Был уверен, что, даже лежа со мной рядом, она заранее угадывает мои замыслы.
– Можно воспользоваться твоим компьютером? – спросил я. – Мой ноутбук в машине.
– Господи Иисусе. Давай. Пароль – «Я – МЭРИ».
Я включил машину и стал ждать. Она тихо всхлипывала, а меня охватило то самое холодное чувство, которое не позволяло утешить ее или даже соврать, что6 не ухудшить дело.
Солнечный свет освещал ее бедра. Какие шутки играет со мной биология. Мне ужасно хотелось зареветь во все горло и в то же время улыбнуться. Я был черной холодной летучей мышью в своей пещере. Хотел, но не мог испытывать чувство вины.
– Никогда не знаешь, что сказать, да?
Я покачал головой.
– Столько фильмов смотрел. Мог бы пару фраз заучить наизусть.
Я запустил обозреватель, набрал адрес своей электронной почты: «БРОДЯГА-6424». Там была целая куча бродяг вместе с сотней тысяч любителей резных уток, женщин с тремя сосками, бывших девушек с длинными волосами, кусающихся, как щенки, и спящих на искусственных пляжах. А я был номер 6424 и не имел ни единого слова в свое оправдание.
Точно, пришло бесплатное сообщение по Интернету под именем ЯНЕНАВИЖУДЖОНА. Поступило, когда я лежал на Мэри.
– Надеюсь, не ты послала?
– Что за дерьмо!
– «ТЫ ПОКОЙНИК».
– Очень умно.
– Значит, не ты?
– Отвали.
– Я должен точно знать, Мэри. Меня кто-то хочет убить.
– Ну и хорошо.
Я детально проверил, откуда на ее компьютер поступило это сообщение, пролез все, что было можно, ничего не узнал. Поискал сетевой адрес – безрезультатно. Распечатал текст, сунул в карман. Сел рядом с Мэри. Она чуть отодвинулась, всхлипывая.
– Я не хочу, чтоб ты уходил.
– Знаю. Но хочешь, чтоб я остался, потому лишь, что должен уйти. Несколько часов назад ты буквально захлопнула у меня перед носом окно.
Она взглянула на меня.
– Хочу, чтоб остался.
– Не могу.
– Ладно, – сказала она, указывая на коробку. – Тогда убирайся к чертовой матери и забери с собой эту долбаную черепаху.
– Брось, Мэри, он тебя утешит.
– Ты здесь когда-нибудь видел игрушечную черепаху? Ненавижу черепах до чертиков. И откуда ты знаешь, что это самец?
Она накинула на себя простыню. Представление окончено, занавес закрылся. Я нашел черепаху, посадил в клетку, закрыл коробку. Направился к двери, еще раз оглянулся. Точно знал, что это самец, – знал, и все.
– Ты наверняка совсем утомился, – добавила она. – Надеюсь, заснешь в дороге и рухнешь в кювет.
Мы с самцом черепахи ушли. Последнее, что услышали из квартиры, – записанные звуки морского прибоя. В Сан-Диего оставалось сделать еще одно дело, а потом уж нанести визит Азаль.
Я поставил коробку рядом с собой на сиденье, включил мотор. Должно быть, моему зеленому другу здорово надоели всяческие проказы, но он уже занял место в моей душе. Поэтому мы вместе поехали назад через пригороды, по знакомым мне дорогам. Я заметил позади машину, хотя рядом шли еще две, а я пока еще не стал законченным параноиком.
Когда мы свернули по авеню к берегу, та самая машина по-прежнему шла за нами. Я въехал на стоянку, а она все держалась сзади. Я посмотрел, как она огибает квартал, решив, что это коп, или подростки гоняются за девчонками, которые возвращаются с пляжа.
Вытащил из машины Йертла, направился к будке охраны. Открыл коробку, выпустил его на песок. Он пополз и остановился.
– Беги, – сказал я. – Бродяжничай.
Он никуда не пошел. Мне почти хотелось забрать его с собой, но нельзя вечно держать черепаху в коробке, а ремнем безопасности его не пристегнешь. Поэтому я стоял и смотрел на него сверху вниз, приговаривая:
– Давай. Вперед. Все будет хорошо.
Морской берег осветили фары. Я оглянулся. Свет меня ослепил на секунду, потом послышалось приближавшееся звяканье ключей и инструментов. Деннис Грозный. Он нес мой чемодан, который, наверно, забрал из машины.
– Привет, – сказал он.
– Оставь нас в покое.
– Не могу, – пропел он сопрано, передразнивая меня. – Просто не могу.
– Извращенец поганый.
Его сандалии скрипели по песку.
– Люблю ее единственную.
– Но, как видишь, ты не в ее вкусе.
– Забудь об этом. Вот твои дерьмовые шмотки.
Он зашвырнул чемодан в океан на двадцать футов. Я посмотрел, как он качается на волнах.
Мы стояли в двух футах друг от друга. На этот раз я не побежал. Во-первых, не хотел наступить на Йертла, во-вторых, в редких случаях все-таки призывал на помощь всю свою оставшуюся гордость. Хотел сказать: «Ты забыл ноутбук», – а вместо того спросил:
– Наверно, хочешь меня побить?
– Подумывал об этом. Околачиваешься тут, бросаешь женщин, являешься через много лет, словно тебе кто-нибудь что-нибудь должен. Иди работать.
– Я работал. Работал вместе с десятью тысячами точно таких же задниц, как ты, потом компания расширилась, перевела завод в Мексику. Но я свое успел получить, поэтому я здесь. Я выиграл.
– Ты мне должен.
– За что это?
– За Мэри.
Близился удар в живот. Я вышел из себя, ринулся на него, схватил за грудки и быстро провел апперкот. Вместо солнечного сплетения костяшки ударили в гаечный ключ. Кожа лопнула, но я держался, пока он кружил меня, колотя по бокам, отчего я свалился, как закружившийся в хороводе мальчишка. Сумел подняться на песке и начал отступать, стараясь не потерять равновесие. Он схватился за молоток. Убийство стало реальной и скорой возможностью. В голове промелькнуло, что письмо все-таки прислала Мэри, поставив Денниса за дверью, чтобы после моего ухода он привел приговор в исполнение, как и было обещано.
Впрочем, молоток он выпустил. Подошел и ударил меня в лицо. Темное небо над головой брызнуло искрами, голова завертелась, как взбесившийся спутник. Я рухнул на песок. Настоящий шум океана полностью утих… потом мир снова ожил.
Землетрясение в два балла
Рождение: сильный толчок, свет, лишняя кожа… Эй, земля!
Тучи, ветер, дождичек. Она сказала: «Директорский стиль».
Она – гора виски, высокая в сумерках,
Свободно трактующая библейское учение.
Я поднимаюсь, тараща глаза на мировой конфликт.
Боюсь, но слышу голоса животных.
Никаких преступлений, минус воображение.
Голова забита вопросами, все сильней любопытство.
Кто изобрел электрическую лампочку и самолеты?
Мы строим судьбу с помощью мистики.
Выходим из разбитых яиц – черепахи без панциря.
«Согласись», – говорят. Согласен, только не желаю стать завтраком.
Я пою сопрано во сне.
На выходе лягушки, солнце, индейцы, кровь.
Нет, не говори о судьбе, не говори о выборе.
Шесть
Позже я часто вспоминал эти видения. Старался прочесть между строк. Разбивал абзацы на слова, складывал и делил на мельчайшие общепринятые единицы. Так и не нашел ответа; задача была некорректной. Если я студент, то свирепый профессор чертит мелом неразрешимые уравнения на черной доске моего сознания, след постоянно исчезает.
По утрам на пляже в Сан-Диего холодно. Жители Мичигана путают Южную Калифорнию с Таити. По их мнению, утро начинается с кофе, поданного в кокосовой скорлупе. Правда, в надлежащих обстоятельствах в Калифорнии легко живется, но, когда жизнь рушится, голубые небеса навевают тоску, навязчивые, как любовные песни в торговом зале гастронома, откуда тебя только что выкинули. На Западе, когда дела идут плохо, ждешь, соответственно настроению, дождя или снега, все подряд проклинают погоду, киснут в слякоть. В Мичигане несчастья идут косяком.
Впрочем, со мной покончено не было. Очнулся с забитым песком носом, видя в небе след реактивного самолета. Первым делом принялся отыскивать Йертла, но тот, видимо, разочаровался во мне и исчез. Вместо него ко мне приближался любитель серфинга. Положил свою доску прямо над моей головой, босые ноги остановились в трех дюймах от моего лица.
– Ты с виду на адвоката похож. Зачем тут ночевать? Может быть, вызвать «скорую»?
Челюсть до сих пор не двигалась. Я отрицательно покачал головой и взмахом руки отогнал его прочь.
Через минуту он взлетел на волну. Я сел и понаблюдал за ним. Он – дельфин, я – лягушка. Поймал другую волну, катившуюся прямо к берегу. Взглянул на меня и, наверно, подумал: «Что я тебе только что говорил? Исчезни». Волна доставила его на берег. Он выбрался из воды и вернулся ко мне.
– В чем проблема?
– Один ненормальный нокаутировал меня вчера вечером. Я прямо тут отключился. А что, это частная собственность?
– Наполовину. В дневное время наш участок. Нынче утром я плохо катался. Фактически, ты мне помешал.
Я попробовал подняться, но потерял равновесие. Он протянул руку и помог мне встать.
– Ну-ка, давай, держись на ногах.
– Пойду лучше душ поищу.
Серфингист указал на постройку примерно за милю.
– Там общественные купальни. С душем.
Я похлопал по карманам.
– Во сколько это мне обойдется, центов в пятьдесят? Вся мелочь из карманов просыпалась.
– Да ты что, мужик, обалдел? – В данный момент именно обалдел.
– Лучше езжай в Лос-Анджелес. Видишь, какой тут у нас берег чистый?
– Ладно, поеду. Но вряд ли смогу вести машину.
– Вон та стоянка ближайшая. Пешком дойдешь.
– Не окажешь ли услугу? Если увидишь в воде чемодан – это мой.
Ноги тонули в песке. Тащась по пляжу, я себя чувствовал Лоуренсом Аравийским в пустыне. Оглянувшись, увидел, что любитель серфинга звонит кому-то по сотовому телефону, возможно, охранникам получастного пляжа, советуя присмотреть, чтобы я ушел после душа.
Я считал шаги, стараясь не думать о жалобах тела.
– Иди в душ, – приказывал себе. – Вперед.
И тут увидел Йертла. Он взглянул на меня и качнул головой. Ну ладно, не качнул, хоть вполне мог это сделать, ибо сидел с презрительным видом.
– Пошли, Йертл. За мной.
Он никуда не пошел.
– Тогда тут обожди.
Наконец, я дошел до постройки. Дверь каким-то чудом оказалась не запертой. Одежду забрал с собой в душевую кабинку. Вода больно хлестала по телу. Ежась под струями, я, как мог, намылился крошечным кусочком мыла, стараясь забрызгать одежду пеной.
Через десять минут сунул свой скарб под воду, закрыл кран, выжал охапку как следует. Выйдя из кабинки, подставил ее под сушилку. Простоял голышом еще пятнадцать минут, молясь в стиле Рози, чтоб никто не вошел.
Дождался, пока с одежды перестало капать, оделся, взглянул в зеркало. Одежда была еще мокрой и сильно помятой, но я теперь выглядел несколько чище, нейтральнее. Начинало казаться, что можно позабыть о вчерашнем вечере и жить дальше, пусть даже мое отражение смахивало на моментальную фотографию.
На улице потеплело. Хотелось полежать на солнышке, пока одежда не высохнет до конца, и еще пару часов поспать. Однако, посмотрев на берег, я увидел еще четырех серфингистов, собравшихся в кружок и, видимо, совещавшихся по поводу безобразий на пляже. Они взглянули в мою сторону. Я оглянулся, видя между собой и дорогой крутой холм, но это был единственный путь к моей машине, не отрезанный серфингистами.
Мне как-то удалось преодолеть его. Потом я заметил на автомобиле царапины – через весь капот тянулась надпись: «ЖОПА». Представил себе Денниса с полным набором инструментов, процарапавшего грязное слово так глубоко, что оно сверкало чистым металлом. Хотел было его зацарапать, да сил не хватило.
Свалился на сиденье, проехал подальше вдоль берега к следующей стоянке. Поставил машину, повернув багажником к солнцу, перебрался на заднее сиденье. Деннис, наверное, как раз надевает сейчас свой пояс с инструментами. А Мэри читает в газете колонку объявлений:
«Дорогая Фрэн, вчера меня навестил старый друг. Можешь себе представить, что было, я себя теперь чувствую шлюхой. Не знаю, как его забыть и жить дальше, боюсь, как бы он не вернулся. Что делать?» Подпись: «Тиффани из Сан-Диего».
«Привет, Тиффани из Сан-Диего. Не казни себя за ошибочное решение. Если повезет, он заснет за рулем и въедет в кювет. Или ему надерут задницу на получастном пляже. Если вернется, скажи, пускай катится к чертовой матери и прихватит с собой своего долбаного черепаха».
Минут через пять я передумал, осмыслив развитие событий. Невозможно, чтоб это подстроила Мэри. Я вспомнил, как Деннис схватился за молоток. Может быть, от убийства отказался, но вполне был готов нанести тяжкие телесные повреждения. Может быть, потом, вернувшись домой, пересмотрел решение насчет убийства и на следующее утро отправился меня прикончить. Увидел, что машины нет, а любитель серфинга говорит: «Угу, знаю, о ком идет речь. Он вон туда в купальню пошел. Выглядел плоховато, так что далеко не уйдет. Могу поспорить, вернулся к машине, поехал на соседнюю стоянку. Я предупредил, что в дневные часы этот пляж – наполовину частная собственность». Сейчас Деннис, возможно, сидит на Другом конце стоянки, ждет, когда я засну. Потом прицепит к выхлопной трубе шланг, сунет другой конец на заднее сиденье, включит зажигание, захлопнет дверцы, плотно закроет окна. И в качестве последнего жеста нацарапает на капоте: «ДОХЛАЯ ЖОПА».
Я понял, что становлюсь параноиком. Попытался расслабиться и задремать.
На переднем сиденье сидел Йертл. Оглянулся на меня и сказал:
– Не беспокойся, я поведу. Поспи.
Я и так уже спал, до того утомившись, что земля остановилась на месте.
А когда проснулся, все сразу рассыпалось. За один переезд я потратил половину денег. Столько всякого наделал, а ничего не решил. Теперь надо вернуться в Лос-Анджелес. Мне требовался мотель, но нельзя тратить так рано наличные, когда до Лос-Анджелеса всего несколько часов езды.
Будем надеяться, что Азаль меня пустит в дверь. Может, в каком-нибудь ящике у нее еще лежит моя одежда, хотя она, скорее всего, давно ее спалила.
Азаль была мстительной женщиной. То, что она против меня предпринимала, реально или в воображении, запечатлелось в памяти. И все-таки из всех моих прежних женщин лучше всех поняла настоящего Джонатана Томаса. Поняла, почему слабый мужчина любит Реймонда Чандлера. То, что я считал слабостью, называла «уникальной женственностью». Как сестра, хотела, чтобы я блистал этим качеством. А как только я думал, что знаю, чего она хочет, принимала весомые меры. Когда дело доходит до весомых мер, я становлюсь невесомым. Даже в ботинках со свинцовыми подошвами не выстою в борьбе.
В конце концов она превратила меня в мазохиста, который способен стерпеть даже Мэри, в злодея, способного бросить ее так, как я. Наверное, во все персидские пытки, которые я вынес от Азаль, вплетались колдовские заклятия на фарси. Я узнал значение слова «рогоносец» и чокнулся. Теперь возвращаюсь. Деннис, скорей всего, все-таки тюкнул меня молотком по башке.
Я остановился у ресторанчика, заказал крутые яйца. Официантка взглянула на меня так, словно я попросил черепашьих яиц. Надо было заказать яичницу всмятку в честь расползшихся в омлет мозгов.
Потом купил сигареты. Не случайно приметил винный магазин, поглазел на разнообразную отраву. Ром под солнцем, джин под луной, вино для успокоения, виски для буйства, водка для похмелья. А в перерывах пиво. Я немало выпил, работая на заводе, а иногда и после того. Когда у меня возникали жизненные проблемы, отравление служило отличной заменой.
– Чего желаете? – спросил продавец.
– Просто думаю.
– Тут не библиотека.
Я очутился на берегу алкогольной памяти, стоя на песке босыми ногами.
– Нет, ничего не надо.
Непросто было ехать по хайвею со сверкавшей на капоте надписью «ЖОПА». Семейство из трех человек, возвращавшееся домой из Диснейленда, потеряв счет на двухтысячной бутылке пива, заметило, принялось тыкать пальцами, мать закрыла рукой глаза ребенку. Я все гадал, остановит ли меня коп. Должен быть закон против эпитетов на машинах. Постановление 35446.2.2.1.1.2.4. (А): «Управление транспортным средством с написанным, нацарапанным или иным способом изображенным на его наружной поверхности словом «ЖОПА» считается нарушением, наказуемым тюремным заключением сроком 30 суток, штрафом в такой-то сумме (на один доллар больше, чем у меня в кармане) или обеими мерами».
Я объясню судье, что попал в беду, получив за несколько дней два угрожающих послания, и что никто не может меня защитить. «Кроме того, ваша честь, кто станет выцарапывать слово «ЖОПА» на капоте собственной машины?»
Мне как-то удавалось щуриться сквозь головную боль, выкуривая такое количество сигарет, которое позволяло держать глаза открытыми. Машина то и дело выворачивала на соседнюю полосу, но я снова разочаровал Мэри, пока еще не свалившись в кювет. Казалось, путь длится сто лет. Вести автомобиль прямо было так же трудно, как некогда в пьяном виде.
Вскоре я очутился в предместьях Лос-Анджелеса, помня дорогу к дому Азаль в Шерман-Оукс. Меня так часто оттуда выкидывали, что лучше было сосредоточиться на нынешнем смиренном возвращении. Я ехал по этой улице, потом по той, потом снова по этой, со сломанным кондиционером. Солнце наваливалось, как медведь. Хотелось прикрыть рукой лицо из опасения, что у меня на лбу написано:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
– Можно воспользоваться твоим компьютером? – спросил я. – Мой ноутбук в машине.
– Господи Иисусе. Давай. Пароль – «Я – МЭРИ».
Я включил машину и стал ждать. Она тихо всхлипывала, а меня охватило то самое холодное чувство, которое не позволяло утешить ее или даже соврать, что6 не ухудшить дело.
Солнечный свет освещал ее бедра. Какие шутки играет со мной биология. Мне ужасно хотелось зареветь во все горло и в то же время улыбнуться. Я был черной холодной летучей мышью в своей пещере. Хотел, но не мог испытывать чувство вины.
– Никогда не знаешь, что сказать, да?
Я покачал головой.
– Столько фильмов смотрел. Мог бы пару фраз заучить наизусть.
Я запустил обозреватель, набрал адрес своей электронной почты: «БРОДЯГА-6424». Там была целая куча бродяг вместе с сотней тысяч любителей резных уток, женщин с тремя сосками, бывших девушек с длинными волосами, кусающихся, как щенки, и спящих на искусственных пляжах. А я был номер 6424 и не имел ни единого слова в свое оправдание.
Точно, пришло бесплатное сообщение по Интернету под именем ЯНЕНАВИЖУДЖОНА. Поступило, когда я лежал на Мэри.
– Надеюсь, не ты послала?
– Что за дерьмо!
– «ТЫ ПОКОЙНИК».
– Очень умно.
– Значит, не ты?
– Отвали.
– Я должен точно знать, Мэри. Меня кто-то хочет убить.
– Ну и хорошо.
Я детально проверил, откуда на ее компьютер поступило это сообщение, пролез все, что было можно, ничего не узнал. Поискал сетевой адрес – безрезультатно. Распечатал текст, сунул в карман. Сел рядом с Мэри. Она чуть отодвинулась, всхлипывая.
– Я не хочу, чтоб ты уходил.
– Знаю. Но хочешь, чтоб я остался, потому лишь, что должен уйти. Несколько часов назад ты буквально захлопнула у меня перед носом окно.
Она взглянула на меня.
– Хочу, чтоб остался.
– Не могу.
– Ладно, – сказала она, указывая на коробку. – Тогда убирайся к чертовой матери и забери с собой эту долбаную черепаху.
– Брось, Мэри, он тебя утешит.
– Ты здесь когда-нибудь видел игрушечную черепаху? Ненавижу черепах до чертиков. И откуда ты знаешь, что это самец?
Она накинула на себя простыню. Представление окончено, занавес закрылся. Я нашел черепаху, посадил в клетку, закрыл коробку. Направился к двери, еще раз оглянулся. Точно знал, что это самец, – знал, и все.
– Ты наверняка совсем утомился, – добавила она. – Надеюсь, заснешь в дороге и рухнешь в кювет.
Мы с самцом черепахи ушли. Последнее, что услышали из квартиры, – записанные звуки морского прибоя. В Сан-Диего оставалось сделать еще одно дело, а потом уж нанести визит Азаль.
Я поставил коробку рядом с собой на сиденье, включил мотор. Должно быть, моему зеленому другу здорово надоели всяческие проказы, но он уже занял место в моей душе. Поэтому мы вместе поехали назад через пригороды, по знакомым мне дорогам. Я заметил позади машину, хотя рядом шли еще две, а я пока еще не стал законченным параноиком.
Когда мы свернули по авеню к берегу, та самая машина по-прежнему шла за нами. Я въехал на стоянку, а она все держалась сзади. Я посмотрел, как она огибает квартал, решив, что это коп, или подростки гоняются за девчонками, которые возвращаются с пляжа.
Вытащил из машины Йертла, направился к будке охраны. Открыл коробку, выпустил его на песок. Он пополз и остановился.
– Беги, – сказал я. – Бродяжничай.
Он никуда не пошел. Мне почти хотелось забрать его с собой, но нельзя вечно держать черепаху в коробке, а ремнем безопасности его не пристегнешь. Поэтому я стоял и смотрел на него сверху вниз, приговаривая:
– Давай. Вперед. Все будет хорошо.
Морской берег осветили фары. Я оглянулся. Свет меня ослепил на секунду, потом послышалось приближавшееся звяканье ключей и инструментов. Деннис Грозный. Он нес мой чемодан, который, наверно, забрал из машины.
– Привет, – сказал он.
– Оставь нас в покое.
– Не могу, – пропел он сопрано, передразнивая меня. – Просто не могу.
– Извращенец поганый.
Его сандалии скрипели по песку.
– Люблю ее единственную.
– Но, как видишь, ты не в ее вкусе.
– Забудь об этом. Вот твои дерьмовые шмотки.
Он зашвырнул чемодан в океан на двадцать футов. Я посмотрел, как он качается на волнах.
Мы стояли в двух футах друг от друга. На этот раз я не побежал. Во-первых, не хотел наступить на Йертла, во-вторых, в редких случаях все-таки призывал на помощь всю свою оставшуюся гордость. Хотел сказать: «Ты забыл ноутбук», – а вместо того спросил:
– Наверно, хочешь меня побить?
– Подумывал об этом. Околачиваешься тут, бросаешь женщин, являешься через много лет, словно тебе кто-нибудь что-нибудь должен. Иди работать.
– Я работал. Работал вместе с десятью тысячами точно таких же задниц, как ты, потом компания расширилась, перевела завод в Мексику. Но я свое успел получить, поэтому я здесь. Я выиграл.
– Ты мне должен.
– За что это?
– За Мэри.
Близился удар в живот. Я вышел из себя, ринулся на него, схватил за грудки и быстро провел апперкот. Вместо солнечного сплетения костяшки ударили в гаечный ключ. Кожа лопнула, но я держался, пока он кружил меня, колотя по бокам, отчего я свалился, как закружившийся в хороводе мальчишка. Сумел подняться на песке и начал отступать, стараясь не потерять равновесие. Он схватился за молоток. Убийство стало реальной и скорой возможностью. В голове промелькнуло, что письмо все-таки прислала Мэри, поставив Денниса за дверью, чтобы после моего ухода он привел приговор в исполнение, как и было обещано.
Впрочем, молоток он выпустил. Подошел и ударил меня в лицо. Темное небо над головой брызнуло искрами, голова завертелась, как взбесившийся спутник. Я рухнул на песок. Настоящий шум океана полностью утих… потом мир снова ожил.
Землетрясение в два балла
Рождение: сильный толчок, свет, лишняя кожа… Эй, земля!
Тучи, ветер, дождичек. Она сказала: «Директорский стиль».
Она – гора виски, высокая в сумерках,
Свободно трактующая библейское учение.
Я поднимаюсь, тараща глаза на мировой конфликт.
Боюсь, но слышу голоса животных.
Никаких преступлений, минус воображение.
Голова забита вопросами, все сильней любопытство.
Кто изобрел электрическую лампочку и самолеты?
Мы строим судьбу с помощью мистики.
Выходим из разбитых яиц – черепахи без панциря.
«Согласись», – говорят. Согласен, только не желаю стать завтраком.
Я пою сопрано во сне.
На выходе лягушки, солнце, индейцы, кровь.
Нет, не говори о судьбе, не говори о выборе.
Шесть
Позже я часто вспоминал эти видения. Старался прочесть между строк. Разбивал абзацы на слова, складывал и делил на мельчайшие общепринятые единицы. Так и не нашел ответа; задача была некорректной. Если я студент, то свирепый профессор чертит мелом неразрешимые уравнения на черной доске моего сознания, след постоянно исчезает.
По утрам на пляже в Сан-Диего холодно. Жители Мичигана путают Южную Калифорнию с Таити. По их мнению, утро начинается с кофе, поданного в кокосовой скорлупе. Правда, в надлежащих обстоятельствах в Калифорнии легко живется, но, когда жизнь рушится, голубые небеса навевают тоску, навязчивые, как любовные песни в торговом зале гастронома, откуда тебя только что выкинули. На Западе, когда дела идут плохо, ждешь, соответственно настроению, дождя или снега, все подряд проклинают погоду, киснут в слякоть. В Мичигане несчастья идут косяком.
Впрочем, со мной покончено не было. Очнулся с забитым песком носом, видя в небе след реактивного самолета. Первым делом принялся отыскивать Йертла, но тот, видимо, разочаровался во мне и исчез. Вместо него ко мне приближался любитель серфинга. Положил свою доску прямо над моей головой, босые ноги остановились в трех дюймах от моего лица.
– Ты с виду на адвоката похож. Зачем тут ночевать? Может быть, вызвать «скорую»?
Челюсть до сих пор не двигалась. Я отрицательно покачал головой и взмахом руки отогнал его прочь.
Через минуту он взлетел на волну. Я сел и понаблюдал за ним. Он – дельфин, я – лягушка. Поймал другую волну, катившуюся прямо к берегу. Взглянул на меня и, наверно, подумал: «Что я тебе только что говорил? Исчезни». Волна доставила его на берег. Он выбрался из воды и вернулся ко мне.
– В чем проблема?
– Один ненормальный нокаутировал меня вчера вечером. Я прямо тут отключился. А что, это частная собственность?
– Наполовину. В дневное время наш участок. Нынче утром я плохо катался. Фактически, ты мне помешал.
Я попробовал подняться, но потерял равновесие. Он протянул руку и помог мне встать.
– Ну-ка, давай, держись на ногах.
– Пойду лучше душ поищу.
Серфингист указал на постройку примерно за милю.
– Там общественные купальни. С душем.
Я похлопал по карманам.
– Во сколько это мне обойдется, центов в пятьдесят? Вся мелочь из карманов просыпалась.
– Да ты что, мужик, обалдел? – В данный момент именно обалдел.
– Лучше езжай в Лос-Анджелес. Видишь, какой тут у нас берег чистый?
– Ладно, поеду. Но вряд ли смогу вести машину.
– Вон та стоянка ближайшая. Пешком дойдешь.
– Не окажешь ли услугу? Если увидишь в воде чемодан – это мой.
Ноги тонули в песке. Тащась по пляжу, я себя чувствовал Лоуренсом Аравийским в пустыне. Оглянувшись, увидел, что любитель серфинга звонит кому-то по сотовому телефону, возможно, охранникам получастного пляжа, советуя присмотреть, чтобы я ушел после душа.
Я считал шаги, стараясь не думать о жалобах тела.
– Иди в душ, – приказывал себе. – Вперед.
И тут увидел Йертла. Он взглянул на меня и качнул головой. Ну ладно, не качнул, хоть вполне мог это сделать, ибо сидел с презрительным видом.
– Пошли, Йертл. За мной.
Он никуда не пошел.
– Тогда тут обожди.
Наконец, я дошел до постройки. Дверь каким-то чудом оказалась не запертой. Одежду забрал с собой в душевую кабинку. Вода больно хлестала по телу. Ежась под струями, я, как мог, намылился крошечным кусочком мыла, стараясь забрызгать одежду пеной.
Через десять минут сунул свой скарб под воду, закрыл кран, выжал охапку как следует. Выйдя из кабинки, подставил ее под сушилку. Простоял голышом еще пятнадцать минут, молясь в стиле Рози, чтоб никто не вошел.
Дождался, пока с одежды перестало капать, оделся, взглянул в зеркало. Одежда была еще мокрой и сильно помятой, но я теперь выглядел несколько чище, нейтральнее. Начинало казаться, что можно позабыть о вчерашнем вечере и жить дальше, пусть даже мое отражение смахивало на моментальную фотографию.
На улице потеплело. Хотелось полежать на солнышке, пока одежда не высохнет до конца, и еще пару часов поспать. Однако, посмотрев на берег, я увидел еще четырех серфингистов, собравшихся в кружок и, видимо, совещавшихся по поводу безобразий на пляже. Они взглянули в мою сторону. Я оглянулся, видя между собой и дорогой крутой холм, но это был единственный путь к моей машине, не отрезанный серфингистами.
Мне как-то удалось преодолеть его. Потом я заметил на автомобиле царапины – через весь капот тянулась надпись: «ЖОПА». Представил себе Денниса с полным набором инструментов, процарапавшего грязное слово так глубоко, что оно сверкало чистым металлом. Хотел было его зацарапать, да сил не хватило.
Свалился на сиденье, проехал подальше вдоль берега к следующей стоянке. Поставил машину, повернув багажником к солнцу, перебрался на заднее сиденье. Деннис, наверное, как раз надевает сейчас свой пояс с инструментами. А Мэри читает в газете колонку объявлений:
«Дорогая Фрэн, вчера меня навестил старый друг. Можешь себе представить, что было, я себя теперь чувствую шлюхой. Не знаю, как его забыть и жить дальше, боюсь, как бы он не вернулся. Что делать?» Подпись: «Тиффани из Сан-Диего».
«Привет, Тиффани из Сан-Диего. Не казни себя за ошибочное решение. Если повезет, он заснет за рулем и въедет в кювет. Или ему надерут задницу на получастном пляже. Если вернется, скажи, пускай катится к чертовой матери и прихватит с собой своего долбаного черепаха».
Минут через пять я передумал, осмыслив развитие событий. Невозможно, чтоб это подстроила Мэри. Я вспомнил, как Деннис схватился за молоток. Может быть, от убийства отказался, но вполне был готов нанести тяжкие телесные повреждения. Может быть, потом, вернувшись домой, пересмотрел решение насчет убийства и на следующее утро отправился меня прикончить. Увидел, что машины нет, а любитель серфинга говорит: «Угу, знаю, о ком идет речь. Он вон туда в купальню пошел. Выглядел плоховато, так что далеко не уйдет. Могу поспорить, вернулся к машине, поехал на соседнюю стоянку. Я предупредил, что в дневные часы этот пляж – наполовину частная собственность». Сейчас Деннис, возможно, сидит на Другом конце стоянки, ждет, когда я засну. Потом прицепит к выхлопной трубе шланг, сунет другой конец на заднее сиденье, включит зажигание, захлопнет дверцы, плотно закроет окна. И в качестве последнего жеста нацарапает на капоте: «ДОХЛАЯ ЖОПА».
Я понял, что становлюсь параноиком. Попытался расслабиться и задремать.
На переднем сиденье сидел Йертл. Оглянулся на меня и сказал:
– Не беспокойся, я поведу. Поспи.
Я и так уже спал, до того утомившись, что земля остановилась на месте.
А когда проснулся, все сразу рассыпалось. За один переезд я потратил половину денег. Столько всякого наделал, а ничего не решил. Теперь надо вернуться в Лос-Анджелес. Мне требовался мотель, но нельзя тратить так рано наличные, когда до Лос-Анджелеса всего несколько часов езды.
Будем надеяться, что Азаль меня пустит в дверь. Может, в каком-нибудь ящике у нее еще лежит моя одежда, хотя она, скорее всего, давно ее спалила.
Азаль была мстительной женщиной. То, что она против меня предпринимала, реально или в воображении, запечатлелось в памяти. И все-таки из всех моих прежних женщин лучше всех поняла настоящего Джонатана Томаса. Поняла, почему слабый мужчина любит Реймонда Чандлера. То, что я считал слабостью, называла «уникальной женственностью». Как сестра, хотела, чтобы я блистал этим качеством. А как только я думал, что знаю, чего она хочет, принимала весомые меры. Когда дело доходит до весомых мер, я становлюсь невесомым. Даже в ботинках со свинцовыми подошвами не выстою в борьбе.
В конце концов она превратила меня в мазохиста, который способен стерпеть даже Мэри, в злодея, способного бросить ее так, как я. Наверное, во все персидские пытки, которые я вынес от Азаль, вплетались колдовские заклятия на фарси. Я узнал значение слова «рогоносец» и чокнулся. Теперь возвращаюсь. Деннис, скорей всего, все-таки тюкнул меня молотком по башке.
Я остановился у ресторанчика, заказал крутые яйца. Официантка взглянула на меня так, словно я попросил черепашьих яиц. Надо было заказать яичницу всмятку в честь расползшихся в омлет мозгов.
Потом купил сигареты. Не случайно приметил винный магазин, поглазел на разнообразную отраву. Ром под солнцем, джин под луной, вино для успокоения, виски для буйства, водка для похмелья. А в перерывах пиво. Я немало выпил, работая на заводе, а иногда и после того. Когда у меня возникали жизненные проблемы, отравление служило отличной заменой.
– Чего желаете? – спросил продавец.
– Просто думаю.
– Тут не библиотека.
Я очутился на берегу алкогольной памяти, стоя на песке босыми ногами.
– Нет, ничего не надо.
Непросто было ехать по хайвею со сверкавшей на капоте надписью «ЖОПА». Семейство из трех человек, возвращавшееся домой из Диснейленда, потеряв счет на двухтысячной бутылке пива, заметило, принялось тыкать пальцами, мать закрыла рукой глаза ребенку. Я все гадал, остановит ли меня коп. Должен быть закон против эпитетов на машинах. Постановление 35446.2.2.1.1.2.4. (А): «Управление транспортным средством с написанным, нацарапанным или иным способом изображенным на его наружной поверхности словом «ЖОПА» считается нарушением, наказуемым тюремным заключением сроком 30 суток, штрафом в такой-то сумме (на один доллар больше, чем у меня в кармане) или обеими мерами».
Я объясню судье, что попал в беду, получив за несколько дней два угрожающих послания, и что никто не может меня защитить. «Кроме того, ваша честь, кто станет выцарапывать слово «ЖОПА» на капоте собственной машины?»
Мне как-то удавалось щуриться сквозь головную боль, выкуривая такое количество сигарет, которое позволяло держать глаза открытыми. Машина то и дело выворачивала на соседнюю полосу, но я снова разочаровал Мэри, пока еще не свалившись в кювет. Казалось, путь длится сто лет. Вести автомобиль прямо было так же трудно, как некогда в пьяном виде.
Вскоре я очутился в предместьях Лос-Анджелеса, помня дорогу к дому Азаль в Шерман-Оукс. Меня так часто оттуда выкидывали, что лучше было сосредоточиться на нынешнем смиренном возвращении. Я ехал по этой улице, потом по той, потом снова по этой, со сломанным кондиционером. Солнце наваливалось, как медведь. Хотелось прикрыть рукой лицо из опасения, что у меня на лбу написано:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15