Его явно насторожила свежесть купюр, поэтому он проверил
наугад еще несколько штук.
- Вы что - любитель изящных искусств? - спросил его Римо.
- Нет, нет! Я - любитель денег, и это хорошие деньги.
- Так могу я получить, наконец, ключи от машины?
- И даже мою жену в придачу, - пошутил менеджер.
- Мне нужны только ключи.
Римо сообщил менеджеру необходимые для оформления документов данные
адрес и фамилию, - и продавец поспешил в остекленный офис. Но не только
для оформления бумаг. Ему не терпелось, чтобы управляющий как можно шире
разнес молву о человеке, который уплатил за машину наличными. Вручая Римо
ключи от бежевого четырехдверного "флитвуда", продавец не скрывал
восторженной радости по поводу такого удачного покупателя, что несомненно
плодотворно скажется на его жалованье.
По дороге домой Римо остановился у мебельного магазина, где заказал
два ненужных ему цветных телевизора и ненужный спальный гарнитур. И здесь
он сообщил свою фамилию, адрес и уплатил за все наличными.
Заехав в тот вечер в местный полицейский участок, Римо с удивлением
почувствовал, что совсем не просто дать взятку полицейскому. Сам он, когда
был полицейским, никогда взяток не брал, да и многие из его коллег тоже
никогда бы не взяли. Конечно, кое-что перепадало порой на Рождество во
время дежурства на участке, но это нельзя назвать взяткой. К тому же, все
зависит от того, что, за что и как принимать. Хотя доходы игорного бизнеса
- отнюдь не чистые деньги, многие полицейские не считали их грязными.
Грязными считались барыши от наркобизнеса и заказных убийств. В целом, как
считал Римо, мало кто из полицейских способен взять хотя бы цент, если,
конечно, они не очень сильно изменились за прошедшие десять лет. Что
касается Смита, чьи предки сколотили состояние на нещадной эксплуатации
рабов, а затем, разбогатев, имели наглость возглавить движение
аболиционизма - за смену рабства, то его готовность навешивать на
полицейских ценники, как в супермаркете, уже сама по себе было
оскорблением.
Римо вышел из машины на грязной улице и, взбежав по выщербленным
ступенькам, вошел в здание окружного полицейского участка. Его охватила
ностальгия. Во всех полицейских участках царил этот до боли знакомый
запах. Он оставался таким же, как десять лет назад и как сто лет назад. Он
такой же и в любом другом участке, будь то в десяти или в ста милях
отсюда. Это был запах усталости. Смесь запахов человеческого напряжения,
выкуренных сигарет и всем том, что делает запах именно таким. Но в первую
очередь это был запах усталости.
Римо подошел к столу дежурного лейтенанта, сказал что он недавно
поселился в этом районе, и представился. Лейтенант был формально вежлив,
но в лице его читалось презрение. Когда Римо протянул дня пожатия руку,
лейтенант принял ее с ироничной ухмылкой. В ладони у Римо была сложенная
купюра. Римо думал, что лейтенант развернет ее, взглянет на него и швырнет
деньги ему в лицо.
Ничего подобного не произошло. Рука проворно исчезла, зато на лице
появилась приятная улыбка.
- Я хотел бы поговорить с начальником участка. Скажите ему, чтобы он
мне позвонил, хорошо?
- Конечно, мистер Бедник. Добро пожаловать в Нью-Йорк!
Когда Римо выходил из участка, он слышал, как лейтенант, который к
тому времени наверняка уже оценил достоинство купюры, крикнул ему
вдогонку:
- Очень, очень рады вашему приезду в Нью-Йорк!
Римо вдруг понял, чего он опасался. Он надеялся, что взятка будет
отвергнута, что Смит окажется неправ, и начал не с того. Правильнее было
бы начать снизу. Остановить рядового патрульного полицейского прямо на
улице, завести с ним разговор, а потом предложить ему некоторую сумму на
семейные расходы. И вот так, постепенно, двигаться по полицейской
иерархической лесенке вверх. Вместо этого он сразу отправился в окружной
участок, где его могли принять, например, за следователя из прокуратуры
штата, а лейтенант, если у него были какие-то проблемы с начальством, мог
бы запросто на нем отыграться. Однако все прошло гладко. Римо был
разочарован.
Выйдя на улицу и вдохнув насыщенный всяческой химией нью-йоркский
воздух, Римо мысленно отчитал себя. В его работе проколы не позволительны,
и так рисковать он больше не будет.
Было забавно ехать в роскошной машине, включив стереоприемник, как
будто и эта машина и праздная езда на ней были элементами его истинного
бытия. Свернув на свою улицу, он заметил стоящую в коже квартала
полицейскую машину без опознавательных знаков. То, что это была
полицейская машина, было понятно даже в темноте. Об этом безошибочно
свидетельствовали и маленькая антенна радиотелефона, и тусклая, давно не
видевшая полировки эмаль кузова. Любой дурак мог без труда опознать
полицейскую машину, и Римо порой удивлялся - почему полиции не приходит в
голову использовать в целях конспирации, скажем, какую-нибудь
красно-желтую роскошную машину с откидным верхом или, наоборот,
полуразвалившуюся тачку, облепленную переводными картинками?
Он быстро припарковал машину и кинулся в дом. Что там успел натворить
Чиун? Он мог всего лишь "просто защитить себя" или "не позволить нарушить
его уединение", что порой приводило к неприятной необходимости куда-то
рассовывать мертвые тела.
Римо влетел в дверь, которая оказалась незапертой. В гостиной за
низким кофейным столиком сидел одутловатый, с брюшком, визитер в штатском.
Чиун, устроившись на полу, внимательно слушал еж.
- Пусть не обеспокоит вас это грубое вторжение, сказал Чиун визитеру.
- Продолжайте, как если бы мы находились в цивилизованном обществе.
Затем Чиун повернулся к Римо.
- Римо, садись и послушай замечательные истории этого джентльмена.
Очень волнительные. Как он профессионален! И постоянно рискует жизнью.
- Теперь уже нет, - сказал визитер. - А вот когда я был патрульным,
то участвовал в двух перестрелках.
- В двух перестрелках! - с напускным восхищением воскликнул Чиун, Бы
кого-нибудь убили?
- Я ранил одного из них.
- Ты слышишь, Римо? Как это волнительно! Бандит ранен, пули свистят,
женщины визжат...
- Да нет, женщины не визжали, - возразил визитер, спохватившись. Да,
позвольте представиться! Я капитан Милкен. Моррис Милкен. Лейтенант Рассе
передал мне, что вы хотите меня видеть. Я пока поговорил с вашим слугой.
Отличный парень. Правда, излишне возбуждается, когда речь заходит о
насилии и тому подобном. Но я заверил его, что если и существует в этом
районе дом, которому гарантируется полная безопасность, то это - ваш дом.
- Очень любезно с вашей стороны, - сказал Римо.
- Капитан говорит, что если мы почувствуем малейшую угрозу, даже если
нам всем лишь покажется подозрительным какой-нибудь незнакомец на улице в
нашем квартале, то мы можем ему позвонить, - сказал Чиун. - Для человека
моего возраста и хрупкой комплекции такая возможность исключительно ценна.
- Мы гарантируем безопасность пожилых людей в нашем округе, -
отчеканил капитан Милкен.
- Я как раз хотел поговорить с вами об этом и рад, что вы нашли время
заехать, - сказал Римо. - Чиун, я хотел бы побеседовать с капитаном
наедине.
- О, да. Конечно. Совсем забыл, что я - всего лишь ваш покорный слуга
и преступил границы дозволенного. Я возвращаюсь на подобающее мне место.
- Прекрати, Чиун. Хватит.
- Как прикажете, хозяин. Любое ваше слово - для меня приказ.
Чиун подался, поклонился и прошаркал в соседнюю комнату.
- Чего не отнимешь у этих старичков, так это понятие об уважении,
заметил капитан, - не так ли? В смирении этого старикана есть своеобразны
прелесть.
- Да уж, смиренен и кроток, как цунами, пробормотал Римо.
- Что вы сказали?
- Да так, ничего. Давайте перейдем к делу.
Капитан Милкен улыбнулся и протянул руку ладонью вверх.
- По две сотни в неделю вам, - сказы Римо, - и соответственно
поменьше вашим людям. По семьдесят пять - лейтенантам, по двадцать пять
сержантам и детективам и по пятнадцать - патрульным. Об остальном
договоримся позже.
- Вы, я вижу, человек опытный, - заметил Милкен.
- Всем надо жить, я это понимаю.
- В нашем округе не так-то много возможностей для бизнеса. Во всяком
случае я ничем не могу вам помочь в таких сферах, как проституция и
наркотики. Заняты уже и некоторые другие сферы.
- Вы пытаетесь узнать, чем я занимаюсь, правильно?
- Да, это так.
- Если узнаете и скажете "нет", я тут же приторможу. А если скажете
"да", но решите, что получаете недостаточно, дайте мне знать. А пока я
буду заниматься своим делом и прошу только об одном - чтобы меня не
беспокоили каждый раз, когда, скажем, у кого-то в этом округе уведут
машину.
- В таком случае вы, может быть, слишком высоко оцениваете нашу
скромную услугу.
- Мажет быть, - сказал Римо, - но таков мой стиль.
Милкен поднялся и достал из кармана бумажник.
- Звоните в любое время, когда у вас возникнет необходимость, -
сказал он, открывая бумажник и протягивая Римо свою визитку.
- Интересный значок, - заметил Римо.
Милкен посмотрел в бумажник. В нем лежала пятиконечная золотая звезда
с изображением слитого кулака в центре.
- Что он означает? - спросил Римо.
- Это значок организации, в которой я состою, сказал капитан Милкен.
- Она называется "Рыцари Щита". Вам приходилось слышать о ней?
- Нет. Не могу этим похвастаться.
Капитан Милкен улыбнулся:
- А по-моему, вам следовало бы узнать о ней поподробнее. Возможно,
наши планы заинтересуют вас лично. Не хотите встретиться с нашим
руководителем? Это инспектор Уильям Макгарк. Чертовски интересный парень!
- Макгарк, - повторил Римо, закладывая имя в память. - Конечно, с
удовольствием.
- Прекрасно. Я это устрою. Уверен, что он тоже захочу встретиться с
вами.

7
Джеймс Хардести-третий появился в двери вертолета, На холмистых
просторах Вайоминга пощипывал сочную травку принадлежащий ему скот.
Стерегущие его ковбои галопом мчались к посадочной площадке, чтобы
засвидетельствовать почтение хозяину.
Они называли его просто Джимом, а между собой говорили, что этот
миллионер в душе такой же ковбой, как и они. Хардести, высокий, худощавый
мужчина с невыразительным лицом, спрыгнул на землю и мощным рукопожатием
чуть было не сдернул с лошади подскакавшего первым старшего ковбоя. Джим
Хардести был действительно простым парнем, таким, как они, если, конечно,
не считать, что у него - куча денег.
Если бы кто-то из ковбоев задался целью проанализировать
взаимоотношения Хардести с ними, то он усмотрел бы в них определенную
закономерность. Выяснилось бы, что в год "А" Хардести демонстрировал
"близость к народу пять раз, в год "Б" - четыре раза, три раза в год "В",
и потом снова пять раз в следующем году, и так далее по схеме 5-4-3,
5-4-3. По его расчетам, такая система отнимала у него не так уж много
времени и вместе с тем достаточно эффективно поддерживала в его работниках
высокий моральный дух.
Эта система предусматривала также угощения с выпивкой, которые он
устраивал для всех работающих в Чейенне.
- Где найдется другой, такой же богатый, как Джим Хардести, босс,
который станет якшаться со своими работниками? - задал кто-то однажды
риторический вопрос.
- Да любой босс, знающий толк в производственных отношениях! -
ответил один из работников. На следующий день его рассчитали.
Приветливо здороваясь со всеми, кто встречался ему по пути, Джим
Хардести прошелся по ранчо "Бар-эйч", более известному ему под индексом В.
108.08. Эта формула вмещала в себя данные о товарности ранчо, его общей
стоимости, стоимости за вычетом налогов и иных расходов, а также особый
показатель, получаемый путем деления количества голов скота на стоимость
его прокорма.
- Эти парни из "Бар-эйч" когда-нибудь загонят меня в гроб, -
посмеивался Большой Джим Хардести. Угостите-ка меня фирменной говядинкой
"Бар-эйч", сказал он, и ковбои его повели туда, где за холмом стоял
фургончик полевой столовой, возле которого жарились на костре бифштексы.
Говядина приносила высокие прибыли, которые возросли еще больше,
когда консервный завод Джима Хардести поднял слегка цены, а вслед за ним
подняли цены также и фирма Джима Хардести, перевозящая мясопродукты, и
городская мясоторговая база Джима Хардести. Хотя по существу эта акция
являлась нарушением антимонопольных законов, на практике она нарушением не
считалась, поскольку формально владельцами консервного завода,
автотранспортной фирмы и мясоторговой базы были друзья Джима Хардести, а
не он сам. Однако если кто-то сочтет, что они - всего лишь подставные
лица, так ведь это, извините, надо еще доказать!
Стабильно высокие прибыли Джима Хардести гарантировала неспособность
ем конкурентов тягаться с ним. Он прекрасно знал свое дело и мог без труда
доказать любому владельцу ранчо или скотобойни, или торговой базы, что,
пытаясь сбить цены на продукцию Джима Хардести, они прежде всего
затягивают петлю на собственной шее. Если попадался упрямец, не желавший
или не способный согласиться, то друзья Джима Хардести помогали ему это
уразуметь. В беседе с глазу на глаз. А среди людей посвященных слышались
мрачные намеки: мол, если хочешь полноценный гамбургер, не заказывай его у
Джима Хардести.
Конечно, это не касалось Джима Хардести непосредственно, поскольку
между ним и гамбургерами было много слоев персонала, и к тому же Большой
Джим, как известно, лишь однажды прибег к насилию, да и то потому, что
какой-то тип осмелился сквернословить в присутствии дам. Он тогда пустил в
ход кулаки и только. Да, господа, ничего не скажешь, Джим Хардести
настоящий мужик. Соль земли!
Поэтому можно понять удивление работников ранчо, когда, провозгласив
тост "за прекрасных работяг, на которых можно во всем положиться!", он
вдруг откинулся назад и потерял сознание. Да он мертв! Сердечный приступ?
Постойте, дайте-ка понюхать бокал. Его отравили! Кто ставил на стол
выпивку? А ну тащите сюда повара!
Когда повару накинули на шею веревку, он, дрожа от страха, признался,
что это он отравил Хардести. Сделал он это ради того, чтобы расплатиться с
многочисленными долгами. Обнажив свою татуированную руку, он указал на
многочисленные следы уколов и объяснил, что пристрастился к героину, залез
по уши в долги, а двое незнакомцев пообещали не только оплатить его долги,
но и снабжать его всю оставшуюся жизнь героином, если он отравит Хардести.
- Снять с него живьем шкуру! - закричал один из рабочих, размахивая
длинным охотничьим ножом.
- Постойте! Надо же поймать тех двоих. Пока их не поймаем, нельзя его
убивать.
Дрожащего и плачущего повара привели к шерифу, который сказал, что
допросит его, составит точное описание тех двоих и объявит их розыск.
Тех двоих повар еще раз увидел в ту же ночь в своей камере. На них
была полицейская форма штата Вайоминг, а разговаривали они со смешным
акцентом и интонацией жителей восточных штатов. Что делали тут эти двое
невысоких, приземистых мужчин, похожих на двустворчатые металлические
шкафы для хранения документов? Были ли они действительно полицейскими
штата Вайоминг; которым поручено отвезти его в тюрьму?
Повар получил ответ на интересовавший его вопрос в придорожной
канаве. Один из: полицейских приставил револьвер к голове повара и нажал
на спусковой крючок. Повар не слышал выстрела - его барабанные перепонки
оказались на территории соседнего графства.
А тем временем Николас Парсоупоулюс, резвясь на пороге своего
шестидесятилетия с четырьмя девицами из кордебалета в гигантской ванне в
собственном доме в Лас-Вегасе, решил глотнуть отличного вина. Только
спустя полчаса девушки сообразили, что он мертв.
- Мне показалось, что он как-то изменился что ли, - объясняла
блондинка. - Стал приятнее, чем обычно.
В ходе расследования обстоятельств его смерти выяснилось, что
Парсоупоулюс был важнейшим звеном в преступном бизнесе и контролировал
вербовку и поставку проституток в бордели и притоны на всей территории
страны - от побережья до побережья. Его отравили.
Круглое лицо инспектора Макгарка светилось радостью. Вайоминг -
хорошо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17