Облачение крючконосого - длинная
голубая хламида с серебряным шитьем и высокие сапоги,
украшенные самоцветными камнями, - говорило, что человек он
не простой, однако не воин и не военачальник. Скорей,
вельможа или мудрец; последнее показалось киммерийцу самым
вероятным, ибо на тунике старика были вышиты магические
узоры и знаки, коими любят украшать свои одеяния колдуны.
Туника была подпоясана золотистым шнуром, и с него
свешивался знакомый кинжал - туранский клинок Конана с
витой серебряной рукоятью.
В следующее мгновение он сообразил, что сидит на
деревянном палубном настиле, лицом к высокому корабельному
фальшборту, но палуба под ним не покачивается, а, наоборот,
устойчива и надежна как земная твердь. Мачт у этого
странного судна не было совсем, однако за спинами воинов,
слева и справа, высились две башенки из прозрачного
хрусталя, сверкавшие в солнечных лучах и переливавшиеся
радужными отблесками. Из-за них Конан не видел ни бушприта,
ни кормовой части корабля и даже не мог определить, в
какую сторону он движется.
Но главное было не в этом; главное, что руки у него
оказались свободны, ноги тоже не связаны, а три солдата с
палками да короткими мечами Конана отнюдь не страшили. Он
ухватился за ременные петли и разорвал их, словно тонкие
веревки из конопли; потом дернул к себе, и два стража,
левый и правый, с грохотом столкнулись, ударились шлемами и
рухнули на палубу. Не успели они подняться, как Конан стоял
уже на ногах, и пальцы его крепко сжимали палку с песчаным
мешком. Третий из противников оказался довольно силен, но
против разъяренного киммерийца был он что лесной кот против
леопарда. Мгновение, и он лишился шлема, а затем кулак
Конана врезался ему в челюсть, такую же бледную и
безволосую, как у старика в голубом одеянии. Солдат упал,
крючконосый колдун с гортанным воплем бросился к башенке, а
Конан - к борту. Судно выглядело не маленьким, и команда
его, само собой, была побольше четырех человек; сколько же
именно, Конан совсем не желал выяснять. Бегство
представлялось ему самым лучшим выходом.
Итак, он подскочил к борту, слегка загибавшемуся внутрь
и доходившему ему до груди, и вознамерился единым махом
перелететь через него. Однако взгляд, брошенный на море,
заставил Конана остолбенеть. Море плескалось, как и
положено, внизу, но до него было две, три или все четыре
тысячи локтей; между морем и кораблем плыли облака, едва не
задевая огромные неподвижные крылья, торчавшие там, где у
обычных судов располагалась гребная палуба. Зрелище это
настолько поразило Конана, что он не сразу услышал звон
металла и резкие слова команды. Потом эти воинственные
звуки все же заставили его обернуться. На самом верху одной
из башен стоял воин в богатых доспехах, без шлема, с
властным и надменным лицом, а на палубу выбегали солдаты;
все - в бронзовых чешуйчатых кольчугах, с мечами у пояса и
палками в руках. Их было три десятка или поболее того, и
Конан понял, что справиться с ними не удастся.
Если б он держал в руках меч! Не короткий бронзовый
клинок, как у этих безволосых, а привычное ему оружие из
доброй стали длиной в четыре локтя! И если б в другой руке
была у него тяжкая секира! И были шлем, и панцирь, и
поножи, и крепкие сапоги! Да, будь он вооружен, как
подобает, дела могли повернуться иначе!
Но воин всегда воин, с клинком или без клинка; вид же
палки с рабским ошейником для воина оскорбителен. И Конан,
взревев и потрясая кулаками, ринулся на врагов.
...Когда он снова пришел в себя, ноги его были связаны,
локти стянуты за спиной прочными ремнями, и стерегли его
уже не трое, а шестеро. Предводитель с надменным лицом
исчез, но крючконосый маг в голубой хламиде сидел перед
Конаном, развалившись в низком плетеном креслице, и
усмехался не без насмешки. Его огромные водянистые глаза
довольно поблескивали.
Крючконосый заговорил. Кажется, слова чародея
повторялись - одна и та же короткая фраза, произнесенная на
многих языках, неведомых киммерийцу. Это было странным;
кроме десятка хайборийских наречий, Конан мог бы
объясниться с асами и ванами, светлобородыми бойцами
Севера, с туранцами и стигийцами, с иранистанцами и
дикарями из гирканских степей, не говоря уж о заморанцах и
шемитах. Мог он разобрать и речи пикта, вендийца и даже
кхитайца, щебечущего словно певчий дрозд; но все, что
говорил ему маг в голубой тунике, оставалось загадочным и
непонятным.
Наконец Конан решил, что надо и ему молвить слово.
Покосившись на каждого из шести стражей, он уставился затем
на старика и медленно произнес:
- Когда у меня будет меч, я погляжу, какого цвета
печень у этих ублюдков. А твою, крючконосый, я вырву
голыми руками.
Он думал, что колдун ничего не поймет, но старец вдруг
вздернул редкие брови над водянистыми глазами и с
неуверенной ухмылкой поинтересовался:
- Атталанта? Ты - атталанта? Пришел из-за моря? С
западных островов?
Речь его, к изумлению Конана, походила на киммерийскую,
но слова он выговаривал с непривычным и странным акцентом,
то шепелявя и присвистывая, то каркая, точно старый ворон.
Конан, однако, разобрал, о чем его спрашивают.
- Не атталанта, киммериец, - буркнул он. - С Севера,
из-за гор, не с западных островов. Никогда не слышал о
таких островах, кроме Барахов, что рядом с Зингарой.
Старик хлопнул себя по лбу и со злобой пробормотал
что-то непонятное, потом вновь перешел на киммерийский.
- Пес, потомок псов, потомок проклятого рода! Варвар!
Живучее семя! Сохранилось и через тысячи лет!
Брови Конана сошлись грозовой тучей.
- Ты, видно, не встречал киммерийцев, крючконосый!
Иначе знал бы, кто пес, а кто - тигр!
Колдун в голубой тунике вновь что-то забормотал
по-своему, потом, резко склонившись к Конану, стиснул
ему виски ледяными пальцами.
- Тигр? Может, и тигр, только попавший ко мне в клетку!
И, клянусь Чарами и Мощью Грондара, я выпью твою жизнь
по капле! Я, маг Тоиланна, обещаю тебе это, дикарь! Ты в
самом деле силен, я чувствую... ты продержишься долго...
может быть, шесть или семь лун или целый год...
- Продержусь? - Конан дернул головой, пытаясь сбросить
руку колдуна, но тот вцепился крепко. - О чем ты болтаешь,
старый коршун?
Тоиланна кивнул в сторону хрустальной башни.
- О моих саркофагах, которые стоят там. Скоро ты с ними
познакомишься, отродье атталанта! Скоро! И жизнь твоя
отлетит на крыльях ветра! Стечет, как вода в песок!
- С чего бы? Кром даровал мне жизнь, а дарованное им не
сдует ветер и не смоет вода!
- Кром даровал, а я возьму, - прошипел колдун и вдруг
расхохотался. - Как ты полагаешь, недоумок, что движет мой
воздушный корабль? - Он потряс перед носом Конана длинным
тощим пальцем. - Заклятья! Могучие заклятья, способные
извлечь из таких, как ты, жизненную силу! Ну, а как
распорядиться ею, решаю я... Могу обрушить стены крепостей,
могу засыпать город песком пустыни, могу поднять к небесам
корабль с солдатами и огненным зельем! Я решаю, я! - Он
снова захохотал, а отсмеявшись, повелел воинам: - Бросьте
дикаря в клетку! И передайте Сыну Зари, благородному Иолле,
что этот варвар нам подойдет!

* * *

Слишком расхвастался Тоиланна, крючконосый коршун!
Солнце не успело еще подняться в зенит, а Конан уже знал,
кто и что решает на борту воздушного корабля, в чьих руках
власть и сила, кому служат воины в бронзовых панцирях и
облаченный в голубую хламиду маг.
Но вначале солдаты отвели его в трюм, который освещался
оконцами, забранными чистейшим хрусталем. Тут были свалены
припасы, а в дальнем конце, у кормы, находились шесть
клеток - три и три, двумя рядами вдоль бортов. Конана
запихнули в крайнюю и принесли ему, много еды. Большой
кусок вяленого мяса, рыбу, сухари, мед, незнакомые сушеные
фрукты и кисловатое питье в большом бронзовом сосуде. Вина
ему не дали.
Киммериец умел терпеть голод, но умел и есть. Не
успело солнце подняться на ладонь, как он расправился и с
мясом, и с рыбой, и с сухарями и с прочей пищей; потом,
недовольно сморщившись, приложился к кувшину. Напиток был
холодным и приятно освежал, но Конану хотелось чего-нибудь
покрепче. Сейчас он выпил бы даже кислого туранского вина,
к которому обычно относился с презрением, предпочитая ему
крепкое и ароматное аргосское.
Но вина не было, и, покончив с едой, он принялся
озираться по сторонам. Клетка справа показалась Конану
обитаемой - в ней, как и в его узилище, лежала небольшая,
плетенная из тростника циновка, а у самой дверцы стоял
кувшин. В третьей клетке, находившейся в его ряду, а также
в двух противоположных, не было ни циновок, ни кувшинов,
однако в самой последней, что располагалась прямо перед
ним, Конан разглядел какую-то огромную массу. Ему
показалось, что это груда бурой шерсти, брошенной в углу,
и, лишь присмотревшись, он различил что-то похожее на
конечности, короткую, утонувшую в массивных плечах шею,
мохнатую голову, обросшее волосами лицо с маленькими
красными глазками.
- Ты кто? - спросил Конан, не надеясь, впрочем,
получить ответ.
Но странное существо пошевелилось, поднялось на ноги, и
пальцы его, напоминавшие человеческие, обхватили толстые
прутья клетки. Челюсть у него была огромной, лоб - низким,
надбровные дуги выступали вперед словно защитный козырек
шлема. Больше всего эта тварь походила на обезьяну
чудовищной величины, но глаза ее показались Конану
разумными - во всяком случае, не разглядел он в них ни
животной покорности, ни злобы хищного зверя. Глаза
волосатого гиганта были как бы затуманенными, а еще -
печальными, тоскующими и полными страдания.
- Арргх! - пробормотало существо, ударив себя в мощную
грудь. - Арргх! Харра-ррр-гра!
- Не понимаю, приятель, - сказал Конан. - Ты знаешь
хоть слово на человеческом языке?
Волосатый опять что-то прорычал, дернул прутья, будто
испытывая их на прочность, и с разочарованным вздохом
опустился на циновку. Конан прикасаться к решетке не стал -
и так было ясно, с бронзовыми штырями толщиной в руку не
справиться без молота и зубила. Но если б даже ему удалось
их разогнуть, а потом отправить на Серые Равнины всех
белокожих воинов, то что бы это дало? Он не мог прыгнуть в
море, пока корабль, волшебным образом плывущий над
облаками, не опустится хоть на сотню локтей...
Итак, Конан тоже улегся на циновку и начал строить
планы побега. Самым разумным казалось все же вырваться из
клетки, завладеть оружием и схватиться с солдатами. Если он
их прикончит, то крючконосый окажется в его власти... И
будет делать то, что ему велено! Иначе можно подвесить
колдуна на веревке под кораблем - до тех пор, пока тот не
покорится... Вот только солдаты!.. Он уже видел, что их
не меньше тридцати, но судно было большим, таким же, как
пережеванный Драконьими Челюстями "Ильбарс"; значит, оно
могло нести и полсотни воинов, и всю сотню. Вот если бы
освободить волосатого! Хоть он и похож на обезьяну, но стал
бы неплохим подспорьем в драке...
Размышления Конана прервали стражи. Шесть человек
ввалились в трюм, выволокли из клетки напротив пленника,
набросили ему на шею петли и потащили наверх, на палубу.
Странное существо не сопротивлялось, лишь скулило и рычало,
со страхом посматривая на солдат. Конан заметил, что у
волосатого внушительные клыки, однако шел он на двух ногах,
не пытаясь опереться о пол руками, как делали то гигантские
обезьяны, обитавшие в джунглях Черных Королевств. Вероятно,
эта тварь была все ж ближе к человеку, чем к дикому зверю.
Воины ушли, но вскоре вернулись вновь, доставив очень
высокого и широкоплечего, но страшно истощенного человека
со светлыми волосами и бородой до самых глаз. Выглядел он
чуть ли не стариком, ибо лицо его было покрыто морщинами,
кожа посеклась и обвисла, а кости выпирали из-под нее
угловатыми буграми. Но взгляд незнакомца оказался быстрым и
живым, и киммериец понял, что этому пленнику не так уж
много лет - быть может, тридцать или тридцать пять.
Его клетка была рядом. Один из стражей молча отомкнул
запор, другой впихнул пленника внутрь, а третий поставил
перед ним поднос с мясом, сухарями и фруктами. Затем
солдаты удалились, а тощий светловолосый великан набросился
на еду с такой жадностью, словно голодал не меньше трех
дней. Прожевав и проглотив первые куски, он бросил
быстрый взгляд на соседа и буркнул:
- Хадр Ти! Севайна оу? Каросса?
- Ешь ты много, парень, и кость у тебя широкая, -
сказал Конан, - но впрок еда тебе не идет. С чего бы? Или
боги немилостивы к тебе, или труд твой непосилен...
Клянусь Кромом, мне кажется, что ты вот-вот отправишься на
Серые Равнины!
Светловолосый замер с куском у рта. Затем, отложив
мясо, он запустил пятерню в бороду и принялся осматривать
Конана - с ног до головы и с головы до ног. Продолжалось
это ровно столько времени, сколько нужно, чтобы не торопясь
выпить чашку вина. Наконец пленник заговорил - на таком же
полупонятном Конану киммерийском, с присвистыванием и
хрипами, как у крючконосого мага.
- Атталанта? Ты - атталанта? Где они тебя схватили
несчастный?
- Я киммериец, - Конан нахмурился, - и никогда не
слышал о народе атталанта, хоть обошел все хайборийские
земли от Ванахейма до Стигии! О чем ты, тощая жердь?
- Ты не слышал об атталанта, но говоришь на их языке и
выглядишь как атталанта, - заявил светловолосый, вновь
принимаясь за еду. - Мне ли не знать, кто такие атталанты!
Они - храбрые воины, но многим из них я пустил кровь, покуда
не попался в лапы грондарцам!
- Моей крови ты не увидишь, приятель. Вздохнуть не
успеешь, как я сломаю тебе хребет!
- Не стоит, - миролюбиво заметил пленник. - Жить мне
осталось недолго, и теперь я вижу, что ты не так уж похож
на атталанта. Мои счеты с ними - дело прошлое, а сейчас оба
мы в неволе, так что и тебя, и меня ждет одна судьба. Меня
- раньше, тебя - позже... Смерти нам, однако, не миновать.
- Смерти никому не миновать, - сказал Конан и,
промолчав некоторое время, спросил: - как тебя зовут, тень
с Серый Равнин?
- Я же сказал - Хадр Ти! Я - княжеского рода, и в
прежние времена командовал полутысячей всадников, сражался
и с валузийцами, и с грондарцами, и с твоими атталанта... и
совершил много великого и славного!
- Еще раз говорю тебе: я - киммериец, а не атталанта! -
рявкнул Конан. Потом, успокоившись, он произнес: - Но
крючконосый колдун говорил, что я - потомок атталанта. пес,
живучее племя, сказал он... Ну, семя семенем, а за пса я
порву ему глотку!
Хадр Ти зашелся хриплым смехом.
- Тоиланне? Это не просто, совсем не просто, киммериец!
Может, ты и потомок храбрецов-атталанта, но до глотки
колдуна тебе не дотянуться! Раньше он выжмет из тебя все
соки своим проклятым чародейством, и станешь ты таким же,
как я - мешком с костями. К тому же, кроме Тоиланны есть
Сын Зари, благородный Иолла, и поймали тебя его воины. Он
тут главный! Понимаешь?
- Нет, - признался Конан. - Расскажи, а я постараюсь
понять.
И Хадр Ти заговорил, временами прерываясь, чтоб
прожевать кусок мяса или запить водой сухарь. Речи его
были странными, если не сказать больше, но Конан слушал их
с вниманием и доверием, ибо в свои молодые годы повидал он
всякого и знал, что в мире имеется множество чудес, по
большей части злых, так как на одного светлого мага
приходится десяток черных, а боги редко благоволят людям.
1 2 3 4 5 6