это сплав нежности и чувственности. Весь вечер он находил способы заставить ее физически почувствовать свою близость. Легкое ненавязчивое прикосновение к локтю, к руке, внезапно вспыхивающие серебристой искрой глаза – все было направлено к этой цели.
Да, он опасен.
А она с непростительным легкомыслием растворилась в теплой гостеприимной атмосфере вечера, поверила, что и в самом деле приехала на этот бал, чтобы непринужденно отдохнуть, получала удовольствие, открывая тайные пружины конфликта характеров в семействе Джордан, и старалась не обращать внимания на вибрацию в собственных нервных окончаниях и не задумываться над ее причинами.
И что же делать теперь?
Кэти чуть расправила плечи, по-прежнему избегая устремленного на нее взгляда. И в этот момент часы начали бить полночь – время, когда Золушке надо вернуться в реальный мир, а Кэти Донован вспомнить о своих планах, в которых нет места мужчине, особенно такому, который, пройдя через суровое, лишенное ласки детство, захочет иметь женой милую, любящую, заботливую женщину.
Кинув на него быстрый взгляд, Кэти вынуждена была признать, что в данный момент Джад явно не кажется слабаком, нуждающимся в опоре. Но ведь нельзя поручиться, что он не изменится. Кэти нахмурилась.
– Почему появились морщинки? – касаясь двух вертикальных черточек между бровей, спросил Джад.
– Потому что я, кажется, собираюсь крупно сглупить, – тщательно отбирая слова, сказала она.
– Вы собираетесь кинуться мне в объятия? – откликнулся он с живым интересом.
– Нет, до такой крупной глупости я не додумалась, – сухо сказала она, но не выдержала и улыбнулась.
– Жаль. – Рука Джада, лаская, скользнула вниз по щеке. – Мне эта идея очень понравилась.
– Глупость, которую я хочу совершить, просьба. Я хочу попросить вас не говорить того, что вы собираетесь сказать.
– Почему?
– Потому что это сразу же все осложнит и испортит мне легкий приятный вечер, – растерянно сказала Кэти, опешив от не оставлявшей места шуткам прямоты вопроса.
– То есть возникнет нечто такое, с чем вы не готовы встретиться? – мягко спросил Джад, не делая больше попыток ненароком к ней прикоснуться.
– Именно так. – Она кивнула, и их взгляды наконец встретились.
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем он произнес:
– Хорошо. Никаких слов не будет.
От этого обещания Кэти сразу же полегчало. Охваченная благодарностью, она радостно улыбнулась ему, но он шагнул вперед, и улыбка начала гаснуть, а когда свет сбоку упал ему на лицо, то исчезла совсем. Сердце забилось тяжелым молотом. Она попыталась отодвинуться и почти сразу же оказалась прижатой к стене. Лицо Джада приближалось и приближалось.
Для женщины, чьи планы и фантазии неотступно кружились вокруг картины тишины и покоя, это лицо было опасным.
Упершись ладонями в стену, справа и слева от ее головы, он как бы отгородил ее от всего мира.
– Джад, я… – начала она с расширенными от страха глазами.
– Не надо слов, Кэти, – прошептал он, – не надо слов.
Она ощущала идущее от него излучение все подчиняющей себе мужской силы, волны его желания затопляли ее своим жаром, оглушая, рождали волнение, трепет. В ужасе оттого, что она может так примитивно, нутром отдаваться навязываемому ей чувству, Кэти отчаянно замотала головой, открыла рот, чтобы сказать что-то путное, и в тот же миг Джад прикоснулся губами к ее губам, а потом прильнул к ним глубоким поцелуем, соединяя чувства, осязание, вкус в едином порыве желания. И Кэти не оттолкнула его. Стрелка магнита качнулась – и на несколько безумных, невообразимых мгновений она прижалась к нему, всем существом отдаваясь с головой захлестнувшим волнам восторга.
Когда Джад поднял голову, Кэти смотрела на него потрясенным взглядом.
– Все так, как я думал, – сказал он тоном очень довольного собой человека. – Слова нам действительно не нужны. А теперь, может, вернемся в зал и, если там играют что-нибудь приятное, потанцуем?
Он торопил ее.
А ведь Кэти Донован показала так ясно, как это только возможно для мягкосердечного человека, что ей не только не хочется, чтобы ее торопили, но и вообще не хочется, чтобы вмешивались в ее жизнь.
И именно поэтому он торопил ее.
Кэти, скорее всего, не понимала, что дошла до грани смертельной усталости и полной опустошенности. А ему нередко приходилось наблюдать такие состояния. Два года назад он и сам прошел через это. И потому безошибочно чуял признаки подобного кризиса в других.
Ее реакции были сейчас нестабильны. В любой момент она могла как замкнуться, так и ринуться с головой в головокружительный роман. И именно поэтому он торопил ее. Если ей суждено закружиться в романе, он станет его героем. А если она в самом деле склонится к побегу, он будет рядом и сумеет удержать ее.
Первый взгляд, который он бросил на Кэти, мгновенно зажег ему кровь, второй – вызвал желание пасть перед ней на колени. Ей пока этого не понять, но она его женщина. В брюках, в вечернем платье, сшитом, чтобы сводить с ума, или просто в костюме Евы – она его женщина. Он в этом уверен. Он чувствует это нутром. Осталось немного: заставить ее почувствовать то же самое.
Он вздохнул. Выполненные пастелью, созданные, чтобы приносить умиротворение, калифорнийские пейзажи, развешанные по стенам, сегодня, увы, не умиротворяли. Сняв вечерний костюм, Джад напомнил себе, что нужно будет отправить его в химчистку, потом натянул джинсы.
Босиком он прошлепал в кухню, вынул из холодильника банку пива и неторопливо вернулся в гостиную. Сухо и лаконично отделанная комната была результатом свободного творчества дамы-дизайнера, долго и безуспешно пытавшейся добиться от заказчика, каковы его вкусы. Когда он наконец отделался просьбой делать все что угодно, избегая только псевдоуюта в викторианском или сельском стиле, она соорудила интерьер в духе новейшей моды Западного побережья.
Главной целью было создать ощущение прохлады; на самом деле – обводя комнату глазами, заключил Джад – получилось и скучновато, и тускло. И все какое-то чересчур чистое, неиспользуемое. Сделав еще глоток пива, он попытался прикинуть, во что превратила бы эту комнату Кэти. Да уж! – он усмехнулся. Она без сомнения заставила бы все сиять яркими красками и жизнерадостностью. И еще поставила бы удобные кресла, в которых мужчина может сидеть, вольготно вытянув ноги, да еще и закинув их на журнальный столик.
Кэти.
Она упомянула, что разведена. Отхлебнув пива, он задумался. Как давно это было? Причинило ли ей сильную боль? Скучает ли она до сих пор о своем муже? О своем бывшем муже.
Вдруг его мысль обрела неожиданный поворот. Бутылка с пивом замерла в воздухе. Возможно ли, что негодяй был с ней физически груб? Не потому ли она так настороженно косится, когда к ней подходишь чересчур близко?
Коротко чертыхнувшись, он встал, прошел к стеклянной двери, выходящей в просторный, стеной отделенный от соседей сад, включил, протянув руку, наружное освещение и замер, глядя на пышные тропические папоротники, так резко контрастирующие с мягкой прохладой, создаваемой в доме кондиционерами. Шумно вздохнув, разжал кулак, непонятно в какой момент машинально им стиснутый.
В какой бы кошмар ни вылилась супружеская жизнь Кэти, он готов был поручиться, что она сделала все возможное и невозможное, чтобы наладить и спасти брак. И если этот идиот муж – бывший муж – не ценил то, что имел, виноватить, кроме себя, ему некого. Терять время на жалость к этому типу Джад, безусловно, не собирался.
Он с напряжением выпустил из легких воздух, только теперь осознав, что стоял затаив дыхание. Нет, Кэти не выглядела надломленной женщиной, жертвой жестокого обращения. Какие бы глупости ни допускал муженек, Джад готов был пари держать: физических надругательств она не терпела.
Конечно, не только шрамы, оставшиеся после побоев, залечиваются с трудом. Все еще глядя в зеленые заросли, Джад задумчиво покачал головой. Нет, и душевные шрамы на ней не видны. Похоже, Кэти повезло: она прошла сквозь неудачный брак, вынеся лишь ощущение разочарования и горечи. Но и это немало. Джад вспомнил нескольких друзей, долго залечивавших раны неудавшегося супружества. Неважно, почему брак разрушился, сам факт разрушения наносит травму.
И все же важнее всего, что брак Кэти в прошлом. Незачем углубляться в воспоминания, лучше думать о том, что сейчас. Они оба свободны. Правда, Кэти еще пуглива, как олененок. Но это пройдет. Он подождет, и, когда у нее вновь появятся силы и интерес к окружающей жизни, он будет рядом, и ей станет ясно, что им – по пути.
– Ну, Золушка, как прошел бал?
Стоило Кэти показаться на пороге, как Агата заткнула карандаш за ухо, положила локти на стол и приготовилась слушать.
– Дай мне хоть дверь за собой закрыть! – простонала Кэти.
– Пожалуйста, без охов и закатыванья глаз, – сухо и даже жестко сказала Агата. – У меня как у доброй феи, безусловно, есть кое-какие права. Итак. Как прошел бал?
– Очень торжественно и шикарно. Тебе бы понравилось.
– А как родители Джада?
– Тоже торжественные и шикарные. Но очень милые.
– Разумеется. Это не нувориши.
– Что ты имеешь в виду? – приподняла брови Кэти.
– Семьи богатые с назапамятных времен – а семья Джада такая, я как-то читала о них в газете – или несносны, или действительно очень милы.
– Понятно. Значит, у таких шансы пятьдесят на пятьдесят. Что ж, не плохо. – Надеясь, что любопытство Агаты уже удовлетворено, Кэти, порывшись в сумке, которую носила через плечо, извлекла большой лист бумаги. – Список инструкторов, которых мне предстоит обзвонить, – помахала она им в воздухе.
Но Агата не исчерпала еще вопросов.
– Я думаю, ты не сидела весь вечер с его родителями? В твоем-то розовом платье? Давай выкладывай, как все было с Джадом.
Как было? Кэти уставилась в список, но буквы плыли перед глазами. Он ни с того ни с сего поцеловал меня, а я ответила, да еще и прильнула к нему, словно мокрая тряпка. Потом он целый вечер выглядел очень довольным собой, а я притворялась, что ничего не случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
– Да, мама, я ведь и не сказал тебе, что Кэти – директор «Дома милосердия».
Глаза Патриции вспыхнули неподдельным интересом.
– Я много слышала о вашем «Доме». По-моему, прекрасный замысел.
– Больше того, – с родительской гордостью откликнулась Кэти. – Это замысел, ставший жизнью. Приезжайте взглянуть. Мы очень любим показывать свои достижения. Разумеется, это относится ко всем, – добавила она, обводя стол глазами, – только ближайшие три недели у нас сумасшедшие. А потом жду всех в любое удобное для вас время.
– А в чем заключается сумасшествие трех недель? – спросил Джейсон.
– В организации грандиозного показа для прессы. Ровно через три недели мы приглашаем к себе представителей всех средств массовой информации, и нам нужно быть стопроцентно готовыми к этому дню. Мы шесть месяцев лезли из кожи, чтобы ко «дню прессы» у нас заработало как можно больше служб. Хочется, чтобы можно было не только показать, но и действительно похвастаться. Автор программы считает…
– Вы имеете в виду Кевина Донована? – уточнила Патриция.
– Это дядя Кэти, – тихо подсказал Джад.
– Да, именно его, – кивнула Кэти. – Он считает, что, если мы сможем произвести впечатление, показать, что энтузиазм и находчивость могут творить чудеса, многие крупные корпорации и фонды подхватят идею и выделят деньги на новые «Дома».
– И сколько еще «Домов милосердия» вы планируете открыть? – Интерес Джадсона был явно неподдельным.
– Кто знает? Может, один. А может быть, десять, сто, – усмехнулась Кэти. – Мой дядя мыслит масштабно. Не удивлюсь, если в его проектах уже существует целая сеть «Домов», охватывающая весь мир.
– Да, воображению его нет предела, – согласилась Патриция, видя восторженно-горделивое выражение лица Кэти.
– Он именно такой. Но кроме того, он уникум, который делает все по-своему, не терпит никаких официальных ограничений. Он всегда говорит: помощь должна исходить от конкретных людей, а не от каких-то решений правительства. Люди сами должны помогать друг другу, вот, например, как Джад, который взялся вести у нас группу по обучению столярному делу. И, судя по тому, что я вижу, – указывая на зал, обратилась она к Патриции и Джадсону, – вы тоже на стороне реальных и независимых инициатив.
– Да, это так, – энергично кивнула Патриция, и Кэти почувствовала, что можно наконец расслабиться. Отпив еще глоток вина, она с облегчением откинулась на спинку стула, предоставляя разговор сидящих за столом свободному течению и с удовольствием отмечая, как он разгорается все оживленнее. Временами мужчины так увлекались, что Патриции было просто не вставить слова. Тогда она поднимала руку и, дождавшись паузы, с жаром высказывала свое суждение. Несколько раз женщины молча встречались взглядами, и Кэти улыбкой поддерживала миссис Джордан. Патриция славная женщина, думала она при этом, как жаль, что до сих пор никто не попытался помочь этой семье найти общий язык. Ведь достаточно посмотреть на них, чтобы понять: так дружно и оживленно они не беседовали годами.
– Вы правы, так оно и есть, – подтвердил Джад, когда позже, танцуя, она поделилась с ним этим предположением. – Спасибо, – тихо добавил он, привлекая ее к себе.
Она улыбнулась, щекой касаясь его плеча.
– За что спасибо?
– За то, что помогли сломать лед. В последние три часа мы больше разговаривали, спорили и смеялись, чем за все предыдущее десятилетие.
– Я сломала не лед, а укоренившуюся привычку. Ту, что сложилась давным-давно, ту, которую четверо умных, любящих друг друга, взрослых людей терпели чересчур долго. Ту, которую посторонние притворялись, что не замечают.
– Притворялись?
– Конечно, – с улыбкой ответила Кэти. – Ведь не нужно особенной прозорливости, чтобы увидеть барьеры, которые отделяют вас друг от друга, или тоску в глазах вашей матери.
– Тоску по чему? – спросил он после короткой паузы.
– По любви, по тому, чтобы быть любимой, – просто ответила Кэти. – Я думаю, что она будет одержимой бабушкой. Пари держу: ей не терпится поскорее получить внуков. У нее руки слишком давно не заняты, и она чувствует пустоту.
– Почему? Она рядом с отцом.
– Да, – поспешно согласилась Кэти. – И они очень дружны, это видно с первого взгляда. Но женщина всегда мечтает о внуках. Обычно это чувство приходит задолго до их появления.
– А как относится к внукам мужчина?
– Он созревает медленнее, – лукаво улыбнулась Кэти. – Но когда внуки появляются, он часто их боготворит и ведет себя так, словно они родились сугубо по его инициативе.
Рука Джада крепче обвилась вокруг ее талии. Танцуя, он вел ее сквозь открытые двери, из зала в зал – к веранде.
– Вы во всем видите неожиданную сторону, – проговорил он, останавливаясь около парапета, наклоняясь и заглядывая ей в глаза.
– Да нет. – Кэти сделала шаг назад и медленно двинулась вдоль каменной балюстрады, глубоко дыша мягким благоухающим воздухом, любуясь огнями расстилающегося внизу сада. Нет, я просто смотрю и слушаю. И, знаете, порой мне кажется, что все мужчины или слепы или чудовищно толстокожи. Но, возвращаясь к вашей матери: чего я не понимаю, так это как вы могли не видеть?
– Но вы же сами объяснили: я слишком долго был во власти привычки. – Подойдя к ней вплотную, он нежно взял ее за руку, легонько погладил ладонь, потом сплел ее пальцы со своими. – Знаете, в чем я изменился в последнее время? Я стал предпочитать прямые пути. Понял: чтобы добиться желаемого, надо стремиться прямо к цели.
О Боже, мелькнуло в голове у Кэти. Как можно было забыть о тревожных звоночках, предупредительно прозвучавших в мозгу после того, как, поцеловав Агату в щеку, он поднял глаза. В одном этом взгляде было достаточно жара, чтобы спешно схватиться за огнетушитель.
А ведь потом были и другие предупредительные сигналы.
Но она, Кэти, по ряду причин отмахнулась от них, убедила себя, что сама создает напряжение, фантазирует, ощущая какие-то внешние токи. И как же было не ошибиться? – невесело усмехнулась она. Как было разобраться в происходящем, если она даже вспомнить не может, когда мужчина в последний раз смотрел на нее с такой жадностью? А если быть честной, то никакого первого раза ей тоже не вспомнить.
А Джад – из тех, кто борется за обладание желаемым.
Весь вечер он незаметно, но с железным упорством ставил преграду между нею и своим братом. Причем делал это так ловко, что она даже не осознавала, что происходит. Отца он не воспринимал соперником и не придумывал уловок, чтобы помешать ему танцевать с Кэти. Но Джейсону напрямую сказал, чтобы тот подыскал себе другую партнершу.
И он то и дело находил возможность прикоснуться к ней.
Думая об этом, она с изумлением осознала, что Джад – это сплав нежности и чувственности. Весь вечер он находил способы заставить ее физически почувствовать свою близость. Легкое ненавязчивое прикосновение к локтю, к руке, внезапно вспыхивающие серебристой искрой глаза – все было направлено к этой цели.
Да, он опасен.
А она с непростительным легкомыслием растворилась в теплой гостеприимной атмосфере вечера, поверила, что и в самом деле приехала на этот бал, чтобы непринужденно отдохнуть, получала удовольствие, открывая тайные пружины конфликта характеров в семействе Джордан, и старалась не обращать внимания на вибрацию в собственных нервных окончаниях и не задумываться над ее причинами.
И что же делать теперь?
Кэти чуть расправила плечи, по-прежнему избегая устремленного на нее взгляда. И в этот момент часы начали бить полночь – время, когда Золушке надо вернуться в реальный мир, а Кэти Донован вспомнить о своих планах, в которых нет места мужчине, особенно такому, который, пройдя через суровое, лишенное ласки детство, захочет иметь женой милую, любящую, заботливую женщину.
Кинув на него быстрый взгляд, Кэти вынуждена была признать, что в данный момент Джад явно не кажется слабаком, нуждающимся в опоре. Но ведь нельзя поручиться, что он не изменится. Кэти нахмурилась.
– Почему появились морщинки? – касаясь двух вертикальных черточек между бровей, спросил Джад.
– Потому что я, кажется, собираюсь крупно сглупить, – тщательно отбирая слова, сказала она.
– Вы собираетесь кинуться мне в объятия? – откликнулся он с живым интересом.
– Нет, до такой крупной глупости я не додумалась, – сухо сказала она, но не выдержала и улыбнулась.
– Жаль. – Рука Джада, лаская, скользнула вниз по щеке. – Мне эта идея очень понравилась.
– Глупость, которую я хочу совершить, просьба. Я хочу попросить вас не говорить того, что вы собираетесь сказать.
– Почему?
– Потому что это сразу же все осложнит и испортит мне легкий приятный вечер, – растерянно сказала Кэти, опешив от не оставлявшей места шуткам прямоты вопроса.
– То есть возникнет нечто такое, с чем вы не готовы встретиться? – мягко спросил Джад, не делая больше попыток ненароком к ней прикоснуться.
– Именно так. – Она кивнула, и их взгляды наконец встретились.
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем он произнес:
– Хорошо. Никаких слов не будет.
От этого обещания Кэти сразу же полегчало. Охваченная благодарностью, она радостно улыбнулась ему, но он шагнул вперед, и улыбка начала гаснуть, а когда свет сбоку упал ему на лицо, то исчезла совсем. Сердце забилось тяжелым молотом. Она попыталась отодвинуться и почти сразу же оказалась прижатой к стене. Лицо Джада приближалось и приближалось.
Для женщины, чьи планы и фантазии неотступно кружились вокруг картины тишины и покоя, это лицо было опасным.
Упершись ладонями в стену, справа и слева от ее головы, он как бы отгородил ее от всего мира.
– Джад, я… – начала она с расширенными от страха глазами.
– Не надо слов, Кэти, – прошептал он, – не надо слов.
Она ощущала идущее от него излучение все подчиняющей себе мужской силы, волны его желания затопляли ее своим жаром, оглушая, рождали волнение, трепет. В ужасе оттого, что она может так примитивно, нутром отдаваться навязываемому ей чувству, Кэти отчаянно замотала головой, открыла рот, чтобы сказать что-то путное, и в тот же миг Джад прикоснулся губами к ее губам, а потом прильнул к ним глубоким поцелуем, соединяя чувства, осязание, вкус в едином порыве желания. И Кэти не оттолкнула его. Стрелка магнита качнулась – и на несколько безумных, невообразимых мгновений она прижалась к нему, всем существом отдаваясь с головой захлестнувшим волнам восторга.
Когда Джад поднял голову, Кэти смотрела на него потрясенным взглядом.
– Все так, как я думал, – сказал он тоном очень довольного собой человека. – Слова нам действительно не нужны. А теперь, может, вернемся в зал и, если там играют что-нибудь приятное, потанцуем?
Он торопил ее.
А ведь Кэти Донован показала так ясно, как это только возможно для мягкосердечного человека, что ей не только не хочется, чтобы ее торопили, но и вообще не хочется, чтобы вмешивались в ее жизнь.
И именно поэтому он торопил ее.
Кэти, скорее всего, не понимала, что дошла до грани смертельной усталости и полной опустошенности. А ему нередко приходилось наблюдать такие состояния. Два года назад он и сам прошел через это. И потому безошибочно чуял признаки подобного кризиса в других.
Ее реакции были сейчас нестабильны. В любой момент она могла как замкнуться, так и ринуться с головой в головокружительный роман. И именно поэтому он торопил ее. Если ей суждено закружиться в романе, он станет его героем. А если она в самом деле склонится к побегу, он будет рядом и сумеет удержать ее.
Первый взгляд, который он бросил на Кэти, мгновенно зажег ему кровь, второй – вызвал желание пасть перед ней на колени. Ей пока этого не понять, но она его женщина. В брюках, в вечернем платье, сшитом, чтобы сводить с ума, или просто в костюме Евы – она его женщина. Он в этом уверен. Он чувствует это нутром. Осталось немного: заставить ее почувствовать то же самое.
Он вздохнул. Выполненные пастелью, созданные, чтобы приносить умиротворение, калифорнийские пейзажи, развешанные по стенам, сегодня, увы, не умиротворяли. Сняв вечерний костюм, Джад напомнил себе, что нужно будет отправить его в химчистку, потом натянул джинсы.
Босиком он прошлепал в кухню, вынул из холодильника банку пива и неторопливо вернулся в гостиную. Сухо и лаконично отделанная комната была результатом свободного творчества дамы-дизайнера, долго и безуспешно пытавшейся добиться от заказчика, каковы его вкусы. Когда он наконец отделался просьбой делать все что угодно, избегая только псевдоуюта в викторианском или сельском стиле, она соорудила интерьер в духе новейшей моды Западного побережья.
Главной целью было создать ощущение прохлады; на самом деле – обводя комнату глазами, заключил Джад – получилось и скучновато, и тускло. И все какое-то чересчур чистое, неиспользуемое. Сделав еще глоток пива, он попытался прикинуть, во что превратила бы эту комнату Кэти. Да уж! – он усмехнулся. Она без сомнения заставила бы все сиять яркими красками и жизнерадостностью. И еще поставила бы удобные кресла, в которых мужчина может сидеть, вольготно вытянув ноги, да еще и закинув их на журнальный столик.
Кэти.
Она упомянула, что разведена. Отхлебнув пива, он задумался. Как давно это было? Причинило ли ей сильную боль? Скучает ли она до сих пор о своем муже? О своем бывшем муже.
Вдруг его мысль обрела неожиданный поворот. Бутылка с пивом замерла в воздухе. Возможно ли, что негодяй был с ней физически груб? Не потому ли она так настороженно косится, когда к ней подходишь чересчур близко?
Коротко чертыхнувшись, он встал, прошел к стеклянной двери, выходящей в просторный, стеной отделенный от соседей сад, включил, протянув руку, наружное освещение и замер, глядя на пышные тропические папоротники, так резко контрастирующие с мягкой прохладой, создаваемой в доме кондиционерами. Шумно вздохнув, разжал кулак, непонятно в какой момент машинально им стиснутый.
В какой бы кошмар ни вылилась супружеская жизнь Кэти, он готов был поручиться, что она сделала все возможное и невозможное, чтобы наладить и спасти брак. И если этот идиот муж – бывший муж – не ценил то, что имел, виноватить, кроме себя, ему некого. Терять время на жалость к этому типу Джад, безусловно, не собирался.
Он с напряжением выпустил из легких воздух, только теперь осознав, что стоял затаив дыхание. Нет, Кэти не выглядела надломленной женщиной, жертвой жестокого обращения. Какие бы глупости ни допускал муженек, Джад готов был пари держать: физических надругательств она не терпела.
Конечно, не только шрамы, оставшиеся после побоев, залечиваются с трудом. Все еще глядя в зеленые заросли, Джад задумчиво покачал головой. Нет, и душевные шрамы на ней не видны. Похоже, Кэти повезло: она прошла сквозь неудачный брак, вынеся лишь ощущение разочарования и горечи. Но и это немало. Джад вспомнил нескольких друзей, долго залечивавших раны неудавшегося супружества. Неважно, почему брак разрушился, сам факт разрушения наносит травму.
И все же важнее всего, что брак Кэти в прошлом. Незачем углубляться в воспоминания, лучше думать о том, что сейчас. Они оба свободны. Правда, Кэти еще пуглива, как олененок. Но это пройдет. Он подождет, и, когда у нее вновь появятся силы и интерес к окружающей жизни, он будет рядом, и ей станет ясно, что им – по пути.
– Ну, Золушка, как прошел бал?
Стоило Кэти показаться на пороге, как Агата заткнула карандаш за ухо, положила локти на стол и приготовилась слушать.
– Дай мне хоть дверь за собой закрыть! – простонала Кэти.
– Пожалуйста, без охов и закатыванья глаз, – сухо и даже жестко сказала Агата. – У меня как у доброй феи, безусловно, есть кое-какие права. Итак. Как прошел бал?
– Очень торжественно и шикарно. Тебе бы понравилось.
– А как родители Джада?
– Тоже торжественные и шикарные. Но очень милые.
– Разумеется. Это не нувориши.
– Что ты имеешь в виду? – приподняла брови Кэти.
– Семьи богатые с назапамятных времен – а семья Джада такая, я как-то читала о них в газете – или несносны, или действительно очень милы.
– Понятно. Значит, у таких шансы пятьдесят на пятьдесят. Что ж, не плохо. – Надеясь, что любопытство Агаты уже удовлетворено, Кэти, порывшись в сумке, которую носила через плечо, извлекла большой лист бумаги. – Список инструкторов, которых мне предстоит обзвонить, – помахала она им в воздухе.
Но Агата не исчерпала еще вопросов.
– Я думаю, ты не сидела весь вечер с его родителями? В твоем-то розовом платье? Давай выкладывай, как все было с Джадом.
Как было? Кэти уставилась в список, но буквы плыли перед глазами. Он ни с того ни с сего поцеловал меня, а я ответила, да еще и прильнула к нему, словно мокрая тряпка. Потом он целый вечер выглядел очень довольным собой, а я притворялась, что ничего не случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16