И вовсе не из-за того, что держал в руках оружие. Теперь у него была тайна... Своя большая тайна, которую нельзя доверить никому, и с которой он будет сильнее всех!
- Я вернусь, - прошептал он скрытому в земле арсеналу. Вернусь, слышь? Вот стану взрослым, - и... Ты меня подожди...
И, сжимая "парабеллум", побрел через холмистый лес. Ему была нужна железная дорога.
СТАРИЦЫН АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ, СЛЕДОВАТЕЛЬ
Вот и апрель. Со всеми его каверзами. Ночью моросило, утром осадки прихватило нежданным морозцем, и я, глядя в окно, вижу, что на моем "Москвиче" ровный тоненький слой пороши. Завтракаю на пустой кухне. Вся ее обстановка состоит из кособокого, набитого кастрюлями, чашками и плошками стола-комода и двух стульев, неспособных украсить даже свалку. Хилую эту меблировку я перевез из коммуналки, где честно отстрадал пять лет, покуда дожидался отдельной жилплощади, и теперь предстоит эту жилплощадь "обставлять". Мысль о том, что придется бог весть сколько времени посвятить хождениям по мебельным магазинам, ввергает меня в тоску и раздражение. Мой бывший сокурсник по юрфаку, а ныне сослуживец в Прокуратуре Союза Владик Алмазов предложил помощь, и в грядущую субботу мы с ним отправляемся в мебельный храм - заклинать тамошних жрецов на предмет приобретения кухни "под дерево". Непосредственно заклинать будет коммуникабельный Алмазов, и верю, это ему удастся. Правда, после негодяй Алмазов решительно заявит о необходимости отметить приобретение и - прощай, суббота! Выпровожу я его за полночь, и только тогда извлеку залежавшуюся в портфеле кипу документов, взятых с работы, и начну привычную бесконечную писанину.
Где взять время? Ем второпях, сплю урывками, и моя милая мама резонно замечает, что в тридцать четыре года пора бы обзавестись семьей.
Я прохожу в комнату, целую в щечку очень хорошую и симпатичную женщину, которую зовут Света. Дождавшись, когда она, заспанная, с удивлением рассмотрит мое лицо, сообщаю ей, что завтрак на столе, дверь надо просто захлопнуть, а ключ - на всякий случай - под половиком.
В ожидании лифта изучаю мелькание цифр на табло электронных часов. До начала работы - тридцать пять минут с секундами. Пять минут - фора, тридцать - чтобы только-только добраться до службы, секунды - на лифт.
На службу я все-таки опаздываю. Ровно на пять минут. И, отперев дверь кабинета, судорожно тянусь к дребезжащему селектору.
- Старицын? - слышится бесстрастный голос шефа. Зайдите...
- Есть! - отзываюсь я, спешно скидываю куртку, приглаживаю волосы, ногтем обозначая пробор, и - отправляюсь к начальнику следственного управления. Ничего приятного в вызовах к начальству я не предполагаю, хотя начальник мой в принципе человек доброжелательный. Только тон этот его ровный... Постоянно ровный и невозмутимый. При всех случаях жизни.
- Здорово выглядишь, - роняет начальник, устремив на меня взгляд из-под очков. Затем интересуется, как, мол, жизнь симптом положительный. Я отвечаю, что жизнь, как известно, прекрасна, после чего со стороны шефа следует нелогичный переход к тому, что на службе следует чаще появляться в форме - как-никак в параллели с армейскими мерками я - майор и, наконец, мы переходим к делам конкретным. Мне передается папка. Читаю: "Постановление о возбуждении уголовного дела..."
Шеф уткнулся в свои бумаги, у него их тоже хватает с избытком, и поведение его я истолковываю как совет мне ознакомиться с материалами незамедлительно.
Дело, в общем, представляется не ах каким удивительным. Суть такова в траншее теплотрассы при производстве ремонтных работ обнаружен труп мужчины. Смерть по заключению судебно-медицинской экспертизы наступила около недели назад.
Так, стоп. Неясность: траншею аккурат неделю назад и засыпали, что же подстегнуло разрыть ее вновь? Ага: небрежно заваренный шов на стыке труб... То есть огрех сварщика позволил выявить чей-то смертный грех.
Просматриваю фотографии, опись одежды, акты... По милицейским картотекам покойный не проходил, не дактилоскопирован, одежда - производства исключительно импортного, в карманах ничего, кроме табачных крошек... Убит... ого! - из "Вальтера".
Поднимаю глаза на шефа, и он, не отрываясь от бумаг, но, словно чувствуя мой взгляд, спрашивает рассеянно:
- Ну, какие эмоции? Идеи вообще?
- Но почему дело из города передали нам? - недоумеваю чистосердечно. - А если вы меня имеете в виду... в смысле расследования, то я по уши загружен! Дело о приписках раз, взятки, разбойное нападение, потом...
- Вот я тебе и помогаю, - замечает шеф глубокомысленно и, откидываясь в кресле, смотрит на меня с ласковой улыбкой иезуита.
Сей улыбочкой я поначалу уязвляюсь, но после доходит: неужели здесь - связь с какой-то текучкой?
- Пересечение? - сбавляю брюзжащие ноты, начиная перелистывать страницы по новой.
- Пересечение, - подтверждает шеф. - По крайней мере, так кажется, Ты почитай внимательно - уяснишь. И, замечу, в городской прокуратуре есть очень толковые работники. Свяжись с ними и поблагодари - твою работу они делали.
- Знакомый "Вальтер" вновь бабахнул? Тот самый?
- Да. И вот еще... - Шеф вытаскивает из ящика другую папку. - Иди к себе, разбирайся. После обеда представь соображения. Объединение трех дел - старого и этих двух новых в одно производство считаю целесообразным. Да, в кармане убитого - табачные крошки... Ты там почитай заключение...
В этот момент звонят сразу два телефона, и, пока начальник расправляется с ними, я удаляюсь.
Если выражаться производственным жаргоном, числится за мною "висячок" - гиблое дело, нераскрытое.
На железной дороге орудовали профессиональные погромщики. Крали много, умело, в основном специализируясь на контейнерах, прибывающих из-за рубежа по валютным поставкам. И вот темной ноченькой наткнулись разбойнички на засаду, организованную возле одной "вычисленной" дистанции. Однако милиции не повезло: преступникам, хотя и было их всего двое, отваги и дерзости хватило с избытком, и сопротивление они оказали отчаянное, с перестрелкой. Одному удалось скрыться, проявив, как утверждали специалисты из группы захвата, недюжинное спортивное мастерство бегуна, прыгуна, водителя и вообще многоборца, удрал он в итоге на машине с фальшивым, как выяснилось, номером. Второй же, отстреливавшийся из автомата "Шмайссер", в перестрелке был убит. Картина осмотра трупа и места происшествия принесла следующие результаты - "Шмайссер" с запасным магазином увы, в картотеках не зафиксирован; пачка сигарет "Парламент" в кармашке джинсовой куртки, дешевая пластиковая зажигалка и - стреляные гильзы от "Шмайссера", пистолетов группы захвата и "Вальтера", с которым скрылся удачливый разбойничек.
Оружие и гильзы никакой ниточки следствию не дали, зажигалка тоже, а пачка "Парламента" - сигарет редких, указывала на причастность убитого к большой краже, случившейся на том же перегоне неделю назад. Обчистили едва ли не вагон табачной продукции Запада. Легко установили личность, некто Будиицкий, двадцать пять лет, дважды судим сначала за кражу, потом за разбой; сцепщик вагонов. Круг знакомств определяли долго, посылали запросы в колонии, беседовали с десятками людей, когда-то контактировавших с ним; наконец - это я делаю всякий раз тщательно и пунктуально - полностью дактилоскопировали комнату в коммуналке, где ранее покойный обретался. Однако - ни с места!
По данным ОБХСС, сигареты "Парламент" периодически возникали по темным углам в южных республиках, но никаких перспектив за такой информацией не проглядывало. Были задержаны два скупщика-спекулянта: один - в Баку, другой в Ашхабаде, признавшие факт скупки с целью спекуляции, но об источнике поведавшие неопределенно. Сигареты поставлял незнакомый приезжий человек, чья внешность каждым из них описывалась по-разному и довольно размыто. О характере же взаимоотношений с поставщиком спекулянты утверждали на удивление одинаково:
- Подошел, предложил. Я - купил. Кто на меня навел - не знаю. Да и чего мне спрашивать? Главное - товар.
Классически выверенный ответ. Никакого предварительного преступного сговора с долгосрочными обязательствами, сплошная случайность Спекулянтов я понимал выложи они истину - после срока ждала бы новая зона. Зона отчуждения среди "своих". "Раскола" их круг не простит. А вне этого круга для них не жизнь...
Но это - относительно вагона сигарет. Аппаратура, продукты, меха, покрышки исчезали бесследно.
Существовал лишь единственный позитивный момент после перестрелки на дистанции хищения прекратились напрочь, как отрезало, и контейнеры без проволочек доставлялись адресатам в целости сохранности и даже с пломбами.
Я вернулся в кабинет и, отрешившись от всего суетного, скрупулезнейшим образом изучил материалы об обнаруженном в канаве теплотрассы трупе. Убийство совершили из того же "Вальтера", из какого пальнули в перестрелке на путях. Информация пришла через каналы УВД города и сомнению не подлежала.
Далее я раскрыл том иного уголовного дела, врученного мне шефом на прощание. И присвистнул.
Неделю назад, в лесу, возле шоссе, ведущего из столицы на юг, найдены два трупа, судя по форме - работники ГАИ. Но, как выяснилось, убитыми оказались два ранее судимых типа, проживавших в Ростовской области. Застрелены "гаишники" из того же "Вальтера". Бандиты, видимо, ждали "нужную" машину. А в машине оказались профессионалы...
Еще увлекательная деталь, отмеченная шефом: в карманах одежды трупа из траншеи была табачная крошка, соотносимая по результатам экспертизы с набивкой сигарет "Парламент". То есть...
Я изымаю из дела материалы, касающиеся дактилоскопирования всех трех убитых, вкладываю их в тоненькую полиэтиленовую папочку и созваниваюсь с нашими вспомогательными службами. Пусть сравнят данные отпечатки с теми, что выявлены в комнате грабителя, застреленного на путях. Если это - одно дело, трупов слишком много.
Затем водружаю перед собой два новых тома дел и горько задумываюсь.
Итак, шеф говорил нечто о моем визите к нему после обеда... С соображениями. Соображения таковы сравнение отпечатков трупов с имеющимися в наличии, запросы по фактам исчезновения, связь с городской прокуратурой на предмет выяснения деталей, и, наконец, радуем новостями прикомандированного ко мне по "висяку" Семена Михайловича Лузгина - старшего уполномоченного МВД. С ним все свои боевые годы я тружусь в постоянном контакте. Далее. Просим свое начальство упросить начальство в МВД, дабы оно разгрузило от текучки пожилого сыщика - ему в этом году пятьдесят пять стукнуло - возраст, когда особенно не набегаешься по десятку дел.
Дверь с шумом открывается, входит возбужденный Владик Алмазов и с места в карьер начинает жаловаться на начальство - он совершает это каждодневно и в качестве излюбленной аудитории избирает неизменно меня.
- Значит, звонит он мне, - сопит Алмазов, - и глаголет. Мол, опять частные машины под знаком "стоянка запрещена" у прокуратуры, звони в ГАИ, пусть номера снимают! Звоню. Приезжают, снимают. Через полчаса опять звонит: дескать, недоразумение, ко мне тут человек по делу приехал, а у него номер отвинтили. Из солидной, подчеркивает, организации человек, неудобно. Позвони, пусть вернут. Во как! Только что пену пускал! снимайте, карайте, теперь - пардон! А я ему ляпни: сами звоните!
Ох, сочиняешь ты, Алмазов, про свой несгибаемо-принципиальный характер! Ибо скоро грядет повышение, и вообще...
Я с сочувственным терпением всматриваюсь в его расстроенную физиономию. Усмехаюсь, год назад сломал себе Алмазов передний верхний зуб, но времени вставить новый не находил, а потому кривил рот, губой прикрывая изъян. После зуб вставил, а рот так и остался привычно-перекошенным. Как у Мефистофеля.
- Покурю хоть у тебя, - вздыхает Алмазов, - Слышь, из города мне звонили, дело у них... Четверо парней тяжелой атлетикой заниматься вдруг вздумали. Из зала не вылезали, тренер их в чемпионы готовил - каждый день успех за успехом... Ну, и внезапно пропали... Тренер в панику, выяснять... Ну, а они, в общем, сейф с деньгами готовились с предприятия вынести. Не вышло - тяжелым оказался, на лестнице упал, шум, то се...
Он курит, болтает, я же тихо бешусь про себя, делая вид, будто углублен в бумаги. В голову ничего не лезет.
- Слушай, - встаю, - извини... я в туалет.
- Да я посижу, - милостиво отмахивается он.
- Ага. Шеф заглянет, а ты тут с чужими секретными документами... - привожу я весомый аргумент. - Подъем! Порядок знаешь!
Выходим из кабинета, и мне не остается ничего другого, как идти в туалет, где нахожу себе занятие, причесываюсь и разглядываю себя в зеркале. Ничего воодушевляющего в своей внешности не обнаруживаю: поредевшие волосы, ранние склеротические прожилки на скулах от курения и недосыпания, бледное лицо...
Тьфу, хватит! За работу, неорганизованный ты человек!
АЛЕКСЕЙ МОНИН. КЛИЧКА - МАТЕРЫЙ
Дорога подходила к концу. Скоро он будет дома, где можно, наконец, отоспаться - сутки, двое, времени он не пожалеет. Отоспится же он не в квартире законной и не в коммуналке конспиративной, а на Машиной даче - сосны, апрельский озоновый воздух, мягкий велюр дивана... Выпьет коньячку, чтобы снять стресс - хоть и не выносит алкоголь, но тут уж, так и быть, позволит себе... А после - забытье, сладкая дрема. В высоком окне - синее небо, хвоя, а вокруг - уют теплой спальни... Быстрее бы! Устал... Одно точило: что ждет по возвращении? Вдруг завал в делах? Вдруг что-то с Хозяином, с шестерками?
Не терзайся, убеждал он себя, еще какой-нибудь годик, и все. Далее будет лишь море, Маша, дом, где и короля не стыдно принять: с оранжереей, балконом, каминным залом и холле... Вечное отдохновение...
Он запнулся на этой мысли - не надо, ты вымотан, отстранись от всего и от мечтаний тоже, переживания оставь на потом... И лучше всего - до того дня, когда приедешь к Маше. Навсегда приедешь. Со слегка измененной после пластической операции физиономией, с новой фамилией в паспорте... благо, фальшивомонетчик Прогонов документики справил замечательные. Надо бы, кстати, на всякий случай чистыми бланками у него поразжиться впрок. А вообще опасный Прогонов свидетель. Убрать? Мало ли что? Подумай! Не сегодня, не сейчас, конечно.
А все же хорошо, что не поленился, заехал на Азов, хоть крюк вышел немалый. Зато душа не ноет: освоилась Машенька на новом месте, обжилась. Садик-огородик, фрукты-овощи... Даже тархун с анисом в рассаду вывела... ох, баба! Бриллиант! А в доме? Дворец! Музей! Машенька! Вот странно-то как... Никогда никакой любви для него и в помине не существовало. Женщины? Их было множество. Порой увлекался даже. Но чем кончалось? Или дамскими истериками, жаждой властвовать над ним, или банальной бытовой скукой... Просто было лишь с проститутками. Он платил, они работали. И вот как-то, в дымном гомоне интуристовского бара, размышляя о девочке на ночь, шепнул он шестерке своей, ведавшей здешними шлюхами: кто, мол, такая там, за соседним столиком?.. Э, Матерый, ответила шестерка бархатно, то - не в продаже. То само по себе. Она свободу отработала, она и тебя перекупит. Назвала шестерка и двух бывших мужей незнакомки - отошедших в мир иной согласно судебным приговорам. И понял Матерый, приглянуться ей - задача практически без решения... Но - приглянулся.
Так появился друг и партнер. Любовь? О ней не говорилось, не думалось. Пусть любят другие, кто о том ведает, решил он. Меня же устроит кондовая надежность битой бабы. Э-эх, дурак! Не знал любви и знать не хотел, доступность случайных, ветреных попутчиц душу измарала, а любовь все равно пришла, пробилась сквозь коросту сердца, и теперь нет у тебя ничего, кроме любви, все остальное белиберда, текучка, поденщина...
Машенька! Как бы быстрее возле тебя очутиться, ведьма, как бы быстрее, родная моя...
Стоп! Прочь все воспоминания. Прочь и назойливо всплывающие события последних дней: клювы нефтяных насосов под Баку, постовых со смуглыми лицами, прохладный подвал караван-сарая, штормящий Каспий, браконьерские ладьи, осетровые и белужьи туши в звездных костяных шипах, чаны с черной, липкой икрой, бледно-розовые потроха рыб, чем-то напоминающие поросячьи... Икры же этой в "Волге" - две трети багажника! Одна треть- балык. Ах, Прогонов, спасибо за специальный документик... Гореть бы без него на этом маршруте. Но как не урвать? Хозяин бы, конечно, от возмущения лопнул, узнай, на какой риск иду... Грешим за его спиной, грешим... Ох, будет концерт, как проведает... Хотя - куда он без нас? Он - мозг, а мы - руки. Шаловливые. Плохо это! Ну, ехал бы сейчас порожний, скучающий. Сколько вся икра стоит? Тьфу! Нет, надо лишний червонец сорвать с куста! Ну, лишние тысячи... Чуть больше их или чуть меньше, какая разница? Жлоб ты, Матерый! Нет у тебя кругозора, нет широты, прав Хозяин! А погоришь - его подведешь... Все, кончай, Матерый, с такой мелочевкой, кончай! Икорку через Леву сплавишь в последний раз, и пусть Лева из игры рыбной выходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
- Я вернусь, - прошептал он скрытому в земле арсеналу. Вернусь, слышь? Вот стану взрослым, - и... Ты меня подожди...
И, сжимая "парабеллум", побрел через холмистый лес. Ему была нужна железная дорога.
СТАРИЦЫН АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ, СЛЕДОВАТЕЛЬ
Вот и апрель. Со всеми его каверзами. Ночью моросило, утром осадки прихватило нежданным морозцем, и я, глядя в окно, вижу, что на моем "Москвиче" ровный тоненький слой пороши. Завтракаю на пустой кухне. Вся ее обстановка состоит из кособокого, набитого кастрюлями, чашками и плошками стола-комода и двух стульев, неспособных украсить даже свалку. Хилую эту меблировку я перевез из коммуналки, где честно отстрадал пять лет, покуда дожидался отдельной жилплощади, и теперь предстоит эту жилплощадь "обставлять". Мысль о том, что придется бог весть сколько времени посвятить хождениям по мебельным магазинам, ввергает меня в тоску и раздражение. Мой бывший сокурсник по юрфаку, а ныне сослуживец в Прокуратуре Союза Владик Алмазов предложил помощь, и в грядущую субботу мы с ним отправляемся в мебельный храм - заклинать тамошних жрецов на предмет приобретения кухни "под дерево". Непосредственно заклинать будет коммуникабельный Алмазов, и верю, это ему удастся. Правда, после негодяй Алмазов решительно заявит о необходимости отметить приобретение и - прощай, суббота! Выпровожу я его за полночь, и только тогда извлеку залежавшуюся в портфеле кипу документов, взятых с работы, и начну привычную бесконечную писанину.
Где взять время? Ем второпях, сплю урывками, и моя милая мама резонно замечает, что в тридцать четыре года пора бы обзавестись семьей.
Я прохожу в комнату, целую в щечку очень хорошую и симпатичную женщину, которую зовут Света. Дождавшись, когда она, заспанная, с удивлением рассмотрит мое лицо, сообщаю ей, что завтрак на столе, дверь надо просто захлопнуть, а ключ - на всякий случай - под половиком.
В ожидании лифта изучаю мелькание цифр на табло электронных часов. До начала работы - тридцать пять минут с секундами. Пять минут - фора, тридцать - чтобы только-только добраться до службы, секунды - на лифт.
На службу я все-таки опаздываю. Ровно на пять минут. И, отперев дверь кабинета, судорожно тянусь к дребезжащему селектору.
- Старицын? - слышится бесстрастный голос шефа. Зайдите...
- Есть! - отзываюсь я, спешно скидываю куртку, приглаживаю волосы, ногтем обозначая пробор, и - отправляюсь к начальнику следственного управления. Ничего приятного в вызовах к начальству я не предполагаю, хотя начальник мой в принципе человек доброжелательный. Только тон этот его ровный... Постоянно ровный и невозмутимый. При всех случаях жизни.
- Здорово выглядишь, - роняет начальник, устремив на меня взгляд из-под очков. Затем интересуется, как, мол, жизнь симптом положительный. Я отвечаю, что жизнь, как известно, прекрасна, после чего со стороны шефа следует нелогичный переход к тому, что на службе следует чаще появляться в форме - как-никак в параллели с армейскими мерками я - майор и, наконец, мы переходим к делам конкретным. Мне передается папка. Читаю: "Постановление о возбуждении уголовного дела..."
Шеф уткнулся в свои бумаги, у него их тоже хватает с избытком, и поведение его я истолковываю как совет мне ознакомиться с материалами незамедлительно.
Дело, в общем, представляется не ах каким удивительным. Суть такова в траншее теплотрассы при производстве ремонтных работ обнаружен труп мужчины. Смерть по заключению судебно-медицинской экспертизы наступила около недели назад.
Так, стоп. Неясность: траншею аккурат неделю назад и засыпали, что же подстегнуло разрыть ее вновь? Ага: небрежно заваренный шов на стыке труб... То есть огрех сварщика позволил выявить чей-то смертный грех.
Просматриваю фотографии, опись одежды, акты... По милицейским картотекам покойный не проходил, не дактилоскопирован, одежда - производства исключительно импортного, в карманах ничего, кроме табачных крошек... Убит... ого! - из "Вальтера".
Поднимаю глаза на шефа, и он, не отрываясь от бумаг, но, словно чувствуя мой взгляд, спрашивает рассеянно:
- Ну, какие эмоции? Идеи вообще?
- Но почему дело из города передали нам? - недоумеваю чистосердечно. - А если вы меня имеете в виду... в смысле расследования, то я по уши загружен! Дело о приписках раз, взятки, разбойное нападение, потом...
- Вот я тебе и помогаю, - замечает шеф глубокомысленно и, откидываясь в кресле, смотрит на меня с ласковой улыбкой иезуита.
Сей улыбочкой я поначалу уязвляюсь, но после доходит: неужели здесь - связь с какой-то текучкой?
- Пересечение? - сбавляю брюзжащие ноты, начиная перелистывать страницы по новой.
- Пересечение, - подтверждает шеф. - По крайней мере, так кажется, Ты почитай внимательно - уяснишь. И, замечу, в городской прокуратуре есть очень толковые работники. Свяжись с ними и поблагодари - твою работу они делали.
- Знакомый "Вальтер" вновь бабахнул? Тот самый?
- Да. И вот еще... - Шеф вытаскивает из ящика другую папку. - Иди к себе, разбирайся. После обеда представь соображения. Объединение трех дел - старого и этих двух новых в одно производство считаю целесообразным. Да, в кармане убитого - табачные крошки... Ты там почитай заключение...
В этот момент звонят сразу два телефона, и, пока начальник расправляется с ними, я удаляюсь.
Если выражаться производственным жаргоном, числится за мною "висячок" - гиблое дело, нераскрытое.
На железной дороге орудовали профессиональные погромщики. Крали много, умело, в основном специализируясь на контейнерах, прибывающих из-за рубежа по валютным поставкам. И вот темной ноченькой наткнулись разбойнички на засаду, организованную возле одной "вычисленной" дистанции. Однако милиции не повезло: преступникам, хотя и было их всего двое, отваги и дерзости хватило с избытком, и сопротивление они оказали отчаянное, с перестрелкой. Одному удалось скрыться, проявив, как утверждали специалисты из группы захвата, недюжинное спортивное мастерство бегуна, прыгуна, водителя и вообще многоборца, удрал он в итоге на машине с фальшивым, как выяснилось, номером. Второй же, отстреливавшийся из автомата "Шмайссер", в перестрелке был убит. Картина осмотра трупа и места происшествия принесла следующие результаты - "Шмайссер" с запасным магазином увы, в картотеках не зафиксирован; пачка сигарет "Парламент" в кармашке джинсовой куртки, дешевая пластиковая зажигалка и - стреляные гильзы от "Шмайссера", пистолетов группы захвата и "Вальтера", с которым скрылся удачливый разбойничек.
Оружие и гильзы никакой ниточки следствию не дали, зажигалка тоже, а пачка "Парламента" - сигарет редких, указывала на причастность убитого к большой краже, случившейся на том же перегоне неделю назад. Обчистили едва ли не вагон табачной продукции Запада. Легко установили личность, некто Будиицкий, двадцать пять лет, дважды судим сначала за кражу, потом за разбой; сцепщик вагонов. Круг знакомств определяли долго, посылали запросы в колонии, беседовали с десятками людей, когда-то контактировавших с ним; наконец - это я делаю всякий раз тщательно и пунктуально - полностью дактилоскопировали комнату в коммуналке, где ранее покойный обретался. Однако - ни с места!
По данным ОБХСС, сигареты "Парламент" периодически возникали по темным углам в южных республиках, но никаких перспектив за такой информацией не проглядывало. Были задержаны два скупщика-спекулянта: один - в Баку, другой в Ашхабаде, признавшие факт скупки с целью спекуляции, но об источнике поведавшие неопределенно. Сигареты поставлял незнакомый приезжий человек, чья внешность каждым из них описывалась по-разному и довольно размыто. О характере же взаимоотношений с поставщиком спекулянты утверждали на удивление одинаково:
- Подошел, предложил. Я - купил. Кто на меня навел - не знаю. Да и чего мне спрашивать? Главное - товар.
Классически выверенный ответ. Никакого предварительного преступного сговора с долгосрочными обязательствами, сплошная случайность Спекулянтов я понимал выложи они истину - после срока ждала бы новая зона. Зона отчуждения среди "своих". "Раскола" их круг не простит. А вне этого круга для них не жизнь...
Но это - относительно вагона сигарет. Аппаратура, продукты, меха, покрышки исчезали бесследно.
Существовал лишь единственный позитивный момент после перестрелки на дистанции хищения прекратились напрочь, как отрезало, и контейнеры без проволочек доставлялись адресатам в целости сохранности и даже с пломбами.
Я вернулся в кабинет и, отрешившись от всего суетного, скрупулезнейшим образом изучил материалы об обнаруженном в канаве теплотрассы трупе. Убийство совершили из того же "Вальтера", из какого пальнули в перестрелке на путях. Информация пришла через каналы УВД города и сомнению не подлежала.
Далее я раскрыл том иного уголовного дела, врученного мне шефом на прощание. И присвистнул.
Неделю назад, в лесу, возле шоссе, ведущего из столицы на юг, найдены два трупа, судя по форме - работники ГАИ. Но, как выяснилось, убитыми оказались два ранее судимых типа, проживавших в Ростовской области. Застрелены "гаишники" из того же "Вальтера". Бандиты, видимо, ждали "нужную" машину. А в машине оказались профессионалы...
Еще увлекательная деталь, отмеченная шефом: в карманах одежды трупа из траншеи была табачная крошка, соотносимая по результатам экспертизы с набивкой сигарет "Парламент". То есть...
Я изымаю из дела материалы, касающиеся дактилоскопирования всех трех убитых, вкладываю их в тоненькую полиэтиленовую папочку и созваниваюсь с нашими вспомогательными службами. Пусть сравнят данные отпечатки с теми, что выявлены в комнате грабителя, застреленного на путях. Если это - одно дело, трупов слишком много.
Затем водружаю перед собой два новых тома дел и горько задумываюсь.
Итак, шеф говорил нечто о моем визите к нему после обеда... С соображениями. Соображения таковы сравнение отпечатков трупов с имеющимися в наличии, запросы по фактам исчезновения, связь с городской прокуратурой на предмет выяснения деталей, и, наконец, радуем новостями прикомандированного ко мне по "висяку" Семена Михайловича Лузгина - старшего уполномоченного МВД. С ним все свои боевые годы я тружусь в постоянном контакте. Далее. Просим свое начальство упросить начальство в МВД, дабы оно разгрузило от текучки пожилого сыщика - ему в этом году пятьдесят пять стукнуло - возраст, когда особенно не набегаешься по десятку дел.
Дверь с шумом открывается, входит возбужденный Владик Алмазов и с места в карьер начинает жаловаться на начальство - он совершает это каждодневно и в качестве излюбленной аудитории избирает неизменно меня.
- Значит, звонит он мне, - сопит Алмазов, - и глаголет. Мол, опять частные машины под знаком "стоянка запрещена" у прокуратуры, звони в ГАИ, пусть номера снимают! Звоню. Приезжают, снимают. Через полчаса опять звонит: дескать, недоразумение, ко мне тут человек по делу приехал, а у него номер отвинтили. Из солидной, подчеркивает, организации человек, неудобно. Позвони, пусть вернут. Во как! Только что пену пускал! снимайте, карайте, теперь - пардон! А я ему ляпни: сами звоните!
Ох, сочиняешь ты, Алмазов, про свой несгибаемо-принципиальный характер! Ибо скоро грядет повышение, и вообще...
Я с сочувственным терпением всматриваюсь в его расстроенную физиономию. Усмехаюсь, год назад сломал себе Алмазов передний верхний зуб, но времени вставить новый не находил, а потому кривил рот, губой прикрывая изъян. После зуб вставил, а рот так и остался привычно-перекошенным. Как у Мефистофеля.
- Покурю хоть у тебя, - вздыхает Алмазов, - Слышь, из города мне звонили, дело у них... Четверо парней тяжелой атлетикой заниматься вдруг вздумали. Из зала не вылезали, тренер их в чемпионы готовил - каждый день успех за успехом... Ну, и внезапно пропали... Тренер в панику, выяснять... Ну, а они, в общем, сейф с деньгами готовились с предприятия вынести. Не вышло - тяжелым оказался, на лестнице упал, шум, то се...
Он курит, болтает, я же тихо бешусь про себя, делая вид, будто углублен в бумаги. В голову ничего не лезет.
- Слушай, - встаю, - извини... я в туалет.
- Да я посижу, - милостиво отмахивается он.
- Ага. Шеф заглянет, а ты тут с чужими секретными документами... - привожу я весомый аргумент. - Подъем! Порядок знаешь!
Выходим из кабинета, и мне не остается ничего другого, как идти в туалет, где нахожу себе занятие, причесываюсь и разглядываю себя в зеркале. Ничего воодушевляющего в своей внешности не обнаруживаю: поредевшие волосы, ранние склеротические прожилки на скулах от курения и недосыпания, бледное лицо...
Тьфу, хватит! За работу, неорганизованный ты человек!
АЛЕКСЕЙ МОНИН. КЛИЧКА - МАТЕРЫЙ
Дорога подходила к концу. Скоро он будет дома, где можно, наконец, отоспаться - сутки, двое, времени он не пожалеет. Отоспится же он не в квартире законной и не в коммуналке конспиративной, а на Машиной даче - сосны, апрельский озоновый воздух, мягкий велюр дивана... Выпьет коньячку, чтобы снять стресс - хоть и не выносит алкоголь, но тут уж, так и быть, позволит себе... А после - забытье, сладкая дрема. В высоком окне - синее небо, хвоя, а вокруг - уют теплой спальни... Быстрее бы! Устал... Одно точило: что ждет по возвращении? Вдруг завал в делах? Вдруг что-то с Хозяином, с шестерками?
Не терзайся, убеждал он себя, еще какой-нибудь годик, и все. Далее будет лишь море, Маша, дом, где и короля не стыдно принять: с оранжереей, балконом, каминным залом и холле... Вечное отдохновение...
Он запнулся на этой мысли - не надо, ты вымотан, отстранись от всего и от мечтаний тоже, переживания оставь на потом... И лучше всего - до того дня, когда приедешь к Маше. Навсегда приедешь. Со слегка измененной после пластической операции физиономией, с новой фамилией в паспорте... благо, фальшивомонетчик Прогонов документики справил замечательные. Надо бы, кстати, на всякий случай чистыми бланками у него поразжиться впрок. А вообще опасный Прогонов свидетель. Убрать? Мало ли что? Подумай! Не сегодня, не сейчас, конечно.
А все же хорошо, что не поленился, заехал на Азов, хоть крюк вышел немалый. Зато душа не ноет: освоилась Машенька на новом месте, обжилась. Садик-огородик, фрукты-овощи... Даже тархун с анисом в рассаду вывела... ох, баба! Бриллиант! А в доме? Дворец! Музей! Машенька! Вот странно-то как... Никогда никакой любви для него и в помине не существовало. Женщины? Их было множество. Порой увлекался даже. Но чем кончалось? Или дамскими истериками, жаждой властвовать над ним, или банальной бытовой скукой... Просто было лишь с проститутками. Он платил, они работали. И вот как-то, в дымном гомоне интуристовского бара, размышляя о девочке на ночь, шепнул он шестерке своей, ведавшей здешними шлюхами: кто, мол, такая там, за соседним столиком?.. Э, Матерый, ответила шестерка бархатно, то - не в продаже. То само по себе. Она свободу отработала, она и тебя перекупит. Назвала шестерка и двух бывших мужей незнакомки - отошедших в мир иной согласно судебным приговорам. И понял Матерый, приглянуться ей - задача практически без решения... Но - приглянулся.
Так появился друг и партнер. Любовь? О ней не говорилось, не думалось. Пусть любят другие, кто о том ведает, решил он. Меня же устроит кондовая надежность битой бабы. Э-эх, дурак! Не знал любви и знать не хотел, доступность случайных, ветреных попутчиц душу измарала, а любовь все равно пришла, пробилась сквозь коросту сердца, и теперь нет у тебя ничего, кроме любви, все остальное белиберда, текучка, поденщина...
Машенька! Как бы быстрее возле тебя очутиться, ведьма, как бы быстрее, родная моя...
Стоп! Прочь все воспоминания. Прочь и назойливо всплывающие события последних дней: клювы нефтяных насосов под Баку, постовых со смуглыми лицами, прохладный подвал караван-сарая, штормящий Каспий, браконьерские ладьи, осетровые и белужьи туши в звездных костяных шипах, чаны с черной, липкой икрой, бледно-розовые потроха рыб, чем-то напоминающие поросячьи... Икры же этой в "Волге" - две трети багажника! Одна треть- балык. Ах, Прогонов, спасибо за специальный документик... Гореть бы без него на этом маршруте. Но как не урвать? Хозяин бы, конечно, от возмущения лопнул, узнай, на какой риск иду... Грешим за его спиной, грешим... Ох, будет концерт, как проведает... Хотя - куда он без нас? Он - мозг, а мы - руки. Шаловливые. Плохо это! Ну, ехал бы сейчас порожний, скучающий. Сколько вся икра стоит? Тьфу! Нет, надо лишний червонец сорвать с куста! Ну, лишние тысячи... Чуть больше их или чуть меньше, какая разница? Жлоб ты, Матерый! Нет у тебя кругозора, нет широты, прав Хозяин! А погоришь - его подведешь... Все, кончай, Матерый, с такой мелочевкой, кончай! Икорку через Леву сплавишь в последний раз, и пусть Лева из игры рыбной выходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18