Как, впрочем, и за Этьена Дедарда или Андре Лафе. Все они… сальные. Да, папа, пожалуй, это самое подходящее слово. Когда они разговаривают с тобой, то не смотрят тебе в глаза. Не знаю, может, они и красивые, но не в моем вкусе. А их политические взгляды… По-моему, им не следовало бы говорить о короле в таком тоне… – Она умолкла и типично по-галльски пожала плечами, заставив отца слегка улыбнуться и подумать, что ее мать-англичанка на такой жест была неспособна.
– Эванджелина, за последнее время многое изменилось. После возвращения во Францию Луи ведет себя совсем не так, как нужно. Чем дольше я над этим думаю, тем больше убеждаюсь, что французы должны чувствовать себя так, словно их предали. Во всем виновата его глупость, его дурацкие выходки, его полное непонимание сложившейся ситуации.
– Я не считаю, что французы могут чего-то требовать от верховной власти. Они сами такие мелочные… А еще имеют наглость смеяться над англичанами, которые их спасли. Признаюсь, это доводит меня до белого каления… – Внезапно она умолкла и потерла ладонью лоб. – Извини, папа. Я устала, вот и все. Когда я устаю, меня не слушается язык. Я просто ведьма. Прости меня.
Месье де Бошан поднялся, шагнул к дочери, помог ей встать с кресла и заглянул в карие глаза, большие, широко расставленные, как у Клодии, и такие глубокие, что в них мог бы утонуть даже философ. Он похлопал ее по плечу и, по заведенному обычаю, коснулся губами каждой щеки.
– Ты прекрасна, Эванджелина. Но твоя душа прекраснее твоего лица.
– Неправда. Я обыкновенная серая мышка. Особенно по сравнению с тобой.
Он только улыбнулся и провел по ее подбородку тыльной стороной ладони.
– Просто ты слишком привыкла к этим флегматичным англичанам. Согласен, они очень симпатичные люди, если не обращать внимания на их ужасную кухню и скучные разговоры.
– Значит, ты любишь во мне только французскую половину? Но мама никогда не была скучной.
– Нет, не была. Девочка моя, я люблю тебя целиком, от пяток до макушки. А что касается твоей матери, то убежден, что ее душа была французской. Сама знаешь, она восхищалась мной… Но я отклонился от темы. Возможно, старику следовало бы смириться с тем, что ты, вопреки его желаниям, все же больше англичанка, чем француженка. Эванджелина, тебе хочется вернуться в Англию? Я не слепой и вижу, что здесь ты чувствуешь себя несчастной.
Дочь крепко обняла его и прижалась щекой к щеке; Эванджелина была слишком высока для девушки.
– Папа, мое место рядом с тобой. Со временем я привыкну. Но я ни за что не выйду замуж за Анри Моро.
Внезапно внизу хлопнула тяжелая дверь, и по деревянному полу гулко затопали сапоги. Послышался крик Маргариты. Затем раздался испуганный возглас Жозефа, звук удара и громкий мужской голос.
– Не двигайся, – сказал месье де Бошан, подходя к двери спальни и распахивая ее настежь.
Топот сапог был настолько оглушительным, что казалось, будто по коридору идет целая армия.
Отец быстро попятился. Эванджелина устремилась к нему и встала рядом. В дверном проеме показались двое мужчин, закутанных в плащи. Оба держали ружья.
Один из них – рябой, обросший щетиной тип – молча шагнул вперед, не сводя глаз с Эванджелины. Он смотрел не на ее лицо, а на грудь и живот. Девушка почувствовала такой страх, что ее чуть не вырвало.
– Глянь-ка, – обратился он к сотоварищу, – именно такая, как нам говорили. Ушар будет очень доволен.
Его напарник с бледным, отечным лицом тоже уставился на девушку. Гийом де Бошан сумел вырвать у него ружье и ударил толстяка дулом в брюхо.
– Только прикоснись к ней, свинья! – крикнул он.
Тут на его голову опустился приклад. Эванджелина бросилась к потерявшему сознание отцу, бережно опустила на пол и склонилась над ним. Человек с рябым лицом снова замахнулся прикладом, но дочь прикрыла отца своим телом.
Толстяк держался за живот и задыхался от боли.
– Не бей его. Мертвый он нам не нужен.
– Этот ублюдок ударил тебя!
– Ничего, переживу.
– Старик заплатит за все. – Рябой повернулся к Эванджелине. Ушар научил его использовать страх и потрясение, которые испытывают люди, особенно подвергшиеся внезапному нападению. Он снова посмотрел на ее грудь и сказал:
– Снимай рубашку. Да поживее, или я сделаю это сам.
Глава 3
Замок Чесли
Дувр, Англия
Дождь, будь он неладен, наконец кончился. Солнце клонилось к закату, но было еще ярким. Над головой кружили чайки, стремительно пикировали и устремлялись к океану, находившемуся не далее как в сотне ярдов. Ветер пах морем. Вечер обещал быть прекрасным.
Ричард Чесли Сент-Джон Кларендон, восьмой герцог Портсмутский, направил гнедых на покрытую гравием аллею родового замка, сооруженного из серого камня и царствовавшего над этой частью южно-английского побережья уже четыреста двадцать два года. Он остановил упряжку перед широким каменным портиком. Чайка пролетела над самой головой левого гнедого по кличке Иона, и герцог громко рассмеялся, увидев в глазах великолепного животного выражение крайнего возмущения.
– Все в порядке, малыш, – сказал он и ловко спрыгнул с лошади. Главный конюший Маккомбер стоял рядом и глядел на гнедых так, словно они были его собственными. Наконец конюх потер мозолистые руки и принял поводья.
– Ну что, мальчики, хорошо себя вели? – спросил он, погладил по шее сначала Иону, потом Бенджамина, скормил каждому кусочек яблока и принялся описывать обоим их безукоризненную родословную, насчитывавшую по крайней мере пятьсот лет. Герцог закатил глаза.
– Разотри их как следует, Маккомбер. Сегодня они хорошо поработали… Не могу понять, с чего это чайки взбесились.
– Говорят, надвигается буря, – ответил Маккомбер.
– Буря уже была. Они у нас тут по два раза на неделе.
– Да, ваша светлость, зимой в Англии всегда так. Так что радоваться особенно нечему. Это уж как пить дать. С другой стороны, может, поблизости шныряют контрабандисты, а чайки их на дух не выносят.
– О контрабандистах тут уже пятьдесят лет не слышали, – ответил герцог. – Что-то ты сегодня разговорился, Маккомбер. Смотри, не к добру это. Уж не подхватил ли ты какую-нибудь заразу от Джанипера, которому лучше бы мирно лежать в постели, пока мы с тобой болтаем?
– Я и близко не подхожу к этому малому, так что ничего подхватить от него не мог.
Джанипер, старый грум герцога, и Маккомбер ненавидели друг друга. Причины этой ненависти не знал никто на свете, но сие чувство было столь давним, прочным и взаимным, что не могло не вызывать у окружающих искреннего восхищения.
– Впрочем, мне нет никакого дела, от кого именно ты заразился.
– Да, ваша светлость, – ответил Маккомбер. – Но, святой истинный крест, я никогда ничего не подхвачу от этого подонка, что бы он там ни говорил о моей матери. – Тут он отвернулся и, продолжая на ходу беседовать с гнедыми, повел их на север, к великолепным конюшням, возведенным отцом нынешнего герцога лет тридцать тому назад.
Солнце клонилось к западу. Ветер крепчал и становился все холоднее. Герцог понюхал соленый воздух, сделал глубокий вдох и снова полюбовался солнцем, которое не показывалось уже три дня.
Он поднял глаза и увидел Джанипера, который не смог улежать в постели и торопился к нему, на ходу натягивая красную ливрею.
– Ваша светлость! Я здесь. О Боже, я ведь просил Бассика сказать мне, когда вы будете подъезжать! Но он больше любит Маккомбера и специально не предупредил меня, чтобы я опоздал, так что все напрасно! О Господи, этот малый и гнедых забрал! Забрал моих мальчиков!
– Да, забрал. Но он умеет обращаться с животными и не причинит им вреда. Так что возвращайся в постель, а то раскашляешься так, что откусишь себе язык.
Джанипер открыл рот, но действительно закашлялся и не сразу пришел в себя.
– Вот до чего доводит разлитие желчи, ваша светлость, – наконец пробормотал он, глядя вслед гнедым, гордо шествовавшим следом за негодяем Маккомбером.
– Джанипер, я не хочу присутствовать на твоих похоронах. Поэтому скройся с моих глаз.
Но старый слуга продолжал с надеждой смотреть на герцога, высокого, красивого молодого мужчину, который на памяти Джанипера ни разу ничем не болел, если не считать похмелья после неумеренного приема бренди. Герцогу были нипочем поездки в открытой двуколке под проливным дождем и ледяным ветром, трепавшим его пышные волосы. Если бы на такое отважился сам Джанипер, то уже давно лежал бы в земле под могильной плитой и цветником из маргариток сверху. Воздух был влажным из-за бесконечного дождя и холодного ветра с Ла-Манша. Старик вздрогнул.
– Иди, – снова сказал герцог.
– Слушаюсь, ваша светлость, – ответил Джанипер. – Ох, ваша светлость, чуть не забыл отдать вам кое-что. Это час назад принес один из работников вашего друга лорда Петтигрю. – Он протянул герцогу тонкий конверт с обтрепанными краями.
Ну, вот и все, подумал Ричард. Наконец-то! Он разорвал конверт, вынул записку и прочитал:
«Мы думали, что вот-вот поймаем убийцу, но он сумел улизнуть. Извини, Ричард. Не теряй веры. Мы еще схватим этого ублюдка. Д.Х.»
Внезапно все вокруг почернело. Герцог поднял взгляд и увидел, что небо заволокли черные тучи. Он смял листок. А они были так уверены, что непременно схватят подлого предателя, в начале декабря жестоко задушившего Робби Фарадея на аллее у самого Вестминстера…
У Ричарда чесались руки. Взглянув на окаменевшего Джанипера, герцог сказал:
– Уходи. Немедленно!
Джанипер припустился вверх по широким каменным ступеням, ломая голову над тем, какая страшная новость могла быть в письме, которое он перехватил у гонца, воспользовавшись тем, что Бассик в это время отчитывал одного из лакеев.
Похоже, последнее время герцог чем-то серьезно озабочен. Уж не о женщине ли идет речь? Что ж, ни для кого не секрет любвеобильность молодого герцога, сделавшая его местной легендой. Эта мысль заставила Джанипера вспомнить служанку Полли. Может быть, удастся уговорить милашку принести ему тарелку горячего супа из перепелиных яиц – фирменного блюда миссис Дент? А то и покормить его с ложечки? А когда он насытится, то попробует убедить Полли, что не так уж болен, чтобы не погладить ее по чудесным волосам…
Мгновение герцог хмуро смотрел вслед Джаниперу, а потом прищурил темные глаза. Когда грум добрался до последней ступеньки, Ричард крикнул:
– Эй, Джанипер, не вздумай тревожить Полли! Я не хочу, чтобы она заболела. Так что ступай и выкинь эту мысль из головы!
Огромная дубовая парадная дверь распахнулась, и на пороге показался старый дворецкий с пышной гривой седых волос, которая могла бы вызвать приступ черной зависти у мужчины любого возраста. Герцог в детстве считал, что Бассик похож на самого Господа. Отец улыбался, глядя на Ричарда сверху вниз, и качал головой. Не на Господа. Скорее на Моисея.
– Бассик, позови сюда Мэрдока.
В ту же секунду рядом с герцогом возник рыжеволосый лакей, облаченный в импозантную ливрею, красную с золотом.
– Проводи Джанипера и уложи его. Если он не захочет лежать, привяжи его к кровати. Вели приготовить ему питательный бульон. И скажи Полли, чтобы не верила ни единому его слову. Пусть держится от него подальше. – Мэрдок бросил на Джанипера сочувственный взгляд и повел его прочь. Герцог услышал, как Джанипер вполголоса сказал приятелю:
– Его светлости не следовало знать об этом.
– Да, но он знает все. Ума не приложу, как он проведал, что я снимал рубашку и показывал Бетси шрам на правом плече… – Мэрдок тяжело вздохнул. – Она любила этот шрам.
– Уж не поэтому ли она вышла замуж за сына истборнского дворецкого?
Мэрдок промолчал. Герцог улыбнулся, но улыбка быстро исчезла с его лица. Он посмотрел на зажатый в ладони смятый листок. Проклятье! Успех был так близок! Он два дня ждал известия о победе. Настроение вновь испортилось.
– Джанипер, я велю Бассику, чтобы за тобой присмотрела миссис Нидл. Будешь делать все, что она скажет. Это приказ.
Он услышал горестный стон и увидел, как Мэрдок похлопал беднягу по спине.
– Ваша светлость, миссис Нидл наводит на него страх, – медленно и звучно промолвил Бассик. – И это понятно. Седые локоны и просвечивающий сквозь них розовый череп делают ее похожей на ведьму. А на каминной полке у нее стоит глиняный горшок. Будь он чуть больше, как раз сошел бы за ведьмин котел. Отвары, которые она готовит, очень духовитые. И говорит сама с собой. Ваша светлость, это заставляет нервничать почти всю здешнюю невежественную прислугу.
– Ничего, своей мужской силы он не лишится, – ответил герцог. – Поверь мне, в данный момент Джанипера волнует только это. А про миссис Нидл еще моя бабушка говорила, что она возвращает здоровье большему количеству людей, чем угодно Господу.
Бассик гулко откашлялся.
– Я знаю, что миссис Нидл делает лекарства из французской горчицы и разбавленного вина, добавляя к ним щепотку свежих водорослей. Я только не понимаю, каким образом это лекарство действует на больной орган.
– Будем надеяться, что всем остальным это просто не придет в голову.
Бассик важно кивнул, но это не помешало ему покоситься на окна второго этажа северного крыла замка. Старик был готов поклясться, что улавливает запахи, доносящиеся из этой лаборатории трав. Герцог отвернулся и пошел по выщербленным каменным ступеням. Он не стал ждать, когда Бассик примет у него тяжелый плащ и перчатки; просто прошел мимо, громко стуча каблуками по мраморному полу вестибюля. Ричарду хотелось уединиться, как следует подумать и составить новый план. На этот раз он сам подключится к делу. Если потребуется наживка, он станет ею. У Дрю Холси была возможность схватить убийцу, но он ею не воспользовался.
– Ваша светлость! Пожалуйста, подождите минутку! Я забыл сказать вам кое-что очень важное.
Черные брови герцога сошлись на переносице. Не повернув головы, он бросил:
– Позже, Бассик. Честно говоря, я чертовски не в духе. У меня над головой собираются тучи. Из них может в любую минуту хлынуть дождь. Так что оставь меня. И никого ко мне не пускай.
– Ваша светлость, но вам необходимо это знать, – стоял на своем Бассик.
Черт побери, если он сейчас уступит, то не освободится от настырного дворецкого до полуночи. А то и до утра.
– Оставь меня! – рявкнул Ричард. – Когда я захочу услышать твои важные новости, вызову! Если ты нанял двух новых горничных, то правильно сделал. Включи их в списки. Пусть нам служат все миловидные девушки графства. – Он слегка повернулся и помахал рукой старику, который появился в замке Чесли еще до рождения самого герцога. – Я буду в библиотеке. Никого не пускай туда. Если ты это сделаешь, я буду доволен.
– Но, ваша светлость…
Герцог почувствовал внезапный укол тревоги.
– С лордом Эдмундом все в порядке?
– Да, ваша светлость. Лорд провел день, катаясь на пони. Сейчас он вместе с Эллен обедает в детской.
– Вот и отлично. А теперь помолчи. Если миссис Дент наказывает судомойку, возьми это дело на себя.
Герцог развернулся так резко, что рыжевато-коричневый плащ обвился вокруг лодыжек, и размашисто зашагал по коридору, каменные стены которого были затянуты средневековыми гобеленами. Бассик застыл с разинутым ртом и широко открытыми голубыми глазами.
Все, хватит, думал герцог. Он и так провел два часа у постели друга отца, умирающего барона Уислекса в компании сына последнего, никчемного балбеса, который ждет не дождется, когда унаследует титул. А по возвращении домой узнал чертовски неприятную весть от Дрю Холси, лорда Петтигрю. Черт! Откуда эта колющая боль? Камешек в сапоге?
Он сел в тяжелое тюдоровское кресло под портретом какого-то предка в парике образца начала прошлого века, стянул сапог, вытряхнул из него кусочек щебня и потер стопу. После чего встал и пошел дальше, не удосужившись снова натянуть сапог и не обратив внимания на лакея, который как по волшебству вырос в трех метрах от хозяина, чтобы проверить, все ли в порядке.
С сапогом под мышкой Ричард открыл дверь библиотеки.
В последнее время библиотека замка Чесли стала любимым местом герцога. Комната была темная, мрачная, тесная, неизменно пахнущая воском, лимоном и старыми книгами. Он посмотрел на встроенные книжные полки, вздымавшиеся вверх на семь с половиной метров, на длинные узкие окна, затянутые плотными бархатными шторами коричневого цвета. Эти шторы повесили здесь два года назад, еще при отце. Камин с решеткой, устье которого напоминало небольшую пещеру, был растоплен, рядом стоял шандал с зажженными свечами, которых должно было хватить на весь вечер. Бассик, как и всегда, знал, когда он вернется домой и куда направится, а потому приготовил все заранее.
Эта комната казалась герцогу очень удобной, и он начал успокаиваться. Яростный гнев и чувство беспомощности, доводившие Ричарда до белого каления, стали ослабевать. Он снял перчатки и плащ, бросил их на спинку кресла, обтянутого темно-синим ситцем, сел и начал натягивать сапог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Эванджелина, за последнее время многое изменилось. После возвращения во Францию Луи ведет себя совсем не так, как нужно. Чем дольше я над этим думаю, тем больше убеждаюсь, что французы должны чувствовать себя так, словно их предали. Во всем виновата его глупость, его дурацкие выходки, его полное непонимание сложившейся ситуации.
– Я не считаю, что французы могут чего-то требовать от верховной власти. Они сами такие мелочные… А еще имеют наглость смеяться над англичанами, которые их спасли. Признаюсь, это доводит меня до белого каления… – Внезапно она умолкла и потерла ладонью лоб. – Извини, папа. Я устала, вот и все. Когда я устаю, меня не слушается язык. Я просто ведьма. Прости меня.
Месье де Бошан поднялся, шагнул к дочери, помог ей встать с кресла и заглянул в карие глаза, большие, широко расставленные, как у Клодии, и такие глубокие, что в них мог бы утонуть даже философ. Он похлопал ее по плечу и, по заведенному обычаю, коснулся губами каждой щеки.
– Ты прекрасна, Эванджелина. Но твоя душа прекраснее твоего лица.
– Неправда. Я обыкновенная серая мышка. Особенно по сравнению с тобой.
Он только улыбнулся и провел по ее подбородку тыльной стороной ладони.
– Просто ты слишком привыкла к этим флегматичным англичанам. Согласен, они очень симпатичные люди, если не обращать внимания на их ужасную кухню и скучные разговоры.
– Значит, ты любишь во мне только французскую половину? Но мама никогда не была скучной.
– Нет, не была. Девочка моя, я люблю тебя целиком, от пяток до макушки. А что касается твоей матери, то убежден, что ее душа была французской. Сама знаешь, она восхищалась мной… Но я отклонился от темы. Возможно, старику следовало бы смириться с тем, что ты, вопреки его желаниям, все же больше англичанка, чем француженка. Эванджелина, тебе хочется вернуться в Англию? Я не слепой и вижу, что здесь ты чувствуешь себя несчастной.
Дочь крепко обняла его и прижалась щекой к щеке; Эванджелина была слишком высока для девушки.
– Папа, мое место рядом с тобой. Со временем я привыкну. Но я ни за что не выйду замуж за Анри Моро.
Внезапно внизу хлопнула тяжелая дверь, и по деревянному полу гулко затопали сапоги. Послышался крик Маргариты. Затем раздался испуганный возглас Жозефа, звук удара и громкий мужской голос.
– Не двигайся, – сказал месье де Бошан, подходя к двери спальни и распахивая ее настежь.
Топот сапог был настолько оглушительным, что казалось, будто по коридору идет целая армия.
Отец быстро попятился. Эванджелина устремилась к нему и встала рядом. В дверном проеме показались двое мужчин, закутанных в плащи. Оба держали ружья.
Один из них – рябой, обросший щетиной тип – молча шагнул вперед, не сводя глаз с Эванджелины. Он смотрел не на ее лицо, а на грудь и живот. Девушка почувствовала такой страх, что ее чуть не вырвало.
– Глянь-ка, – обратился он к сотоварищу, – именно такая, как нам говорили. Ушар будет очень доволен.
Его напарник с бледным, отечным лицом тоже уставился на девушку. Гийом де Бошан сумел вырвать у него ружье и ударил толстяка дулом в брюхо.
– Только прикоснись к ней, свинья! – крикнул он.
Тут на его голову опустился приклад. Эванджелина бросилась к потерявшему сознание отцу, бережно опустила на пол и склонилась над ним. Человек с рябым лицом снова замахнулся прикладом, но дочь прикрыла отца своим телом.
Толстяк держался за живот и задыхался от боли.
– Не бей его. Мертвый он нам не нужен.
– Этот ублюдок ударил тебя!
– Ничего, переживу.
– Старик заплатит за все. – Рябой повернулся к Эванджелине. Ушар научил его использовать страх и потрясение, которые испытывают люди, особенно подвергшиеся внезапному нападению. Он снова посмотрел на ее грудь и сказал:
– Снимай рубашку. Да поживее, или я сделаю это сам.
Глава 3
Замок Чесли
Дувр, Англия
Дождь, будь он неладен, наконец кончился. Солнце клонилось к закату, но было еще ярким. Над головой кружили чайки, стремительно пикировали и устремлялись к океану, находившемуся не далее как в сотне ярдов. Ветер пах морем. Вечер обещал быть прекрасным.
Ричард Чесли Сент-Джон Кларендон, восьмой герцог Портсмутский, направил гнедых на покрытую гравием аллею родового замка, сооруженного из серого камня и царствовавшего над этой частью южно-английского побережья уже четыреста двадцать два года. Он остановил упряжку перед широким каменным портиком. Чайка пролетела над самой головой левого гнедого по кличке Иона, и герцог громко рассмеялся, увидев в глазах великолепного животного выражение крайнего возмущения.
– Все в порядке, малыш, – сказал он и ловко спрыгнул с лошади. Главный конюший Маккомбер стоял рядом и глядел на гнедых так, словно они были его собственными. Наконец конюх потер мозолистые руки и принял поводья.
– Ну что, мальчики, хорошо себя вели? – спросил он, погладил по шее сначала Иону, потом Бенджамина, скормил каждому кусочек яблока и принялся описывать обоим их безукоризненную родословную, насчитывавшую по крайней мере пятьсот лет. Герцог закатил глаза.
– Разотри их как следует, Маккомбер. Сегодня они хорошо поработали… Не могу понять, с чего это чайки взбесились.
– Говорят, надвигается буря, – ответил Маккомбер.
– Буря уже была. Они у нас тут по два раза на неделе.
– Да, ваша светлость, зимой в Англии всегда так. Так что радоваться особенно нечему. Это уж как пить дать. С другой стороны, может, поблизости шныряют контрабандисты, а чайки их на дух не выносят.
– О контрабандистах тут уже пятьдесят лет не слышали, – ответил герцог. – Что-то ты сегодня разговорился, Маккомбер. Смотри, не к добру это. Уж не подхватил ли ты какую-нибудь заразу от Джанипера, которому лучше бы мирно лежать в постели, пока мы с тобой болтаем?
– Я и близко не подхожу к этому малому, так что ничего подхватить от него не мог.
Джанипер, старый грум герцога, и Маккомбер ненавидели друг друга. Причины этой ненависти не знал никто на свете, но сие чувство было столь давним, прочным и взаимным, что не могло не вызывать у окружающих искреннего восхищения.
– Впрочем, мне нет никакого дела, от кого именно ты заразился.
– Да, ваша светлость, – ответил Маккомбер. – Но, святой истинный крест, я никогда ничего не подхвачу от этого подонка, что бы он там ни говорил о моей матери. – Тут он отвернулся и, продолжая на ходу беседовать с гнедыми, повел их на север, к великолепным конюшням, возведенным отцом нынешнего герцога лет тридцать тому назад.
Солнце клонилось к западу. Ветер крепчал и становился все холоднее. Герцог понюхал соленый воздух, сделал глубокий вдох и снова полюбовался солнцем, которое не показывалось уже три дня.
Он поднял глаза и увидел Джанипера, который не смог улежать в постели и торопился к нему, на ходу натягивая красную ливрею.
– Ваша светлость! Я здесь. О Боже, я ведь просил Бассика сказать мне, когда вы будете подъезжать! Но он больше любит Маккомбера и специально не предупредил меня, чтобы я опоздал, так что все напрасно! О Господи, этот малый и гнедых забрал! Забрал моих мальчиков!
– Да, забрал. Но он умеет обращаться с животными и не причинит им вреда. Так что возвращайся в постель, а то раскашляешься так, что откусишь себе язык.
Джанипер открыл рот, но действительно закашлялся и не сразу пришел в себя.
– Вот до чего доводит разлитие желчи, ваша светлость, – наконец пробормотал он, глядя вслед гнедым, гордо шествовавшим следом за негодяем Маккомбером.
– Джанипер, я не хочу присутствовать на твоих похоронах. Поэтому скройся с моих глаз.
Но старый слуга продолжал с надеждой смотреть на герцога, высокого, красивого молодого мужчину, который на памяти Джанипера ни разу ничем не болел, если не считать похмелья после неумеренного приема бренди. Герцогу были нипочем поездки в открытой двуколке под проливным дождем и ледяным ветром, трепавшим его пышные волосы. Если бы на такое отважился сам Джанипер, то уже давно лежал бы в земле под могильной плитой и цветником из маргариток сверху. Воздух был влажным из-за бесконечного дождя и холодного ветра с Ла-Манша. Старик вздрогнул.
– Иди, – снова сказал герцог.
– Слушаюсь, ваша светлость, – ответил Джанипер. – Ох, ваша светлость, чуть не забыл отдать вам кое-что. Это час назад принес один из работников вашего друга лорда Петтигрю. – Он протянул герцогу тонкий конверт с обтрепанными краями.
Ну, вот и все, подумал Ричард. Наконец-то! Он разорвал конверт, вынул записку и прочитал:
«Мы думали, что вот-вот поймаем убийцу, но он сумел улизнуть. Извини, Ричард. Не теряй веры. Мы еще схватим этого ублюдка. Д.Х.»
Внезапно все вокруг почернело. Герцог поднял взгляд и увидел, что небо заволокли черные тучи. Он смял листок. А они были так уверены, что непременно схватят подлого предателя, в начале декабря жестоко задушившего Робби Фарадея на аллее у самого Вестминстера…
У Ричарда чесались руки. Взглянув на окаменевшего Джанипера, герцог сказал:
– Уходи. Немедленно!
Джанипер припустился вверх по широким каменным ступеням, ломая голову над тем, какая страшная новость могла быть в письме, которое он перехватил у гонца, воспользовавшись тем, что Бассик в это время отчитывал одного из лакеев.
Похоже, последнее время герцог чем-то серьезно озабочен. Уж не о женщине ли идет речь? Что ж, ни для кого не секрет любвеобильность молодого герцога, сделавшая его местной легендой. Эта мысль заставила Джанипера вспомнить служанку Полли. Может быть, удастся уговорить милашку принести ему тарелку горячего супа из перепелиных яиц – фирменного блюда миссис Дент? А то и покормить его с ложечки? А когда он насытится, то попробует убедить Полли, что не так уж болен, чтобы не погладить ее по чудесным волосам…
Мгновение герцог хмуро смотрел вслед Джаниперу, а потом прищурил темные глаза. Когда грум добрался до последней ступеньки, Ричард крикнул:
– Эй, Джанипер, не вздумай тревожить Полли! Я не хочу, чтобы она заболела. Так что ступай и выкинь эту мысль из головы!
Огромная дубовая парадная дверь распахнулась, и на пороге показался старый дворецкий с пышной гривой седых волос, которая могла бы вызвать приступ черной зависти у мужчины любого возраста. Герцог в детстве считал, что Бассик похож на самого Господа. Отец улыбался, глядя на Ричарда сверху вниз, и качал головой. Не на Господа. Скорее на Моисея.
– Бассик, позови сюда Мэрдока.
В ту же секунду рядом с герцогом возник рыжеволосый лакей, облаченный в импозантную ливрею, красную с золотом.
– Проводи Джанипера и уложи его. Если он не захочет лежать, привяжи его к кровати. Вели приготовить ему питательный бульон. И скажи Полли, чтобы не верила ни единому его слову. Пусть держится от него подальше. – Мэрдок бросил на Джанипера сочувственный взгляд и повел его прочь. Герцог услышал, как Джанипер вполголоса сказал приятелю:
– Его светлости не следовало знать об этом.
– Да, но он знает все. Ума не приложу, как он проведал, что я снимал рубашку и показывал Бетси шрам на правом плече… – Мэрдок тяжело вздохнул. – Она любила этот шрам.
– Уж не поэтому ли она вышла замуж за сына истборнского дворецкого?
Мэрдок промолчал. Герцог улыбнулся, но улыбка быстро исчезла с его лица. Он посмотрел на зажатый в ладони смятый листок. Проклятье! Успех был так близок! Он два дня ждал известия о победе. Настроение вновь испортилось.
– Джанипер, я велю Бассику, чтобы за тобой присмотрела миссис Нидл. Будешь делать все, что она скажет. Это приказ.
Он услышал горестный стон и увидел, как Мэрдок похлопал беднягу по спине.
– Ваша светлость, миссис Нидл наводит на него страх, – медленно и звучно промолвил Бассик. – И это понятно. Седые локоны и просвечивающий сквозь них розовый череп делают ее похожей на ведьму. А на каминной полке у нее стоит глиняный горшок. Будь он чуть больше, как раз сошел бы за ведьмин котел. Отвары, которые она готовит, очень духовитые. И говорит сама с собой. Ваша светлость, это заставляет нервничать почти всю здешнюю невежественную прислугу.
– Ничего, своей мужской силы он не лишится, – ответил герцог. – Поверь мне, в данный момент Джанипера волнует только это. А про миссис Нидл еще моя бабушка говорила, что она возвращает здоровье большему количеству людей, чем угодно Господу.
Бассик гулко откашлялся.
– Я знаю, что миссис Нидл делает лекарства из французской горчицы и разбавленного вина, добавляя к ним щепотку свежих водорослей. Я только не понимаю, каким образом это лекарство действует на больной орган.
– Будем надеяться, что всем остальным это просто не придет в голову.
Бассик важно кивнул, но это не помешало ему покоситься на окна второго этажа северного крыла замка. Старик был готов поклясться, что улавливает запахи, доносящиеся из этой лаборатории трав. Герцог отвернулся и пошел по выщербленным каменным ступеням. Он не стал ждать, когда Бассик примет у него тяжелый плащ и перчатки; просто прошел мимо, громко стуча каблуками по мраморному полу вестибюля. Ричарду хотелось уединиться, как следует подумать и составить новый план. На этот раз он сам подключится к делу. Если потребуется наживка, он станет ею. У Дрю Холси была возможность схватить убийцу, но он ею не воспользовался.
– Ваша светлость! Пожалуйста, подождите минутку! Я забыл сказать вам кое-что очень важное.
Черные брови герцога сошлись на переносице. Не повернув головы, он бросил:
– Позже, Бассик. Честно говоря, я чертовски не в духе. У меня над головой собираются тучи. Из них может в любую минуту хлынуть дождь. Так что оставь меня. И никого ко мне не пускай.
– Ваша светлость, но вам необходимо это знать, – стоял на своем Бассик.
Черт побери, если он сейчас уступит, то не освободится от настырного дворецкого до полуночи. А то и до утра.
– Оставь меня! – рявкнул Ричард. – Когда я захочу услышать твои важные новости, вызову! Если ты нанял двух новых горничных, то правильно сделал. Включи их в списки. Пусть нам служат все миловидные девушки графства. – Он слегка повернулся и помахал рукой старику, который появился в замке Чесли еще до рождения самого герцога. – Я буду в библиотеке. Никого не пускай туда. Если ты это сделаешь, я буду доволен.
– Но, ваша светлость…
Герцог почувствовал внезапный укол тревоги.
– С лордом Эдмундом все в порядке?
– Да, ваша светлость. Лорд провел день, катаясь на пони. Сейчас он вместе с Эллен обедает в детской.
– Вот и отлично. А теперь помолчи. Если миссис Дент наказывает судомойку, возьми это дело на себя.
Герцог развернулся так резко, что рыжевато-коричневый плащ обвился вокруг лодыжек, и размашисто зашагал по коридору, каменные стены которого были затянуты средневековыми гобеленами. Бассик застыл с разинутым ртом и широко открытыми голубыми глазами.
Все, хватит, думал герцог. Он и так провел два часа у постели друга отца, умирающего барона Уислекса в компании сына последнего, никчемного балбеса, который ждет не дождется, когда унаследует титул. А по возвращении домой узнал чертовски неприятную весть от Дрю Холси, лорда Петтигрю. Черт! Откуда эта колющая боль? Камешек в сапоге?
Он сел в тяжелое тюдоровское кресло под портретом какого-то предка в парике образца начала прошлого века, стянул сапог, вытряхнул из него кусочек щебня и потер стопу. После чего встал и пошел дальше, не удосужившись снова натянуть сапог и не обратив внимания на лакея, который как по волшебству вырос в трех метрах от хозяина, чтобы проверить, все ли в порядке.
С сапогом под мышкой Ричард открыл дверь библиотеки.
В последнее время библиотека замка Чесли стала любимым местом герцога. Комната была темная, мрачная, тесная, неизменно пахнущая воском, лимоном и старыми книгами. Он посмотрел на встроенные книжные полки, вздымавшиеся вверх на семь с половиной метров, на длинные узкие окна, затянутые плотными бархатными шторами коричневого цвета. Эти шторы повесили здесь два года назад, еще при отце. Камин с решеткой, устье которого напоминало небольшую пещеру, был растоплен, рядом стоял шандал с зажженными свечами, которых должно было хватить на весь вечер. Бассик, как и всегда, знал, когда он вернется домой и куда направится, а потому приготовил все заранее.
Эта комната казалась герцогу очень удобной, и он начал успокаиваться. Яростный гнев и чувство беспомощности, доводившие Ричарда до белого каления, стали ослабевать. Он снял перчатки и плащ, бросил их на спинку кресла, обтянутого темно-синим ситцем, сел и начал натягивать сапог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33