Мензор наскочил на зад юлии с таким успехом, что юлия
внезапно остановилась, замирая.
Вероятно ее ощущения были очень сильны, так как выражение ее
лица было таким, каким ранее не было. Разгневанная промедлением
графиня стала осыпать негодную проклятиями. Придя в себя, юлия
возобновила работу с удвоеной силой... Разгоряченные толчки,
раскрывшиеся глаза и открытый рот графини дали понять юлии, что
секунды страсти наступили.
Переполненый сладострастия я не имел силы сойти с места и ут-
ратил рассудок: в глазах помутилось, голова страшно кружилась,
страшно стучало сердце и в висках.
Я испытывал дикую ярость от любовной жажды. Вид Фанни тоже
страшно изменился: ее взгляд был неподвижен, ее руки напряженно
и нервно искали меня. Полуоткрытый рот и стиснутые зубы говори-
ли об одуряющей чувственности, бившей через край.
Едва дойдя до постели, мы упали в нее, бросаясь друг на
друга, как два разгоряченных зверя. Тело к телу, во всю длину,
мы терлись кожей в вихре судорожных обьятий, охваченные волной
звериного желания. Наконец сон остановил это безумие.
После пяти часов благодатного сна я пробудился первым.
Радостные лучи солнца проникали сквозь занавеску и играли золо-
тистыми бликами на роскошных коврах и шелковых тканях. Это
чарующее, яркое пробуждение после такой жуткой ночи привело меня
в сознание.
Мне казалось, что я только что расстался с тяжелым кошмаром.
В моих обьятиях тихо колыхалась грудь цвета лилии или розы,
такая нежная, такая чистая, что казалось, достаточно будет лег-
кого прикосновения губ, чтобы она завяла...
Очаровательное создание-Фанни, полунагая в обьятиях сна, на
этом цветочном ложе, воплощала собой образ самых чудесных
мечтаний. Ее голова изящно покоилась на изгибе руки, чистый и
милый профиль ее был четок, как рисунок рафаэля. И каждая
частица ее тела источала обаяние. Это чарующее зрелище
омрачалось мыслью, что эта прелесть, познавшая только пятнадцать
весен, увяла за одну ночь. Лепестки юности сорваны и погружены
в тину разврата вакханической рукой. Она, так тихо баюкавшаяся
на ангельских крыльях, теперь навеки предана духам порока. Она
проснулась, почти смеясь, она грезила встретить обычное утро...
Увы, она увидела меня, чужую постель, не ее комнату... Горе
ее было ужасно, слезы душили ее. Я стыдился самого себя. Я
прижал ее к себе, целуя ее слезинки.
Фанни слушала меня, молчаливая, удивленная с тем же недовери-
ем с каким она отдавала мне свое тело. Она передавала свою
душу, наивную и до крайности взволнованную. Наконец мы встали.
Графиня лежала непристойно раскинувшись, с помятым видом,
тело ее было покрыто нечистыми пятнами. Она напоминала пьяную,
брошенную оголенной на мостовой.
- Уйдем! - Прошептал я, - уйдем Фанни, скорее оставим этот
отвратительный дом.

Часть вторая

я был убежден, что Фанни относилась к графине с отвращением и
полным отрицанием. Я дарил ей всю свою нежность, самые страс-
тные ласки. Но ничто не могло сравниться в глазах Фанни с вос-
торгом ее подруги. Все казалось холодным по сравнению с той гу-
бительной ночью.
Вскоре я понял, что она не устоит. С замаскированных или не
вызывающих подозрений мест я наблюдал за ней. Часто я видел,
как она плакала на диване, как она извивалась в отчаянии, как
срывая с себя платье, стояла обнаженная перед зеркалом... Я не
мог ее исцелить. Однажды вечером, будучи на своем посту
наблюдателя, я услышал:
- кто там? Анжелика, это вы? Галиани... О, мадам, я была
так далеко от вас...
Галиани: без сомнения, вы избегаете меня и вынуждена была
прибегнуть к хитрости, чтобы попасть к вам...
Фанни: я не понимаю вас, но если я сохранила в тайне то, что
я знаю о вас, то все же официальный отказ в приеме вас мог дока-
зать, что ваше присутствие мне тягостно и ненавистно. Сделайте
милость, оставьте меня...
Галиани: я приняла все меры. Вы не в состоянии ничего
изменить.
Фанни: но что вы намерены делать? Снова меня изнасиловать?
Снова грязнить? О,нет! Уйдите, или я позову на помощь!
Галиани: дитя мое, успокойтесь... Бояться нечего.
Фанни: ради бога не прикасайтесь ко мне!
Галиани: вы все равно покоритесь... Я сильнее вас! Что
такое? С ней дурно! Я принимала тебя только из любви. Я хочу
только твоей радости... Твоего опьянения в моих обьятьях...
Фанни: вы меня уничтожаете. Мой бог! Оставьте меня, нако-
нец! Вы ужасна!
Галиани: ужасна? Ну, взгляни - разве я не молода? Не кра-
сива? Разве может мужчина-любовник сравниться со мной? Две-три
борьбы повергают его в прах, на четвертой он уже беспомощен. А
я... Я всегда ненасытна...
Фанни: довольно, Галиани, довольно!
Галиани: нет! Нет! Послушайте... Сбросить свою одежду,
сознавать свою красоту и молодость в сладострастном благоухании,
гореть от любви и дрожать от наслаждений... Приникнуть телом к
телу, душой к душе... О... Это райское блаженство...
Фанни: о, пощадите меня... Вы... Ты... Страшна... Ты
вьелась в мою душу. Ты ужас... И я люблю тебя...
Галиани: я счастлива. Ты божественна! Ты ангел... О, об-
нажись... Быстро, я уже разделась... Ты ослепительна. Постой
немного, чтобы я могла досыта тобой налюбоваться... Я целую
твои ноги, колени... Грудь... Губы... Обними меня. Прижми
меня сильнее... Какая сладость... И два тела соединились. На
каждый стон отзывался другой. Затем послышался приглушенный
крик и обе женщины замерли в неподвижности.
Фанни: я счастлива...
Галиани: я тоже... Насытимся этой ночью.
С этими словами она направилась к алькову. Фанни бросилась
на кровать и распростерлась в сладостной позе. Галиани,
опустившись на ковер, заключила ее в обьятиях. Любовные шалости
начались вновь. Руки снова бегали по телу. Глаза Галиани горе-
ли ожиданием. Взор Фанни выражал запутанность мыслей и чувств.
Осуждая это тяжелое безумство, я весь был до крайности взволно-
ван. Мне казалось, что мои натянутые и напряженные нервы пор-
вутся.
Между тем трибазы скрестились бедрами одна с другой,
смешавшись шерсткой своих тайных частей. Казалось, они хотят
растерзать друг друга!
Фанни: я истекаю...
Галиани: я этого хотела...
Фанни: как я устала... Меня всю ломит... Я только теперь
поняла, что такое наслаждение. Но откуда ты, столь молодая,
узнала так много и так искушена?
Галиани: ты хочешь узнать? Изволь. Давай обнимемся ногами,
прижмемся друг к другу и я буду рассказывать.
Фанни: я слушаю тебя.
Галиани: ты помнишь о пыткках, которым подвергала меня
тетка? Поняв всю низость деяния, захватив с собой все деньги и
драгоценности, воспользовавшись отсутствием своей почтенной
родственницы,я бежала в монастырь искупления. Игуменья приняла
меня очень хорошо. Я все рассказала ей и просила помощи и пок-
ровительства. Она обняла меня и, нежно прижав к сердцу, расска-
зала о спокойной монастырской жизни. Она вызвала во мне большую
ненависть к мужчинам. Чтобы облегчить мой переход к новой
жизни, она оставила меня у себя и предложила спать в ее покоях.
Мы подружились. Настоятельница была очень неспокойна в пос-
тели. Она ворочилась и жалуясь на холод, просила меня лечь с
ней, чтобы согреться. Я почувствовала, что она совсем обнажена.
- Без рубашки легче спать,- сказала она и предложила мне тоже
снять свою. Желая доставить ей удовлетворение, я это исполнила.
- Крошка моя, - воскликнула она, - какая ты горячая и до чего
у тебя нежная кожа! Расскажи, что они с тобой делали? Они били
тебя?
Я снова повторила ей историю со всеми подробностями.
Удовольсвие, испытанное ею от моего рассказа было настолько ве-
лико, что вызвало у нее необычную дрожь.
- Бедное дитя, - повторяла она, прижимая меня к себе.
Незаметно для себя я оказалась лежащей на ней. Ее ноги скрес-
тились у меня за спиной, руки обняли меня. Приятная, ласковая
теплота разлилась по всему моему телу. Я испытала чувство не-
знакомого покоя.
- Вы добры. Вы очень добры, - лепетала я,- как я теперь
счастлива... Я вас теперь люблю. Руки настоятельницы удиви-
тельно нежно ласкали меня. Тело ее тихо двигалось под моим
телом. Мои губы слились с ее губами. Щекотка, вызываемая ее
шерсткой, покалывала. Я пожирала ее ласки. Я взяла ее руку и
приложила к тому месту, которое она так сильно раздражала.
Настоятельница, видя меня в таком состоянии, пришла в
вакханическое опьянение. В ответ на поцелуй она огненным дождем
своих поцелуев осыпала меня с ног до головы. Эти сладострастные
прикосновения привели меня в неожиданное состояние. Но вот гол-
олва моя была охвачена бедрами моей соратницы. Я угадала ее
желание и принялась кусать нежные части тела между ногами. Но я
еще слабо отвечала на зов желаний. Она выползла из-под меня,
раздвинула мои ноги и коснулась ртом.
Проворный язык колол и давил, вонзаясь и быстро выскальзывая,
как стальной стилет. Она хватала меня зубами и возбуждала меня
до бешенства. Я отталкивала ее голову и тащила за волосы,тогда
она приостанавливалась, но потом снова начинала эту ласку. Одно
воспоминание об этом заставляет меня замирать от удовольствия.
Какое наслаждение!.. Какая безбрежность страстей!.. Я непреры-
вно стонала. Быстрый и жалящий язык настигал меня везде, куда
бы я не метнулась.Тонкие и плотные губы обхватили клитор...
Сжимали... Комкали... Вытягивали из меня душу.
О, Фанни! Это было чудовищное напряжение нервов! Я была
иссушена, хотя через край наполнялась кровью и влагой. Когда я
вспоминаю об этом, мне снова хочется испытать это ненасытное
щекотание, все пожирающее и пенистое... Утоли меня, утоли
меня!.. Фанни была злее голодной волчицы...
Галиани: будет! Будет! О, ты дьявол!
Фанни: надо быть совсем безжизненной и бескровной, чтобы не
воспламениться возле тебя... Расскажи еще.
Галиани: приобретая со временем опытность, я сторицей
возвращала то, что брала. Я замучивала бедную подругу. Всякая
натянутость исчезла и я узнала, что сестры монастыря искупления
предавались тем же любовным играм друг с другом.
Для этого у них было место, где можно было предаваться ра-
достям со всеми удобствами. Позорный шабаш начинался с семи
часов вечера и продолжался до утра. Когда настоятельница
посвятила меня в тайны своей философии, я пришла в такой ужас,
что временами мне в настоятельнице мерещилось воплощение сатаны.
Но она шутя разуверила меня, рассказывая о потери своего цело-
мудрия. Это не совсем обычная история.
Она была дочерью капитана корабля. Мать религиозная и умная
женщина воспитала ее в началах веры. Это, однако, не помешало
развитию ее темперамента. Уже в 12 лет она почувствовала нес-
терпимую жажду, которую пыталась утолить способами, подсказанны-
ми невинным и нелепым воображением. Несчастная неумелыми паль-
цами каждую ночь истощала свое здоровье и молодость. Однажды
она увидела собак, склещившихся между собой. Ее похотливое
любопытство помогло ей понять механизм действия пола и ей стало
ясно, чего не хватает ей. Живя в уединении, окруженная старыми
служанками, не видя ни одного мужчины, она не могла рассчитывать
найти животрепещущую стрелу, созданную для женщины. Юная тем-
фомана нашла, что обезьяны больше всего в этом приближаются к
человеку и вспомнила об орангутанге, привезенном ей ее отцом.
Она занялась исследованием зверя и так как ее наблюдения продол-
жались долго, то его орган, возбужденный девичьей близостью,
развернулся во всем своем великолепии...
Слушая голос безумия, она проломила в клетке отверстие, кото-
рым животное сразу воспользовалось. К восторгу девицы обезьяний
орган высунулся наружу. Чрезмерная величина его несколько
озадачила,но все поддаваясь дьявольскому наваждению она подошла
ближе, потрогала, погладила. Обезьяна дрожала, гримасничала.
Девица хотела было отступить, но последний взгляд на приманку
вернул ее к дикому желанию. Она решилась и, подняв юбку, эадом
попятилась к намеченной цели... И битва началась. Зверь заме-
нил мужчину. Девственность была растлена. Наслаждение вызвало
стоны и крики. Услыхав это, в комнату вбежала мать и застала
свою дочь крепко прижатой к клетке и отдающейся. Чтобы излечить
дочь от обезьянего помешательства, мать отдала ее в монастырь.
Фанни: лучше бы отдала ее совсем обезьянам. Галиани: может
быть ты и права, однако продолжу о себе. Легко приспособившись
к праздной жизни, согласилась принять посвящение в тайные монас-
тырские сатурналии. Через два дня состоялось представление.
Я пришла обнаженная, согласно уставу. Произнесла клятву,
посвятив себя огромному искусственному приапу, поставленному для
обряда в зале. После обряда толпа сестер ринулась на меня. Я
подчинялась всем капризам, принимала самые отчаяные позы безу-
держного сладострастия и после завершения всего непристойным
фантастическим танцем, была признана победительницей.
Одна маленькая монахиня, более живая, более шаловливая, чем
настоятельница, взяла меня к себе в постель. Это была самая ге-
ниальная трибаза, которую только мог сотворить ад. Я питала
такую страсть к ней, что мы были почти неразлучны во время вели-
ких оргастических слушаний. Эти слушания проводились в одном
зале, где гений искусства соединялся с духом разврата. Стены
зала покрывал темно-синий бархат, обрамленный лимонным деревом с
резными украшениями. Значительная часть стен была завешана и
заставлена зеркалами от пола до потолка. Во время оргии толпы
голых монахинь отражались в зеркалах, четко вырисовываясь на
темных панно ковров. Подушки заменяли сидения, двойной ковер
тончайшей выработки покрывал весь пол. На нем были вытканы с
изысканным сочетанием красок человеческие группы в любовных
позах, разнообразных и затейливых. Картины, изображенные на по-
толке, бросали яркий вызов безумного разврата. Я навсегда за-
помнила изображение на потолке трибазы, пылко терзаемой карибан-
том.
Фанни: о, должно быть великолепное зрелище!
Галиани: прибавь ко всему опьяняющий запах духов и цветов,
таинственно ласкающий свет, чудесный как переливы опала. Все
это создавало необьяснимое очарование, связанное с беспокойством
желаний, с чувственными снами наяву. Это казалось таинственным
востоком с его засасывающей беспечностью.
Фанни: как сладки такие ночи близ любимых!
Галиани: да, любовь бы охотно избрала это место своим хра-
мом, если бы безобразная оргия не превращала его в вертеп.
Фанни: как это?
Галиани: с наступлением ночи туда сходились монахини, одетые
в простые черные туники. Волосы их были распущены, ноги разуты.
Начиналось священное слушание, торжественное, великолепное.
Часть участников сидела, другие лежали на подушках. На низкий
стол подавались изысканные и острые блюда и возбуждающие вина.
Поев их, разгорались и румянились лица женщин, ослабленных
развратом и бледных. Возбуждающие приправы разливали по телу
огонь и волновали кровь. Становилось шумно, раздавались пьяные
возгласы, взрывы смеха, звон посуды, бокалов.
И вот одна из монахинь, самая развращенная, самая нетерпели-
вая, вдруг дарила соседке пламенный поцелуй, как молния
зажигающий толпу. Пары сходились, сплетались в пылких обьятиях,
губы сливались с губами, тела сливались с телами... Подавленные
вздохи сменялись словами смертельной истомы, жарким бредом ра-
зливался огонь страстей.
Вскоре становились недостаточными поцелуи щек, грудей, плеч и
одежды были сброшены! Обнажалось бесподобное зрелище! Гирлянда
женских тел, гибких, нежных, сплетенных в быстрых или медленных
касаниях, тончайших воздушно-сладостных и безумно пылких и рез-
вых порывах. Когда нетерпеливым парам казался слишком далеким
миг последней радости, тогда они на минуту разделялись, чтобы
собраться с духом. Впившись глазами друг в друга, стремились
обольстить друг друга самыми невообразимыми позами. Сраженная
подвергалась нападению победительницы и давала себя опрокиды-
вать, вьедаться в сладчайшую середину ее тела, чтобы обе испыты-
вали одинаковое наслаждение, бьющееся тело, издающее хрипы исту-
пленной похоти, заканчивающиеся двойным вскриком. Одна нападала
на другую. Пары ударялись о другие пары, падая на пол в
сладчайшей истоме.
Тихие лучи утреннего солнца встречали груду женских тел в об-
морочном состоянии и диком безумии.
1 2 3 4