Придется еще съездить за фотоаппаратом. В общем, я готов купить только пять вещей.
– О, нет-нет, так я не согласна.
– А что же вы предлагаете?
– Я хочу, чтобы вы купили всю мебель, за исключением инструментов.
– На это у меня нет денег. Я готов взять лишь те пять вещей, что указаны в этом списке. Вот моя цена. Я вам ее здесь записал.
– Нет. Я предпочитаю заключить эту сделку через агентство.
– Ну, как хотите. Вообще-то самое ценное, что у вас есть, это концертный «Stein-graeber», но я не смогу его купить.
– Об инструментах не беспокойтесь. Это моя забота. Я знаю коллекционеров, которые ими заинтересуются. Этим я займусь сама.
Он надел свою каску. Анна проводила его до двери.
Он уселся на свой мотоцикл. Анна раздумывала. Она повернулась к агенту – тот буквально спал на ходу. Погода была пасмурная.
– Первым делом займемся продажей дома. Это единственное, на что я твердо решилась. О продаже всего остального я еще подумаю. Буду держать вас в курсе. Я позвоню. И она проводила его до машины.
* * *
Когда она вернулась к дому, был полдень. Солнце снова выглянуло из-за облаков. Солнечные лучи затопили тротуар, сад, каменные ступени, озарили фасад дома.
Дом был очень красив в этом зимнем солнечном свете.
«Я права, – сказала она себе. – И солнце тоже право. Этот солнечный луч, коснувшийся моего дома, самый древний и самый верный из всех знаков. Нужно продавать».
Она взяла свою чековую книжку и сумку, надела плащ и отправилась прямо в банк.
Попросила выдать ей наличными десять тысяч евро.
– Это большая сумма.
– Вы предпочитаете, чтобы я забрала всё?
– Не принимайте мои слова так близко к сердцу, мадам.
– Мадемуазель.
– Мадемуазель, нам нужно два дня, чтобы подготовить выемку этих денег наличными. Когда речь идет о сумме, превышающей восемь тысяч евро, мы обязаны…
– Хорошо, сегодня я сниму только семь тысяч.
Она подошла к кассе, забрала семь тысяч евро. Вышла из банка. Поехала в бассейн.
В багажнике ее машины всегда лежала спортивная сумка со всем необходимым.
* * *
На следующий день молодая женщина из агентства позвонила Анне на мобильник: у нее уже объявились желающие приобрести дом. Этот звонок почти огорчил Анну. Оказалось, что будущие покупатели уже доставили себе удовольствие, осмотрев дом снаружи сквозь решетчатую ограду. Они из Брюсселя. И всем им – главе семейства, его супруге и детишкам – не терпится поскорее увидеть дом изнутри. Сделку желательно провести очень быстро, меньше чем за шесть месяцев, а если возможно, еще до лета: покупатель получил работу в Париже. Он желает все отремонтировать и организовать переезд за время школьных каникул. Похоже, цена его не очень волнует, – он интересовался в первую очередь местоположением дома, садом, количеством комнат. Так когда же можно привести их? Может, сегодня?
– Нет.
– Завтра утром?
– Нет.
– Тогда до конца этой недели. Они сейчас в Париже.
– Ладно, если хотите, завтра, но не раньше одиннадцати утра. Я встаю поздно.
Она добавила, что не хочет присутствовать при осмотре дома. И ничего не сказала Томасу.
Глава VII
И снова она взяла в руки фотографии отца. Низкорослый, худощавый, остроносый человечек. Его волосы, набриолиненные и зачесанные назад по старой моде, все же непокорно вздымались надо лбом. Она опять спустилась вниз, на кухню. «Нужно все выбросить, – мысленно твердила она. – Как ни горько мне это будет, но нужно выбросить все. Я знаю, что это необходимо – избавиться от прошлого». Она включила конфорку и сожгла, одну за другой, все отцовские фотографии. Когда огонь обжигал ей пальцы, она выпускала снимки из рук. Пепел падал в одну из железных раковин. Она сожгла почти все, что лежало в секретере с цилиндрической крышкой. Потом взяла маленькую губку, сгребла ею пепел в ладонь и выбросила его в мусорный бачок. «Вот так, и не иначе, – думала она, – необходимо все выбросить, а то, что нельзя выбрасывать, – сжечь». Она достала из стенного кухонного шкафа весь запас пластиковых мешков для мусора. «Каждый день буду заполнять по одному». Затем отрезала полоску белого скотча, написала на нем фамилию, которой назвалась в агентстве, вышла в сад, отперла калитку, выходившую на улицу, и налепила скотч на почтовый ящик.
Поднялась на верхний этаж и набила столитровый мусорный мешок одеждой. Это подавляло ее все сильней и сильней. Она позвонила в «Эммаус». Позвонила в «Католическую помощь». Как же это было трудно – отдавать! Ей сказали, что согласны принять вещи, но отказались приезжать за ними. Тут позвонили у входа в сад.
Она закрыла дверь спальни, взяла свою куртку.
Вручила связку ключей директору агентства, который соблаговолил явиться лично.
– Когда закончите, бросьте их в почтовый ящик.
Потом села в машину и поехала в бассейн.
Ее тело, изнемогавшее в борьбе с водой – всякий раз, как она ныряла в бассейн, всякий раз, как оказывалась в странной, гулкой стихии бассейна, – обретало в нем новую победную силу.
Но сегодня, несмотря на стремительный кроль, несмотря на усилия и усталость, ей не удалось избавиться от гнетущей тоски, засевшей где-то глубоко внутри.
Выйдя из бассейна, она услышала, как звонят к вечерне, увидела открытую церковь.
Она колебалась: ее волосы еще не высохли.
И вошла под темные своды церкви робко, словно не имела на это права.
Но все-таки вошла.
Отыскала уголок в маленькой часовне рядом с хорами и села там.
Послушала гимны, послушала псалмы.
Старалась дышать глубоко, размеренно, но и это не принесло облегчения. Тоска не отступала, по-прежнему прочно гнездилась в ней.
Она снова села в машину: на сей раз ей удалось припарковаться прямо перед домом, где она сняла с почтового ящика наклейку с чужим именем, поднялась на верхний этаж, набила вещами новый мешок.
И с этого вечера перестала плакать.
* * *
Возникло ощущение невесомости.
Странное состояние – когда тело потихоньку отделяется от самого себя.
Когда все, что жило во внутреннем мире, иссыхает. Когда под черепной коробкой постепенно возникает прозрение или, по крайней мере, пустота.
И когда страдание, даже если оно упорно не отступает, все же приносит меньше боли.
Или когда эта боль терзает издалека, извне, а не горит внутри.
* * *
Она шагала по темной улице VII округа. Тротуар был совсем узенький.
Сегодня она тщательно накрасилась. Она была красива: длинное стройное тело, волосы, собранные в пышный узел, серое вечернее платье. С Томасом она встретилась в галерее, на вернисаже. Они ушли оттуда около девяти вечера.
И очутились на ночной улице, в кромешной тьме.
Еще один узкий тротуар.
– Как думаешь, есть тут поблизости какой-нибудь ресторан?
– Понятия не имею. Я оставила машину на площади возле маленького рынка. Рядом с бассейном.
– Я проголодался. А ты разве не хочешь есть?
– Да не очень.
– Нет, нужно обязательно поужинать, а потом уж поедем домой.
И он взял ее под руку.
– Я хочу, чтобы у нас все было как прежде, – сказал он.
Она не ответила. Он замедлил шаг. Привлек ее к себе.
– Я тебя люблю, – прошептал он.
– Смотри, вон там что-то есть.
– Лучше смотри на меня.
Она взглянула на него.
У него был такой несчастный вид, что она вздохнула.
– Ладно, раз уж ты так голоден, пошли перекусим.
* * *
К полудню позвонили из агентства. Брюсселец согласился. И уже внес задаток. Анна попросила, чтобы агентство взяло на себя всю процедуру продажи. Они начали готовить документы. И собирались связаться с нотариусом.
– Вам даже не придется контактировать с новыми владельцами до подписания договора.
– А когда это будет?
– Примерно через три месяца.
– Но как же быть с обязательством продажи?
– О, вам совершенно не нужно подписывать его лично.
– И когда состоится подписание?
– Очень скоро. В самом начале февраля. По крайней мере, я на это надеюсь.
– Пусть это будет седьмого февраля, если возможно.
Директор обратился к своей помощнице.
– Я знаю, что они могут приехать сюда только ближе к выходным.
Помощница позвонила клиентам.
Они согласились на 7 февраля.
Скорость, с которой развивались события, близкая дата подписания обязательства продажи потрясли ее. Внезапно ее охватил тоскливый страх. Она подумала: лучше уж долгие месяцы колебаний.
Потом сказала себе: «Седьмое число… оно принесет мне счастье. Ведь февраль – предвестник весны».
* * *
– Я уезжаю из Парижа.
– Где вы будете жить?
– Пока не знаю.
Служащая почты разъяснила ей процедуру пересылки корреспонденции.
Она оставила доверенность на имя Жоржа Роленже.
Потом купила дорожные чеки.
* * *
Зайдя в кафе рядом с почтой, она позвонила антиквару. Согласилась на его предложение – с условием, что он найдет торговца подержанной мебелью, который купит все остальное, и что сделка эта состоится на первой неделе февраля. Затем позвонила в агентство:
– Я решила сама заняться продажей мебели.
Старьевщик позвонил ей тотчас же. Порекомендовал своего приятеля, занимавшегося перевозками. Они условились о встрече в понедельник 2 февраля или во вторник 3-го.
* * *
Она не стала тратить время на обед.
Гараж находился за кольцевым бульваром, в Баньолэ.
Она сказала, что хочет продать свою машину. Но только срочно.
– Почему?
– Я нашла работу в США.
– О, вам повезло.
– Не знаю, повезло ли мне.
Они обещали подготовить все нужные бумаги. Договорились, что либо ей оставят машину до утра 7 февраля, либо дадут на время другую. Пусть ждет, они ей сообщат.
* * *
В последний раз она отправилась в парижское отделение своего банка. Снова взяла наличными семь тысяч евро. Оставила на счете сумму, необходимую на покрытие будущих налогов, других возможных трат, выемки денег из банкомата. На остальное попросила выдать ей банковский чек.
* * *
Было четыре часа. Она позвонила Жоржу на мобильник. Может ли он принять ее у себя на выходные? Он чуть с ума не сошел от радости. По крайней мере, так он ей сказал.
Она взяла билет до Тейи-сюр-Йонн, однако, приехав на Лионский вокзал заблаговременно, села в более ранний поезд, идущий до Дижона. Вышла в Сансе и взяла такси.
Она устроила Жоржу сюрприз: подъехав к дому, вызвала его по мобильнику, чтобы он открыл ей дверь (Жорж никогда не отвечал на звонки нежданных посетителей).
Они отправились в знаменитый ресторан на бульваре-«променаде». Жорж все твердил, что с ума сходит от радости. Она заговорила о Томасе. Он прервал ее:
– Ты прямо античная героиня.
Она продолжала:
– Жорж, я хочу задать тебе четыре вопроса.
И замолчала, не решаясь начать.
– Я вдруг почувствовала, до чего же это странно – что мы с тобой опять вместе.
– Да, совсем как в детстве – локоть к локтю, рядом с другими в нашем классе, с нашей доской, с нашим мелом!
– Мне как-то не по себе оттого, что я здесь и говорю тебе «ты».
– Да брось, мы же всегда были с тобой на «ты»!
– Удивительная все-таки встреча!
– Я был тогда в трауре и так горевал…
– Жорж, меня тоже скоро ждет траур… ужасный… или прекрасный – прощание с прежней жизнью.
– Забудь о своем прощании! Давай лучше радоваться встрече! Рассказывай! Что ты собиралась у меня спросить? Знаешь, я, пожалуй, возьму голубя с бобами. Кстати, а кому достался боб в Бретани?
– Я хотела, чтобы его нашла мама. Пыталась подстроить так, чтобы он оказался в ее куске. Мне так хотелось ее порадовать. Не знаю, отчего у меня не вышло, но я дважды промахнулась.
– Ты хочешь сказать, что дважды была «королевой»?
– Да.
– И ты утверждаешь, что дважды видела, где спрятан боб, и сделала все, чтобы твоя мама нашла его у себя в тарелке?
– Да.
Анна подняла глаза и увидела, что Жорж ей не верит.
Они молча приступили к первому блюду. Она выпила глоток вина. И наконец заговорила:
– Жорж! Я хочу задать тебе четыре вопроса. Четыре вопроса, на которые прошу ответить только «да» или «нет», но без всяких церемоний.
– А с чего бы мне вдруг церемониться?
– Первый вопрос: ты бы согласился, чтобы я положила деньги на твой счет?
– Нет, вот этого не надо. На такое я никогда не соглашусь. Я, конечно, не богач, но и не бедствую.
– Я вовсе не собиралась помогать тебе или обижать. Мне просто нужен анонимный счет в банке.
– Но у меня все-таки есть своя гордость.
– Значит, я взялась за дело не с того конца.
– Анна-Элиана, пойми одну вещь: встречаются двое бывших товарищей по школе. Они идут ужинать в ресторан. Неужели нужно взять и разом все испортить разговорами о деньгах на банковских счетах?!
– Ладно, оставим это. Забудь. Второй вопрос: мне хочется купить у тебя заброшенный домик в саду, тот, что справа.
– Дом, увитый плющом?
– Да.
– Он тебе нужен?
– Да.
– Зачем?
– Я тебе скажу, зачем. Это будет мой Гумпендорф.
– Гумпен?… Это еще что за диковина?
– Гумпендорф. Старик Гайдн называл дом в Гумпендорфе, где он жил, своим приютом. Он говорил, что вся его душа – в этом приюте. Что он твердо знает: стоит ему войти туда, как его осенит вдохновение. И это правда: именно там, в этом домике, вблизи от Вены, он создал свои самые прекрасные произведения.
– Да возьми его просто так, Анна! Возьми, ради бога! Считай, что он твой. Мне вовсе не требуется его продавать, а тебе совсем не нужно его покупать, чтобы превратить в свой приют и писать там музыку!
– Послушай, Жорж, я хочу сказать тебе одну вещь. Только сначала поклянись, что сохранишь это в тайне.
Жорж торжественно поклялся.
Она предложила ему чокнуться, чтобы скрепить прозвучавшую клятву.
– Посмотри мне в глаза!
Официант поставил на стол рыбу с грибным гарниром и крупного пузатого голубя с бобами.
– Я собираюсь продать свой парижский дом.
– Господи спаси! И все это из-за…
– Только не надо комментариев!
– Я ничего не комментирую, но ты уверена, что не совершаешь глупость из-за того, что тебе, может быть, привиделось в переулке Шуази-ле-Руа, где растет старый лавр?
– Избавь меня от своих причитаний. Я не нуждаюсь ни в чужих причитаниях, ни в оценках. От тебя мне нужна лишь дружба да еще сохранение тайны.
– Ладно, только не нервничай.
– В общем, дело уже начато. Продажа состоится скоро. Супружеская пара из Брюсселя подпишет обязательство о покупке в субботу, седьмого февраля.
Он изумленно слушал ее и вдруг с испугом спросил:
– А Томас знает?
– Нет. Я хочу исчезнуть внезапно, раз и навсегда. Поэтому даже речи быть не может, чтобы он узнал. Никто из моих близких не подозревает о твоем существовании. Даже маме это неизвестно.
– Вернее, о моем появлении.
– Да. И вот в чем дело: я должна получить крупную сумму, но при этом хочу сохранить инкогнито.
– Погоди-ка! Значит, ты и меня тоже бросишь?
– Да.
– Анна, для меня это будет большое горе.
– Я вернусь.
– А как же твой новенький Гумпендорф?
– Позже. Я вернусь позже.
– Я вижу, ты сжигаешь за собой все мосты. Хочешь скрыть деньги. Может, ты и свое имя решила сменить?
– А почему бы и нет?!
– Ну вот, я был прав. Ты хуже чем сумасшедшая. Ведешь себя как героиня какой-нибудь сказки.
– Теперь ты понимаешь, Жорж, зачем мне нужно тайком пользоваться твоим банковским счетом?
– Теперь понимаю.
– Хорошо бы еще завести кредитную карточку на твой счет. Это возможно, Жорж?
Он помолчал. Отпил вино из бокала. Посмотрел на нее. И сказал:
– А разве нельзя просто объединить наши счета?
– Нет, иначе там будет фигурировать моя фамилия.
– Тебе нужна только моя доверенность?
– Да.
На следующий день они вместе отправились в Оссер, в отделение банка, где у Жоржа Роленже был счет. По субботам банк был открыт до шестнадцати часов. Заполнив и подписав все бумаги, Жорж поехал за продуктами, а она зашла в бюро путешествий, тут же, неподалеку от банка. Ей всегда хотелось пожить в Нью-Йорке, в маленькой студии. Но молодой человек за стойкой объяснил ей то, чего она не знала: европейцы больше не могут свободно посещать Соединенные Штаты. Авиакомпании всех стран Европейского сообщества услужливо поставляют в Вашингтон всю информацию о своих пассажирах.
Анна встретилась с Жоржем на Оссерской площади, чтобы вместе пообедать.
Он был очень мрачен. Хотя снова сидел за столом рядом с ней.
– Не успела ты появиться в моей жизни, как снова исчезаешь!
Она пожала плечами. Повторила ему то, что узнала от служащего турбюро.
Отныне человеку, решившему остаться в тени, уже недостаточно было одного этого желания.
Ради смеха они с Жоржем начали составлять список стран, где власти могли уследить за всеми перемещениями людей.
В первую очередь, не следовало иметь дела с американскими компаниями и со всеми другими, что были с ними связаны, в силу того, что парень из турбюро назвал «Passanger Name Record».
Кроме того, Жорж прочел в одном глянцевом журнале, что теперь есть служба, которая фиксирует местонахождение людей, звонящих по мобильнику.
– Значит, и мобильник исключается, – констатировал он.
– И e-mail тоже. С компьютером придется расстаться.
– И с самолетами вне шенгенской зоны, где евро не в ходу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
– О, нет-нет, так я не согласна.
– А что же вы предлагаете?
– Я хочу, чтобы вы купили всю мебель, за исключением инструментов.
– На это у меня нет денег. Я готов взять лишь те пять вещей, что указаны в этом списке. Вот моя цена. Я вам ее здесь записал.
– Нет. Я предпочитаю заключить эту сделку через агентство.
– Ну, как хотите. Вообще-то самое ценное, что у вас есть, это концертный «Stein-graeber», но я не смогу его купить.
– Об инструментах не беспокойтесь. Это моя забота. Я знаю коллекционеров, которые ими заинтересуются. Этим я займусь сама.
Он надел свою каску. Анна проводила его до двери.
Он уселся на свой мотоцикл. Анна раздумывала. Она повернулась к агенту – тот буквально спал на ходу. Погода была пасмурная.
– Первым делом займемся продажей дома. Это единственное, на что я твердо решилась. О продаже всего остального я еще подумаю. Буду держать вас в курсе. Я позвоню. И она проводила его до машины.
* * *
Когда она вернулась к дому, был полдень. Солнце снова выглянуло из-за облаков. Солнечные лучи затопили тротуар, сад, каменные ступени, озарили фасад дома.
Дом был очень красив в этом зимнем солнечном свете.
«Я права, – сказала она себе. – И солнце тоже право. Этот солнечный луч, коснувшийся моего дома, самый древний и самый верный из всех знаков. Нужно продавать».
Она взяла свою чековую книжку и сумку, надела плащ и отправилась прямо в банк.
Попросила выдать ей наличными десять тысяч евро.
– Это большая сумма.
– Вы предпочитаете, чтобы я забрала всё?
– Не принимайте мои слова так близко к сердцу, мадам.
– Мадемуазель.
– Мадемуазель, нам нужно два дня, чтобы подготовить выемку этих денег наличными. Когда речь идет о сумме, превышающей восемь тысяч евро, мы обязаны…
– Хорошо, сегодня я сниму только семь тысяч.
Она подошла к кассе, забрала семь тысяч евро. Вышла из банка. Поехала в бассейн.
В багажнике ее машины всегда лежала спортивная сумка со всем необходимым.
* * *
На следующий день молодая женщина из агентства позвонила Анне на мобильник: у нее уже объявились желающие приобрести дом. Этот звонок почти огорчил Анну. Оказалось, что будущие покупатели уже доставили себе удовольствие, осмотрев дом снаружи сквозь решетчатую ограду. Они из Брюсселя. И всем им – главе семейства, его супруге и детишкам – не терпится поскорее увидеть дом изнутри. Сделку желательно провести очень быстро, меньше чем за шесть месяцев, а если возможно, еще до лета: покупатель получил работу в Париже. Он желает все отремонтировать и организовать переезд за время школьных каникул. Похоже, цена его не очень волнует, – он интересовался в первую очередь местоположением дома, садом, количеством комнат. Так когда же можно привести их? Может, сегодня?
– Нет.
– Завтра утром?
– Нет.
– Тогда до конца этой недели. Они сейчас в Париже.
– Ладно, если хотите, завтра, но не раньше одиннадцати утра. Я встаю поздно.
Она добавила, что не хочет присутствовать при осмотре дома. И ничего не сказала Томасу.
Глава VII
И снова она взяла в руки фотографии отца. Низкорослый, худощавый, остроносый человечек. Его волосы, набриолиненные и зачесанные назад по старой моде, все же непокорно вздымались надо лбом. Она опять спустилась вниз, на кухню. «Нужно все выбросить, – мысленно твердила она. – Как ни горько мне это будет, но нужно выбросить все. Я знаю, что это необходимо – избавиться от прошлого». Она включила конфорку и сожгла, одну за другой, все отцовские фотографии. Когда огонь обжигал ей пальцы, она выпускала снимки из рук. Пепел падал в одну из железных раковин. Она сожгла почти все, что лежало в секретере с цилиндрической крышкой. Потом взяла маленькую губку, сгребла ею пепел в ладонь и выбросила его в мусорный бачок. «Вот так, и не иначе, – думала она, – необходимо все выбросить, а то, что нельзя выбрасывать, – сжечь». Она достала из стенного кухонного шкафа весь запас пластиковых мешков для мусора. «Каждый день буду заполнять по одному». Затем отрезала полоску белого скотча, написала на нем фамилию, которой назвалась в агентстве, вышла в сад, отперла калитку, выходившую на улицу, и налепила скотч на почтовый ящик.
Поднялась на верхний этаж и набила столитровый мусорный мешок одеждой. Это подавляло ее все сильней и сильней. Она позвонила в «Эммаус». Позвонила в «Католическую помощь». Как же это было трудно – отдавать! Ей сказали, что согласны принять вещи, но отказались приезжать за ними. Тут позвонили у входа в сад.
Она закрыла дверь спальни, взяла свою куртку.
Вручила связку ключей директору агентства, который соблаговолил явиться лично.
– Когда закончите, бросьте их в почтовый ящик.
Потом села в машину и поехала в бассейн.
Ее тело, изнемогавшее в борьбе с водой – всякий раз, как она ныряла в бассейн, всякий раз, как оказывалась в странной, гулкой стихии бассейна, – обретало в нем новую победную силу.
Но сегодня, несмотря на стремительный кроль, несмотря на усилия и усталость, ей не удалось избавиться от гнетущей тоски, засевшей где-то глубоко внутри.
Выйдя из бассейна, она услышала, как звонят к вечерне, увидела открытую церковь.
Она колебалась: ее волосы еще не высохли.
И вошла под темные своды церкви робко, словно не имела на это права.
Но все-таки вошла.
Отыскала уголок в маленькой часовне рядом с хорами и села там.
Послушала гимны, послушала псалмы.
Старалась дышать глубоко, размеренно, но и это не принесло облегчения. Тоска не отступала, по-прежнему прочно гнездилась в ней.
Она снова села в машину: на сей раз ей удалось припарковаться прямо перед домом, где она сняла с почтового ящика наклейку с чужим именем, поднялась на верхний этаж, набила вещами новый мешок.
И с этого вечера перестала плакать.
* * *
Возникло ощущение невесомости.
Странное состояние – когда тело потихоньку отделяется от самого себя.
Когда все, что жило во внутреннем мире, иссыхает. Когда под черепной коробкой постепенно возникает прозрение или, по крайней мере, пустота.
И когда страдание, даже если оно упорно не отступает, все же приносит меньше боли.
Или когда эта боль терзает издалека, извне, а не горит внутри.
* * *
Она шагала по темной улице VII округа. Тротуар был совсем узенький.
Сегодня она тщательно накрасилась. Она была красива: длинное стройное тело, волосы, собранные в пышный узел, серое вечернее платье. С Томасом она встретилась в галерее, на вернисаже. Они ушли оттуда около девяти вечера.
И очутились на ночной улице, в кромешной тьме.
Еще один узкий тротуар.
– Как думаешь, есть тут поблизости какой-нибудь ресторан?
– Понятия не имею. Я оставила машину на площади возле маленького рынка. Рядом с бассейном.
– Я проголодался. А ты разве не хочешь есть?
– Да не очень.
– Нет, нужно обязательно поужинать, а потом уж поедем домой.
И он взял ее под руку.
– Я хочу, чтобы у нас все было как прежде, – сказал он.
Она не ответила. Он замедлил шаг. Привлек ее к себе.
– Я тебя люблю, – прошептал он.
– Смотри, вон там что-то есть.
– Лучше смотри на меня.
Она взглянула на него.
У него был такой несчастный вид, что она вздохнула.
– Ладно, раз уж ты так голоден, пошли перекусим.
* * *
К полудню позвонили из агентства. Брюсселец согласился. И уже внес задаток. Анна попросила, чтобы агентство взяло на себя всю процедуру продажи. Они начали готовить документы. И собирались связаться с нотариусом.
– Вам даже не придется контактировать с новыми владельцами до подписания договора.
– А когда это будет?
– Примерно через три месяца.
– Но как же быть с обязательством продажи?
– О, вам совершенно не нужно подписывать его лично.
– И когда состоится подписание?
– Очень скоро. В самом начале февраля. По крайней мере, я на это надеюсь.
– Пусть это будет седьмого февраля, если возможно.
Директор обратился к своей помощнице.
– Я знаю, что они могут приехать сюда только ближе к выходным.
Помощница позвонила клиентам.
Они согласились на 7 февраля.
Скорость, с которой развивались события, близкая дата подписания обязательства продажи потрясли ее. Внезапно ее охватил тоскливый страх. Она подумала: лучше уж долгие месяцы колебаний.
Потом сказала себе: «Седьмое число… оно принесет мне счастье. Ведь февраль – предвестник весны».
* * *
– Я уезжаю из Парижа.
– Где вы будете жить?
– Пока не знаю.
Служащая почты разъяснила ей процедуру пересылки корреспонденции.
Она оставила доверенность на имя Жоржа Роленже.
Потом купила дорожные чеки.
* * *
Зайдя в кафе рядом с почтой, она позвонила антиквару. Согласилась на его предложение – с условием, что он найдет торговца подержанной мебелью, который купит все остальное, и что сделка эта состоится на первой неделе февраля. Затем позвонила в агентство:
– Я решила сама заняться продажей мебели.
Старьевщик позвонил ей тотчас же. Порекомендовал своего приятеля, занимавшегося перевозками. Они условились о встрече в понедельник 2 февраля или во вторник 3-го.
* * *
Она не стала тратить время на обед.
Гараж находился за кольцевым бульваром, в Баньолэ.
Она сказала, что хочет продать свою машину. Но только срочно.
– Почему?
– Я нашла работу в США.
– О, вам повезло.
– Не знаю, повезло ли мне.
Они обещали подготовить все нужные бумаги. Договорились, что либо ей оставят машину до утра 7 февраля, либо дадут на время другую. Пусть ждет, они ей сообщат.
* * *
В последний раз она отправилась в парижское отделение своего банка. Снова взяла наличными семь тысяч евро. Оставила на счете сумму, необходимую на покрытие будущих налогов, других возможных трат, выемки денег из банкомата. На остальное попросила выдать ей банковский чек.
* * *
Было четыре часа. Она позвонила Жоржу на мобильник. Может ли он принять ее у себя на выходные? Он чуть с ума не сошел от радости. По крайней мере, так он ей сказал.
Она взяла билет до Тейи-сюр-Йонн, однако, приехав на Лионский вокзал заблаговременно, села в более ранний поезд, идущий до Дижона. Вышла в Сансе и взяла такси.
Она устроила Жоржу сюрприз: подъехав к дому, вызвала его по мобильнику, чтобы он открыл ей дверь (Жорж никогда не отвечал на звонки нежданных посетителей).
Они отправились в знаменитый ресторан на бульваре-«променаде». Жорж все твердил, что с ума сходит от радости. Она заговорила о Томасе. Он прервал ее:
– Ты прямо античная героиня.
Она продолжала:
– Жорж, я хочу задать тебе четыре вопроса.
И замолчала, не решаясь начать.
– Я вдруг почувствовала, до чего же это странно – что мы с тобой опять вместе.
– Да, совсем как в детстве – локоть к локтю, рядом с другими в нашем классе, с нашей доской, с нашим мелом!
– Мне как-то не по себе оттого, что я здесь и говорю тебе «ты».
– Да брось, мы же всегда были с тобой на «ты»!
– Удивительная все-таки встреча!
– Я был тогда в трауре и так горевал…
– Жорж, меня тоже скоро ждет траур… ужасный… или прекрасный – прощание с прежней жизнью.
– Забудь о своем прощании! Давай лучше радоваться встрече! Рассказывай! Что ты собиралась у меня спросить? Знаешь, я, пожалуй, возьму голубя с бобами. Кстати, а кому достался боб в Бретани?
– Я хотела, чтобы его нашла мама. Пыталась подстроить так, чтобы он оказался в ее куске. Мне так хотелось ее порадовать. Не знаю, отчего у меня не вышло, но я дважды промахнулась.
– Ты хочешь сказать, что дважды была «королевой»?
– Да.
– И ты утверждаешь, что дважды видела, где спрятан боб, и сделала все, чтобы твоя мама нашла его у себя в тарелке?
– Да.
Анна подняла глаза и увидела, что Жорж ей не верит.
Они молча приступили к первому блюду. Она выпила глоток вина. И наконец заговорила:
– Жорж! Я хочу задать тебе четыре вопроса. Четыре вопроса, на которые прошу ответить только «да» или «нет», но без всяких церемоний.
– А с чего бы мне вдруг церемониться?
– Первый вопрос: ты бы согласился, чтобы я положила деньги на твой счет?
– Нет, вот этого не надо. На такое я никогда не соглашусь. Я, конечно, не богач, но и не бедствую.
– Я вовсе не собиралась помогать тебе или обижать. Мне просто нужен анонимный счет в банке.
– Но у меня все-таки есть своя гордость.
– Значит, я взялась за дело не с того конца.
– Анна-Элиана, пойми одну вещь: встречаются двое бывших товарищей по школе. Они идут ужинать в ресторан. Неужели нужно взять и разом все испортить разговорами о деньгах на банковских счетах?!
– Ладно, оставим это. Забудь. Второй вопрос: мне хочется купить у тебя заброшенный домик в саду, тот, что справа.
– Дом, увитый плющом?
– Да.
– Он тебе нужен?
– Да.
– Зачем?
– Я тебе скажу, зачем. Это будет мой Гумпендорф.
– Гумпен?… Это еще что за диковина?
– Гумпендорф. Старик Гайдн называл дом в Гумпендорфе, где он жил, своим приютом. Он говорил, что вся его душа – в этом приюте. Что он твердо знает: стоит ему войти туда, как его осенит вдохновение. И это правда: именно там, в этом домике, вблизи от Вены, он создал свои самые прекрасные произведения.
– Да возьми его просто так, Анна! Возьми, ради бога! Считай, что он твой. Мне вовсе не требуется его продавать, а тебе совсем не нужно его покупать, чтобы превратить в свой приют и писать там музыку!
– Послушай, Жорж, я хочу сказать тебе одну вещь. Только сначала поклянись, что сохранишь это в тайне.
Жорж торжественно поклялся.
Она предложила ему чокнуться, чтобы скрепить прозвучавшую клятву.
– Посмотри мне в глаза!
Официант поставил на стол рыбу с грибным гарниром и крупного пузатого голубя с бобами.
– Я собираюсь продать свой парижский дом.
– Господи спаси! И все это из-за…
– Только не надо комментариев!
– Я ничего не комментирую, но ты уверена, что не совершаешь глупость из-за того, что тебе, может быть, привиделось в переулке Шуази-ле-Руа, где растет старый лавр?
– Избавь меня от своих причитаний. Я не нуждаюсь ни в чужих причитаниях, ни в оценках. От тебя мне нужна лишь дружба да еще сохранение тайны.
– Ладно, только не нервничай.
– В общем, дело уже начато. Продажа состоится скоро. Супружеская пара из Брюсселя подпишет обязательство о покупке в субботу, седьмого февраля.
Он изумленно слушал ее и вдруг с испугом спросил:
– А Томас знает?
– Нет. Я хочу исчезнуть внезапно, раз и навсегда. Поэтому даже речи быть не может, чтобы он узнал. Никто из моих близких не подозревает о твоем существовании. Даже маме это неизвестно.
– Вернее, о моем появлении.
– Да. И вот в чем дело: я должна получить крупную сумму, но при этом хочу сохранить инкогнито.
– Погоди-ка! Значит, ты и меня тоже бросишь?
– Да.
– Анна, для меня это будет большое горе.
– Я вернусь.
– А как же твой новенький Гумпендорф?
– Позже. Я вернусь позже.
– Я вижу, ты сжигаешь за собой все мосты. Хочешь скрыть деньги. Может, ты и свое имя решила сменить?
– А почему бы и нет?!
– Ну вот, я был прав. Ты хуже чем сумасшедшая. Ведешь себя как героиня какой-нибудь сказки.
– Теперь ты понимаешь, Жорж, зачем мне нужно тайком пользоваться твоим банковским счетом?
– Теперь понимаю.
– Хорошо бы еще завести кредитную карточку на твой счет. Это возможно, Жорж?
Он помолчал. Отпил вино из бокала. Посмотрел на нее. И сказал:
– А разве нельзя просто объединить наши счета?
– Нет, иначе там будет фигурировать моя фамилия.
– Тебе нужна только моя доверенность?
– Да.
На следующий день они вместе отправились в Оссер, в отделение банка, где у Жоржа Роленже был счет. По субботам банк был открыт до шестнадцати часов. Заполнив и подписав все бумаги, Жорж поехал за продуктами, а она зашла в бюро путешествий, тут же, неподалеку от банка. Ей всегда хотелось пожить в Нью-Йорке, в маленькой студии. Но молодой человек за стойкой объяснил ей то, чего она не знала: европейцы больше не могут свободно посещать Соединенные Штаты. Авиакомпании всех стран Европейского сообщества услужливо поставляют в Вашингтон всю информацию о своих пассажирах.
Анна встретилась с Жоржем на Оссерской площади, чтобы вместе пообедать.
Он был очень мрачен. Хотя снова сидел за столом рядом с ней.
– Не успела ты появиться в моей жизни, как снова исчезаешь!
Она пожала плечами. Повторила ему то, что узнала от служащего турбюро.
Отныне человеку, решившему остаться в тени, уже недостаточно было одного этого желания.
Ради смеха они с Жоржем начали составлять список стран, где власти могли уследить за всеми перемещениями людей.
В первую очередь, не следовало иметь дела с американскими компаниями и со всеми другими, что были с ними связаны, в силу того, что парень из турбюро назвал «Passanger Name Record».
Кроме того, Жорж прочел в одном глянцевом журнале, что теперь есть служба, которая фиксирует местонахождение людей, звонящих по мобильнику.
– Значит, и мобильник исключается, – констатировал он.
– И e-mail тоже. С компьютером придется расстаться.
– И с самолетами вне шенгенской зоны, где евро не в ходу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18