Но ведь такого никто не мог предположить!– Франк, – говорит она. Он забирается к ней под сорочку. Потом быстро задирает тонкую ткань и смотрит на отражение своих пальцев, сжимающих груди Барбары. Барбара в это время пытается стереть с век косметику. – Предположить, конечно, никто не мог, – говорит она. С ее брови свисает ватное волоконце. Она продолжает: – Кто бы мог догадаться…Он целует ее плечи.Она неестественно выворачивает свою левую руку и рассматривает поцарапанный локоть.– Ты тоже находишь, что я покладистая, а, Франк? Я покладистая?– Чушь какая-то… – говорит он.– Я просто спрашиваю. Маленькие женщины все покладистые, да или нет? Скажи мне. Я покладистая? – Он отпускает ее. Барбара одергивает сорочку.– Кто бы мог догадаться! – повторяет она, собирает с умывальника ватки и ногой нажимает на педаль маленького мусорного контейнера. Один ватный шарик падает мимо. Франк нагибается за ним. Он выплевывает жвачку себе на ладонь, заворачивает ее во влажную вату и бросает в контейнер.– Четырнадцати-пятнадцатилетние школьники, – говорит он, распрямляясь. – Ни один из этих говнюков, не будь рядом его товарищей, наверняка и не подумал бы рыпаться.– Но из вас, Франк, никто не пошевелился, когда они подначивали друг друга. Никто. – Барбара открывает кран и подставляет под струю поцарапанный локоть.– Не надо, – говорит Франк. – Само заживет.– Пять мужиков, – говорит она. – И из пяти ни один не оторвал от стула свою задницу. Знаешь, что меня удивляет?– Брось, – говорит он. – Так это выглядит с твоей точки зрения. Я же уверен, что мы повели себя правильно.– Знаешь, что меня удивляет? Что вы не обратились за помощью к кельнерше…– Они хотели спровоцировать нас на ответную реакцию, ничего больше.– И наша компания, благодарение богу, не поддалась на эту уловку – да, Франк? Мы все вели себя просто классно. А твой друг Орландо… Его они тоже хотели только спровоцировать? И потому всадили ему в спину нож?– Ах, перестань!– Битых полчаса они вещали все, что хотели. А вы сидели, как ни в чем не бывало…– А ты накачивалась вином…– Вы сидели в своих баварских куртках и жевали жвачку. Когда же Ханни сказала, что не хочет больше здесь оставаться, вы быстренько согласились с ней и стали расплачиваться.– Через десять минут там была полиция, которая их и выставила. Ну, может, через пятнадцать… – Он педантично расправляет на сушилке ее полотенце.– После чего они подкараулили нас на улице…– Ты думаешь, они бы меня послушались? Вот если бы я своими руками вышвырнул их вон, тогда, конечно, этого бы не произошло… Такова твоя логика? Я что же – должен был с ними драться? – Она споласкивает лицо.Он говорит:– Не каждый подросток, который корчит из себя невесть что, на самом деле является нацистом! Ты бы хотела, чтобы их всех запихнули в каталажку?– Что ты сказал?– Ну хватит, не будь такой занудой, – говорит он.– Франк… – Она оперлась руками о раковину. С ее подбородка и кончика носа каплет вода. – Я тебя всегда уважала…– Ну и? Что я должен был сделать? Может, объяснишь?– Ты слышал, как они назвали твою жену? Или ты отвлекся, когда они сказали, как именно они хотят меня обработать – а, Франк? – как они хотят об-ра-ботать твою покладистую жену?– Прекрати, Бабс…– А ведь я запомнила только самые перлы.– Не кричи так! Я тоже это слышал.– Ну, тогда все в порядке. Если ты тоже слышал… Я было подумала, что нет. Так мне показалось. Значит, я и тут обманулась. Ты уж меня прости.– Я, по-твоему, должен был лезть в драку? – Франк отступает на шаг. – С двумя я бы еще справился, может, и с тремя. Но их было десять или даже больше. Они бы меня избили, и тогда…– И тогда? – переспрашивает она, наклонившись мокрым лицом над раковиной. Она ощупью ищет полотенце. – Ну продолжай же, Франк. Они бы тебя избили, и тогда? Что было бы тогда?– Ты этого хотела? Чтобы меня избили? – Он прислоняется к стене, скрестив на груди руки. Резинка ее трусиков немного сползла вниз.– Потому, значит, мы и бежали как зайцы, Франк. Как зайцы. И когда я бежала, ты даже остановился, чтобы меня подождать. За это я тебя еще не поблагодарила. Я действительно не права. Ты ведь меня подождал, все-таки остановился, хотя сперва убежал вперед, и даже давал мне советы! – Она вешает полотенце на сушилку. – Ты еще никогда не дрался, Франк? Через неделю, самое позднее, тебя бы выписали из больницы. А в больнице я бы тебя каждый день навещала и даже приносила домашнюю еду. Знаешь, кто ты после этого есть?– Ты не в себе, – говорит он и смотрит на ее ноги. – Мне достаточно просто выйти за дверь. Чтобы все исправить.– Именно, – говорит она, снимает резинку с конского хвостика и начинает, наклонив голову, расчесывать волосы. – Как раз об этом я и хотела тебя попросить. Ты, по крайности, мог бы принести обратно мою босоножку. Это, конечно, пустяк, всего только пара ремешков, но и они как-никак стоили двести марок.– Бабс, – говорит он.– Да? Слушаю тебя, Франк.– Думаешь, мне сейчас хорошо?– Нет, этого я не думаю. Какое уж тут «хорошо»?– Какое уж тут хорошо! – Он наблюдает в зеркале, как она выбирает волосы из щетки. – Думай обо мне что хочешь, – он засовывает руки в карманы. – Я согласен, что нам, конечно, следовало бы взять такси. Но что еще я мог?– Ваша распрекрасная демократия от таких молодчиков не погибнет. От таких – нет.– Ваша демократия! Очень оригинально, Бабс! Такие высказывания я каждый день читаю за завтраком. Меня от них тошнит!– Эй, сбавь-ка тон – я, кажется, не глухая. – Она открывает плоскую овальную коробочку.– Нет конечно. Ты не глухая, ты просто напилась. Напилась фантасмагорически, как всегда. – Он расстегивает свою рубашку.– Ты мне пока так и не ответил, Франк. – Она подкрашивает тушью ресницы.– Я «пока не…» – что?– Не ответил на мой вопрос. – Барбара дотрагивается мизинцем до уголка глаза. Франк вешает свою рубашку на отопление и расстегивает брючный ремень.– Ты принесешь мою босоножку или нет? Я ведь пока только спрашиваю.Она защелкивает крышку косметички.Он снимает брюки.– Дашь мне пройти?– Франк, – говорит она, обводя карандашом контур губ. – Это значит… это можно понять только так… что ты не готов отправиться прямо сейчас за моей босоножкой. Да?Франк бросает носки в бельевую корзину, сверху кладет брюки, потом залезает в ванну и садится на ее край. И поливает холодной струей из душа свои ноги. Барбара подтягивает трусики, выходит из ванной комнаты и захлопывает за собой дверь спальни.Франк, стоя перед умывальником, расправляет маленькое полотенце. Из красного тюбика «Elmex» он выдавливает пасту на обе зубные щетки, наполняет стакан теплой водой, кладет на него щетку Барбары и начинает чистить зубы. «Beauty Cosmetic – Pads Naturelle» написано на упаковке, которая висит рядом с раковиной. И ниже: «Большие тампоны из не раздражающей кожу, нежной, как цветы, натуральной хлопковой ваты, многослойной и свободной от примесей».Барбара стучит и тут же сама открывает дверь.– Ты мне не подашь вон то? – Она показывает на крышку унитаза. Он, не вынимая изо рта зубной щетки, передает ей по одной ее вещи.– Этим тоже капут, – говорит она, кидает колготки под раковину и надевает блузку.– Фто такое? – спрашивает он со ртом, полным зубной пасты. Она вступает одной, потом другой ногой в свою юбку. – Ты что делаешь?Барбара застегивает молнию. Франк наклоняется к крану и полощет рот. Отодвигается в сторону, чтобы она могла посмотреться в зеркало.– Да в чем дело? – он выпрямляется во весь рост.– Я многое могу выдержать, – говорит она. – Но чтобы я пряталась… Ты лучше спроси, зачем мне вообще нужен такой муж.В прихожей она, опершись на туалетный столик, влезает в туфли-лодочки и быстро осматривает содержимое сумки.– Ты бы надела свой вязаный жакет, – говорит он.– Где мой ключ?– Торчит в двери.– У тебя, Франк, даже не мелькнула мысль пойти вместе со мной?– Нет, – говорит он, – не мелькнула.Франк провожает ее до двери. Она поворачивает ключ. Он хватает ее за плечо, прежде чем она успевает нажать на ручку. Тащит за руку по прихожей и потом, сильно сжав ее бедра, разворачивает лицом к себе. Теперь ближе к двери стоит Франк.– Бабс, – говорит он. – Со мной этот номер не пройдет.– Кому рассказать, не поверят! – говорит она. – Или все-таки поверят? Такой энергичный мужчина! И с такой хваткой! Осторожней с ним, буду я теперь говорить, осторожней! – Она теребит свою блузку. – Ну же, Франк, пусти. Или ты хочешь всю ночь простоять здесь, а? – Она делает шаг вперед. – Давай! Соображай скорее. Я быстро найду свою босоножку, и потом мы сразу пойдем баиньки. У тебя завтра напряженный день.– На кой ляд тебе это надо? – спрашивает он.– Я ж тебе битый час пытаюсь объяснить, – говорит она и меняет опорную ногу. – Ну? Долго мы еще будем играть в эти игры?Звонят в дверь. Два коротких звонка и один длинный; и потом, после паузы, во время которой они успевают переглянуться, снова короткий. Франк делает ей знак отойти назад.– Бабс, – предостерегающе шипит он, – Бабс! – Он прокрадывается мимо нее в ванную. Выключает свет и подходит к окну. Бесшумно открывает его и высовывается наружу. Лампа над подъездом в этот момент гаснет. Подождав минуту, он кричит: «Кто там?» И слышит, как открылась входная дверь. Благодаря свету, который проникает сюда из прихожей, он видит в зеркале силуэт человека в майке, схватившегося за ручку окна. Он смотрит на лицо в зеркале и ждет, когда же наконец что-то изменится. И вдруг чувствует, что по ногам дует.– Франки! – зовет Барбара, захлопывая дверь квартиры. – Иди сюда! Кто-то ее принес. Она лежала здесь, у порога. Пошли спать! – И, не сняв лодочки, бежит в спальню.Тут только он замечает, что до сих пор стоит, уцепившись левой рукой за оконную ручку. И потом видит, как окно медленно закрывается. Глава 15 – Биг-Мак и Биг-Бэнг Как Дитер Шуберт и Петер Бертрам разговаривали о двух женщинах. Охота на карпов – новый вид спорта. Трудности со спортивным трофеем и его регистрацией. Покалывания в области сердца. Туман и восходящее солнце. – Биг-Мак! – завопил Бертрам, прижал к груди громадного карпа, стал подниматься, при каждом шаге нащупывая ногой новую опору, по береговому откосу и остановился только тогда, когда в глаза ему сверкнула фотовспышка. – Гигант! – крикнул он, поднял рыбину повыше и быстро ее перехватил.– Надо же! – крикнул Шуберт. – Пленку заело, что-то не сработало! – Хвостовой плавник бился туда и сюда. – Смотри не раздави его, Великий Ловец Карпов! – Снова сверкнула вспышка. Пальцы Бертрама вжались в рыбью плоть. Шуберт пошел было ему навстречу, но, пройдя пару метров, кивком показал куда-то назад. – Весы! – крикнул он и повернул обратно.Перед палаткой Бертрам уселся на траву в позе портного. Левой рукой он держал зеркального карпа под передними плавниками, правой – там, где кончалось белесое отвислое брюхо и начинался хвост. Хвостовой плавник бился о грязные Бертрамовы ботинки.– Внимание! – сказал Шуберт и присел на корточки.Бертрам улыбнулся:– Чтоб на этот раз без осечки, Дитер! – и погрозил кулаком.– Держу пари, полтора килограмма в нем есть! – Подбородок Бертрама коснулся спинного плавника.– Замри! – сказал Шуберт. – Отлично, просто отлично.Бертрам, прижимая карпа к груди, упал вперед, на колени, и осторожно положил его на специально приспособленные для этого напольные весы.– Один и пятьдесят четыре! – крикнул он. – Черт, да не дергайся, бедолага, – один и пятьдесят пять!– Боже, – выдохнул Шуберт.Бертрам схватил извивающегося карпа под жабры.– Весы просто слишком малы, слишком малы для таких пузанчиков! Один и пятьдесят шесть, один и пятьдесят точка шесть!– Клянусь памятью первого немецкого бомжа… – восхитился Шуберт, наклонился пониже, чтобы и стрелка весов и рыбина уместились в кадре, и включил вспышку.– Ему явно понравилась наша подкормка, – сказал Бертрам и растянул в руках сантиметр. – Больше, чем детям нравятся леденцы. Девяносто четыре. Ты готов?– Секундочку – сказал Шуберт. Им пришлось подождать, пока фотовспышка опять подзарядится. Шуберт тем временем облил карпа водой из большой бутылки от «Фанты».Бертрам приложил сантиметр к спинному плавнику и перебросил его через рыбье брюхо.– Сорок восемь.– Блестит как крыло стрекозы, – похвалил Шуберт. Потом отнес фотоаппарат в палатку и вернулся с аптечным тюбиком.– Биг-Мак, – шепнул он и любовно похлопал карпа по боку. – Такое пузо отъел, а чешуи почти нет. И как только ты вообще еще способен двигаться… – Очень осторожно Шуберт просунул палец в рыбий рот и помазал заживляющей мазью «Клиническая» то место, где недавно застрял крючок, предварительно продезинфицированный с помощью горящей спички. – Лечись, лечись, Кошкин Хвост, – сказал нараспев. – А мы пока сделаем еще одно фото, ты это заслужил. – И вытер руку о траву.Бертрам вылил остатки воды карпу на жабры.– Подвинься. – Он поднял рыбину и вместе с ней поковылял к берегу. Добравшись до канала, прошел еще немного вниз по течению, шагнул в воду и выпустил карпа.– Прощай, Биг-Мак! – крикнул Шуберт сверху и воспроизвел одну музыкальную тему из «Yellow Submarine». – Ты его видишь?Бертрам, скрестив руки на груди, посмотрел на бурую поверхность воды и потом – в туманную даль. После чего занялся проверкой других крючков. Шуберт двигался параллельно с ним, но по верхней кромке откоса. Пару раз он приседал, делал вращательные движения руками и в конце концов медленной рысцой потрусил к ближайшему электрическому столбу, но на полпути повернул назад.– Ну что, Великий Карповед, – крикнул, с трудом переведя дух, – каковы ваши ощущения? – Его нижняя губа блестела.Бертрам подошел к палатке и напился из походной фляги. Затем протянул ее Шуберту. Тот отрицательно качнул головой и начал делать упражнения на вращение корпуса.– Следующим займешься ты, – сказал Бертрам, сбрасывая с себя одежду. – Тогда тебе и дурацкая гимнастика не понадобится. А то ты прямо пай-мальчик, Дитер, – новые кроссовки, спортивный костюм… – В одних трусах и резиновых шлепанцах он прошествовал к веревке, натянутой между палаткой и электрическим столбом, перекинул через нее рубашку, носки и брюки цвета хаки. Мокрые ботинки поставил у входа в палатку, после чего стал рыться в своем рюкзаке.Шуберт потряс руками, потом одной и другой ногой.– А все потому, что мы их три дня прикармливали, – сказал он. – Со второго дня они привыкают и уже не ждут никакого подвоха.Бертрам натянул свитер и, взяв чистые носки, запрыгал на одной ноге.– Эй, Великий Карповед! Сколько натикало? – спросил Дитер и перешел к дыхательным упражнениям. Бертрам оступился, угодил босой ногой в траву, обтер мокрую подошву об икру другой ноги и надел носок. Потом полез в палатку. – Ты б лучше к своей крале поехал, а не сюда! – крикнул оттуда.– А в чем дело? Я просто не люблю неряшливости и грязи, – сказал Дитер, откидывая полог. – Ты не проголодался, Петер?– Я думал, ты купил целую упаковку, – сказал Бертрам.– Это ты хотел купить упаковку пленки.– Я и купил. – Шуберт заполз на свой коврик.– Это длилось почти час. Почти час я сражался с карпом, а ты не сделал ни единого снимка – только потому, что дрыхнешь на ходу.– Ты мог меня попросить. – Шуберт поправил свой спальный мешок. – Я же не спортивный комментатор.– Тебя интересует только твоя… А то, что творится здесь, тебя уже не интересует. Ни вот столечко. – Он показал, раздвинув большой и указательный пальцы, что под «столечко» имеется в виду сантиметр.– Да брось ты, – запротестовал Дитер.– Молчи! У тебя на уме только эта баба, да еще твой охотничий билет, твой статус жертвы политических репрессий. Вот так-то.– Если б я не хотел, меня бы здесь не было. Да, но как по-дурацки ты выглядел… – Шуберт засмеялся, – как выпучил глаза, когда поплавок дернулся. – Он закрыл вход в палатку на молнию. – Ты заревел: «Тревооога», – громко так!– Как тогда на границе, – сказал Бертрам.– Там что – тоже хорошо клевало?Бертрам засопел и подложил руки под голову.– Мы тогда все что хочешь имели: зайцев, лис, косулей, оленей, кабанов, барсуков – всё.– А я заимел вот это, – Шуберт дотронулся до своего стеклянного глаза.– Меня удивляет только, как это звери ни фига не понимали. Они же видели, что происходит, как убивают других. Вообще ведь они всё чуют, даже землетрясения.– Тебя из-за этого уволили?– Что?– Ты ведь, кажется, числился там большой шишкой?– Когда удавалось кого-то поймать, за это всегда давали звезду, ну и? Я-то тут при чем? Те, другие, были членами боевой группы. «Боевыми группами против бесчеловечности» назывались организации борцов против социалистического режима в ГДР, начавшие свою деятельность уже в 1946–1948 годах.

– Тогда из-за чего?– Я думал, Зевс, мы здесь рыбалкой занимаемся…Шуберт засмеялся и еще раз дотронулся до своего стеклянного глаза.– Последнему, кто назвал меня Зевсом, это не пошло на пользу. – Он ударил ладонью по брезентовому скату. Сверху закапало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32