Что это? Почему она поцеловала меня? – завертелись в его голове искрящиеся как рождественские шутихи мысли. Как это следует понимать?
До сих пор Тереза никогда не проявляла подобной инициативы. Случалось, Брюс целовал ее после особенно удачного выступления, но подобное всегда происходило на виду у всех, кто их в ту минуту окружал. Наедине же они не целовались ни разу.
Тереза произнесла с негромким грудным смешком:
– Вот… чтобы быстрее заживало.
Видишь, все и прояснилось, – промчалось в мозгу Брюса. Еще есть вопросы?
Множество, ответил тот самому себе. И самый первый: почему вдруг Тереза стала такой заботливой по отношению ко мне?
Пока он думал об этом, Тереза завинтила крышечку тюбика, потом обогнула стол и села на свое место. Брюсу осталось лишь последовать ее примеру.
Полагая, что инцидент улажен, Тереза принялась доедать оставшуюся на ее тарелке половину слойки. Брюс молча наблюдал за ней, все еще переживая недавнюю череду прекрасных мгновений. Ему казалось, что левый уголок его рта пламенеет сильнее правого, обожженного, потому что этого участка касались губы Терезы.
Вдруг она перестала жевать.
– Ой, это что же получается? Теперь ты не можешь есть?
Брюс пожал плечами.
– Мне уже не хочется.
Тереза недоверчиво прищурилась.
– Ну да, как же! Так я тебе и поверила. – Она покосилась на его тарелку. – У тебя еще целая слойка осталась. Если бы мог, ты бы умял ее в два счета.
Брюс вновь дернул плечом.
– Может быть, только мне и одной вполне хватило. Ты ешь, за меня не переживай.
Тереза посмотрела на него с сомнением.
– Да?
– Конечно, – улыбнулся Брюс.
Она перевела взгляд на слойку в своей руке.
– Но… мне как-то неловко.
– Почему?
– Ну, мы оба сидим за столом, но я уписываю за обе щеки, а ты только любуешься мною.
Немного помолчав, Брюс тихо произнес:
– Неужели это так заметно?
– Что? – не поняла Тереза.
Он блеснул глазами.
– Что я любуюсь тобой.
– Да я просто так сказала! – рассмеялась Тереза. Потом вдруг умолкла и пристально взглянула на него. – Ты серьезно, что ли?
Секунду помедлив, Брюс кивнул.
– Вполне.
Повисла новая пауза. Видя, что Тереза начинает хмуриться, Брюс поспешил перевести все в шутку.
– Разве я не могу полюбоваться лицом собственного проекта? Так и вижу, как ты, изображенная на обложке нового альбома, сидя на полу среди кучи разорванных фотографий с изображением какого-то парня, с вожделением вгрызаешься в пирожное. А вверху надпись: «Упоительный миг блаженства». Или что-то в этом роде.
Как ни странно, Тереза восприняла его слова всерьез.
– Среди разодранных снимков, говоришь? – задумчиво произнесла она.
– На каждом из которых изображен один и тот же мужчина, – уточнил Брюс.
– Да-да, – рассеянно ответила Тереза, продолжая о чем-то размышлять. – Это все укладывается.
Брюс вскинул бровь.
– Куда?
– В концепцию моего нового альбома, разумеется, – удивленно взглянула на него Тереза. – Разве мы не о нем говорим?
– Э-э… да.
Он совершенно не ожидал подобного поворота. А про новый альбом упомянул только для того, чтобы не обострять отношений с Терезой. Однако она, как всегда, поймала мысль на лету и сейчас, похоже, развивает ее.
Я совсем забыл, что хотел поговорить с Терезой о новой песне! – внезапно вспомнил Брюс. Еще в лимузине разговор свернул в ином направлении и мое намерение таковым и осталось. О чем там она пела? Об одинокой, скорбящей по утраченной любви душе, которая постепенно возрождается к жизни? Да, кажется так. Постой, а ведь то, что я брякнул про изорванные фотографии и – в виде некой сублимации – про пирожное, которое способно отчасти заменить чувственные утехи или на худой конец утешить истерзанное сердце, – все это оказалось вполне уместным! Забавно…
– Я уже несколько дней размышляю, что бы такое изобразить на обложке нового альбома, – призналась Тереза. – А ты с ходу попал в самую точку. Конечно, нужно еще все как следует обдумать, но в принципе идея очень хорошая.
– Рад, что тебе понравилось, – скромно произнес Брюс.
– Только вот название… – Она поморщилась. – Несерьезно как-то. В нем явственно ощущается ирония, но ведь в моих песнях ее нет.
– А уж пора бы появиться, – себе под нос буркнул Брюс.
Однако Тереза услышала.
– Что? – Ее темные, красиво изогнутые брови взлетели. – Что ты сказал?
Услыхав в голосе Терезы напряженность, Брюс выругался про себя. Ну что ему стоило сдержаться?
Он поднял взгляд. Тереза испытующе смотрела на него, упершись основаниями ладоней в торец стола. При этом в ее правой руке до сих пор находился недоеденный ломтик слойки.
– Только то, что жизнь лучше воспринимать с некоторой долей иронии, – спокойно пояснил Брюс. – Так легче жить. По-моему, тебе стоит этому научиться.
Плотно сжав губы, она некоторое время сидела молча, словно взвешивая про себя услышанное.
– Может, еще подскажешь способ, как это сделать?
Произнесено это было отрывисто, как будто Тереза так и не смогла определить, следует ли ей обидеться на слова Брюса или стоит воспринять их как дружеский совет.
– Подскажу, – усмехнулся тот. – Но при одном условии.
Видя, что Брюс не собирается конфликтовать с ней, Тереза расслабилась и откинулась на спинку стула.
– Каком?
– Что ты проявишь выдержку и не будешь воспринимать сказанное мною в штыки. Иначе нечего и затевать подобный разговор.
– Согласна, – усмехнулась Тереза. – Кажется, меня ожидает сеанс психотерапии, верно?
Брюс пожал плечами.
– Не знаю. Психотерапевтов никогда не посещал.
– Правда? – с интересом взглянула на него Тереза. – А мне только с их помощью и удалось немного прийти в норму после… ну, ты знаешь.
Разумеется, Брюс знал: после того как Тереза пережила шок, узнав, что человек, в которого она была влюблена, ее обманывает. Теперь об этом было известно не только Брюсу, но и доброй половине населения земного шара – благодаря песням Терезы.
– Что ж, вполне допускаю, что психотерапия многим помогает, – заметил он. – Но я, так сказать, сам себе психотерапевт.
– В таком случае тебе можно только позавидовать, – сказала Тереза и с едва слышным вздохом отправила в рот последний кусочек слойки, запив его глотком чая.
– Готова слушать? – спросил Брюс.
Она кивнула.
– Вполне. Выкладывай свою теорию.
Брюс качнул головой.
– Я бы не сказал, что это теория, а просто взгляд на жизнь, что ли. Понимаешь, нужно научиться не воспринимать свое существование всерьез, тогда тревог и переживаний становится гораздо меньше.
Тереза недоверчиво посмотрела на него.
– Как же это возможно? Ведь с человеком происходят реальные неприятности. Он реагирует на них и, естественно, расстраивается. Разве может быть иначе?
– Почему нет? Вспомни хотя бы наш недавний разговор. Ты высказала предположение, что моя школьная подружка Эми в действительности любила меня гораздо меньше, чем мне казалось в те времена. И что, я огорчился? Впал в истерику? Погрузился в транс?
Интерес Терезы увеличился еще больше.
– Неужели даже не огорчился? – с любопытством спросила она.
Брюс усмехнулся.
– Не без того. Не каменный же я, в конце концов.
Глаза Терезы блеснули торжеством.
– Вот видишь!
– Да, на минуту мне стало обидно, я этого и не скрываю. Но потом на передний план выступил комизм ситуации и это помогло мне успокоиться.
– Не понимаю, что здесь комичного? – сморщила Тереза лоб.
– Как! – удивился Брюс. – Ведь это же очевидно.
Она опустила взгляд.
– Для тебя, возможно, да. А с моей точки зрения, все довольно грустно.
Брюс окинул ее пристальным взглядом.
– Тебе определенно нужно развивать чувство юмора, дорогая моя.
Тереза задумчиво провела пальцем по столу.
– Может быть. И даже наверное. Но пока я не вижу ничего смешного в ваших с Эми взаимоотношениях.
– Объяснить?
Она кивнула.
– Буду признательна.
– Ну сама посмотри. Я был уверен, что девушка придерживается неких религиозных убеждений, поэтому, уважая ее принципы, не настаивал на интимной близости, которой мне, поверь, очень хотелось. И вдруг через много лет выясняется, что в действительности дела обстояли несколько иначе. Католические нормы морали здесь ни при чем, а просто девушке не так уж необходим был секс, только и всего. Вот она и потчевала меня рассказами о невозможности физической близости до брака. Я же, ослепленный бушевавшими во мне эмоциями, среди которых далеко не последнее место занимало благоговение перед возлюбленной, принимал все за чистую монету! Ну разве не смешно?
Тереза потупилась.
– Поверь, я не хотела тебя огорчить. И потом, это всего лишь предположение. Не исключено, что Эми в самом деле была очень религиозна.
Брюс хохотнул.
– Ну да! Жаль, ты ее не знала.
– Вполне допустимо, что она просто не хотела афишировать свои убеждения, – возразила Тереза, бросив на него сочувственный взгляд.
Однако на Брюса ее замечание не произвело никакого впечатления.
– Вспоминая некоторые моменты, – с ухмылкой произнес он, – могу сказать, что это ей неплохо удавалось.
Тереза вздохнула.
– Тебе виднее.
– Это верно. Но речь сейчас о другом: о важности умения смотреть на жизненные события с иронией. Или даже со скепсисом – в зависимости от обстоятельств. Словом, как на своего рода игру, результат которой по большому счету не так уж важен.
– А если важен?
Брюс немного помолчал, будто подбирая слова.
– Видишь ли, чаще всего это только кажется. Человек может быть уверен, что важнее какой-то вещи или момента в его жизни не было, нет и не будет. Поэтому тревожится, переживает, не спит ночами и вообще всячески изводит себя. Затем проходит какое-то время, череда новых событий заслоняет собой прежние и они уже начинают восприниматься как наиболее значительные. И человек снова впадает в беспокойство, не находит себе места и готов на что угодно, только бы ситуация развивалась так, как, по его представлениям, будет наиболее благоприятно лично для него.
Тереза наконец-то улыбнулась.
– Верно, чаще всего так и случается.
– К сожалению, – кивнул Брюс. – Но дело в том, что чаще всего, как ты говоришь, человек не знает, что для него лучше, а что хуже. Мы существуем под воздействием множества иллюзий, большинство из которых относится к нашей собственной персоне.
– Это ты к чему клонишь? – осторожно спросила Тереза. Было заметно, что рассуждения Брюса заинтересовали ее.
– Взять хотя бы тебя, – сказал он. – Бесспорно, ты пережила большую личную трагедию. Однако именно она помогла тебе выйти на новый уровень в творчестве. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Согласна ты с этим?
Тереза прерывисто вздохнула.
– Конечно. Все это я и сама знаю. Только…
Брюс сделал жест.
– Можешь не продолжать, мне известно, что ты скажешь: успех был оплачен высокой ценой.
Ресницы Терезы затрепетали.
– А разве нет?
– Да, – кивнул он. И добавил, прилагая все усилия, чтобы его слова прозвучали как можно мягче: – По твоим меркам.
Ему показалось, что на несколько мгновений Тереза как будто оцепенела. Затем она подняла взгляд и жалобно спросила:
– А по твоим?
Сердце Брюса сжалось, однако он решил проявить твердость.
– Я бы очень хотел, чтобы ты поняла меня правильно. Возможно, то, что я сейчас скажу, не понравится тебе – и даже наверняка не понравится, – однако, поверь, так обстоят дела на самом деле, хоть смириться с этим для тебя сейчас вряд ли представляется возможным. – Вздохнув, он продолжил: – Понимаешь, то, что ты воспринимаешь как трагедию, бывает в жизни каждой женщины. Или почти каждой. Любая расскажет тебе похожую историю, которая будет окрашена не менее трагическими тонами. Если бы можно было провести опрос на обсуждаемую нами тему, его результаты непременно показали бы следующее: то, что кажется тебе небывалой подлостью, в действительности происходит сплошь и рядом. Как говорится, на каждом шагу.
– Да? – Голос Терезы дрогнул. Казалось, она вот-вот расплачется.
Не удержавшись, Брюс вновь потянулся через стол и легонько сжал ее руку. При этом он слегка напрягся, потому что реакция на его действия по-прежнему могла быть самой непредсказуемой, однако, как и в прошлый раз, Тереза руки не убрала.
– К сожалению, это так, – ответил Брюс, выдержав небольшую паузу. – Ты никогда не задумывалась, почему твои песни понравились огромному количеству людей, среди которых, заметь, большинство женщин?
Тереза опустила взгляд, но через мгновение подняла вновь.
– Еще недавно я полагала, что их привлекает мое творчество, талант и все такое. Но… похоже, ты предлагаешь мне в этом усомниться?
– Лишь отчасти, – быстро произнес Брюс. – Твой талант бесспорен. Именно он так замечательно помогает тебе отражать в творчестве свои эмоции. Но секрет твоей популярности заключается также и в том, что ты избрала понятную – и главное, близкую – многим тему.
5
Повисло продолжительное молчание. Брюс как будто забыл руку на кисти Терезы, а та казалась настолько погруженной в мысли, что не обращала на это внимания.
А может, ей просто приятно мое прикосновение? – мелькнула у Брюса сумасшедшая мысль.
Тем временем Тереза, по-видимому, пришла к какому-то заключению. Медленно подняв ресницы, она произнесла:
– Вероятно, ты прав. Только с ходу это сложно усвоить. Я должна все как следует обдумать. – Затем, немного помолчав, Тереза добавила со смущенной улыбкой: – Знаешь, со мной еще никто так не говорил, даже психотерапевт. Брюс пожал плечами.
– Наверное, это ниже его достоинства – повторять простые истины. Он ведь должен отработать деньги, которые ты ему платишь, поэтому и беседует с тобой как человек, близкий если не к медицине, то хотя бы к науке. И подход у него соответственный. А на самом деле все ваши разговоры можно свести к одной житейской мудрости: что ни делается, все к лучшему.
– Так просто? – сказала Тереза.
– Да, – улыбнулся Брюс, похлопав ее по руке и наконец отстранившись. – В жизни вообще все довольно просто, это мы ее усложняем своими амбициями, обилием желаний и собственной незрелостью.
Тереза усмехнулась.
– Последнее, конечно, относится ко мне?
Откинувшись на спинку стула, Брюс вздохнул.
– К сожалению, и ко мне тоже. Думаешь, я сразу стал таким умным?
– Нет?
Он рассмеялся.
– Мне ведь тоже пришлось пережить трагедию. И только пройдя через это испытание, я изменил взгляд на жизнь.
– У тебя тоже была несчастная любовь? – тихо спросила Тереза.
Ее предположение было так далеко от истины, что Брюс даже не сразу сообразил, о чем она говорит.
– Что? А… нет, у меня случилось другое. Я в один день потерял команду, в которой играл.
Тереза ахнула.
– Своих коллег?
Брюс печально кивнул.
– У меня ведь не всегда была студия, и я не всегда был продюсером. Карьеру я начал в качестве гитариста.
– Что же случилось с твоей командой?
– Самолет, в котором летели ребята, разбился по пути в Эссекс.
Тереза сморщила лоб.
– Постой, кажется, я слыхала про это несчастье… или читала что-то такое… еще в Эдинбурге.
– Вполне может быть. О той трагедии писали все газеты. Наверняка какая-нибудь попалась тебе на глаза.
– Скорее всего, так и произошло, – задумчиво произнесла Тереза. – Только тогда я была настолько поглощена своей любовью, что вскоре забыла про эту историю. – Вдруг она умолкла и испуганно посмотрела на Брюса. – Погоди, это что же получается? Ведь ты тоже мог… погибнуть?
Взглянув в ее глаза, Брюс увидел в них смятение. По-видимому, мысль о его возможной гибели поразила Терезу до глубины души. Разумеется, подобное отношение не могло не тронуть Брюса.
– Нет-нет! – поспешно произнес он. – Это было невозможно с самого начала просто потому, что я не летел в том злополучном самолете.
С губ Терезы слетел вздох облегчения, услыхав который Брюс не удержался от улыбки: ведь она видит его сейчас перед собой, но реагирует так, будто события прошлого еще нельзя считать свершившимся фактом.
– Какое счастье! – с чувством произнесла Тереза. – Иначе… даже трудно представить, что бы было. И чего бы не было, – добавила она после секундной паузы.
Несколько долгих мгновений Брюс смотрел на нее, его глаза искрились. Ему стало ясно, что он небезразличен ей. Пусть пока как коллега по бизнесу или друг – хорошо уже то, что Тереза вообще питает к нему теплые чувства. А там, глядишь, они перерастут в нечто большее.
В эту минуту Брюс, кажется, понял, что означает выражение «душа поет». Пожалуй, его нынешнее состояние лучше всего можно было описать именно этими словами.
– Теперь ты понимаешь, к чему я пытаюсь свести весь наш разговор? – произнес он с плохо скрытой радостью. – Если бы некоторые обстоятельства твоей или моей жизни сложились как-нибудь иначе, мы бы не коротали этот вечер, сидя за твоим кухонным столом. Повернись ситуация по-иному – и ты наверняка осталась бы в Эдинбурге. А я, если бы парни из моей команды были живы, продолжал бы играть с ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15