Многие годы у меня был свой столик на этом мероприятии. На обратной стороне приглашения Ви нацарапала: «Теперь у меня свой столик. Ты будешь гостем».
Я положила приглашение на стол в кабинете. Для меня такая ситуация была в новинку, и я ощутила прилив волнения и нервный укол в глубине живота; пожалуй, даже любопытно посмотреть, что произойдет и как я отреагирую. Признаю, в последние несколько недель я не очень-то задумывалась о своей карьере; этот мир от меня отдалился. Словно по сигналу зазвонил телефон.
– Никаких отговорок, – отрезала Ви. – Понимаю, я предупредила в последнюю минуту, но ты обязана прийти. И еще, Роуз: сходи к парикмахеру.
Готовясь к вечеру, я гордилась собой. Ни минуты не колеблясь достала из шкафа черное платье без рукавов и выбрала невероятно стильные туфли, купленные в Париже. Нанесла крем-пудру, серые тени, обвела губы алым контуром и закрасила его помадой.
– Вот так, – обратилась я к своему творению в зеркале, – неплохо. – Я положила руку на живот: он оказался приятно плоским. Губы сияли, платье обволакивало бедра, стопы изогнулись на высоких каблуках. В довершение образа я вытряхнула на кровать содержимое сумки, выбросила скомканные бумажные платки, очистила щетку для волос и положила ее, помаду и ключи в оригинальную сумочку в форме цветочного горшка.
Когда я приехала в отель, толпа мужчин и женщин, одетых преимущественно в черное, двинулась к комнате, где подавали напитки. Какая-то странная девушка ощупала мою сумку. «Все в порядке», – сказала она.
Кто-то произнес: «Привет, Роуз. Давно не виделись… давай не теряться…» – и прошел мимо.
Из толпы появилась Ви в больших броских серьгах и помахала мне рукой.
– Выглядишь потрясающе. Ни капли не похожа на брошенную жену. Внимание, – она повысила голос. – Это Роуз.
Меня представили уважаемому театральному критику, автору книги «Будущее театра», которая пользовалась большим вниманием; мужчине, с ног до головы затянутому в кожу, и писательнице сердитого вида, на которой была пышная юбка, широкий пояс и водопад ожерелий. Театральный критик переключился на Кожаного Человека, и мне пришлось общаться с романисткой, которая писала под псевдонимом Анжелика Браун.
– Я слышала, у вас только что вышел новый роман?
Она рассердилась еще сильнее.
– Он хорошо продается, и я очень им горжусь, разве что… Я получила плохие рецензии. Критики, знаете ли.
– Я все знаю о критиках.
Нервная, как и все писатели, она продолжала:
– Мой роман – об ошибках природы. У юных девушек полно эстрогена и окситоцина – гормонов, которые нужны для деторождения. У молодых людей через край тестостерона, который толкает их на подвиги. В среднем возрасте, когда уровень тестостерона у мужчин начинает падать, женский организм прекращает вырабатывать эстроген и начинает производить тестостерон – тут-то женщины и пускаются во все тяжкие, а мужчины довольствуются игрой в гольф и соревнованиями лучшую лужайку. Говоря языком литературы, самый подходящий сюжет для трагедии.
– Пожалуй, вы правы. Неужели мужчина и женщина никогда не достигают баланса?
Она нетерпеливо пожала плечами:
– В том-то и дело.
– Анжелика, – Ви проводила ее в просторный обеденный зал с вращающимися стеклянными шарами на потолке, – вопросы пола устарели. Вышли из моды. Мы больше об этом не задумываемся.
Меня посадили между театральным критиком, которого звали Лоуренс, и Кожаным Человеком, типографом из Эссекса, который наклонился и развернул мою салфетку.
– Надо налечь на вино, – с воодушевлением произнес он.
Я прекрасно ладила с Лоуренсом, который оказался приятным, остроумным собеседником, пока не сделала ошибку и не посмотрела на соседний столик. Там спиной ко мне сидел Натан. Через стул от него, в профиль ко мне, восседала Минти. За их столиком сидели одни начальники из «Вистемакс Груп» с женами, в том числе и Таймон, и Идеальная Жена Кэролин Шейкер, и несколько известных писателей со спутницами. На их фоне Минти выглядела белой вороной. Она надела тускло-зеленое платье с глубоким вырезом, которое ей не шло. Ее участие в беседе было минимальным.
Ви корчила мне отчаянные рожи через стол – извини, извини, шептала она.
Как ни странно, больше всего меня расстроило то, что Натан не догадывался о моем присутствии. Вернулся страх, будто я растворяюсь и становлюсь невидимкой, сливаюсь со стенами и ковром. Снова прозвучал вопрос: кто такая Роуз?
Я с усилием вспомнила парижанку из зеркала – интересную, изысканно одетую, которой было что сказать, которая справилась и с материнством, и с карьерой, и с ведением домашнего очага, которая любила мужа, детей, еду, вино, море… свой сад. Постепенно паника исчезла, и мне стало легче дышать. Я опустила глаза и обнаружила, что расщепила булочку на шарики и разложила их орнаментом: маленькие в середине, а большие – в кружок по краю тарелки.
Притворившись, будто слушаю обличительную речь Лоуренса против современного театра – слишком дорогой, никакой изобретательности, посредственный, – я стала следить за Натаном. Он казался каким-то другим. Держался более свободно и не так зажато. Он уже не соответствовал шаблону, который создал вокруг себя, когда его повысили до заместителя редактора. Мимо столика прошел его коллега, поздоровался, и Натан ответил непринужденно и обаятельно. Он улыбался легко и удовлетворенно.
Мое дыхание участилось: он стал таким после того, как ушел от меня.
Минти порыскала в сумочке и подкрасила губы; ее рот был похож на кровавую рану под раскосыми глазами. Кэролин поднесла к губам бокал и кивнула мне в знак солидарности. Принесли говядину: она оказалась слишком жесткой и жилистой. Я почти не притронулась к ней.
– Вы не голодны? – поинтересовался Кожаный Человек. Я с облегчением обернулась и заговорила с ним.
Выступления я почти не слушала. Погас свет, вспыхнули стеклянные шары. Наконец зрители захлопали в последний раз, и вечер подошел к концу. Кто-то дотронулся до моего плеча.
– Привет, Роуз, я тебя искал. – Это был Монти Чэвет. – Ты похожа на прекрасный цветок. Можно поставить тебя в мою вазу?
Он провел меня через толпу и похлопал по спине какого-то мужчину. Тот обернулся.
– Привет, Монти, – это был Таймон; само дружелюбие, пока он не увидел меня.
– Послушай, Таймон, – Монти повысил голос, а он у него и так был громовой. – Ты сделал ошибку, вышвырнув эту девочку. Она была лучшей в городе. Может, передумаешь? – Меня тронуло его рыцарство.
Таймон не растерялся:
– Роуз прекрасно поработала, не так ли? Я рад, что ты ценишь ее так же, как мы. – Он обнял Монти за плечи. – Маленькая птичка начирикала, что осенью у тебя выходит книга. Мы обязательно должны на нее взглянуть. Пришли мне экземпляр.
Монти был трогателен в своем искреннем желании заступиться за меня, но все же он был обречен.
– Конечно. – Он пожал плечами, и я улыбнулась: без обид.
Таймон увел Монти.
– Хочу тебя кое с кем познакомить.
Кто-то вежливо дотронулся до моего локтя.
– Здравствуйте, – проговорил Нил Скиннер, тот самый замминистра. – Я надеялся увидеть вас здесь. – Вид у него был чуть менее подавленный, чем в феврале, во время нашей прошлой встречи. – Ходят слухи, что в ходе следующей перестановки меня переведут в министерство культуры, так что я обманом заполучил приглашение на этот вечер. – Он смерил меня одобрительным взглядом, и меня это сильно позабавило.
– После самоубийства Флоры Мэддер я много думала о нашем разговоре, – призналась я.
Нил нахмурился:
– Да, просто чудовищно. Разумеется, ни для кого не было секретом, что она страдала маниакально-депрессивным психозом и давно грозилась покончить с собой. Чарлз пытался поддерживать видимость нормального брака и мучился от страха, что она убьет себя… это был всего лишь вопрос времени.
– Как жаль. – Я задумалась. Какая же я дурочка, как я могла забыть, что пресса освещает лишь внешнюю сторону событий. – И все же газеты должны понести ответственность.
Он снова коснулся моей руки.
– До сих пор занимаетесь этим грязным бизнесом?
– Меня уволили, но я буду искать работу.
– Не теряйтесь, ладно? – Я с удовольствием пообещала держать связь.
По дороге в гардероб я заметила Минти. Она пыталась не свалиться с лестницы в обтягивающем платье и на неудобных каблуках и одновременно поддерживать разговор с Питером Шейкером. Она двигалась как робот.
Наверху лестницы она обернулась. Ее глаза округлились, и меня охватила… не знаю… вспышка паники и злобы. Что бы Минти ни надеялась увидеть, ее ожидания не оправдались.
Прошла минута, и я опять узнала прежнюю Минти. Она наклонилась к Питеру, коснулась его руки, и он стал слушать ее с удвоенным вниманием. Во мне всколыхнулась горечь, резкая, едкая, и я попыталась ее унять. Дело не в том, что жизнь оказалась несправедливой – все было не так просто. Жизнь всегда была несправедливой, всегда была зыбучим песком. Просто я еще не смирилась с уходом Натана, я еще не до конца обрела контроль над собой.
– Роуз… – Голос был одновременно знакомым и незнакомым. Я обернулась. – Роуз, ведь это ты?
Глава 17
– Хэл!
– Значит, Роуз. Я не был уверен.
Его волосы были длиннее, чем на фотографии в книге, и аккуратнее причесаны, но так же выбелены солнцем. К тому же за три года знакомства я ни разу не видела Хэла в воротничке-стойке и фраке. Он был похож на процветающего кинопродюсера.
Толпа уходящих гостей омывала нас, как Красное море. Я стояла лицом к лицу с человеком, которого когда-то любила больше всего на земле, и время перевернулось. Я перенеслась в жаркую, душную спальню отеля в Кецеле, где лежа на кровати и желая его всем сердцем, я сказала, что выбрала для себя другую жизнь.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я. Идиотский вопрос. Ошеломленный не меньше моего, Хэл ответил:
– Я писатель.
Ко мне вернулась способность мыслить.
– Конечно, твои книги пользуются большим успехом.
Повисла неловкая тишина; мы ломали голову, что сказать дальше.
Как обычно, Хэл взял все в свои руки.
– У тебя есть минутка? Пойдем выпьем. – Не дожидаясь ответа, он взял меня под локоть, и мы вернулись в обеденный зал. Хэл выпросил два бокала бренди у насупившегося официанта, которому хотелось пойти домой.
Его прежняя уверенность никуда не исчезла, как и торопливые, решительные жесты – нетерпеливость и обаяние. Он протянул мне бокал.
– Читал твою рецензию на «Тысячу оливковых деревьев». Спасибо тебе.
Мы сели за пустой столик. Официанты устало сновали от одного столика к другому, разбирая нагромождение бокалов, скомканных салфеток, недоеденных булочек и ведер для льда.
Хэл улыбнулся:
– Хотел бы возобновить наше знакомство… если можно так сказать.
– Лучше скажи «начать».
– Да, начать, – согласился Хэл. – Мы так давно не виделись. – Он пристально посмотрел на меня. – Внешне ты почти не изменилась.
– Ты тоже. – Отчасти я врала: вблизи он казался старше, на подбородке появился незнакомый мне шрам. Я сказала как можно спокойнее: – Я знаю, что дела у тебя идут хорошо. Ты стал одним из самых знаменитых писателей-путешественников своего поколения.
– Все так говорят.
Он выглядел хорошо: стройный, подтянутый, и казался довольным. Испортился ли его характер? Этого я понять пока не могла, но мои мысли меня удивили: характер интересовал меня куда больше, чем то, способна ли его красота по-прежнему вскружить мне голову. Когда мы только познакомились, моральные качества Хэла не были для меня на первом месте. Двадцать пять лет могут пролететь мгновенно, как щелчок пальцев, но за это время человек сильно меняется, и мне хотелось узнать, каким он стал.
Хэл повел плечами:
– У меня было предчувствие, что мы встретимся. – Тягучий акцент стал менее отчетливым, чем раньше. – Хотя нет, это неправда. Я спросил своего агента, будешь ли ты здесь.
– У тебя рекламный тур?
Хэл долго смотрел на меня.
– Я поселился в Британии, – ответил он. – После женитьбы. Аманда терпела меня как могла, потом все же выгнала, но я все равно остался здесь. Привык жить на острове. – Он постучал по кончику носа. – Честно говоря, лучше уж быть большой рыбой в маленьком пруду, чем наоборот. Я добился того, чего хотел: жил той жизнью, которая меня устраивала. А ты?
Руки у меня стали холодными. Я выбрала столь же бесстрастный и, как мне казалось, нейтральный тон.
– Я сейчас ищу работу.
– И?
Изворачиваться не было смысла.
– К сожалению, мы с мужем недавно разошлись. Он решил уйти к другой. Сейчас я привыкаю к новой ситуации, а там будет видно.
Хэл изучал содержимое бокала.
– Но ты не жалеешь?
Это был опасный вопрос, но лучше ответить на него и покончить с этой темой.
– Нет, что ты, я ни о чем не жалею.
– Ну и прекрасно, – произнес Хэл.
Я направила разговор в более безопасное русло:
– Где ты в последнее время побывал?
– Я следил за тем, как копают колодцы в Намибии. Там острая нехватка воды и нет финансирования. – Он потрогал пальцем бокал. – В ближайшее время планирую вернуться на территорию племени яномами. Помнишь?
Я похолодела.
– Еще бы.
Он наклонился, и наши лица почти соприкоснулись.
– Одна мысль не давала мне покоя. Скажи, Роуз, у тебя есть дети?
– Двое. Сын и дочка. А у тебя?
– Нет, и я так и не понял, рад я этому или нет.
Последовала задумчивая тишина, и я перебрала множество возможных ответов. И снова остановилась на наиболее нейтральном.
– У тебя были другие дела, Хэл. – Этот разговор меня больше не смущал, и мне стало очень любопытно. – Расскажи об оливковой ферме в Италии.
Он откинулся в кресле.
– Дом пока похож на помойку, но территория замечательная. За деревьями нужно ухаживать, и я собираюсь этим заняться. – Хэл сделал глоток бренди. – Второй вопрос: та оливковая веточка прижилась?
– Да. Она растет в моем саду.
Наши взгляды пересеклись, и между нами возникли призраки юного Хэла и юной Роуз, настойчиво требуя воссоединения. Мимо прошел официант со стопкой скатертей под мышкой, и я перевела внимание на него.
– Как-то странно вести с тобой светские беседы, – наконец проговорила я.
– Ладно. Давай поговорим серьезно. Я часто думал…
– Не надо. – Мой взгляд упал на левую руку и палец без кольца.
Хэл уловил цепочку моих мыслей.
– Ты не должна переживать. – Его тон был милым, обезоруживающим, так хорошо знакомым. – Я вот не переживал. Это не очень хорошее занятие.
Это было так похоже на Хэла, что я рассмеялась:
– Я знала, что ты не станешь переживать. Знала, что ты будешь рад; так и случилось. Ты был свободный человек, ты мог поступать как хочешь.
– И да и нет. – Он положил руку на мое обнаженное плечо; кожа под его пальцами покрылась мурашками. – Я вовсе не говорю, что не переживал, Роуз. Но ты показала мне, что тебе необходимо двигаться дальше. Наступает момент, когда понимаешь, что перерастаешь события. Какие-то ситуации перестают тебя устраивать. Такое бывает. Разумеется, мне неизвестны обстоятельства, но ты не должна наказывать себя. – Он изучил остаток бренди на дне бокала. – Если сможешь, воспринимай это как новый шанс.
У Хэла всегда все было так легко, и я почувствовала себя до нелепости беззаботной.
– Ты ни капли не изменился. Мой муж ушел от меня к молоденькой девчонке, какой уж тут новый шанс? – Я поставила стакан на стол и заметила, что он почти пуст. – Так можно говорить через много лет, когда все уже в прошлом, все уже умерло. Но Мазарин – помнишь ее? – Мазарин бы с тобой согласилась.
– Значит, по-твоему, слишком расчетливо рассматривать ситуацию с такой точки зрения?
– Пожалуй.
– Но уходя от меня, ты тоже руководствовалась холодным расчетом. – Он говорил ровно, без злобы.
– Нет, Хэл. – Я подняла глаза. – Тогда мне казалось, что я действую из лучших побуждений.
Он погладил ножку бокала.
– Мне жаль, что тебе пришлось нелегко. – Хэл ласково улыбнулся. – Если бы твой муж ушел к твоей ровеснице, а не к молоденькой, тебе было бы легче?
– Не знаю. Возможно. Полезно, когда есть кто-то, кого можно ненавидеть, а если бы она была милой бедной вдовушкой, я, пожалуй, испытывала бы другие чувства. – Я разгладила подол платья на коленях. – Сейчас, когда первоначальный шок прошел, я все время думаю обо всякой ерунде: как мы будем делить фарфор, – кому достанутся резиновые сапоги. У нас их целая куча. – Я прекрасно понимала, что уклоняюсь от темы разговора. – Между прочим, та женщина, Минти, была моей ассистенткой и подругой, и заодно она украла и мою работу.
Он поднял бровь.
– Продолжай. Интересная у нас получается светская беседа.
Я сделала последний живительный глоток бренди.
– Сначала я потеряла Натана, что само по себе плохо. Потом будто кто-то взмахнул волшебной палочкой, и я превратилась в невидимку. Я была замужней женщиной, у меня была устроенная жизнь и все прочее, и вдруг я словно стала расплывчатой фигурой на заднем плане картины или фотографии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Я положила приглашение на стол в кабинете. Для меня такая ситуация была в новинку, и я ощутила прилив волнения и нервный укол в глубине живота; пожалуй, даже любопытно посмотреть, что произойдет и как я отреагирую. Признаю, в последние несколько недель я не очень-то задумывалась о своей карьере; этот мир от меня отдалился. Словно по сигналу зазвонил телефон.
– Никаких отговорок, – отрезала Ви. – Понимаю, я предупредила в последнюю минуту, но ты обязана прийти. И еще, Роуз: сходи к парикмахеру.
Готовясь к вечеру, я гордилась собой. Ни минуты не колеблясь достала из шкафа черное платье без рукавов и выбрала невероятно стильные туфли, купленные в Париже. Нанесла крем-пудру, серые тени, обвела губы алым контуром и закрасила его помадой.
– Вот так, – обратилась я к своему творению в зеркале, – неплохо. – Я положила руку на живот: он оказался приятно плоским. Губы сияли, платье обволакивало бедра, стопы изогнулись на высоких каблуках. В довершение образа я вытряхнула на кровать содержимое сумки, выбросила скомканные бумажные платки, очистила щетку для волос и положила ее, помаду и ключи в оригинальную сумочку в форме цветочного горшка.
Когда я приехала в отель, толпа мужчин и женщин, одетых преимущественно в черное, двинулась к комнате, где подавали напитки. Какая-то странная девушка ощупала мою сумку. «Все в порядке», – сказала она.
Кто-то произнес: «Привет, Роуз. Давно не виделись… давай не теряться…» – и прошел мимо.
Из толпы появилась Ви в больших броских серьгах и помахала мне рукой.
– Выглядишь потрясающе. Ни капли не похожа на брошенную жену. Внимание, – она повысила голос. – Это Роуз.
Меня представили уважаемому театральному критику, автору книги «Будущее театра», которая пользовалась большим вниманием; мужчине, с ног до головы затянутому в кожу, и писательнице сердитого вида, на которой была пышная юбка, широкий пояс и водопад ожерелий. Театральный критик переключился на Кожаного Человека, и мне пришлось общаться с романисткой, которая писала под псевдонимом Анжелика Браун.
– Я слышала, у вас только что вышел новый роман?
Она рассердилась еще сильнее.
– Он хорошо продается, и я очень им горжусь, разве что… Я получила плохие рецензии. Критики, знаете ли.
– Я все знаю о критиках.
Нервная, как и все писатели, она продолжала:
– Мой роман – об ошибках природы. У юных девушек полно эстрогена и окситоцина – гормонов, которые нужны для деторождения. У молодых людей через край тестостерона, который толкает их на подвиги. В среднем возрасте, когда уровень тестостерона у мужчин начинает падать, женский организм прекращает вырабатывать эстроген и начинает производить тестостерон – тут-то женщины и пускаются во все тяжкие, а мужчины довольствуются игрой в гольф и соревнованиями лучшую лужайку. Говоря языком литературы, самый подходящий сюжет для трагедии.
– Пожалуй, вы правы. Неужели мужчина и женщина никогда не достигают баланса?
Она нетерпеливо пожала плечами:
– В том-то и дело.
– Анжелика, – Ви проводила ее в просторный обеденный зал с вращающимися стеклянными шарами на потолке, – вопросы пола устарели. Вышли из моды. Мы больше об этом не задумываемся.
Меня посадили между театральным критиком, которого звали Лоуренс, и Кожаным Человеком, типографом из Эссекса, который наклонился и развернул мою салфетку.
– Надо налечь на вино, – с воодушевлением произнес он.
Я прекрасно ладила с Лоуренсом, который оказался приятным, остроумным собеседником, пока не сделала ошибку и не посмотрела на соседний столик. Там спиной ко мне сидел Натан. Через стул от него, в профиль ко мне, восседала Минти. За их столиком сидели одни начальники из «Вистемакс Груп» с женами, в том числе и Таймон, и Идеальная Жена Кэролин Шейкер, и несколько известных писателей со спутницами. На их фоне Минти выглядела белой вороной. Она надела тускло-зеленое платье с глубоким вырезом, которое ей не шло. Ее участие в беседе было минимальным.
Ви корчила мне отчаянные рожи через стол – извини, извини, шептала она.
Как ни странно, больше всего меня расстроило то, что Натан не догадывался о моем присутствии. Вернулся страх, будто я растворяюсь и становлюсь невидимкой, сливаюсь со стенами и ковром. Снова прозвучал вопрос: кто такая Роуз?
Я с усилием вспомнила парижанку из зеркала – интересную, изысканно одетую, которой было что сказать, которая справилась и с материнством, и с карьерой, и с ведением домашнего очага, которая любила мужа, детей, еду, вино, море… свой сад. Постепенно паника исчезла, и мне стало легче дышать. Я опустила глаза и обнаружила, что расщепила булочку на шарики и разложила их орнаментом: маленькие в середине, а большие – в кружок по краю тарелки.
Притворившись, будто слушаю обличительную речь Лоуренса против современного театра – слишком дорогой, никакой изобретательности, посредственный, – я стала следить за Натаном. Он казался каким-то другим. Держался более свободно и не так зажато. Он уже не соответствовал шаблону, который создал вокруг себя, когда его повысили до заместителя редактора. Мимо столика прошел его коллега, поздоровался, и Натан ответил непринужденно и обаятельно. Он улыбался легко и удовлетворенно.
Мое дыхание участилось: он стал таким после того, как ушел от меня.
Минти порыскала в сумочке и подкрасила губы; ее рот был похож на кровавую рану под раскосыми глазами. Кэролин поднесла к губам бокал и кивнула мне в знак солидарности. Принесли говядину: она оказалась слишком жесткой и жилистой. Я почти не притронулась к ней.
– Вы не голодны? – поинтересовался Кожаный Человек. Я с облегчением обернулась и заговорила с ним.
Выступления я почти не слушала. Погас свет, вспыхнули стеклянные шары. Наконец зрители захлопали в последний раз, и вечер подошел к концу. Кто-то дотронулся до моего плеча.
– Привет, Роуз, я тебя искал. – Это был Монти Чэвет. – Ты похожа на прекрасный цветок. Можно поставить тебя в мою вазу?
Он провел меня через толпу и похлопал по спине какого-то мужчину. Тот обернулся.
– Привет, Монти, – это был Таймон; само дружелюбие, пока он не увидел меня.
– Послушай, Таймон, – Монти повысил голос, а он у него и так был громовой. – Ты сделал ошибку, вышвырнув эту девочку. Она была лучшей в городе. Может, передумаешь? – Меня тронуло его рыцарство.
Таймон не растерялся:
– Роуз прекрасно поработала, не так ли? Я рад, что ты ценишь ее так же, как мы. – Он обнял Монти за плечи. – Маленькая птичка начирикала, что осенью у тебя выходит книга. Мы обязательно должны на нее взглянуть. Пришли мне экземпляр.
Монти был трогателен в своем искреннем желании заступиться за меня, но все же он был обречен.
– Конечно. – Он пожал плечами, и я улыбнулась: без обид.
Таймон увел Монти.
– Хочу тебя кое с кем познакомить.
Кто-то вежливо дотронулся до моего локтя.
– Здравствуйте, – проговорил Нил Скиннер, тот самый замминистра. – Я надеялся увидеть вас здесь. – Вид у него был чуть менее подавленный, чем в феврале, во время нашей прошлой встречи. – Ходят слухи, что в ходе следующей перестановки меня переведут в министерство культуры, так что я обманом заполучил приглашение на этот вечер. – Он смерил меня одобрительным взглядом, и меня это сильно позабавило.
– После самоубийства Флоры Мэддер я много думала о нашем разговоре, – призналась я.
Нил нахмурился:
– Да, просто чудовищно. Разумеется, ни для кого не было секретом, что она страдала маниакально-депрессивным психозом и давно грозилась покончить с собой. Чарлз пытался поддерживать видимость нормального брака и мучился от страха, что она убьет себя… это был всего лишь вопрос времени.
– Как жаль. – Я задумалась. Какая же я дурочка, как я могла забыть, что пресса освещает лишь внешнюю сторону событий. – И все же газеты должны понести ответственность.
Он снова коснулся моей руки.
– До сих пор занимаетесь этим грязным бизнесом?
– Меня уволили, но я буду искать работу.
– Не теряйтесь, ладно? – Я с удовольствием пообещала держать связь.
По дороге в гардероб я заметила Минти. Она пыталась не свалиться с лестницы в обтягивающем платье и на неудобных каблуках и одновременно поддерживать разговор с Питером Шейкером. Она двигалась как робот.
Наверху лестницы она обернулась. Ее глаза округлились, и меня охватила… не знаю… вспышка паники и злобы. Что бы Минти ни надеялась увидеть, ее ожидания не оправдались.
Прошла минута, и я опять узнала прежнюю Минти. Она наклонилась к Питеру, коснулась его руки, и он стал слушать ее с удвоенным вниманием. Во мне всколыхнулась горечь, резкая, едкая, и я попыталась ее унять. Дело не в том, что жизнь оказалась несправедливой – все было не так просто. Жизнь всегда была несправедливой, всегда была зыбучим песком. Просто я еще не смирилась с уходом Натана, я еще не до конца обрела контроль над собой.
– Роуз… – Голос был одновременно знакомым и незнакомым. Я обернулась. – Роуз, ведь это ты?
Глава 17
– Хэл!
– Значит, Роуз. Я не был уверен.
Его волосы были длиннее, чем на фотографии в книге, и аккуратнее причесаны, но так же выбелены солнцем. К тому же за три года знакомства я ни разу не видела Хэла в воротничке-стойке и фраке. Он был похож на процветающего кинопродюсера.
Толпа уходящих гостей омывала нас, как Красное море. Я стояла лицом к лицу с человеком, которого когда-то любила больше всего на земле, и время перевернулось. Я перенеслась в жаркую, душную спальню отеля в Кецеле, где лежа на кровати и желая его всем сердцем, я сказала, что выбрала для себя другую жизнь.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я. Идиотский вопрос. Ошеломленный не меньше моего, Хэл ответил:
– Я писатель.
Ко мне вернулась способность мыслить.
– Конечно, твои книги пользуются большим успехом.
Повисла неловкая тишина; мы ломали голову, что сказать дальше.
Как обычно, Хэл взял все в свои руки.
– У тебя есть минутка? Пойдем выпьем. – Не дожидаясь ответа, он взял меня под локоть, и мы вернулись в обеденный зал. Хэл выпросил два бокала бренди у насупившегося официанта, которому хотелось пойти домой.
Его прежняя уверенность никуда не исчезла, как и торопливые, решительные жесты – нетерпеливость и обаяние. Он протянул мне бокал.
– Читал твою рецензию на «Тысячу оливковых деревьев». Спасибо тебе.
Мы сели за пустой столик. Официанты устало сновали от одного столика к другому, разбирая нагромождение бокалов, скомканных салфеток, недоеденных булочек и ведер для льда.
Хэл улыбнулся:
– Хотел бы возобновить наше знакомство… если можно так сказать.
– Лучше скажи «начать».
– Да, начать, – согласился Хэл. – Мы так давно не виделись. – Он пристально посмотрел на меня. – Внешне ты почти не изменилась.
– Ты тоже. – Отчасти я врала: вблизи он казался старше, на подбородке появился незнакомый мне шрам. Я сказала как можно спокойнее: – Я знаю, что дела у тебя идут хорошо. Ты стал одним из самых знаменитых писателей-путешественников своего поколения.
– Все так говорят.
Он выглядел хорошо: стройный, подтянутый, и казался довольным. Испортился ли его характер? Этого я понять пока не могла, но мои мысли меня удивили: характер интересовал меня куда больше, чем то, способна ли его красота по-прежнему вскружить мне голову. Когда мы только познакомились, моральные качества Хэла не были для меня на первом месте. Двадцать пять лет могут пролететь мгновенно, как щелчок пальцев, но за это время человек сильно меняется, и мне хотелось узнать, каким он стал.
Хэл повел плечами:
– У меня было предчувствие, что мы встретимся. – Тягучий акцент стал менее отчетливым, чем раньше. – Хотя нет, это неправда. Я спросил своего агента, будешь ли ты здесь.
– У тебя рекламный тур?
Хэл долго смотрел на меня.
– Я поселился в Британии, – ответил он. – После женитьбы. Аманда терпела меня как могла, потом все же выгнала, но я все равно остался здесь. Привык жить на острове. – Он постучал по кончику носа. – Честно говоря, лучше уж быть большой рыбой в маленьком пруду, чем наоборот. Я добился того, чего хотел: жил той жизнью, которая меня устраивала. А ты?
Руки у меня стали холодными. Я выбрала столь же бесстрастный и, как мне казалось, нейтральный тон.
– Я сейчас ищу работу.
– И?
Изворачиваться не было смысла.
– К сожалению, мы с мужем недавно разошлись. Он решил уйти к другой. Сейчас я привыкаю к новой ситуации, а там будет видно.
Хэл изучал содержимое бокала.
– Но ты не жалеешь?
Это был опасный вопрос, но лучше ответить на него и покончить с этой темой.
– Нет, что ты, я ни о чем не жалею.
– Ну и прекрасно, – произнес Хэл.
Я направила разговор в более безопасное русло:
– Где ты в последнее время побывал?
– Я следил за тем, как копают колодцы в Намибии. Там острая нехватка воды и нет финансирования. – Он потрогал пальцем бокал. – В ближайшее время планирую вернуться на территорию племени яномами. Помнишь?
Я похолодела.
– Еще бы.
Он наклонился, и наши лица почти соприкоснулись.
– Одна мысль не давала мне покоя. Скажи, Роуз, у тебя есть дети?
– Двое. Сын и дочка. А у тебя?
– Нет, и я так и не понял, рад я этому или нет.
Последовала задумчивая тишина, и я перебрала множество возможных ответов. И снова остановилась на наиболее нейтральном.
– У тебя были другие дела, Хэл. – Этот разговор меня больше не смущал, и мне стало очень любопытно. – Расскажи об оливковой ферме в Италии.
Он откинулся в кресле.
– Дом пока похож на помойку, но территория замечательная. За деревьями нужно ухаживать, и я собираюсь этим заняться. – Хэл сделал глоток бренди. – Второй вопрос: та оливковая веточка прижилась?
– Да. Она растет в моем саду.
Наши взгляды пересеклись, и между нами возникли призраки юного Хэла и юной Роуз, настойчиво требуя воссоединения. Мимо прошел официант со стопкой скатертей под мышкой, и я перевела внимание на него.
– Как-то странно вести с тобой светские беседы, – наконец проговорила я.
– Ладно. Давай поговорим серьезно. Я часто думал…
– Не надо. – Мой взгляд упал на левую руку и палец без кольца.
Хэл уловил цепочку моих мыслей.
– Ты не должна переживать. – Его тон был милым, обезоруживающим, так хорошо знакомым. – Я вот не переживал. Это не очень хорошее занятие.
Это было так похоже на Хэла, что я рассмеялась:
– Я знала, что ты не станешь переживать. Знала, что ты будешь рад; так и случилось. Ты был свободный человек, ты мог поступать как хочешь.
– И да и нет. – Он положил руку на мое обнаженное плечо; кожа под его пальцами покрылась мурашками. – Я вовсе не говорю, что не переживал, Роуз. Но ты показала мне, что тебе необходимо двигаться дальше. Наступает момент, когда понимаешь, что перерастаешь события. Какие-то ситуации перестают тебя устраивать. Такое бывает. Разумеется, мне неизвестны обстоятельства, но ты не должна наказывать себя. – Он изучил остаток бренди на дне бокала. – Если сможешь, воспринимай это как новый шанс.
У Хэла всегда все было так легко, и я почувствовала себя до нелепости беззаботной.
– Ты ни капли не изменился. Мой муж ушел от меня к молоденькой девчонке, какой уж тут новый шанс? – Я поставила стакан на стол и заметила, что он почти пуст. – Так можно говорить через много лет, когда все уже в прошлом, все уже умерло. Но Мазарин – помнишь ее? – Мазарин бы с тобой согласилась.
– Значит, по-твоему, слишком расчетливо рассматривать ситуацию с такой точки зрения?
– Пожалуй.
– Но уходя от меня, ты тоже руководствовалась холодным расчетом. – Он говорил ровно, без злобы.
– Нет, Хэл. – Я подняла глаза. – Тогда мне казалось, что я действую из лучших побуждений.
Он погладил ножку бокала.
– Мне жаль, что тебе пришлось нелегко. – Хэл ласково улыбнулся. – Если бы твой муж ушел к твоей ровеснице, а не к молоденькой, тебе было бы легче?
– Не знаю. Возможно. Полезно, когда есть кто-то, кого можно ненавидеть, а если бы она была милой бедной вдовушкой, я, пожалуй, испытывала бы другие чувства. – Я разгладила подол платья на коленях. – Сейчас, когда первоначальный шок прошел, я все время думаю обо всякой ерунде: как мы будем делить фарфор, – кому достанутся резиновые сапоги. У нас их целая куча. – Я прекрасно понимала, что уклоняюсь от темы разговора. – Между прочим, та женщина, Минти, была моей ассистенткой и подругой, и заодно она украла и мою работу.
Он поднял бровь.
– Продолжай. Интересная у нас получается светская беседа.
Я сделала последний живительный глоток бренди.
– Сначала я потеряла Натана, что само по себе плохо. Потом будто кто-то взмахнул волшебной палочкой, и я превратилась в невидимку. Я была замужней женщиной, у меня была устроенная жизнь и все прочее, и вдруг я словно стала расплывчатой фигурой на заднем плане картины или фотографии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32