Дача покачивалась в мареве раскаленного воздуха, покачивалось и пугало в соседнем дворе, поднималось вверх и потом опускалось на землю, шляпа с фиалками отделялась и плыла в воздухе…
– Тя-яни! – послышался снизу голос Сашко.
Бай Ламбо и Антон осторожно крутят ручку ворота, веревка наматывается на блестящий, словно отполированный, вал, покрывая его витками, ворот скрипит, и ведро, наполненное землей, медленно поднимается наверх.
Они нашли воду.
Неделю назад достигли водоносного слоя. Разобрали бур. Встали на свои места дорога и старый дубовый лес, веранда с оранжевым навесом и груши, железная калитка и пугало с фиалками, бульдозер и закрытые ставни соседней дачи с прорезанными в них сердечками. Крумов счастливо улыбался и достал из всегда запертого на ключ шкафа бутылку водки, не пожалел и бастурмы, сделал салат из помидоров. Приехал и товарищ Гечев. Пили за здоровье хозяина дачи, за воду и за огород, который теперь будет давать богатые урожаи. Ванка спел три песни, грустные, но никто не обратил на это внимания, потому что Крумов снова открыл шкаф и, скрепя сердце, достал еще одну бутылку водки…
– Счастливый ты человек, Крумов, – говорил товарищ Гечев. – Везет тебе. Вот и вода у тебя уже есть. Другим бурим целый месяц и не можем найти.
– Счастливый, действительно счастливый, – соглашался Крумов. – Но, как говорится, всяк своего счастья кузнец.
– Не скажи, Крумов, есть и другая пословица: со счастьем на клад набредешь, без счастья и гриба не найдешь, – сказал бай Ламбо. – Человеку или везет, или не везет. Так что ты, Крумов, просто везучий.
– Везучий, везучий, – соглашался Крумов. – Что правда, то правда.
– Везучий ты, Крумов, – сказал товарищ Гечев. – Я везучих вижу издалека. У меня глаз наметанный…
– Если бы вы для полного счастья выкопали мне еще и колодец, вот тогда я был бы вам благодарен до гроба. Все равно вы уже здесь. Одним разом всю работу и сделаете. Я хорошо заплачу… Трубы у меня есть. Хочу поставить насос…
– Не волнуйся, сделаем тебе колодец, – сказал товарищ Гечев. – Будь спокоен. Стоит не бог весть сколько. А сейчас принеси еще водочки, не жадничай. Воду тебе нашли, такое не каждый день случается…
Крумов делает вид, что не слышит последних слов Гечева, но Ванка и Антон повторяют просьбу, и Крумов с вымученной улыбкой поднимается и идет к заветному шкафу…
Они стали копать колодец Крумову.
Место выбрали под грушами. Грунт обваливался, земля тут была сыпучая. Старый зеленый грузовичок несколько раз поднимался по крутым серпантинам дачной зоны, доставляя железобетонные кольца. Их присылал товарищ Гечев. Кольца были большие – в метр высотой, и с ними работа пошла быстрее.
Прошли первый метр, поставили железобетонное кольцо, начали копать снова… Кольцо само опускалось. Двадцать, пятьдесят, восемьдесят сантиметров… Когда углубились еще на метр, кольцо опустилось и сверху поставили второе. Так шла работа, так проходили они метр за метром, кольца опускались, на них ставили новые. Обвалы были уже не страшны, грунт, хоть и оползал, но уже не мешал работе – его удерживали крепкие железобетонные кольца. Копали все глубже и глубже, землю поднимали на поверхность большим ведром, вытаскивая его воротом.
Ворот напевно поскрипывал, темный силуэт ведра удалялся, двигаясь к отверстию наверху, через которое виднелось голубое небо, туда, где был свет, был воздух. Сашко облокотился на железобетонное кольцо, потер руками лицо и крикнул:
– Эй, Антон! Спусти бутылку воды!
Ведро поднялось, наверху его приняли, и оно исчезло из отверстия. В колодце стало светлее. Сашко смотрел на пласты земли, испещренные белыми корешками, коричневой шелухой яиц насекомых. Земля дышала. Сашко чувствовал, как его обволакивает ее теплое дыхание.
Наверху ведро опорожнили, поставили в него бутылку с водой, и ворот снова запел: скрип-скрип. Сашко плотно прижался к железобетонному кольцу, чтобы ведро не ударило его.
Вода была холодная, бутылка сразу же вспотела от тепла, исходившего от земли. Запрокинув голову, Сашко долго пил… Примостив бутылку в стороне, он взял в руки кирку с укороченной ручкой и начал копать…
Водоносный слой был еще далеко, да и до обеда оставалось больше часу.
Потом наступило время обеда. Над дубовым лесом сияло солнце, заливало светом дачную зону. Воздух был прозрачен до самого горизонта, соединявшего тонкой линией холмы и небо.
Сашко щурил отвыкшие от яркого солнца глаза и слушал Ванку, рассказывавшего очередную историю, на сей раз о браконьерах, которые охотились в этих местах в прошлом году. За дичью они гонялись по полю на машине, и у них кончился бензин. Попросили они Банку продать им немного, чтобы только добраться до города.
– Я бензином не торгую, – ответил Ванка. – У меня нет собственной бензоколонки. Вот если дадите зайца, тогда…
Дали они ему зайца, и он так его приготовил, что до сих пор облизывается, когда вспоминает, – с морковью, в винном соусе. А какой аромат исходил от того зайца! У Ванки потекли слюнки, когда он рассказывал об этом.
– Нашел о чем рассказывать, – ворчал Антон. – Думаешь приятно слушать о твоем зайце, когда ешь кильку в томате. Лучше бы помолчал!..
– Почему? – удивился Ванка. – Чем плоха килька? Я кильку тоже люблю…
Закончился обед, закончился и отдых. Остались наверху, за окружностью колодезного отверстия, и горизонт, и высокое солнце. Снова скрипел ворот, накручивая веревку, ведро поднималось наверх…
Сашко копал сухой грунт, который был словно прошит корнями, пот ручьем тек по его лицу, заливал глаза.
Вдруг из колодца послышался его испуганный голос:
– Бай Ламбо! Антон! Лестницу, скорей лестницу!
Бай Ламбо и Антон переглянулись. Для перекура было еще рано, но они спустили лестницу. Сашко вылез на поверхность бледный как полотно, сел на камни и сказал:
– Внизу человек.
– Внизу? – удивился Антон. – Какой человек?!
– Внизу человек, – повторил Сашко.
– Что за бред, – воскликнул Антон. – Какой человек? Что он там делает?
– Ты случайно… не рехнулся? – спросил Бай Ламбо. – Ну-ка выпей водички.
Сашко покачал головой.
– Там мертвец, – сказал он.
У него дрожали руки, он еле сдерживал приступы тошноты.
– Выпей, выпей водички, – испуганно повторял бай Ламбо, подавая ему бутылку. – Антон, у нас не осталось немного водки?
– Не осталось, – ответил Антон. – У Крумова в шкафу есть. Но он запирает его на десять замков.
– Свистни Ванке, – сказал бай Ламбо. – Он всегда с собой анисовку носит.
Антон сунул пальцы в рот и свистнул в сторону ревущего метрах в ста от них бульдозера, потом, поняв, что его не слышат, замахал руками. Ванка увидел его и выключил двигатель.
– В чем дело? – крикнул он в наступившей тишине. – Чего размахался?
– Возьми анисовку и живо сюда! – крикнул ему Антон. – Скорей!..
Ванка спрыгнул с бульдозера и побежал к даче Крумова.
– Успокойся, Сашко! – говорил бай Ламбо. – Успокойся. Ничего страшного не случилось.
Сашко отпил три-четыре глотка анисовки, тряхнул головой.
– В чем дело? – спросил Ванка. – Ему стало плохо?
– Внизу человек, – ответил Антон.
– Где внизу? – не понял Ванка.
– В колодце, – сказал Антон. – Мертвый.
Ванка посмотрел на Сашко, который сидел, машинально затягиваясь сигаретой.
– Сашко копал?
– Сашко, – ответил Антон. – Сашко, потому что он маленький. Мы там едва помещаемся.
Ванка понимающе кивнул.
– А вы спускались туда? – немного подумав, спросил он.
– Нет, Сашко только что его обнаружил.
– Давайте спустимся, посмотрим, – предложил Банка. – Может, ему показалось…
Антон покачал головой:
– Я не полезу. Ты, если хочешь, лезь.
Ванка сделал несколько глотков из бутылки, попросил спички, сунул коробок в карман и полез в колодец.
Солнце клонилось к дубовому лесу, лучи его стали короткими, а воздух совершенно прозрачным. Было тихо и безветренно. Ни звука в дачной зоне. Дачи стояли неподвижно, словно прибитые к месту гвоздями. Сашко курил, и в голове его роились, путались мысли. Он старался не думать, отпил еще два глотка анисовки…
– Человек, – сообщил Ванка, поднявшись на поверхность. – Видно, давно там лежит, от него почти ничего не осталось.
Он выложил из кармана на нагретые солнцем цементные плитки ржавые пуговицы и пряжку от пояса, обрывки истлевшей одежды.
– Вот, – сказал он. Только это сохранилось. И еще вот это.
Он пошарил в кармане и достал простое оловянное кольцо с выгравированными на внутренней поверхности инициалами и цифрами, вероятно, означающими год.
Над клубникой вились пчелы, оранжевый навес на веранде пламенел в лучах солнца, четверо молча рассматривали предметы, лежавшие на цементной плитке.
– Да-а, дела, – сказал бай Ламбо. – Это все, что осталось от человека.
Они сидели под грушами и молчали. В тишине слышалось только жужжание пчел.
– И надо же, прямо в колодце, – сказал Ванка. – Вот так невезение. Ведь уже три метра прокопали…
– Столько трудов и все напрасно, – подтвердил бай Ламбо.
Сашко молча курил. Антон взял кольцо:
– Интересно, что означает эта надпись: „С. И. 20".
– Кто его знает, – сказал Ванка. – Меня другое интересует: почему человек закопан именно здесь, в лесу?.. И так глубоко?
– Кто-то его спрятал, – сказал Антон. – Дачи здесь стали строить всего семь-восемь лет назад.
В мерцающем свете заката на дороге, ведущей из леса, показались старик и старуха. Они всегда появлялись там в это время. Над ними витал аромат собранных трав. Сейчас они медленно брели по проложенной Банкой дороге, по желтому утрамбованному грунту, возвращаясь в „Бакингемский дворец".
– Добрый день, – сказал старик, когда они проходили мимо железной калитки дачи Крумова.
– Добрый день, – ответил бай Ламбо. – Добрый день.
– Извини, бай Михаил! – вдруг окликнул старика Ванка. – Можно тебя на минутку!
Старик удивленно посмотрел на него и вернулся вместе со старухой.
– Заходи, заходи, – сказал Ванка. – Хотим тебя кое о чем спросить.
Пожилая пара медленно прошла по плиткам, между которыми проросли трава и ромашки, подошла к грушам.
– Посмотрите, что мы нашли, – Ванка показал им извлеченные из колодца предметы. – А сам человек внизу, на глубине трех метров.
Старики молча рассматривали разъеденные ржавчиной пуговицы и оловянное кольцо.
– Ты долго жил, много повидал на своем веку, – сказал Ванка. – Что это за человек, как ты думаешь? Мы нот сидим тут и гадаем. Видать, что он пролежал в земле лет тридцать, а то и больше, но почему именно здесь?..
Пчелы почуяли запах трав и устремились к корзинкам. Солнце уже наполовину скрылось за верхушками деревьев. Старик задумался.
– В двадцать третьем, – сказал он, – или в двадцать пятом многих забирали и отвозили куда-то. Никто из них не вернулся.
– Все они бесследно исчезли, – добавила старушка, – было такое дело.
– А может, это конокрад какой, – вдруг подал голос Сашко. – Может, на этом месте воры делили добычу, а потом поссорились… А?..
Старик медленно покачал головой.
– На глубине трех метров… – сказал он. – Нет, это не конокрад. Конокрады не носили оловянных колец. У них даже зубы были золотые.
– Это с двадцать пятого года, – подтвердила старушка. – Или с двадцать третьего. Я сама видела из аптеки, как их гнали под конвоем.
Хлопнула железная калитка, и по плиткам энергичным шагом прошествовал Крумов.
– Здравствуйте! Что за собрание? – засмеялся он. Увидев пуговицы, ржавую пряжку от пояса, кольцо и обрывки истлевшей одежды, спросил:
– Что тут происходит? Что это такое?
– Мы человека нашли, – сказал бай Ламбо. – Это его вещи.
– Где нашли? – встревожился Крумов.
– В колодце, – ответил Антон.
– В двадцать пятом убит, – сказал старик. – Или в двадцать третьем. Тогда много людей исчезло.
– Глупости, – прервал его Крумов. – При чем тут двадцать третий год?!..
– После восстания, – сказал старик. – Тогда многих арестовали и куда-то угнали. Никто не вернулся. И в двадцать пятом было то же самое.
Крумов посмотрел на пуговицы, лежавшие на плитке.
– Глупости ты говоришь, бай Михаил, – резко сказал он. – Человек, когда состарится… При чем тут восстание, здесь были одни леса…
– Именно поэтому, – сказал Сашко.
Крумов обвел всех взглядом, поставил на землю хозяйственную сумку и быстро спустился в колодец.
– Глупости болтаете, – сказал он, выбравшись на поверхность. – Нашли пуговицы и сразу: человек! Нет никакого человека. Черт знает что вам привидилось! И ты, бай Михаил, вместо того, чтобы своим делом заниматься, развел тут болтовню. Идите себе, куда шли, нечего людей баламутить!
– Как нет? – сказал Ванка. – Я своими глазами видел.
– Нет, никого нет, – повторил Крумов. – Ты видел корни и сразу раскричался – человек. Да и бай Михаил подсыпал пороху…
– Они меня позвали, – оправдываясь, сказал старик, направляясь к калитке. – Я что… я ничего. Смотрю: пуговицы…
– Идите, идите домой, – почти вытолкал их Крумов. Идите, сушите свои травки. Уже поздно, и нечего нос совать в чужие дела.
Старики, виновато опустив голову, засеменили по выложенной цементными плитками дорожке.
Железная калитка захлопнулась за ними, и они продолжили свой путь к „Бакингемскому дворцу".
– Вы что, с ума посходили? – сказал Крумов. – Чего трезвоните? Ну нашли – так что из того? Зачем рассказывать каждому встречному?
– А что тут такого, Крумов? – спросил Ванка. – Ты почему так разволновался?
– Что, что! А то, что ни к чему об этом знать всем. Понаедет милиция, начнут копать, расследовать… Беды не оберешься. Я только-только привел участок в порядок, дом покрыл черепицей… Они же все перевернут! Зачем мне это надо?
– Ты прав, – согласился бай Ламбо. – Лучше, если об этом никто не узнает.
– И уберите эти пуговицы, – сказал Крумов. – Может, действительно он из тех, кого в двадцать пятом… Только этого не хватало. И надо же было наткнуться на него! Как это получилось, что копать решили именно тут?!
– Как, как, – ответил Антон, – сам знаешь, как…
– Знаю, – сказал Крумов. – Если он действительно с двадцать пятого, то там, внизу, наверное, и другие есть. Понаедут тогда из города комиссии, перевернут все… Заварится такая каша!..
– Ну и что, если перевернут? – спросил Ванка. – Что в этом страшного?
– Как что? – рассердился Крумов. – Не понимаешь, что ли? Установят здесь памятник или мемориальную плиту… А кому хочется, чтобы во дворе у него распоряжались чужие люди?
– Ты прав, – сказал бай Ламбо. – Трепачи нам не нужны. Ни к чему нам шум поднимать.
Сашко смотрел на оловянное кольцо, тускло поблескивавшее под последними лучами солнца. Инициалы и цифры четко выделялись на немного потемневшем металле.
– Бай Ламбо, ты чуть что – сразу обзываешься… трепачи, – засмеялся Ванка. – Из-за каких-то пуговиц.
Крумов собрал в кожаную хозяйственную сумку рассыпавшийся лук-сеянец, застегнул ее и посмотрел на Банку.
– Знаешь, какие неприятности мы можем иметь из-за этих пуговиц? – сказал он. – Ты даже не представляешь.
Его практический ум сразу оценил все возможные последствия, мысль его сновала, как мышь, по крупицам собирала соображения, возражения, тащила аргументы и контраргументы, выискивала выход из создавшегося положения… Крумов был человеком опытным, сорок семь лет прожил он на этом свете, много повидал на своем веку… Он хорошо понимал, чем грозит ему вся эта история, радовался, что вовремя пришел.
– И что же мы будем делать? – спросил Сашко.
– Что „что"? – не сразу понял вопрос Крумов.
– С пуговицами что будем делать?
– А-а! – протянул Крумов. – Закопаем их. Как будто их и не было.
– А кольцо? – спросил Сашко.
– Все, – сказал Крумов. – Все закопаем.
– А человека? – снова спросил Сашко.
– Ты что? – посмотрел на него Крумов. – Не понимаешь или притворяешься, что не понимаешь? Что с тобой?
Сашко еще раз взглянул на оловянное кольцо. Запоздалый луч солнца скользнул по его матовой поверхности и погас.
– Я не согласен, – сказал он.
– Как не согласен? – не понял Крумов. – С чем не согласен?
– С тем, чтобы закопать все это, – пояснил Сашко.
– Что же ты предлагаешь? – спросил Крумов, стараясь сообразить, чего хочет Сашко. – Тебе это нужно?
– Мне не нужно.
– А кому нужно? – спросил Крумов, предчувствуя осложнения.
– Его жене, – ответил Сашко. – Или матери, или его детям, все равно кому.
– О чьих детях ты говоришь? – удивился бай Ламбо. – О чьей жене?
– Того, кто лежит внизу, – объяснил Сашко.
– Ты что, свихнулся? – удивился бай Ламбо. – При чем тут жена? Не известно, кто он такой, откуда, а ты о детях говоришь. Пятьдесят лет прошло, от человека только пуговицы остались, а ты о детях беспокоишься… Где ты будешь искать этих детей?
Сашко молчал.
– А может, у него вообще не было детей, – сказал Ванка. – Откуда нам знать?.. И вообще, кто он такой?..
– Кем бы он ни был, – сказал Сашко, – а мать его, может быть, еще жива и до сих пор не знает, где он, что с ним случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9