А потом…
– Что же потом? – вяло бросила Ханна.
– Потом я показал ему его лицо.
– Что-о?!
– Ему необходимо было увидеть себя. Насколько я понял, он ожидал худшего. Он же цивилизованный, просвещенный человек. Сказал, что ему приходилось видеть однажды тяжелые ожоги у человека, сказал, что боялся обширного поражения, уродства. Но ведь он не так плох! Половина лица вообще не тронута. Короче, Нэнси принесла зеркало.
– Ну и?..
– Нормально. Даже пошутил, вспомнив, что Керри всегда восхищалась его профилем, который, как он выразился, цел на 99 процентов.
– Он не вспоминал о своем приступе ярости?
– Вскользь. Сказал, что хочет извиниться перед тобой и Нэнси за несдержанность, сожалел, что потерял контроль над собой. Интересовался, когда придет Керри, хотел звонить ей. Я не говорил ему, что утром он категорически отказался видеться с ней.
– Ясно, – со вздохом сказала Ханна.
– Ты что, устала?
– Да нет. Впрочем, устала немного.
Ей вдруг стало тесно, душно.
– Смотри, у тебя блузка влажная.
– Это Керри плакала, – через силу улыбнулась Ханна, только сейчас заметив темное сырое пятно на плече.
– Постой-ка. – Иден оторвал бумажное полотенце, приложил к плечу девушки. – Сразу не высохнет, конечно, но…
– Спасибо, не надо.
Ханна мягко, но настойчиво отстранила Хартфилда и потянулась к вешалке за халатом.
Его участие, его заботливые движения растревожили ее в один момент… Нельзя идти на поводу своих слабостей, думала Ханна, стараясь поглубже зарыться в себя. Но как ни странно, это только ухудшило ее состояние.
Иден так и стоял с мятым полотенцем в руках. Он смотрел на Ханну пристально, но во взгляде его была неуверенность. Это качество не свойственно ему, подумала Ханна; показалось, наверное, решила она и вдруг очутилась в теплых, сильных мужских объятиях. Мятая салфетка валялась на полу.
– Не надо так, Ханна, – молвил Иден, губами касаясь ее волос. – Я боюсь за тебя. Скажи, что случилось? Что? Ты вот-вот сорвешься…
– Нет-нет, ничего. Ерунда…
Что она могла сказать? Главное, чтобы он не уходил…
Хлынули слезы. Но не они были главной бедой, а всепоглощающее душевное изнеможение, которое лишало и физических сил. Если бы не Иден, Ханна, пожалуй, рухнула бы «в объятия» умывальника.
– Ну-ну, не надо, все будет хорошо, не надо, – шептал он ей на ухо, медленно поглаживая плечи и спину.
Спрятав лицо у него на груди, Ханна вдыхала слабый запах мужского одеколона, щекой ощущала легкое покалывание его волос, пахнущих шампунем. Она чувствовала упругую силу его рук, она впитывала его энергию… и возвращалась к жизни.
Теплые ладони приподняли ее лицо, и она встретила его поцелуй с облегчением и радостью. Мужественность и нежность, робость и настойчивость… Долгожданной сладостью наполнилось женское естество, когда на спине, на талии, на груди Ханна ощутила его руки. Легкие прикосновения пальцев будто зажигали на ее шелковистой коже тысячи огней.
Но это не могло продолжаться вечно. И не потому, что у них было лишь несколько свободных минут. И даже не потому, что в любой момент их уединение мог нарушить посторонний человек, открывший дверь. Текли минуты, расцветал поцелуй, а Ханна все еще находилась во власти своих иллюзий о случайности их отношений. Но руки и губы Хартфилда разрушали шаткую постройку, в которой она пыталась укрыться, уверяя себя, что рождена для медицины, что навек «обручен со своей работой» Иден.
Легко было говорить себе это, но как трудно было жить последние шесть недель… Сорвалась поездка за город, рухнул самолет в аэропорту, и начались тяжкие дни бесконечных дежурств, операций, совещаний, споров, страхов… Они с Иденом были рядом постоянно, они работали рядом, ели рядом, переживали рядом. Рядом – но не вместе. Все эти шесть недель они ни словом не обмолвились о Стиве, Джине или Салли. За эти шесть недель они успели спасти несколько человеческих жизней, но не успели подумать друг о друге.
Я сама себя дурачила, осознала Ханна. Я думала, что подавила в зародыше свое чувство, а оказалось, оно расцвело под этим прессом, да как! Этот поцелуй выпустил джинна из бутылки, захлестнул предчувствием счастья в сто раз сильнее, чем тот, первый.
Наконец девушка заставила себя оторваться от его губ. Иден безумно потянулся было за ней в неиссякшем чувственном порыве, но тут же взял себя в руки, когда она отстранилась и высвободилась из его объятий. Ханна стояла, прислонившись спиной к умывальнику, смотрела в пол и прерывисто дышала. Она хотела сказать что-то такое, что избавило бы ее от опасности под именем Иден, но слова не шли.
– Я опоздаю, – единственное, что сумела она произнести.
– Я уже опоздал. На пятнадцать минут, – молвил Хартфилд.
Ханна взяла халат и пошла к двери. Иден двинулся за ней. Но ему надо было на десятый этаж, а ей снова через двор в другое здание. Значит, им не придется ехать в одном лифте. Она нажала кнопку «вниз», он – другую. На мгновение руки их встретились – и все.
– Увидимся на вечернем совещании! – ровным голосом произнес Хартфилд на прощание. Открылся его лифт, и он шагнул туда, с облегчением, как и Ханна, что все вновь становится ясным и однозначным; с неудовлетворенностью, как и она, что эта беспокойная, но манящая надеждой неоднозначность уже позади…
– Сегодня я обстоятельно поговорила с Джоном, – доложила Линда Йоргансен, эффектно откидывая назад свои пышные рыжие волосы. – У него очень широкий диапазон вкусов. Он, например, хочет попробовать самые разнообразные блюда.
Линда принялась листать свои записи, собираясь продолжить сообщение.
– Вопрос о том, сохранится ли его энтузиазм, когда он отведает эти блюда, исполненные в больничном варианте, – сдержанно заметил Хартфилд, но его слова неожиданно внесли разрядку в серьезную атмосферу, которая сложилась на ежедневном «большом консилиуме». Уставшие к концу недели врачи и сестры с удовольствием воспользовались шуткой, заулыбались, расслабились. А рыжеволосая Линда реагировала так, будто в жизни не слышала ничего более остроумного. Не переигрывает ли эта красавица, с неприязнью подумала Ханна и тут же одернула себя. Однако в следующее мгновение заметила, что Линда наклонилась к Хартфилду, показывая ему свою папку, и нарочито серьезно спросила:
– Это слово «телятина», нет? Я уже не разбираю собственного почерка. Кошмар!
Да что это со мной?! – подумала Ханна, почувствовав острую неприязнь к Линде. Обычный деловой разговор!
К сожалению, для делового разговора диетолог слишком тесно прижалась грудью к доктору Хартфилду…
– Значит, вы настоящий доктор, Линда. Плохой почерк – неотъемлемое свойство нашей профессии. Так уж сложилось исторически.
И снова на сдержанно-ироничное замечание Линда ответила неуместным взрывом смеха.
Еще бы ей не хохотать! Она ведь знает, что смех у нее мелодичный и звонкий… Все, довольно, остановись, Ханна…
– Ханна, а что беспокоит тебя? – обратился к ней Иден, заметив нахмуренные брови и колючий взгляд.
– Нет-нет, ничего! – Ханна заторопилась придать себе благожелательный вид. – Я только хотела спросить у Линды, обращалась ли она к миссис Юбэнкс за консультацией и помощью.
– Конечно. Из списка, который составил Джон, она обещала приготовить несколько блюд. Я предупредила, что ему требуется только высококалорийная пища с большим количеством легкоусвояемых жиров. В понедельник узнаем, как у него с аппетитом.
Большая часть врачей, стажеров, студентов перешла к изучению лабораторных данных за неделю, а Ханна с одним из практикантов стала обсуждать историю болезни Терри Макнамары. Терри тоже пострадал в той авиакатастрофе, но ему повезло больше других, сейчас, всего полтора месяца спустя, встал вопрос о его выписке. Практикант должен был готовить эпикрик; Ханна проинструктировала его, ответила на вопросы и с облегчением вздохнула. Для нее рабочая неделя заканчивалась. И хорошо, что позади этот консилиум. Сегодня ей было особенно тяжело ощущать рядом присутствие Хартфилда. Господи, какая усталость… ноги в туфлях горят, спину ломит, в голове ритмично пульсирует тупая боль, так что невыносимо смотреть на свет.
Но впереди долгожданные выходные. Конечно, ее могут вызвать на срочную операцию, к тому же в воскресенье она должна проведать дома одного пациента, но хотя бы завтрашний день ей обеспечен. Буду делать что захочу… или ничего не буду делать, предвкушала Ханна, радуясь хотя бы такой скромной роскоши – одному дню полного отдыха.
Она настолько углубилась в свои мысли, что не заметила, как очутилась в одном лифте с Линдой и Хартфилдом. К реальности ее вернуло звонкое щебетание:
– Что вы делаете в выходные, доктор Хартфилд?
– О, планы грандиозные! – ответил он. – Пикник, потом обед в узком кругу. Старые друзья неожиданно навестили меня. Потом я должен помочь в саду своей родственнице. И, конечно, обработать очередную партию медицинской литературы. Это уже неизменное правило на каждый уик-энд.
– Надо же! – только и сказала Линда, явно ошарашенная таким подробным расписанием. – А я думала, вы собираетесь на фестиваль кустарей и ремесленников в Тарве. Я обязательно поеду… Впрочем, вам вряд ли удастся выкроить время.
Она снова засмеялась, но в этот раз немного натянуто и смущенно, будто боялась обнаружить свой интерес к Хартфилду. Впрочем, это давно ни для кого не было секретом. Только не клюнул на нее Иден, а чтобы отделаться, предъявил развернутый план мероприятий… Ханна со стыдом поняла, что испытывает злорадство, наблюдая за неловкостью Линды, и радость, видя равнодушие Хартфилда к ней. Тут же она начала укорять себя, что надо было поддержать Линду, славную, симпатичную женщину… Нельзя же злобствовать на всех, только потому что сама одинока. Одинока? Ханна вздрогнула. А ведь так оно и есть. В тихой Канберре непросто обзавестись друзьями. Все старые связи потеряны. Бет в Париже. Каролина в Вашингтоне. Морин в Западной Австралии. Лондонские подруги тоже далеко. За два месяца пребывания на родине Ханна просто не успела задуматься о таком «несерьезном» вопросе, как друзья… С коллегами по клинике у Ханны установились дружелюбные, но поверхностные отношения. За исключением, конечно, Идена. Джины нет рядом, и единственный человек, с которым я более-менее близко знакома, это Хартфилд, ужаснулась Ханна. Бред! Кошмар!
Наскоро попрощавшись, она вылетела из лифта, оставив Линде возможность еще «поработать» над Иденом, и через вестибюль помчалась к выходу, затем на улицу, к машине. Рыжеволосая докторша уже преодолела свое смущение и готова была продолжать атаку. Если она проявит должную настойчивость, возможно, у нее есть шанс заполучить Хартфилда…
К черту ревность, приказала себе Ханна. Завтра же обращусь в Христианский Союз молодых, найду какое-нибудь дело. Или запишусь в спортклуб. Или, наоборот, в клуб гурманов.
Ханна почувствовала, что задохнется, если сию секунду не вырвется с территории клиники. Громко цокая каблуками, она вихрем промчалась к машине, швырнула на заднее сиденье сумку, плащ и завела двигатель. Тинк весело заурчал. Ханна глянула на небо. Славный вечер. Будет роскошный закат. И темнеет уже поздно. Скоро лето – ласковое, щедрое, с короткими ночами, с теплым солнцем, с купанием, пикниками… Иден, кажется, говорил, что в этот уик-энд собирается за город…
Она уже собиралась нажать на газ, как в последний момент увидела впереди какую-то фигуру. Мужчина появился совершенно неожиданно, хотя, если честно, она и не смотрела перед собой. Это был Хартфилд.
Ханна быстро опустила стекло и высунулась.
– Иден! Извини, ради Бога, я просто…
– Ты всегда ходишь с такой скоростью? – почти сердито поинтересовался он.
– О чем ты? Я едва не наехала на тебя, а ты, оказывается, недоволен моей ходьбой? – немного неловко пошутила Ханна.
– Если бы ты не оставила меня на съедение Линде и не помчалась как метеор на стоянку, мне не пришлось бы бросаться наперерез твоему серому скакуну, рискуя жизнью. Я орал, махал тебе вслед, перепугал весь народ. Кругом, верно, решили, что я не в себе.
– Похоже на то! – с беспечной улыбкой откликнулась девушка, хотя неожиданное появление Идена привело ее в смятение. Уж слишком необычный был у него вид – запыхавшийся, растрепанный, рубашка у ворота расстегнута… И это уважаемый доктор Хартфилд?
– Вот и мне так кажется, – ворчливо подтвердил он. – Я и правда не в себе. Открой дверь, я сяду. Сзади уже три машины. Ты загородила им путь. Поговорим потом.
– Поговорим? О чем?
– Открывай! – прикрикнул он. Пришлось. Отовсюду доносились нетерпеливые сигналы других автомобилей. Да что это со мной сегодня, недоумевала Ханна, не вижу ни машин, ни людей. И это на стоянке. А что же я устрою на дороге?!
С грехом пополам она припарковалась на свободное место, перепугав при этом пару автомобилистов.
– Не знаю, что ты собираешься сказать мне, Иден, но полагаю, мне стоит задержаться и послушать тебя. Во всяком случае, я немного приду в себя. А то я и до дома не добралась бы!
– Надеюсь, ты сосредоточишься уже сейчас и отнесешься к моим словам со всей серьезностью. – Ханну удивило, что Хартфилд не откликнулся на ее шутливый тон. – Я собирался сказать, что с моей стороны было полнейшим безумием отказаться от нашей поездки за город, тогда, полтора месяца назад. Помнишь? Короче, я предлагаю вторую попытку.
7
С утра сияло солнце, в воздухе еще ощущалась ночная прохлада, но все обещало дивный, благоухающий весенний день. Облака, создавшие вчера на закате волшебный пейзаж, бесследно исчезли, и небосвод поражал своей голубизной, которая бывает только в Австралии. Ханна обожала родные ландшафты; за восемь лет лондонской жизни она здорово соскучилась по австралийской природе.
Тревоги и сомнения вчерашнего дня улетучились, и если глупо увидеть мир другими глазами лишь потому, что впереди пикник с Иденом Хартфилдом… что же, пусть! Сегодня она будет глупой и беспечной!
Хартфилд собирался заехать за ней в десять, но в этот раз они на всякий случай решили не завтракать. Субботние горячие рогалики вызывали у Ханны не самые лучшие воспоминания. Зато она проснулась пораньше, с наслаждением приняла горячий душ, не торопясь оделась, выбрав самые обычные джинсы, легкую рубашку, трикотажный свитер и удобные черные мокасины.
Иден был у дверей минута в минуту. Видно было, что он тоже настроен на хорошую пешую прогулку – потертые свободные джинсы, рубашка-хаки, минимум вещей.
– Поехали?
– Поехали! Денек лучше некуда! Пригороды столицы изменились, с тех пор как Ханна последний раз была здесь. Всюду попадались то высокие скопища новостроек, то россыпи пестрых, только что отстроенных коттеджей. Между районами-спутниками зеленели луга, на них темнели эвкалиптовые рощицы. Эти вкрапления природы напоминали о временах, когда вместо вилл здесь были скромные фермы, а на лугах паслись овцы.
Наскоро они миновали «цивилизованные» земли. Наверное, полпути еще оставалось до границ Национального природного парка, когда Хартфилд вдруг воскликнул с досадой:
– Черт побери! Извини, но я должен позвонить Салли. Она оставила на автоответчике сообщение, пока я был в ванной, просила связаться с ней. А я совершенно забыл об этом!
Он быстро набрал номер. Ханна сразу почувствовала легкое напряжение. Она так хотела сегодня избежать разговоров о Стиве, Джине, Салли. Более того, она была твердо намерена обойтись без этого, потому что понимала: иначе у них с Иденом никогда не наладятся отношения. И вот планы ее оказались под угрозой. Неожиданно набежала туча и придавила их хмурой, столь знакомой тенью.
– Алло! Салли! Да-да, слушаю. Я был в душе… Из машины… Связь пропадает, наверное… Поужинать вечером? – Он замялся, глядя на Ханну. – Вообще-то я собирался к тебе завтра… Нет-нет, все нормально… Если завтра тебе не управиться с мальчишками… Ах, подруга? Днем?.. Ладно… Тогда до вечера. Привет!
Иден молча повесил трубку. Молчала и Ханна, пытаясь справиться с чувством огорчения и обиды. Она ведь надеялась, что прогулка продлится до самого вечера и перейдет в ужин, на котором будут только двое… Не вышло: только что он договорился со своей родственницей – сад, огород, ужин… Потом Ханна вспомнила все, что Хартфилд накануне говорил Линде Йоргансен, и с укоризной заметила:
– А как же твои друзья? Теперь еще сад-огород, ужин! Когда же ты сам будешь отдыхать? За город мы могли бы и в следующий уик-энд поехать.
– Какие друзья? – пожал плечами Иден. – Мне просто нужно было отвертеться от Линды. А ужин… если честно, я надеялся, что ты составишь мне компанию.
– Я? – выдохнула Ханна, розовея от удовольствия. Хмурые тучи рассеялись так же быстро, как и появились.
– Но я не мог отказать Салли. Она не любит обращаться ко мне за помощью, стесняется, но, кроме меня, ей действительно обратиться не к кому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
– Что же потом? – вяло бросила Ханна.
– Потом я показал ему его лицо.
– Что-о?!
– Ему необходимо было увидеть себя. Насколько я понял, он ожидал худшего. Он же цивилизованный, просвещенный человек. Сказал, что ему приходилось видеть однажды тяжелые ожоги у человека, сказал, что боялся обширного поражения, уродства. Но ведь он не так плох! Половина лица вообще не тронута. Короче, Нэнси принесла зеркало.
– Ну и?..
– Нормально. Даже пошутил, вспомнив, что Керри всегда восхищалась его профилем, который, как он выразился, цел на 99 процентов.
– Он не вспоминал о своем приступе ярости?
– Вскользь. Сказал, что хочет извиниться перед тобой и Нэнси за несдержанность, сожалел, что потерял контроль над собой. Интересовался, когда придет Керри, хотел звонить ей. Я не говорил ему, что утром он категорически отказался видеться с ней.
– Ясно, – со вздохом сказала Ханна.
– Ты что, устала?
– Да нет. Впрочем, устала немного.
Ей вдруг стало тесно, душно.
– Смотри, у тебя блузка влажная.
– Это Керри плакала, – через силу улыбнулась Ханна, только сейчас заметив темное сырое пятно на плече.
– Постой-ка. – Иден оторвал бумажное полотенце, приложил к плечу девушки. – Сразу не высохнет, конечно, но…
– Спасибо, не надо.
Ханна мягко, но настойчиво отстранила Хартфилда и потянулась к вешалке за халатом.
Его участие, его заботливые движения растревожили ее в один момент… Нельзя идти на поводу своих слабостей, думала Ханна, стараясь поглубже зарыться в себя. Но как ни странно, это только ухудшило ее состояние.
Иден так и стоял с мятым полотенцем в руках. Он смотрел на Ханну пристально, но во взгляде его была неуверенность. Это качество не свойственно ему, подумала Ханна; показалось, наверное, решила она и вдруг очутилась в теплых, сильных мужских объятиях. Мятая салфетка валялась на полу.
– Не надо так, Ханна, – молвил Иден, губами касаясь ее волос. – Я боюсь за тебя. Скажи, что случилось? Что? Ты вот-вот сорвешься…
– Нет-нет, ничего. Ерунда…
Что она могла сказать? Главное, чтобы он не уходил…
Хлынули слезы. Но не они были главной бедой, а всепоглощающее душевное изнеможение, которое лишало и физических сил. Если бы не Иден, Ханна, пожалуй, рухнула бы «в объятия» умывальника.
– Ну-ну, не надо, все будет хорошо, не надо, – шептал он ей на ухо, медленно поглаживая плечи и спину.
Спрятав лицо у него на груди, Ханна вдыхала слабый запах мужского одеколона, щекой ощущала легкое покалывание его волос, пахнущих шампунем. Она чувствовала упругую силу его рук, она впитывала его энергию… и возвращалась к жизни.
Теплые ладони приподняли ее лицо, и она встретила его поцелуй с облегчением и радостью. Мужественность и нежность, робость и настойчивость… Долгожданной сладостью наполнилось женское естество, когда на спине, на талии, на груди Ханна ощутила его руки. Легкие прикосновения пальцев будто зажигали на ее шелковистой коже тысячи огней.
Но это не могло продолжаться вечно. И не потому, что у них было лишь несколько свободных минут. И даже не потому, что в любой момент их уединение мог нарушить посторонний человек, открывший дверь. Текли минуты, расцветал поцелуй, а Ханна все еще находилась во власти своих иллюзий о случайности их отношений. Но руки и губы Хартфилда разрушали шаткую постройку, в которой она пыталась укрыться, уверяя себя, что рождена для медицины, что навек «обручен со своей работой» Иден.
Легко было говорить себе это, но как трудно было жить последние шесть недель… Сорвалась поездка за город, рухнул самолет в аэропорту, и начались тяжкие дни бесконечных дежурств, операций, совещаний, споров, страхов… Они с Иденом были рядом постоянно, они работали рядом, ели рядом, переживали рядом. Рядом – но не вместе. Все эти шесть недель они ни словом не обмолвились о Стиве, Джине или Салли. За эти шесть недель они успели спасти несколько человеческих жизней, но не успели подумать друг о друге.
Я сама себя дурачила, осознала Ханна. Я думала, что подавила в зародыше свое чувство, а оказалось, оно расцвело под этим прессом, да как! Этот поцелуй выпустил джинна из бутылки, захлестнул предчувствием счастья в сто раз сильнее, чем тот, первый.
Наконец девушка заставила себя оторваться от его губ. Иден безумно потянулся было за ней в неиссякшем чувственном порыве, но тут же взял себя в руки, когда она отстранилась и высвободилась из его объятий. Ханна стояла, прислонившись спиной к умывальнику, смотрела в пол и прерывисто дышала. Она хотела сказать что-то такое, что избавило бы ее от опасности под именем Иден, но слова не шли.
– Я опоздаю, – единственное, что сумела она произнести.
– Я уже опоздал. На пятнадцать минут, – молвил Хартфилд.
Ханна взяла халат и пошла к двери. Иден двинулся за ней. Но ему надо было на десятый этаж, а ей снова через двор в другое здание. Значит, им не придется ехать в одном лифте. Она нажала кнопку «вниз», он – другую. На мгновение руки их встретились – и все.
– Увидимся на вечернем совещании! – ровным голосом произнес Хартфилд на прощание. Открылся его лифт, и он шагнул туда, с облегчением, как и Ханна, что все вновь становится ясным и однозначным; с неудовлетворенностью, как и она, что эта беспокойная, но манящая надеждой неоднозначность уже позади…
– Сегодня я обстоятельно поговорила с Джоном, – доложила Линда Йоргансен, эффектно откидывая назад свои пышные рыжие волосы. – У него очень широкий диапазон вкусов. Он, например, хочет попробовать самые разнообразные блюда.
Линда принялась листать свои записи, собираясь продолжить сообщение.
– Вопрос о том, сохранится ли его энтузиазм, когда он отведает эти блюда, исполненные в больничном варианте, – сдержанно заметил Хартфилд, но его слова неожиданно внесли разрядку в серьезную атмосферу, которая сложилась на ежедневном «большом консилиуме». Уставшие к концу недели врачи и сестры с удовольствием воспользовались шуткой, заулыбались, расслабились. А рыжеволосая Линда реагировала так, будто в жизни не слышала ничего более остроумного. Не переигрывает ли эта красавица, с неприязнью подумала Ханна и тут же одернула себя. Однако в следующее мгновение заметила, что Линда наклонилась к Хартфилду, показывая ему свою папку, и нарочито серьезно спросила:
– Это слово «телятина», нет? Я уже не разбираю собственного почерка. Кошмар!
Да что это со мной?! – подумала Ханна, почувствовав острую неприязнь к Линде. Обычный деловой разговор!
К сожалению, для делового разговора диетолог слишком тесно прижалась грудью к доктору Хартфилду…
– Значит, вы настоящий доктор, Линда. Плохой почерк – неотъемлемое свойство нашей профессии. Так уж сложилось исторически.
И снова на сдержанно-ироничное замечание Линда ответила неуместным взрывом смеха.
Еще бы ей не хохотать! Она ведь знает, что смех у нее мелодичный и звонкий… Все, довольно, остановись, Ханна…
– Ханна, а что беспокоит тебя? – обратился к ней Иден, заметив нахмуренные брови и колючий взгляд.
– Нет-нет, ничего! – Ханна заторопилась придать себе благожелательный вид. – Я только хотела спросить у Линды, обращалась ли она к миссис Юбэнкс за консультацией и помощью.
– Конечно. Из списка, который составил Джон, она обещала приготовить несколько блюд. Я предупредила, что ему требуется только высококалорийная пища с большим количеством легкоусвояемых жиров. В понедельник узнаем, как у него с аппетитом.
Большая часть врачей, стажеров, студентов перешла к изучению лабораторных данных за неделю, а Ханна с одним из практикантов стала обсуждать историю болезни Терри Макнамары. Терри тоже пострадал в той авиакатастрофе, но ему повезло больше других, сейчас, всего полтора месяца спустя, встал вопрос о его выписке. Практикант должен был готовить эпикрик; Ханна проинструктировала его, ответила на вопросы и с облегчением вздохнула. Для нее рабочая неделя заканчивалась. И хорошо, что позади этот консилиум. Сегодня ей было особенно тяжело ощущать рядом присутствие Хартфилда. Господи, какая усталость… ноги в туфлях горят, спину ломит, в голове ритмично пульсирует тупая боль, так что невыносимо смотреть на свет.
Но впереди долгожданные выходные. Конечно, ее могут вызвать на срочную операцию, к тому же в воскресенье она должна проведать дома одного пациента, но хотя бы завтрашний день ей обеспечен. Буду делать что захочу… или ничего не буду делать, предвкушала Ханна, радуясь хотя бы такой скромной роскоши – одному дню полного отдыха.
Она настолько углубилась в свои мысли, что не заметила, как очутилась в одном лифте с Линдой и Хартфилдом. К реальности ее вернуло звонкое щебетание:
– Что вы делаете в выходные, доктор Хартфилд?
– О, планы грандиозные! – ответил он. – Пикник, потом обед в узком кругу. Старые друзья неожиданно навестили меня. Потом я должен помочь в саду своей родственнице. И, конечно, обработать очередную партию медицинской литературы. Это уже неизменное правило на каждый уик-энд.
– Надо же! – только и сказала Линда, явно ошарашенная таким подробным расписанием. – А я думала, вы собираетесь на фестиваль кустарей и ремесленников в Тарве. Я обязательно поеду… Впрочем, вам вряд ли удастся выкроить время.
Она снова засмеялась, но в этот раз немного натянуто и смущенно, будто боялась обнаружить свой интерес к Хартфилду. Впрочем, это давно ни для кого не было секретом. Только не клюнул на нее Иден, а чтобы отделаться, предъявил развернутый план мероприятий… Ханна со стыдом поняла, что испытывает злорадство, наблюдая за неловкостью Линды, и радость, видя равнодушие Хартфилда к ней. Тут же она начала укорять себя, что надо было поддержать Линду, славную, симпатичную женщину… Нельзя же злобствовать на всех, только потому что сама одинока. Одинока? Ханна вздрогнула. А ведь так оно и есть. В тихой Канберре непросто обзавестись друзьями. Все старые связи потеряны. Бет в Париже. Каролина в Вашингтоне. Морин в Западной Австралии. Лондонские подруги тоже далеко. За два месяца пребывания на родине Ханна просто не успела задуматься о таком «несерьезном» вопросе, как друзья… С коллегами по клинике у Ханны установились дружелюбные, но поверхностные отношения. За исключением, конечно, Идена. Джины нет рядом, и единственный человек, с которым я более-менее близко знакома, это Хартфилд, ужаснулась Ханна. Бред! Кошмар!
Наскоро попрощавшись, она вылетела из лифта, оставив Линде возможность еще «поработать» над Иденом, и через вестибюль помчалась к выходу, затем на улицу, к машине. Рыжеволосая докторша уже преодолела свое смущение и готова была продолжать атаку. Если она проявит должную настойчивость, возможно, у нее есть шанс заполучить Хартфилда…
К черту ревность, приказала себе Ханна. Завтра же обращусь в Христианский Союз молодых, найду какое-нибудь дело. Или запишусь в спортклуб. Или, наоборот, в клуб гурманов.
Ханна почувствовала, что задохнется, если сию секунду не вырвется с территории клиники. Громко цокая каблуками, она вихрем промчалась к машине, швырнула на заднее сиденье сумку, плащ и завела двигатель. Тинк весело заурчал. Ханна глянула на небо. Славный вечер. Будет роскошный закат. И темнеет уже поздно. Скоро лето – ласковое, щедрое, с короткими ночами, с теплым солнцем, с купанием, пикниками… Иден, кажется, говорил, что в этот уик-энд собирается за город…
Она уже собиралась нажать на газ, как в последний момент увидела впереди какую-то фигуру. Мужчина появился совершенно неожиданно, хотя, если честно, она и не смотрела перед собой. Это был Хартфилд.
Ханна быстро опустила стекло и высунулась.
– Иден! Извини, ради Бога, я просто…
– Ты всегда ходишь с такой скоростью? – почти сердито поинтересовался он.
– О чем ты? Я едва не наехала на тебя, а ты, оказывается, недоволен моей ходьбой? – немного неловко пошутила Ханна.
– Если бы ты не оставила меня на съедение Линде и не помчалась как метеор на стоянку, мне не пришлось бы бросаться наперерез твоему серому скакуну, рискуя жизнью. Я орал, махал тебе вслед, перепугал весь народ. Кругом, верно, решили, что я не в себе.
– Похоже на то! – с беспечной улыбкой откликнулась девушка, хотя неожиданное появление Идена привело ее в смятение. Уж слишком необычный был у него вид – запыхавшийся, растрепанный, рубашка у ворота расстегнута… И это уважаемый доктор Хартфилд?
– Вот и мне так кажется, – ворчливо подтвердил он. – Я и правда не в себе. Открой дверь, я сяду. Сзади уже три машины. Ты загородила им путь. Поговорим потом.
– Поговорим? О чем?
– Открывай! – прикрикнул он. Пришлось. Отовсюду доносились нетерпеливые сигналы других автомобилей. Да что это со мной сегодня, недоумевала Ханна, не вижу ни машин, ни людей. И это на стоянке. А что же я устрою на дороге?!
С грехом пополам она припарковалась на свободное место, перепугав при этом пару автомобилистов.
– Не знаю, что ты собираешься сказать мне, Иден, но полагаю, мне стоит задержаться и послушать тебя. Во всяком случае, я немного приду в себя. А то я и до дома не добралась бы!
– Надеюсь, ты сосредоточишься уже сейчас и отнесешься к моим словам со всей серьезностью. – Ханну удивило, что Хартфилд не откликнулся на ее шутливый тон. – Я собирался сказать, что с моей стороны было полнейшим безумием отказаться от нашей поездки за город, тогда, полтора месяца назад. Помнишь? Короче, я предлагаю вторую попытку.
7
С утра сияло солнце, в воздухе еще ощущалась ночная прохлада, но все обещало дивный, благоухающий весенний день. Облака, создавшие вчера на закате волшебный пейзаж, бесследно исчезли, и небосвод поражал своей голубизной, которая бывает только в Австралии. Ханна обожала родные ландшафты; за восемь лет лондонской жизни она здорово соскучилась по австралийской природе.
Тревоги и сомнения вчерашнего дня улетучились, и если глупо увидеть мир другими глазами лишь потому, что впереди пикник с Иденом Хартфилдом… что же, пусть! Сегодня она будет глупой и беспечной!
Хартфилд собирался заехать за ней в десять, но в этот раз они на всякий случай решили не завтракать. Субботние горячие рогалики вызывали у Ханны не самые лучшие воспоминания. Зато она проснулась пораньше, с наслаждением приняла горячий душ, не торопясь оделась, выбрав самые обычные джинсы, легкую рубашку, трикотажный свитер и удобные черные мокасины.
Иден был у дверей минута в минуту. Видно было, что он тоже настроен на хорошую пешую прогулку – потертые свободные джинсы, рубашка-хаки, минимум вещей.
– Поехали?
– Поехали! Денек лучше некуда! Пригороды столицы изменились, с тех пор как Ханна последний раз была здесь. Всюду попадались то высокие скопища новостроек, то россыпи пестрых, только что отстроенных коттеджей. Между районами-спутниками зеленели луга, на них темнели эвкалиптовые рощицы. Эти вкрапления природы напоминали о временах, когда вместо вилл здесь были скромные фермы, а на лугах паслись овцы.
Наскоро они миновали «цивилизованные» земли. Наверное, полпути еще оставалось до границ Национального природного парка, когда Хартфилд вдруг воскликнул с досадой:
– Черт побери! Извини, но я должен позвонить Салли. Она оставила на автоответчике сообщение, пока я был в ванной, просила связаться с ней. А я совершенно забыл об этом!
Он быстро набрал номер. Ханна сразу почувствовала легкое напряжение. Она так хотела сегодня избежать разговоров о Стиве, Джине, Салли. Более того, она была твердо намерена обойтись без этого, потому что понимала: иначе у них с Иденом никогда не наладятся отношения. И вот планы ее оказались под угрозой. Неожиданно набежала туча и придавила их хмурой, столь знакомой тенью.
– Алло! Салли! Да-да, слушаю. Я был в душе… Из машины… Связь пропадает, наверное… Поужинать вечером? – Он замялся, глядя на Ханну. – Вообще-то я собирался к тебе завтра… Нет-нет, все нормально… Если завтра тебе не управиться с мальчишками… Ах, подруга? Днем?.. Ладно… Тогда до вечера. Привет!
Иден молча повесил трубку. Молчала и Ханна, пытаясь справиться с чувством огорчения и обиды. Она ведь надеялась, что прогулка продлится до самого вечера и перейдет в ужин, на котором будут только двое… Не вышло: только что он договорился со своей родственницей – сад, огород, ужин… Потом Ханна вспомнила все, что Хартфилд накануне говорил Линде Йоргансен, и с укоризной заметила:
– А как же твои друзья? Теперь еще сад-огород, ужин! Когда же ты сам будешь отдыхать? За город мы могли бы и в следующий уик-энд поехать.
– Какие друзья? – пожал плечами Иден. – Мне просто нужно было отвертеться от Линды. А ужин… если честно, я надеялся, что ты составишь мне компанию.
– Я? – выдохнула Ханна, розовея от удовольствия. Хмурые тучи рассеялись так же быстро, как и появились.
– Но я не мог отказать Салли. Она не любит обращаться ко мне за помощью, стесняется, но, кроме меня, ей действительно обратиться не к кому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17