Все они были
старики, но не такие древние, как тот, что прошептал. Их холодные
серо-голубые глаза разглядывали меня. Верховный жрец - я решил, что это
верховный жрец, и так оно и оказалось, - снова заговорил:
- Мне сказали... но я не могу поверить! Подойди ко мне!
Я вспрыгнул на помост и подошел к нему. Он приблизил ко мне свое
старое лицо, заглянул мне в глаза. Коснулся моих волос. Сунул руку под
рубашку и положил мне на сердце. Потом сказал:
- Покажи мне руки.
Я положил их на стол ладонями кверху. Он так же внимательно их
разглядывал, как начальник отряда. Остальные двенадцать столпились вокруг,
следя за его пальцами, когда он указывал им те или иные знаки. Жрец снял с
шеи золотую цепь и извлек из-под одежды прикрепленный к цепи ящичек из
нефрита. Открыл его. Внутри находился желтый камень, больший, чем в моем
кольце, но в остальном абсолютно такой же. В его глубине извивался черный
осьминог - Кракен. Рядом - небольшой нефритовый флакон и маленький
нефритовый нож, похожий на ланцет. Жрец взял мою правую руку и расположил
запястье над желтым камнем. Посмотрел на меня, на остальных. В глазах его
была боль.
- Последнее испытание, - прошептал он. - Кровь!
Он уколол мое запястье ножом. Капля за каплей кровь медленно падала
на камень. Я заметил, что камень слегка вогнут. Капая, кровь тонким слоем
покрывала углубление. Старый жрец поднял нефритовый флакон, откупорил его
и с крайним усилием воли удержал его неподвижно над камнем. Из флакона
капнула одна капля бесцветной жидкости и смешалась с моей кровью.
В комнате царило полное молчание, верховный жрец и его помощники,
казалось, не дышали, глядя на камень. Я бросил взгляд на предводителя
уйгуров, он смотрел на меня, в глазах его горел огонь фанатизма.
Послышалось восклицание верховного жреца, его подхватили все
остальные. Я посмотрел на камень. Розовая пленка меняла цвет. В ней
мелькали какие-то искорки; постепенно она превратилась в прозрачную
эеленоватую жидкость.
- Двайану! - выдохнул верховный жрец и опустился в свое кресло,
закрыв лицо дрожащими руками. Остальные переводили взгляд с меня на камень
и снова на меня, как будто увидели чудо. Я взглянул на предводителя
отряда: он лежал у помоста, закрыв лицо руками.
Верховный жрец открыл лицо. Мне показалось, что он помолодел,
преобразился; в глазах его больше не было боли и отчаяния; они были полны
жизнью. Он встал и усадил меня в свое кресло.
- Двайану, - спросил он, - что ты помнишь?
Я удивленно покачал головой; это повторение замечания уйгура в
лагере.
- А что я должен помнить? - спросил я.
Он оторвал от меня взгляд, вопросительно взглянул на остальных; как
будто он у них о чем-то спросил, они переглянулись и кивнули. Он закрыл
нефритовый ящичек и спрятал его. Взял меня за руку, повернул грань на моем
кольце, сомкнул мою другую руку вокруг кольца.
- Ты помнишь, - голос его перешел в еле слышный шепот, - Калкру?
И снова тишина повисла в огромном помещении - на этот раз она была
физически ощутима. Я сидел, размышляя. В этом имени было что-то знакомое.
У меня появилось раздражающее ощущение, что я должен его знать что если я
постараюсь, то вспомню его; что воспоминание рядом, на самом пороге
сознания. И к тому же я чувствовал, что это слово означает нечто ужасное.
Что-то такое, что лучше не вспоминать. Почувствовал отвращение, смешанное
с негодованием.
- Нет, - ответил я.
И услышал резкие возбужденные выдохи. Старик встал за мной и закрыл
мне глаза руками.
- А это... помнишь?
В моем мозгу все смешалось, затем я увидел картину, увидел так ясно,
будто смотрел на нее открытыми глазами. Я ехал верхом по оазису прямо к
квадратному входу в скалу. Но это вовсе не был оазис. Город, с садами, с
широкой рекой, сверкающей в нем. И хребты не из обнаженного красного
песчаника, а покрыты зеленью и деревьями. За мной скачут другие - мужчины
и женщины, похожие на меня, красивые и сильные. Вот я уже у входа. Мощные
колонны окружают его... вот я спешился... спешился с большого черного
жеребца... вхожу...
Я не буду входить! Если войду, я вспомню... Калкру! Я бросился назад,
наружу... почувствовал руки у себя на глазах... руки старого жреца.
Спрыгнул с кресла, дрожа от гнева. Лицо его было добрым, голос мягким.
- Скоро, - сказал он, - ты вспомнишь больше!
Я не ответил, стараясь подавить необъяснимый гнев. Конечно, старик
пытался загипнотизировать меня; я видел то, что он хотел, чтобы я увидел.
Не зря уйгурские жрецы имеют репутацию колдунов. Но не это вызвало во мне
гнев такой сильный, что потребовалась вся моя воля, чтобы не сорваться в
вспышке безумия. Нет, это что-то связанное с именем Калкру. Что-то
находится за входом в скалу, куда меня чуть не ввели насильно.
- Ты голоден? - внезапный переход жреца к практическим проблемам
вернул меня к норме. Я громко рассмеялся и ответил: "Очень. И к тому же
хочу спать". Я опасался, что такая важная персона, какой я, по-видимому,
становлюсь, должна будет есть в обществе верховного жреца. И почувствовал
облегчение, когда он передал меня в руки уйгурского офицера. Уйгур
следовал за мной, как собака, не отрывал от меня взгляда и ждал, как
слуга, пока я ел. Я сказал ему, что хотел бы спать не в каменном доме, а в
палатке. Глаза его сверкнули, и впервые он произнес что-то, кроме
почтительных звуков.
- По-прежнему воин! - одобрительно сказал он. Для меня поставили
палатку. Прежде чем лечь спать, я выглянул из нее. Уйгурский офицер сидел
у входа, и двойное кольцо вооруженных уйгуров окружало мою палатку.
На следующее утро ко мне явилась делегация младших жрецов. Мы прошли
в то же здание, но в гораздо меньшее помещение, в котором совсем не было
мебели. Здесь меня ждали верховный жрец и его помощники. Я ожидал
множества вопросов. Меня ни о чем не спросили. Жреца, очевидно, не
интересовало мое происхождение, откуда я и как оказался в Монголии.
Казалось, его вполне удовлетворяло, что я оказался именно тем, кого они
надеялись увидеть, - кто бы это ни был. Больше того, у меня сложилось
впечатление, что они очень торопятся завершить план, начатый уроками
языка. Верховный жрец перешел прямо к делу.
- Двайану, - сказал он, - мы вызовем в твоей памяти определенный
ритуал. Слушай внимательно, смотри внимательно, повторяй точно каждую
интонацию, каждый жест.
- Для чего? - спросил я.
- Узнаешь... - начал он и гневно прервал себя. - Нет! Я скажу тебе
сейчас! Для того, чтобы эта пустыня снова стала плодородной. Чтобы уйгуры
вернули себе свое величие. Древнее святотатство против Калкру, чьим
результатом стала эта пустыня, должно быть искуплено!
- Какое отношение я, чужак, имею ко всему этому?
- Мы, те, к кому ты пришел, не обладаем древней кровью, чтобы вызвать
все это. Ты не чужак. Ты Двайану - Освободитель. У тебя чистая кровь. И
только ты, Двайану, можешь изменить судьбу.
Я подумал, как обрадовался бы Барр, услышав это объяснение, как
торжествовал бы он над Фейрчайлдом. Я поклонился старому жрецу и сказал,
что готов. Он снял с моего пальца кольцо, снял со своей шеи цепь вместе с
ящичком и велел мне раздеться. Пока я раздевался, он сам сбросил одежду, и
все окружающие поступили так же. Жрец унес наши вещи и скоро вернулся. Я
смотрел на сморщенные обнаженные тела стариков, и у меня вдруг пропало
всякое желание смеяться. В ритуале было что-то зловещее. Урок начался.
Это был не ритуал, скорее воззвание к духу, еще точнее - вызывание
Существа, Власти, Силы, именуемой Калкру. И сам процесс, и жесты, его
сопровождающие, были чрезвычайно любопытны. Отчетливо звучали архаические
формы уйгурского языка. Многие слова я не понимал. Очевидно, они
передавались от жреца к жрецу с глубокой древности. Даже равнодушный
прихожанин счел бы их богохульными и проклятыми. Но я был слишком
заинтересован, чтобы думать об этой стороне происходящего. У меня
появилось то же странное чувство знакомого, какое я впервые ощутил при
имени Калкру. Однако на этот раз я не испытывал отвращения. Я все
воспринимал очень серьезно. Не знаю, связано ли это с объединенной волей
двенадцати жрецов, которые не отрывали от меня взглядов.
Не стану повторять, передам только суть. Калкру - это
Начало-без-Начала и он же - Конец-без-Конца. Он - Пустота без света и
времени. Уничтожитель. Пожиратель жизни. Разрушитель. Растворяющий. Он не
смерть - смерть лишь часть его. Он жив, очень активен, но его жизнь - это
антитезис Жизни, как мы понимаем ее. Жизнь вторгается, тревожит
бесконечное спокойствие Калкру. Боги и люди, животные и птицы, все
существа, растения, вода и воздух, огонь, солнце, звезды, луна - все
растворится в Нем, живом Ничто, если он этого захочет. Но пока пусть они
существуют. К чему беспокоиться, если в конце концов все придет к Калкру?
Пусть Калкру отступит, чтобы жизнь могла войти в пустыню и снова расцвести
здесь. Пусть он касается лишь врагов своих верноподданных, так чтобы эти
верноподданные снова были велики и могучи - свидетельство того, что Калкру
есть Все во Всем. Ведь это всего лишь на мгновение вечности. Пусть Калкру
проявит себя и возьмет то, что ему предлагают, как доказательство, что он
услышал и согласился.
Там было еще много всего, но в этом суть. Ужасная молитва, но я не
испытывал ужаса - тогда. Все повторили трижды, и я твердо усвоил свою
роль. Верховный жрец провел еще одну репетицию и кивнул жрецу, который
унес нашу одежду. Тот вышел и вернулся с одеждой, но не прежней. Он дал
мне длинный белый плащ и пару сандалий. Я спросил, где моя одежда; старик
сказал, что мне она больше не нужна, что отныне я буду одеваться, как
подобает мне. Я сказал, что это хорошо, но я хотел бы иногда взглянуть и
на свою старую одежду. Он согласился.
Меня отвели в другую комнату. На стенах висели поблекшие рваные
шпалеры. На них изображались сцены охоты и войны. Здесь были также сидения
странной формы, металлические, может быть, медные, но может, и золотые,
широкий и низкий диван, в углу копья, лук и два меча, щит и бронзовый шлем
в форме шапки. Все, включая ковер на полу, казалось очень древним. Здесь
меня вымыли, побрили и подстригли мои длинные волосы - все это
сопровождалось очистительным ритуалом, иногда просто поразительным.
После этого мне дали хлопковое белье, укрывшее меня с ног до шеи.
Затем брюки, длинные, свободные, с широким поясом, связанные как будто из
золотых нитей, непонятным образом приобретших мягкость шелка. Я с
интересом заметил, что вся одежда тщательно заштопана и починена.
Интересно, сколько столетий уже мертв человек, который первым надел ее?
Затем последовала длинная, похожая на блузу рубашка из того же материала,
на ноги я надел нечто похожее на котурны или высокие полусапоги, вышитые
сложными, но изрядно постаревшими украшениями.
Старик снова надел мне на палец кольцо и отошел, восхищенно глядя на
меня. Очевидно, он не замечал следов времени в моей одежде. Для него я был
великолепной фигурой из прошлого.
- Так ты выглядел, когда наша раса была великой, - сказал он. - И
скоро, когда вернется наше величие, мы вызовем тех, кто живет в Земле
Теней.
- Что это за Земля Теней? - спросил я.
- Она далеко на востоке, за Большой Водой, - ответил он. - Но мы
знаем, что они живут там, последователи Калкру, которые бежали, когда
плодородная земля уйгуров из-за святотатства превратилась в пустыню. У них
такая же чистая кровь, как и у тебя, Двайану, и среди их женщин ты найдешь
себе пару. И когда мы уйдем, земля уйгуров снова будет населена людьми
чистой крови.
Он неожиданно отошел, и младшие жрецы последовали за ним. У двери он
обернулся.
- Жди здесь, - сказал он, - пока я не пришлю за тобой.

4. ЩУПАЛЬЦЕ КАЛКРУ
Я ждал около часу, рассматривая любопытное содержимое комнаты и
развлекаясь фехтованием двумя мечами. Обернувшись, я увидел уйгурского
офицера, он смотрел на меня от двери, его бледные глаза блестели.
- Клянусь Зардой! - сказал он. - Ты мог многое забыть, но не
искусство владения мечом! Ты оставил нас воином и воином вернулся!
Он опустился на одно колено, склонил голову. "Прости, Двайану. Я
послан за тобой. Пора идти".
Меня охватило возбуждение. Я притронулся мечом к плечу офицера. Тот
принял это как обряд посвящения в рыцари. Мы прошли коридором, полным
копьеносцев, и через порог дворца. Послышался громовой крик:
- Двайану!
Затем звуки труб, могучий раскат барабанов и звон цимбал.
Перед дворцом выстроился отряд всадников, их было не менее пятисот,
копья их сверкали, к древкам были привязаны вымпелы. По краям площади
виднелись толпы, стоявшие ровными рядами. Это были мужчины и женщины в
древних одеяниях, таких же, как у меня. Многоцветные металлические нити их
одеяния блестели на солнце. Они держали в руках флаги, флажки, вымпелы,
древние, изорванные, со странными изображениями. В дальнем конце площади я
разглядел старого жреца, он сидел на лошади и был одет в желтое. Рядом с
ним его помощники. Над ними развевалось желтое знамя, и ветер развернул на
нем изображение черного Кракена. А еще дальше сотни уйгуров теснились,
чтобы взглянуть на меня. Я стоял, мигая от яркого света, и новый мощный
крик смешался с громом барабанов.
"Король возвращается к своему народу", - сказал Барр. Что ж, очень
похоже.
Меня подтолкнул мягкий нос. За мной стоял черный жеребец. Я сел на
него. И проехал между рядами воинов и людей в старинной одежде; уйгурский
офицер следом за мной. Все они, мужчины и женщины, были крупнее, чем
уйгуры в среднем, у всех серо-голубые глаза. Я решил, что это дворяне,
представители древних родов, те, в ком наиболее сильно сказывалась древняя
кровь. На изорванных флагах символы их кланов. В глазах мужчин горело
возбуждение. В глазах многих женщин - ужас.
Я подъехал к старому жрецу. Ряды всадников перед нами расступились.
Мы рядом въехали в образовавшийся проход. Младшие жрецы последовали за
нами. За ними - дворяне. Длинной линией по обе стороны кавалькады
двигались уйгурские всадники - трубы ревели, барабаны били, цимбалы
звенели.
"Король возвращается..."
Боже, почему я тогда не бросился прямо на копья всадников?!
Мы двигались по зеленому оазису. Пересекли широкий мост, который
соединял берега ручейка, бывшего некогда могучей рекой. И по древней
дороге направились прямо к входу в скалу примерно в миле от нас. Меня
охватывало все более сильное возбуждение. Я посмотрел на сопровождавших.
Вспомнил о заплатах и тщательной починке своей одежды. И увидел в одежде
спутников следы той же убогости. Это заставило меня почувствовать, что я
все же не король, но одновременно я ощутил жалость. Этих мужчин и женщин
подгоняли духи их предков, они становились все слабее по мере того, как
разжижалась древняя кровь, но они все еще были сильны, они боролись, они
распоряжались мозгом, волей, телами своих потомков, они вели их к тому,
что, по мнению духов, сделает их снова сильными, утолит их голод.
Да, я жалел их. Нелепо думать, что я утолю голод их призраков, но
одно я могу для них сделать. Я дам отличное представление! И я принялся
повторять ритуал, которому научил меня старый жрец.
Осмотревшись, я увидел, что мы уже на пороге входа в гору. Вход был
очень широк, в него могли бы въехать рядом двадцать всадников. Приземистые
колонны, которые я видел в своем воображении, когда жрец коснулся моих
глаз, лежали расколотые рядом. Я не ощущал ни отвращения, ни нежелания
войти, как в своем видении. Мне хотелось побыстрее покончить с этим.
Всадники проехали вперед и выстроились у входа. Я спешился и протянул
одному из них повод своего жеребца. Мы, старый жрец рядом, остальные
сзади, миновали разрушенный порог и вошли внутрь горы. Проход, или
вестибюль, был освещен ровным ярким пламенем настенных факелов. В ста
шагах от входа начинался другой коридор, он уходил внутрь под углом
примерно в 90 градусов к первому, более широкому. В него свернул старый
жрец. Я оглянулся. Дворяне еще не вошли в гору. Я видел, как они
спешиваются у входа. Мы молча прошли по этому переходу примерно с тысячу
футов. Он привел к небольшой квадратной комнате, высеченной в красном
песчанике; из комнаты вела дверь, увешанная вышитыми коврами.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Обитатели Миража'


1 2 3 4