Он не поленился достать ее с антресоли и, стряхнув пыль, швырнул на
свой письменный стол. Папка остро и неприятно пахла слежавшимися бумагами
и многолетней книжной плесенью, когда-то эти запахи будили его энтузиазм,
а теперь вызывали, пожалуй, лишь заурядное чувство брезгливости.
Работать уже не хотелось. К тому же пора было собираться в
"Андромеду".
Интересно, подумал он, наскоро побрившись и отмыв руки своим любимым
мылом. Неужели на земле есть люди, которые могут обойтись без кабака.
Этакие молодцы, способные трезвыми глазами смотреть на свою радость и на
свое горе, умеющие систематически работать без дозаправки. Наверное, им
можно позавидовать... А может быть и нет... Черт их знает.

Третья рюмка всегда была для Поля критической, он ждал ее с каким-то
детским любопытством, потому что ему самому было интересно, куда заведет
его подогретое алкоголем воображение. На этот раз он во всей полноте
прочувствовал, что живет неправильно.
Почему я так мало волнуюсь в последнее время? Неужели мои чувства
атрофировались? Боже мой, какая нелепая, непоправимая беда. Господи, как
это пошло и глупо - ничего не чувствовать, ни во что не верить... Молю
тебя, не допусти.
Он налил себе еще немного джина.
Я разучился быть естественным, я не способен больше на самое обычное
безрассудство. Неужели, сбылось детское проклятье? Все, все твердили -
подрастешь и будешь гоняться за лишним куском хлеба, позабыв о своих
претензиях и счастлив будешь, только когда урвешь кусок пожирнее. Совесть,
идеалы - все эти слова потеряют четкость, расплывутся под напором желаний,
легко поддающиеся любому толкованию.
Господи, мне уже сейчас хочется хапать, хапать, подгребать под себя.
Неужели я никогда ничего не захочу больше сделать без выгоды для себя? И
мой мозг, мое проклятье, будет стоять на страже моего благополучия, хотя
его никто не просил об этом.
Я не действую. Я статичен, как античный ночной горшок. Рассуждаю,
болтаю, часами что-то обмозговываю и не действую... И удивительное дело -
не хочу действовать. Более того, мне кажется, что это бездействие и делает
меня человеком. Парадокс? Ну почему, есть люди действия, есть люди
бездействия. Эволюция нуждается и в тех и в других. Неизвестно, в ком
больше. Ничего не поделаешь, это диалектика - единственное обоснование
пошлой и скучной философской категории, которую мы называем человеческой
жизнью. Не нами это заведено, не у нас и голова должна болеть, потому что
лично я именно в бездействии обретаю истинное величие. Я - молчаливое
большинство!
Впрочем, эта болтовня бессмысленна - а не действую я по той простой
причине, что никому мои действия не нужны. Мне негде применить свои силы,
и это, пожалуй, очень обидно. Что бы я ни сделал, все принадлежит Великому
Уравнителю - мусорной корзине. А если, мне удастся сделать что-нибудь
по-настоящему большое, что не влезет ни в одну мусорную корзину, тогда,
конечно, придется повозиться, подыскивая для моего творения местечко прямо
на свалке.
Но и это только самообольщение для поддержания самомнения и душевного
равновесия. Мол, силы некуда применить, а то бы я вам показал, как надо
работать, творить, полностью отдаваясь и так далее. Красивая поза
незаслуженно обиженного человека, этакого героического в своем роде
мученика (неужели пробьюсь!). Вот если бы, то тогда, конечно, я бы смог...
Примерно так я всем и говорю, когда спрашивают. Жаль только, что с
некоторых пор и сам-то в эту ахинею не верю. Меня перестали подогревать
длинные периоды из цикла "я самый великий". Я - то, что я есть, ни на что
большее не способен и не хочу быть способным...
Из темноты вновь появился Федор. Он был потный, возбужденный и
красивый.
- Держи, - он протянул Полю бутылку. - Но пока не открывай. Здесь
одна девочка с трудом сдерживает в себе желание познакомиться с тобой... Я
сказал, что после Конгрива ты на втором месте. Это, по-моему, ее здорово
распалило, хотя сомневаюсь, что она знает, кто такой старина Билли.
- Как, впрочем, и ты сам. За всю жизнь ты не прочитал ни одной пьесы.
- Пускай так... Вот ты нам и расскажешь, чем же хорош старик Уильям,
и почему ты его еще не сделал.
- Не надо девочки. У нас есть более важная тема для разговора.
- Мой долг, долг твоего товарища, доставить ее сюда.
- Я сказал - нет.
- Напрасно. Не одобряю... Спорить не буду - дело твое, но не одобряю.
Замечательная девочка, надо сказать, благовоспитанная, из хорошей семьи.
Ее папа на кондитерской фабрике не последний человек, скажу больше -
первый! Что с того, что она считает дружище Конга составителем комиксов
для воскресного приложения к "Спортивному листку"? Разве у нас нет
недостатков? Посмотри на себя! Ну и рожа!
- Иди к черту!
- Ухожу, ухожу, - обиделся Федор, но за столиком остался, продолжая
что-то говорить про себя, обиженно размахивая длинными руками.
В "Андромеде" было сумрачно и прохладно, как всегда, как на болоте.
Непонятно отчего хорошо думалось. Поль уже и забывать стал, когда ему
хорошо думалось в последний раз. Давно, давно, давно, давно, давно... Вот
и получается, что болото - отличнейшая вещь! Как жаль, что за
повседневными заботами забываешь о совершенно необходимых вещах, без
которых того и гляди - загнешься. Например, болото. Почему я издеваюсь над
собой, просиживая штаны вместе с этими идиотами на вонючих фешенебельных
курортах? Что там хорошего? Вечно пьяный, потный, по горло в грязи!
Уверен, что на болоте все было бы по-другому. Например, я где-то слышал,
что болотный воздух полезен для здоровья, подлечусь. заберусь в глухую
лесную сторожку. Может быть, наконец-то, удастся пожить в свое
удовольствие. Бродить буду один, и чтобы вода была слышна при каждом шаге,
и чтобы почувствовать свои мускулы, и чтобы землю твердую нащупывать с
трудом и верить только в себя... А еще - тяжелый рюкзак за плечи, и каждые
два часа - глоток джина, как лекарство. Может быть и удастся избавиться от
проклятого тумана в башке.
Значит, прав был таксист, жизнь действительно зародилась в болоте, и
люди произошли вовсе не от обезьян, а от добрых зеленых лягушек. Жаль, что
они порастеряли большинство своих достоинств, доверчиво связавшись с
эволюцией. Ходят теперь на задних лапках. Перед кем, спрашивается?
Только скучно там будет, на болоте, девочек ведь днем с огнем не
найдешь.
- Скучно, - сказал Федор и плеснул себе и Полю джина. - Проклятые
порошки! Это из-за них моя жизнь не удалась! Не для меня это, вот что я
думаю. Чем больше стараюсь, тем хуже выходит, разве я виноват, что у меня
их организм не держит! А шеф требует - никакого тебе, говорит, продвижения
по службе не будет, если отказываешься. Как будто я не понимаю! Только не
могу я - не могу.
Он замолчал, потом расплылся в улыбке и попросил:
- Расскажи мне что-нибудь?
- Что же мне тебе рассказать?
- Что-нибудь. Чем ты сейчас занимаешься?
- Пью с тобой в "Андромеде".
- Нет.. Что ты сейчас пишешь?
- Рекламы для телевидения.
- Опять не так. Что ты пишешь серьезное?
- Серьезное? Зачем?
- Перестань крутить! Запираться бессмысленно, а скрывать что-нибудь
от друга грешно.
- Ты веришь в бога?
- Я? Нет, конечно, это я так, к слову пришлось. А бога нет.
- А вот это ты напрасно. Наш Создатель проделал большую
организационную работу, и недооценивать его просто глупо. Другое дело, что
его моральные критерии несколько отличаются от наших, так что инакомыслие
ему, пожалуй, пришить можно, но разве это повод, чтобы отрицать его
существование?
- Ты что это? В бога, что ли, веришь?
- Понимаешь, верить и не верить - вещи одного порядка.
- Однако...
- Верю я или не верю - дело моей совести и касается только меня.
Пожалуй, я скоро займусь организацией самой реакционной и самой
консервативной и догматической секты в истории человечества, если,
конечно, это не будет слишком скучно и утомительно.
- Ты это серьезно?
- Как никогда. Разве я не говорил, что у меня было Видение, и
Господин Агнец раскрыл мне планы нашего Вседержателя относительно
человеков, а заодно и смысл его, Господа нашего, существования?
- Так я тебе и поверил!
- Создатель наш не настолько глуп, чтобы рассчитывать на веру
людишек, поэтому Агнец привел мне соответствующие доказательства,
удостоверяющие истинность Видения.
- Вот как? Ну-ка, ну-ка!
- А стоит ли? Ведь сказано: не мечите бисера перед свиньями, чтобы
они не попрали его ногами и, обратившись, не растерзали вас.
- А вот хамить бы не надо.
- Ладно... Слушай дальше...
- Иисус Христос, оказывается, писатель. Не знаю, прилетел ли он к нам
на тарелке и, увидев всеобщий развал, принялся собирать материал о самом
бестолковом мире во Вселенной, может быть, мы куклы, с помощью которых он
моделирует интересующие его эпизоды, а может быть, то, что мы называем
жизнью, всего лишь более или менее удачные страницы многотомной эпопеи
убогого калеки и наркомана, реализованные в каком-нибудь пространстве
литературного бытия.
- Не получается у тебя сегодня, - перебил его Федор. - Скучно.
- Правильно. Истина всегда скучна. Нет тайны, нет и
привлекательности. Аксиома.
- Так уж сразу и истина! Почему?
Поль на минуту задумался.
- Во-первых, мне это нравится. Во-вторых, разве это не разрешает
самый мучительный в истории человечества вопрос - почему Богу так
откровенно наплевать на людей? Подумай сам, что делать писателю, если все
его герои честны, добры, счастливы, обеспечены? В этом все дело.
- Обидно как-то, ты не находишь?
- Почитай библию, славно написано, надо сказать. Там доказательств
навалом. Разве не сказал Иисус: "Не хлебом единым будет жить человек, но
всяким словом, исходящим из уст моих"?
- Но почему писатель? - упорствовал Федор. - Человек пришел, устроил
цирк, костюмированный утренник, как ты любишь говорить, и при этом,
кстати, не написал ни единой строчки. С тем же основанием его можно
считать рок-певцом!
- "Потому говорю людям притчами, что они видя не видят, и слыша не
слышат, и не разумеют..." Балда, разве не ему мы обязаны появлению библии,
величайшей в истории человечества книги!
- Но не он же ее написал!
- Идиот, что же по-твоему, если я напечатаю на машинке что-нибудь
антиконституционное - ее поволокут в каталажку?
Поль раскраснелся, его голос, обычно тихий, набрал силу и гремел
теперь на весь зал:
- "За всякое слово, которое скажут люди, дадут они ответ в день суда:
ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься.."
Федор засмеялся:
- Это уже не писатель. Критик.
- Не перебивай. "Если кто скажет слово на Сына Человеческого (то
есть, писателя), простится ему, если же кто скажет на Духа Святого
(понимай, как творчество, вдохновение), не простится ему ни в семь веков,
ни в будущем.
- Ты что это - всерьез?
- Простите, пожалуйста, - к столику подошел высокий парень в джинсах
и грязном мятом свитере. - Я совершенно случайно оказался свидетелем
вашего разговора...
- И что тебе надо? - резко спросил Федор.
- Хотелось бы спросить у вас...
- Кто ты такой?
- Меня зовут Володя.
- Что же вы хотели спросить? - поспешил вмешаться Поль, которому
совсем не понравилось поведение Федора, было в нем что-то от городового.
Представьте себе - вы знакомы с человеком лет пятнадцать, считаете его
своим близким другом, и вдруг замечаете в нем что-то от городового.
Неприятно.
- Интересно вы придумали, - сказал Володя, обращаясь уже только к
Полю. - Иисус Христос писатель, это мне понравилось. Очень многое стало
понятнее. - Володя засмеялся. - Я себе чуть голову не сломал над сходной
проблемой. И вдруг оказывается, что все так просто и изящно. Вы и
представить себе не можете, как я вам благодарен!
Поль обиделся. Я не способен даже на безответственный треп, подумал
он с огорчением. Какую бы ахинею я не нес, всегда найдется идиот, который
поверит каждому слову. Впрочем, идиоты всегда были и всегда будут, к этому
следует просто привыкнуть.
- Знаете, Володя. Никогда и никому не верьте на слово. Советую. Очень
помогает в жизни.
- Согласен и с этим. Конечно, вера и неверие - вещи одного порядка,
но лично мне больше нравится верить, по-моему, это как-то человечнее.
Володя огляделся по по сторонам и добавил шепотом:
- Я провел ряд экспериментов. Получается, что Он есть с вероятностью
73 процента.
Поль не нашел, что сказать на такое заявление, только подумал:
"Точно... псих!". Нужно было найти добрые и теплые слова, но ничего
путного в голову не приходило. Помог Федор, притащивший откуда-то чистую
рюмку.
- Давай выпьем, раз пришел, - сказал он, разливая.
И в этот момент где-то совсем рядом раздалась автоматная очередь. Вот
и все, подумал Поль. Многоточие...
- Стреляют, - сказал он. - Пойдем посмотрим?
- Зачем это? - спросил Федор.
- Просто так.
- Без нас разберутся. Поль все-таки поднялся, его отшатнуло, но он
собрался и, довольно твердо ступая, пошел к выходу.
- Постой, - крикнул ему вслед Федор. - Не ходи!
Конечно.. Стану я тебя слушать, подумал Поль. Он предчувствовал
веселое приключение и теперь не смог бы повернуть назад, даже если бы
захотел. Ноги сами собой несли его вперед.
- Сказано тебе - не ходи, значит - не ходи!
- Почему? - поинтересовался Поль.
- Почему-почему, сядь на место и не встревай.
- Стану я тебя слушать, дожидайся!
Вот паразит! - неприязненно подумал Поль. Ведет себя как городовой. И
где только обучился этой премудрости, всегда такой обходительный был,
вежливый. И вдруг - выпытывает, одергивает. Надо бы ему объяснить, что это
нехорошо, если сам не понимает, да только неохота связываться. Этого еще
мне не хватало - жандармов манерам обучать! Обойдется, паразит!
Впрочем, разбираться в психологической мотивировке поступков Полю не
хотелось. Где-то рядом бродили настоящие живые террористы. И это
действовало на него, как валерьяновые капли на мартовского кота.
Хорошо бы сейчас поговорить с Николенькой, подумал он, удивив этим
самого себя. Эко хватил. Уж если отдел по борьбе с терроризмом сбился с
ног, разыскивая его, то мне и подавно не найти. Но случаются же в жизни
нашей неожиданности! Хорошо бы поговорить с ним, не обязательно о
подполье. Не в подполье, в принципе, дело. Человек знает, ради чего он
живет на свете. Просто дух захватывает! Не хочется думать, что это просто
очередной приступ фанатизма. Поговорить бы. Вдруг и я что-нибудь пойму. И
Володю надо взять с собой. Вот кому полезно узнать, для чего люди живут на
свете. Сразу бы дурь из головы выскочила.
Но Володя куда-то запропастился, струсил, наверное. Поль плюнул и
пошел один.

Стреляли, видимо, в небольшом скверике напротив "Андромеды". Там уже
собралась толпа. Нехорошая толпа, молчаливая и угрюмая. Поль, которого
охватило знакомое чувство нетерпения перед встречей с тайной, врезался в
нее, пробился вперед, почти не встречая сопротивления, и тотчас
почувствовал, что превращается в кусок льда. В неподвижный кусок льда
номер 9, потому что прямо перед ним ничком лежала мертвая девушка.
Просто еще одна смерть.
Санитары в белых халатах.
Выпученные и пустые глаза любопытных.
Полицейские.
Сведенные судорогой скулы.
От этого не уйдешь.
Перед смертью все равны.
Кто-то потянул его за рукав.
Он повернулся. Федор.
- Ну, посмотрел? Пойдем.
- Нет.
- Почему?
- Не скажу.
Смотреть на девочку было страшно. А не смотреть на нее он не мог, не
имел права. Поль почувствовал, что сейчас умрет.
- Я тебя очень прошу, пойдем отсюда. Нам здесь нельзя.
- Ты иди, а я еще побуду. До свиданья.
- Я не могу тебя оставить.
- Не оставляй.
- У нас есть еще немного времени. Еще можно успеть.
- Я остаюсь, - сказал Поль. Больше он Федора не слушал.
Он смотрел, как ловко занимаются своим делом парни в светлых плащах.
Осмотр трупа. Осмотр места происшествия. Опрос свидетелей. Привычная
работа, доведенная до совершенства, до автоматизма.
Один из них достал рулетку и начал что-то измерять, переговариваясь с
напарником.
- Три метра. Запиши.
- От скамейки?
- Да.
- Никогда бы не поверил, что своими глазами увижу такую важную птицу!
- Кинозвезда, что ли?
- Сам ты - кинозвезда! Это же Патриция Парк, собственной персоной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10