Сказала только, что не хочу, чтобы
он разговаривал с тобой обо мне. Может быть, он не совсем правильно
понял...
- А почему это о тебе и поговорить нельзя? Неужели же мы...
- Не желаю, - ответила она резко. - Но встретиться с тобой я хочу. Не
потому, что те меня просили, и не потому, что... Но мне нужно с тобой
поговорить. По делу.
- Я слушаю.
- Не телефонное. Но в общем... Понимаешь, от папы осталось... Ты
знаешь, что папа умер?
- Узнал только сегодня. Прими мои соболезнования... Я очень уважал
его.
- Так вот, от него осталась масса бумаг. Возможно, они представляют
интерес... Мне одной трудно разобраться. И вот я хотела бы, чтобы ты помог
- если найдешь время, конечно...
- Да уж постараюсь. Скажи: а этими бумагами никто не интересовался?
- Ну как же. Очень интересовались. Хотели забрать.
- И?..
- Не нашли. Видишь ли, они...
- Только не говори сейчас - где. Давай встретимся на нейтральной
почве, и ты скажешь мне, как я могу на них выйти.
- Без меня не найдешь. Назначай свидание. На сей раз обещаю прийти.
- Очень хорошо. Ты помнишь, где я тебе когда-то подарил паркеровскую
ручку? Тонкую, черную...
Ольга ответила не сразу.
- Еще как. - Она тихо засмеялась. - Это было очень трогательно. Мне
дарили вещи куда дороже, но все то было специально куплено для подарка, а
ты просто вынул из кармана свою - помню, как ты ее любил...
Ну вот. Сейчас мы оба растечемся соплями.
- Значит, помнишь. Так вот. - Я прикинул.
- Сегодня я при всем желании не смогу. Завтра. То самое место.
- Ты хочешь, чтобы я пришла в...
- Стоп! Никаких названий. Именно там. Время... - я чуть подумал, - от
двенадцати дня до половины первого. Устраивает?
- Вообще-то мне надо бы возразить - хотя бы из принципа. Но я
согласна.
- И ради Бога: с собой - ничего. Ни листочка. Приходи налегке.
- Тоже согласна. Видишь, какой я стала сговорчивой.
- Это меня только радует. Но все же: почему мы не могли помыть тебе
косточки?
- Почему я запретила Игорю? То есть Изе, вечно я забываю... Да потому
что... Хотя нет. Скажу завтра. А может быть, и говорить не понадобится...
Я с радостью поговорил бы с нею еще. Но, случайно или скорее
инстинктивно глянув на "Ролекс", понял, что если не хочу опоздать на
прием, то разговор надо заканчивать.
- Прости, мое время вышло. А поговорить надо еще об очень многом.
Но придется и это тоже отложить на завтра. Еще раз - прости.
- Ладно уж, прощаю.
- Не опаздывай завтра.
- Ничего, подождешь. Тебе всегда было полезно ждать.
- Будь по-твоему. Подожду.
Но это был на сегодня не последний звонок. Предстояло не откладывая
сделать еще один - на сей раз исключительно по деловым соображениям.
Мне очень не нравился такой способ связи, но на иное не оставалось
времени. Я набрал номер. Мне ответили после четвертого гудка:
- "Реан".
- Назовитесь полностью, - потребовал я. - Плохо вас слышу.
- Реанимационный центр "Здоровье". Рефферент главного врача.
Слово так и произнесли: то ли с запинкой, то ли с удвоенным "ф".
- Это доктор Ффауст.
- Я тоже выговорил, сильно нажимая на тот же звук.
- Узнали вас по голосу, - ответили мне.
- Хотел бы знать: есть ли для меня новости?
- Есть важные новости.
Черт! Важных новостей я, откровенно говоря, не ожидал.
- Можете изложить суть?
- Только вкратце. В программу вашего визита внесены существенные
изменения. Помимо прежних договоренностей необходимы серьезные
консультации в области рентгеноскопии и торакальной хирургии.
- Так... Кому требуется помощь?
- Номеру Первому.
Ничего себе уха! Да, новости не сахар...
- Можно ознакомиться с историей болезни?
- Очень коротко. Диагноз вам должен быть понятен. Очаги воспаления
пока не локализованы. Нужно серьезное обследование.
- Множественные очаги?
- Предположительно - не более трех. Традиционно.
- Понял вас. Как себя чувствует заболевший?
- Температура удовлетворительная, но на улицу в ближайшие дни не
выйдет. Нужно разрешение врача.
- Я бы с удовольствием осмотрел его, но сегодня у меня очень много
визитов. Боюсь, что завтра тоже не смогу: раз нужен рентген, буду готовить
условия.
- Мы передадим. Может быть, направить к вам фельдшера?
- Благодарю, пока не нужно, надеюсь справиться сам. Но желательно
было бы получить новый фонендоскоп: у моего помялась мембрана.
- Пришлем незамедлительно. Шприцы не нужны?
- Сегодня обойдусь.
- В случае надобности - сообщите.
- Просьба. Мне нужна полная история болезни наблюдаемого Седова, он
же Липсис.
- Нет проблем. Готовы записывать?
- Конечно. После этого не кладите трубку.
Мне тут же продиктовали шифр, так что я смог, произведя с ним все
необходимые преобразования по известной мне формуле, сразу же, с
компьютера, давно уже ставшего непременной принадлежностью каждого
гостиничного номера (начиная с трех звездочек), получить необходимую
информацию. Даже при поверхностном ознакомлении с ней можно было
удивиться, почему Липсис не был приглашен на прием заблаговременно -
учитывая несколько специфический характер этого протокольного мероприятия.
Я тут же поспешил исправить ошибку, продолжив разговор с референтом:
- Этого больного вечером же направьте на прием к профессору Алиеву.
- Профессор примет?
- Если регистратура оформит.
- Выполним. Вы там будете?
- Непременно.
- Там получите выписку из истории болезни Первого. Для консультации.
- Хорошо. У меня все.
- Рады были слышать вас.
В этом я не усомнился бы даже без его заверения. Хотя вообще медики
не очень любят журналистов.
Так, подумал я, закончив разговор. Три очага того, что в "Реане"
называется воспалением. Первый - понятно: команда ныне действующего
Президента. От этих сверхъестественной активности ждать не приходится: ему
же все равно в отставку, и для него куда выигрышнее оставить свой трон
государю всея Руси, чем очередному политикану, каким бы тот ни был. Совсем
другими цветами заиграет тогда его имя в истории, а за этой дамой все
ухаживают, хотя каждому известны ее лживость и предательский нрав. Нет,
это слабый источник. С другой стороны, с официальными службами могли уже
подружиться люди кандидата в президенты, обещая в случае его победы все
сохранить а кое-что и улучшить. Так что этот источник сбрасывать со счетов
нельзя.
Второй возможный источник, думал я дальше, - это друзья. Не те,
разумеется, с кем Претендент-2 бегал в один садик, сидел за одной партой
или, скажем, тянул армейскую лямку. Такие дружки никогда не остаются
близкими надолго, они пишут письма, изредка звонят по телефону, приглашают
в гости, заранее зная, что встреча не состоится.
Речь идет о тех, кто сейчас стоит рядом, подпирает претендента в его
продвижении вперед и выше. Опыт подсказывает, что у кого-то из таких
друзей прежде всего заводится в головенке мысль: "Почему он, а не я?" И
именно этих людей прежде всего стараются расшатать, вырвать, как
ненадежный зуб из челюсти - чтобы потом, соответственно его обработав,
имплантировать на место, так что с виду он покажется совсем здоровым, но
когда придет пора укусить - тут и выяснится, что кусает он под другим
углом. Кто эти люди? Вероятно, их нужно искать прежде всего среди тех, кто
официально и публично поддерживает Претендента-2, то есть в руководстве
партии азороссов, чей Программный съезд начнется не сегодня-завтра, чтобы
торжественно объявить претендентом этого самого человека. Завербовать
стараются именно таких, чтобы что-то не было сделано (или, наоборот, было
совершено) в самое последнее мгновение, когда ничего уже нельзя переиграть
и исправить. Значит, поиски второго очага - среди азороссовской верхушки.
Что касается третьего, то его, как всегда, следует искать по ту
сторону рубежа, в данном случае - среди сторонников Претендента-1, то есть
великого князя Алексея. Сам он лишь готовится к очередному приезду в
Россию, последний раз посещал родину предков и предпринял путешествие по
стране три месяца назад, а впервые - два с лишним года тому; по той
причине и Салах-ад-Дину Китоби пришлось поездить по прохладной, с его
точки зрения, стране.
М-да, вон какой букет проблем сразу возникает: кто, где, когда? И
каким способом? Не вызывает сомнений только желаемый результат: совершенно
устранить претендента в зеленой повязке на лбу - потому что это сразу же
приведет к разочарованию владык исламского мира в большой игре - и ко
всему с этим связанному. Жаль только, что все дураки, стремящиеся
подставить ножку Претенденту-2, надеются на чудо: ислама не будет, а
деньги его останутся, равно как и все проистекающие из их наличия блага.
Нет, все-таки не останутся, в том-то и дело...
Ибо сказано в суре "Пчелы", айяте пятьдесят пятом: "И какая есть у
вас милость, то - от Аллаха. Потом, когда вас коснется нужда, вы к Нему
вопите". Но потом окажется скорее всего поздно. А я-то думал, что буду
тихо сидеть, читать, писать кое-что, редактировать... Встречаться с умными
людьми и вести неторопливые беседы с ними в ожидании больших событий.
Но - "И на Аллаха пусть полагаются полагающиеся!"

Глава вторая

На этом все мои резервы времени иссякли. Не оставалось ничего иного,
как переодеться в неглаженое; впрочем смокинг, даже извлеченный из
чемодана, выглядел совсем неплохо, и это меня несколько успокоило.
Переодеваясь, я размышлял на тему: кто смог уже - за считанные часы
пребывания в Москве - поставить на мне свою отметину? Человек на вокзале,
Липсис-Седов, таксист, гостиничный люд, а сколько таких, кого я не успел
заметить? Хотя это и маловероятно, однако все же... Значит ли это, что
сезон охоты на меня уже открыт? Вроде бы никаких поводов для этого не
было. Но чего не случается в этом мире, да еще в его минуты роковые?
Однако пора дела делать; переживания и гипотезы пусть остаются на ужин.
Целую кучу не ожидавшихся мною дел придется перелопатить.
Я не успел еще арендовать машину, и, чтобы прибыть в посольство
вовремя, то есть до появления главных лиц, пришлось, как говорят
киношники, гнаться за уходящей натурой. Натурой в данном случае послужило
такси. Однако гнаться - еще не значит догнать; к счастью, Неопалимовские
переулки, куда мне и следовало попасть, находились неподалеку, в четверти
часа хорошего хода. Так что, не совсем отвыкнув от Москвы, я предпочел
этот примитивный - и надежный, как все примитивное, - вариант.
Я не большой любитель бывать на официальных торжествах - может быть,
потому, что сам я - персона сугубо неофициальная; однако нередко это
бывает связано с работой - и тогда выбирать не приходится. Конечно, посол,
я думаю, не принял бы близко к сердцу, если бы я не появился; он вообще
вряд ли имел представление о моем существовании. На подобных приемах
всегда бывает полно всякого народу - в основном это гости атташе по
культурным связям, хотя и не только его, - о многих представителях
которого посол никогда не слыхивал и не услышит впоследствии. Вот и я
относился к этому "всякому народу" - или, точнее выражаясь, сброду; меня
можно называть и так, это меня только радует, а почему - о том пунктов на
сей раз не последует. Однако, помимо посла, там были и другие люди,
которым встреча со мною казалась достаточно важной.
Кувейтское посольство помещалось там же, где и в мои годы, - в
Третьем Неопалимовском переулке, неожиданно тихом, несмотря на близость
вечно гудящего своими нынешними тремя ярусами Кольца; правда, за минувшие
годы учреждение расширилось, хотя по сравнению с представительствами
других исламских государств - весьма умеренно. Однако сейчас у меня не
было времени разглядывать, что к чему; передо мною почтительно отворили
дверь, и я, стремительно вырастая в собственных глазах, проследовал
внутрь. Экс-каперанг Седов-Липсис вдруг возник рядом, материализовался из
ничего; я кивнул, и он пристроился мне в кильватер. Мне пришлось сказать
пару слов, чтобы претензии к нему исчезли; медики из "Реанимации"
своевременно подсуетились. Едва успев войти, Липсис растворился в воздухе
- или в иной среде, может быть; во всяком случае, исчез из виду. Но
дальнейшее относилось уже к его собственным проблемам, а у меня хватало и
своих.
Здесь все было, как и полагается на приемах: играл оркестр, разносили
дринки, среди которых не было, правда, виноградных производных, не
одобрявшихся Пророком; хозяева дома любезно встречали прибывающих, гости
болтали, разбившись на группы, дамы делали мгновенные и безмолвные оценки
друг друга - ну и так далее.
Поздоровавшись и произнеся все необходимые слова, я стал
протискиваться поближе к лестнице, что вела в бельэтаж, и попутно ловил
обрывки разговоров то в одной, то в другой кучке собравшихся. Я заранее
знал, что обмен мнениями будет вертеться вокруг одной главной темы, тесно
связанной с приездом шейха Абу Мансура. Так оно и получилось.
- ...Нет, барон, вы ошибаетесь. Современная история России начинается
вовсе не с перестройки, но с владычества godfathers, по-русски это
называется pakhans. Царство паханства вначале; но оно не производило, оно
богатело лишь на грабеже и торговле - и поэтому довело страну до полного
экономического краха...
- Простите, не могу с вами согласиться. Насколько я помню, в начале
этого века к власти пришла многочисленная партия средних
предпринимателей...
- Разумеется, так оно и было. Но они не в силах оказались выйти
из-под пресса криминалитета. И при внешнем благопристойстве возникла
анонимная диктатура паханов. Поиски выхода постепенно привели к диалогу
монархистов и исламистов, который вот уже на наших глазах может
закончиться их тесным союзом и победой...
Я миновал эту группу без сожаления: они пережевывали давнюю
информационную жвачку, которая у меня давно в глотке комом стояла. Кто-то
слегка толкнул меня. Я обернулся, нахмурившись; то был официант явно не из
посольского персонала: гладкое, белое, словно напудренное лицо без
признаков ума. Прием, как обычно, обслуживал какой-то из московских
ресторанов высшего класса. Парень смущенно извинился; я кивнул и продолжил
путь, размышляя с том, что неожиданно много самого разного народу со
бралось на незначительной, казалось бы, дипломатической тусовке.
- ...Но, mein Herr, не забудьте: в России вождизм в свое время
пытался противостоять смуте. Жесткая диктатура, сумевшая постепенно, с
кровью выкорчевать уголовщину, но еще менее, чем экспортерь сырья,
импортеры шоколадок и скороспелые банкиры, способная экономически поднять
хоть что-либо...
- Однако, вы, consigliori, должны воздать гене ралам должное: они уже
во втором деценнии возвысили армию едва ли не до того уровня, на котором
война становится внутренней необходимостью. Вождизм был обращен и против
богачей, он явился популистским по своей сути подобием нацизма...
- Но это же естественно! Усиление армии стал с единственным способом
сохранить авторитет нации в мире. Этим и обусловлено было такое
правительство такая система, которые соответствовали этой задаче задача
выбирает правительство, а не наоборот...
Я миновал и этих мыслителей; похоже, сегодн сюда набралось
политологов больше, чем кого угодно еще. В другое время я не упустил бы
возможности по состязаться с ними в искусстве словоблудия; но сейчас у
меня были дела поважнее. Терминология меня не смущала: я прекрасно знал,
что деценнии - decennium по-латыни - означает на русском просто
десятилетие, но ни в коем случае не производится от слово decens -
пристойный, что, как совершенно ясно, к России никакого отношения не
имеет. Термин этот вошел в обращение, кстати сказать, с легкой руки
господина Вебера, журналиста, в настоящий момент здесь присутствующего и
пытающегося с немалыми усилиями добраться до нужной точки посольского
пространства.
Спроси эти любомудры меня, я мог бы куда членораздельнее изложить им
все, что касалось и кратковременного периода интеллигентской демократии,
которая всегда способна лишь призывать - но не выполнять. И
национал-патриотизма - как попытки вызвать к жизни всенародное единство,
попытки, не увенчавшейся успехом, поскольку единство не может быть (во
всяком случае, надолго) основано на жестокости и отрицании.
1 2 3 4 5 6 7 8