Трением сухих гнилушек? Ну, в лесу это не проблема..."
Собрал охапку сухого хвороста и расположился на траве. Вытащил две гладкие ветки и принялся добывать огонь. Ту, что подлиннее, воткнул в землю, а короткой стал быстро и с нажимом тереть. Долго тер, пальцы хорошо разогрелись, но искомый огонь все не появлялся. Вскоре занемели колени, руки дрожали, а огонь упрямо не хотел показываться. Утомившись, Никифор лег навзничь и уставился в небо. Потом снова взялся добывать огонь, но уже другим способом. Одну ветку расщепил, а другую, острогав, поставил торчком и начал вертеть ладонями. В желобке, где крутился конец ветки, вскоре появился дымок, но все время приходилось менять ладони, и за эту короткую паузу тепло успевало развеяться, не дойдя до критической точки. "Вот оно что, - думал Никифор, снова и снова отирая пот, - это тебе не электроника, здесь надо сработать с максимальной точностью".
Крутил-вертел час, не меньше, пока в желобке не потемнело и не свершилось чудо - блеснул огонь!
- О Живой Огонь предков! - молитвенно сложив руки, воскликнул на радостях Никифор. - Слава тебе, могущественный и добрый!
Увидев, что вот-вот запылают все дрова, спохватился и побежал за новой охапкой - нужно было подбросить сырых веток. На бегу заметил в траве какого-то рыженького зверька, метнувшегося в сторону. Свернул туда - о, какой удар судьбы! в ямке, куда он положил свою добычу, не было ни одного карася, а осталась от них одна только чешуя да один недоеденный хвостик. Беспомощно оглянулся, взял свои мокрые штаны с завязанными узлами, подержал их в раздумье в руках и побрел к костру.
"Да вернись ты к кнопкам!" - словно шепнул ему кто-то прямо в ухо.
- Нет, я должен... должен довести игру до конца! Не стал рыбаком - стану грибником.
Где-то в глубине его сознания уже возникало пока еще не оформившееся: "А ведь все-таки придется..." Но то был всего-навсего робкий намек, расплывчатая тень. Никифор направился в гущу леса, приглядываясь к кустам и деревьям. Вскоре натолкнулся на яблоньку - вышла на поляну и встала в траве. Яблоки мелкие, терпкие, кислые-прекислые, но он поедал их одно за другим, пока не набил оскомину. Тут же неподалеку обнаружил невысокие кусты, обсыпанные синевато-черными ягодами. Они легко отделялись от плодоножки, и стоило едва притронуться, ягода уже оказывалась в пальцах. Положил одну в рот: вкусно, очень вкусно. После кислых яблок такая ягода казалась настоящим деликатесом.
Объев несколько кустов, вышел на солнцепек, лег в траву и блаженно потянулся. Настроенный на философский лад, думал о взаимоотношениях человека с природой, задавшись целью определить свой место в великом круговороте материи.
День для Веры прошел в сомнениях: искать или не искать Никифора. Лелеяла маленькую, как солнечный зайчик, мини-надежду: может быть, он все-таки отзовется. Но шел час за часом, тени становились все длиннее, росли и росли, а вместе с ними росла и тревога. А что, если минутный взрыв меланхолии толкнул его на безрассудный, непоправимый поступок?
Засуетилась, начала торопливо собираться. Когда все необходимое было уложено в небольшие, но вместительные гнезда летательного аппарата, она долго сидела у бортового приемника, пытаясь поймать сигналы радиомаяка "Электрона". Но в эфире стоял такой треск и шум, что сделать это было нелегко. Она настраивала аппарат, прикусив нижнюю губу. Нетерпеливые пальцы крутили тумблеры, может быть, слишком нервозно, потому что в микрофон все время врывался посторонний разговор:
- Это окончательно: лечу на спутник! - возбужденновеселый девичий голос.
- Подумай, не спеши... - юноша, умоляя.
- Самый лучший санаторий, мой милый; в цирке Платона. Можно...
- Что за отдых под пластиковым небом?
Потом мешало что-то еще. Все это раздражало Веру, и она подумала: а не обратиться ли в зональный информационный центр? Там ведь можно, пожалуй, получить координаты "Электрона"...
Но вот сквозь хаос звуков послышалось долгожданное и потому волнующее попискиванье. На осциллографе задрожал голубой узор: ну конечно же голос "Электрона"! Однако в монотонных автоматических сигналах послышалось Вере чтото тревожное, и она, не теряя ни секунды, взлетела в вечернее небо и направила аппарат в ту сторону, откуда доносились эти звуки. Включила самую большую скорость, аппарат летел почти беззвучно, но ощущалась легкая вибрация. Примерно через час совсем стемнело, и по тому, что внизу исчезли огни, Вера догадалась, что там уже потянулись леса. Зигзаги на экранчике осциллографа уменьшились, свернулись и наконец сосредоточились в самом центре - зеленое пульсирующее пятнышко. Значит, можно идти на посадку, искомый объект - в радиусе от пятидесяти до семидесяти метров.
Чем ниже спускался Верин аппарат, тем больше сгущалась тьма, а когда, ломая ветки, приземлился, ей показалось, что она угодила на дно какой-то океанской впадины - за иллюминатором было черным-черно. Что делать? Где искать Ника? Вышла из аппарата, но даже шагу ступить не осмелилась. Постояла, держась за край люка и напрягая слух. Черные глаза тьмы, не мигая, уставились на нее со всех сторон, что-то ухнуло, зашелестело, тишину проколол тонюсенький треск. Неужели кто-то крадется к ней? Веру охватил страх. Сдавило грудь, кровь захолонула в жилах. Съежившись, вскочила в кабину, включила свет, зачем-то поправила прическу, касаясь волос растопыренными пальцами. Взглянула в зеркало - ах, какое бледное лицо! А чего она, собственно, так испугалась? Включила приемник музыка заполнила кабину и постепенно успокоила ее. Подумала: а не открыть ли люк? Может быть, Никифор услышит...
Села, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза...
Вроде бы и не спала, а иллюминаторы уже залиты голубизной, видны уже деревья, кусты. Самый обыкновенный лес, и ничего страшного!
Первым долгом решила найти "Электрон". Быть может, Никифор в нем еще спит. Пробираясь сквозь заросли, уже через несколько минут заметила неподалеку красноватый шар, похожий на огромную неспелую ягоду.
- Ау! Никифор!
Наткнулась на остатки костра, постояла около озерца. Где же Ник? Брела, оглядываясь по сторонам, прислушиваясь к шорохам, потрескиванью, шелесту. Разводила в стороны ветки, грозившие порвать изящный синий костюм и поцарапать лицо. А вот и примятая трава на опушке, ясно, здесь лежал он, упрямец эдакий!
- Ни-ки-фо-ор!
Лес несколько раз повторил ее крик и умолк. Едва заметная тропинка повела Веру вдоль леса, под живой стеною лип. Деревья словно светились в кронах, капли росы то тут, то там вспыхивали, как миниатюрные солнышки, брызжа рубиновыми, лиловыми, золотистыми блестками"! и все это играло и переливалось. Вере стало так хорошо на душе... О природа, какой же невыразимой красотою ты блещешь!
...Никифор лежал, скорчившись, на левом боку, весь в крови.
Правая рука оголенная, кровь запеклась на глубоких царапинах. Большая рана ниже колена. Отекшее, в ссадинах лицо, глаз не видно.
- Ник! Ник! - Вера прижала ухо к его груди.
Поднялась, побежала к своему аппарату за санитарной сумкой. Начала торопливо обрабатывать рану, кое-как дрожащими пальцами перевязала - ведь ей никогда не приходилось оказывать медицинскую помощь.
- Чуяло мое сердце: что-то случится...
- Ничего... - прошептал Никифор, еле шевеля опухшими губами. - Только бы к аппарату...
С помощью Веры он попытался встать, но застонал и тяжело опустился на землю.
Вера вспомнила: где-то в этих местах работает отец Клары. Неужели откажется помочь? Впрочем, он же не один в заповеднике.
- Потерпи, Ник, я скоро вернусь...
Вызвала Лесное, но отец Клары был где-то на делянке.
- А что случилось? - спросила Кларина мама.
Вера вынуждена была рассказать. Радиоволны принесли ей тяжелый вздох. Вера порывалась бежать, а Кларина мама все расспрашивала, что и как.
"Эврика! - подумала Вера. - Посажу аппарат возле него! И как это я сразу не сообразила?"
Закрыла люк, склонилась над пультом. Аппарат резко взмыл вверх. Приземлилась в нескольких метрах от Ника. Взяла под мышки, приподняла, но не могла ступить и шагу: Никифору стало совсем плохо. Опустила его на землю. Растерянно посмотрела вокруг, вытерла пот с лица. Что же делать?..
В глубине леса что-то промелькнуло, послышалось жужжание, и Вера увидела, как, петляя между деревьями, приближается "Меркурий" - одноместное летающее кресло. Она издали узнала Кларину маму и почему-то зарделась.
- Вот хорошо, Надежда Павловна, что вы прилетели! - поспешила к ней, когда Меркурий плавно приземлился рядом с аппаратом Никифора.
Надежда Павловна соскочила на землю, быстро подошла к Никифору, раскрывая на ходу свой хирургический чемоданчик. Посмотрела на юношу, потом перевела взгляд на дерево, по которому ползали пчелы.
- Меду захотел... Сейчас, Вера, наложим шины...
Пока Надежда Павловна делала свое дело, Вера стояла на коленях и осторожно подкладывала лед к распухшим щекам Никифора. Над головами всех троих спокойно гудели пчелы, в ветвях заливались птицы, деревья думали о чем-то своем - все в природе было равнодушно к человеческим заботам и волнениям.
"Золотая у Клары мама, - думала Вера, наблюдая, как Надежда Павловна умело забинтовывает Нику ногу. - А он терпеливый - ни разу и не застонал..."
Когда на экранчике появился зеленоволосый Уранос и заговорил о встрече, Клара не знала, что ему сказать. Разговоры на таком расстоянии - это можно истолковать, как, ну, допустим, интерес к случайному знакомству, но лететь с Луны на свидание - это уже что-то серьезное. И ее это немного пугало.
- Не знаю... Я очень занята, не смогу вырваться и на полдня.
- А вам и не придется отрываться: я прилечу к вам в институт. Можно?
- Сюда? В Антарктиду?
- Да, в Антарктиду.
И в голосе его, и в выражении лица было столько мольбы, что Клара не смогла отказать. А теперь уже жалела. Зачем ей это свидание?
Уранос прилетел на следующий день, как и обещал. Клара ждала его в оранжерее, бродя между огромными пальмами и время от времени поглядывая на часы. На какое-то мгновенье возник в сознании облик Никифора, но она сразу же отогнала от себя это воспоминание и сосредоточилась на Ураносе. Какой он все-таки деликатный!..
В оранжерее было совсем тихо. Высокий пластиковый свод надежно защищал субтропический парк от будущих метелей, которые неутомимо швыряли снег, словно стремясь во что бы то ни стало пробиться сквозь эту прозрачность к нежной зелени, одеть ее в белое.
Уранос появился внезапно. Ровным шагом ступая по золотистому песку, подошел к ней и слегка наклонил голову:
- Рад вас видеть.
По выражению его желтоватых глаз трудно было определить, действительно он рад или просто вежлив. Клара подала руку.
- А у вас здесь чудесно! Посреди льдов - пальмы, магнолии, кипарисы... О, а это, кажется, лавр?
- Да, это благородный лавр, как говорили в старину. Пойдемте, я покажу вам розы.
С широкой аллеи они свернули на тропинку и, пробираясь между кустарниками, дошли до журчащего ручейка, сквозь прозрачную воду которого были видны самые мелкие камешки.
- А рыба здесь есть?
- Конечно. Форель.
Уранос вздохнул:
- Все-таки жизнь земного человека так коротка, что он не успевает рассмотреть даже собственную планету.
Этот вздох показался Кларе напускным, тем более что ее собеседник словно отделял себя от "земных людей".
Вокруг было много цветов.
Розы были такие чудесные, попадались даже черные и синие. Они тянулись вверх по изогнутым подпоркам, стлались по зеленой траве.
- Фестиваль! - воскликнул гость. - Фестиваль колеров! Уже ради одних таких роз стоило лететь с Луны.
- Разве что ради роз...
В голосе Клары послышалась ирония, и Уранос поспешил исправить свою оплошность:
- Но самая прекрасная роза...
- Не надо эпитетов и метафор! - перебила Клара. - Кстати, я не знаю, как вас величать.
- Простите, Клара, я был тогда так взволнован...
- А я думала, ураносы не волнуются,
Он так и встрепенулся:
- Как, как вы сказали?
- Я про себя назвала вас Ураносом. Вы ведь рассказывали...
- А-а... Точно. Впопад.
- А как же ваше имя?
- Зовите... Генрихом, если угодно.
- А мое имя вы уже откуда-то знаете...
- О, мы много знаем о том, что нас интересует.
Притихшим голосом, рассчитанным на сочувствие, он произнес, что до сих пор ему не посчастливилось встретить такую чудесную девушку, как Клара. Были, конечно, знакомства, но все не то.
- Ну а как ваш проект моделирования истории? - Клара перевела разговор на другую тему.
- Экспертная комиссия одобрила.
- Вот как! А вы лично считаете, что он совершенен?
- К сожалению, до совершенства конечно же далеко. Нет гарантии, что результаты не будут искажены. Впрочем, время покажет. Попробовать стоит.
- А в чем, по-вашему, несовершенства?
Генрих охотно изложил свои соображения:
- Что такое история, собственно говоря? Это цепь событий во времени и в пространстве. Так вот, если пространство мы обеспечим, то время... Вы ведь понимаете, мы не можем растягивать эксперимент, скажем, на три тысячи лет. Необходимо ускорение. И здесь важно определить коэффициент.
- Это было бы забавно: философы не прогуливаются, а бегают и на бегу декларируют свою мудрость.
- Философов можно еще привести в чувство: их мысли известны, марудить и тратить время попусту никто им не позволит. А вот передислокации армий, сражения, войны... Хотя, впрочем, скорость идей и процессов - явление относительное. Быть может, в сравнении с каким-нибудь обществом на другом конце Галактики земляне живут в молниеносном, так сказать, темпе.
- Возможно, - согласилась Клара. - Но интенсивность может привести к разного рода последствиям. И меня волнует вот что. Кажется мне, проект в самой своей сути антигуманен. Я вам об этом уже говорила.
Генрих не мог согласиться с этим и подчеркнул, что биороботы - это, собственно, механизмы и более того - всего-навсего символы давным-давно действовавших сил.
- Механизмы... с эмоциями? Чем же они отличаются от людей?
Генрих пустился в рассуждения о юридическом статусе биороботов, о их происхождении. К тому же эксперимент, по всей вероятности, придется расчленить - запрограммировать только узловые, критические моменты, влиявшие на ход истории. Но Клара не отступалась, и Генрих в конце концов вынужден был перевести разговор на другую тему.
Затем, расположившись у Большого фонтана, они заговорили о Клариной работе. Из вежливости Генрих поинтересовался новыми открытиями института "Геомагнитный полюс".
- Ничего особенного, - без энтузиазма сказала Клара. Установлена тенденция к снижению напряжения магнитного поля.
- Любопытно, как это интерпретируют ваши теоретики?
- Появилась очередная гипотеза - синхронной периодической пульсации.
- И какая же периодичность определена?
- Нынешние параметры считаются началом нового периода, а сколько он продлится...
- Очень интересно.
- Да? А я не вижу в этом ничего особенного.
После непродолжительной паузы Генрих деликатно предложил:
- А не совершить ли вам вылазку на снег?
Клара виновато улыбнулась:
- Я боюсь холода. Да и времени нет. - Встала. - Вы сейчас куда - на Космическую Пращу?
- Да. - В голосе Генриха прозвучало разочарование. - Я должен вернуться на свою базу.
- Счастливого пути!
- А смогу ли я еще как-нибудь побывать здесь?
- Да, - сдержанно разрешила Клара.
Генрих просиял.
Языки пламени лизнули одежду Никифора, поползли по рукам, по груди, по спине. В одно мгновенье огонь охватил его всего, золотистые лепестки заплясали, словно празднуя какой-то ужасный праздник на голом теле. Больно, ох как нестерпимо больно! И внутри огонь: жжет, душит, не дает вздохнуть. Ноги тоже не слушаются, он бежит и бежит, а кажется - все остается на месте! Напрягает последние силы, ведь хищник вот-вот настигнет. Никифор уже не оглядывается, каждой клеткой ощущает ужас, крик застревает у него в горле, и сквозь зубы прорывается стон. Откуда-то проникают приглушенные слова: "Он бредит". Кто это сказал? Может быть, Клара?.. Да-да, вон она убежала от него, тоже вся обсыпанная золотистыми лепестками. Да погоди же!.. Никифор на бегу начинает рукой сбивать с нее искры огня; они падают в траву, перескакивая со стебля на стебель, со злобой и жадностью бросаются на сочную добычу, шипят. И он бежит по этим колким огням, как по шипам, и чувствует, что вот-вот упадет. "Сердце! Поддержите ему сердце!.." - снова долетает откуда-то из очень далекого далека.
Он прижимает ладонь к груди, но вместо сердца бьется там тоже клубок огня, и он слышит легкие толчки. И сразу спадает с груди раскаленная цепь. Ах, как хорошо, когда не жжет, не печет! Хорошо лежать в траве, колышется луг, как зеленая палуба корабля, укачивает. Веки слипаются, нет боли, нет огня. Покачивается земля - плавно, размеренно. Спать, спать...
...Теперь голоса звучат ближе, Никифор слышит их сквозь туманную пелену сна, но проснуться не может. "Кризис миновал. Сказать по правде, я очень боялся сепсиса.
1 2 3 4 5 6 7 8