Однако, если нынешние уйгуры и восходят к той расе, они
смешивались с другими народами и дошли почти до полного исчезновения
древней крови.
Я спросил, какое это имеет отношение ко мне, и он ответил, что,
по-видимому, мои посетители считают меня чистокровным представителем их
древней расы. В сущности, он не видит никаких других объяснений их
странному поведению. Он считал, что их изучение моих ладоней и явное
одобрение того, что они обнаружили, доказывает его правоту.
Старик Фейрчайлд иронически спросил, не собирается ли Барр обратиться
к хиромантии. Барр холодно ответил, что он ученый. И как ученый, знает,
что определенные признаки могут передаваться по наследству через многие
поколения. Определенное расположение линий на ладонях может сохраняться
много столетий. И в случаях атавизма - а я явный пример атавизма - оно
может возникать вновь.
К этому времени у меня уже слегка кружилась голова. Но Барр добавил
еще кое-что. К этому времени он уже был выведен из себя и сказал, что
уйгуры, вероятно, совершенно правы в своей оценке меня. Я атавистический
пример возврата к древним норвежцам. Прекрасно. Но совершенно несомненно,
что асы, боги и богини древних норвежцев: Один и Тор, Фригга и Фрейя, Фрей
и Локи и многие другие - все это когда-то были реальные люди. Несомненно,
они были предводителями длительной и опасной миграции. После смерти они
были обожествлены, как и многие подобные герои и героини других рас и
племен. Этнологи считают, что древние норвежцы, подобно другим арийцам,
пришли на северо-восток Европы из Азии. Их переселение происходило в
период от 50999 до 999 лет до рождества Христова. И нет никаких научных
возражений против их прихода из того района, который сейчас называется
Гоби, и против того, что это и есть та раса светловолосых голубоглазых
людей, которых современные уйгуры называют своими предками.
Никто, продолжал Барр, не может сказать точно, когда Гоби стала
пустыней и что вызвало появление пустыни. Части Гоби могли быть
плодородными еще две тысячи лет назад. Какова бы ни была причина этого
изменения, действовала ли эта причина быстро или медленно, но она дала
толчок к переселению, предводительствуемому Одином и остальными асами, к
переселению, которое закончилось колонизацией Скандинавского полуострова.
Известно, что во мне проявились признаки моих далеких предков со стороны
материнской линии. Почему в таком случае не проявиться и признакам древних
уйгуров, если они действительно были предками норвежцев?
Но главный - практический - вывод заключался в том, что меня ждут
неприятности. Так же, как и всех остальных членов экспедиции. Барр
настоятельно советовал вернуться в наш старый лагерь, где мы будем
находиться среди дружественных племен. В заключение Барр указал, что с тех
пор, как мы переселились в новый лагерь, здесь не показался ни один
монгол, татарин или представитель другого племени, с которыми у меня были
такие дружественные отношения. Барр сел, бросив гневный взгляд на
Фейрчайлда, и добавил, что это совет не хироманта, а признанного ученого.
Разумеется, Фейрчайлд извинился, но совет Барра не принял: мы можем
вполне благополучно подождать несколько дней и проследить за развитием
событий. Барр угрюмо заметил, что как пророк Фейрчайлд ничего не стоит, но
все равно за нами, вероятно, наблюдают и не позволят нам отступить,
поэтому неважно, что мы решим.
Ночью мы услышали далекий бой барабанов; через неравные промежутки он
слышался до самого утра, отвечая на вопросы еще более далеких барабанов.
На следующий день в то же время показался тот же самый отряд.
Предводитель, как и прежде, направился ко мне, ни на кого не обращая
внимания. Он почти униженно приветствовал меня. Мы направились в мою
палатку. Снова вокруг возникло кольцо воинов, и начался второй урок. Он
продолжался больше двух часов. И вот день за днем в течение трех недель
повторялось одно и то же. Никаких отвлечений, случайных вопросов,
объяснений. У этих людей была лишь единственная цель: научить меня своему
языку. И они прекрасно с ней справлялись. Полный любопытства, стремясь
узнать, что это все в конце концов значит, я преодолевал все препятствия и
стремился так же настойчиво к той же цели. И это они тоже воспринимали как
вполне естественное. Через три недели я говорил по-уйгурски так же хорошо,
как и по-английски.
Беспокойство Барра усиливалось. "Они к чему-то готовят вас, - говорил
он. - Я отдал бы пять лет жизни, чтобы оказаться на вашем месте. Но мне
это не нравится. Я боюсь за вас. Ужасно боюсь!"
Однажды ночью в конце третьей недели сигнальные барабаны звучали до
самого рассвета. На следующий день мои учителя не появились, не было их
еще два дня. Но наши люди сообщили, что вокруг всего лагеря видны посты
уйгуров. Наши рабочие боялись, и никакой работы от них нельзя было
добиться.
В полдень на четвертый день мы заметили облако пыли, быстро
приближавшееся с севера. Вскоре послышались звуки уйгурских барабанов.
Затем из пыли показалась группа конных уйгуров. Их было двести-триста
человек, все вооружены копьями, а многие - и ружьями. Они полукругом
выстроились возле лагеря. Предводитель с холодным взглядом, который был
мои главным учителем языка, спешился и пошел вперед, ведя на поводу
великолепного черного жеребца. Большая лошадь, сильная, непохожая на
поджарых лошадей уйгуров; такая лошадь легко выдержит мой вес.
Уйгур опустился на колено и протянул мне повод жеребца. Я
автоматически взял его. Лошадь осмотрела меня, принюхалась и положила
морду мне на плечо. Все всадники одновременно взметнули копья и выкрикнули
какое-то слово, которое я не уловил, потом спешились и стояли в ожидании.
Предводитель встал. Из своей одежды он достал небольшую шкатулку из
древнего нефрита. Снова опустившись на колено, он протянул мне шкатулку. Я
нажал, крышка открылась. Внутри было кольцо. Широкое и массивное, из
чистого золота. А в нем прозрачный желтый камень, квадратный, в полтора
дюйма. И внутри камня изображение черного осьминога.
Щупальца осьминога веером протянулись от тела. Казалось, они
высовываются из желтого камня. Я даже разглядел на конце ближайшего
щупальца присоску. Тело виднелось не так четко. Оно было туманным,
казалось, уходило вдаль. Черный осьминог не был вырезан на камне. Он
находился внутри.
Я испытал странное смешение чувств - отвращение и одновременно
ощущение чего-то очень знакомого, как будто уже видел это раньше - мы
называем это двойной памятью. Не раздумывая, я надел кольцо на палец - оно
пришлось точно по размеру - и поднял руку, солнце отразилось в камне.
Мгновенно все уйгуры упали на землю и лежали на животе, вытянувшись передо
мной.
Предводитель уйгуров заговорил со мной. Я подсознательно ощущал, что
с того самого момента, как он протянул мне кольцо, он внимательно следит
за мной. Теперь мне показалось, что в глазах его благоговейный страх.
- Твоя лошадь готова... - и он употребил то же слово, каким меня
приветствовали его воины. - Покажи, что ты хочешь взять с собой, и твои
люди понесут это.
- Куда мы идем... и насколько? - спросил я.
- К святому человеку твоего народа, - ответил он. - А насколько...
только он сможет ответить.
Я почувствовал раздражение от этой бесцеремонности. К тому же меня
удивило, что он говорит о своих людях, как о моих.
- А почему он сам не пришел ко мне? - спросил я.
- Он стар, - ответил уйгур. - Такого пути он не выдержит.
Я взглянул на всадников, стоявших теперь рядом с лошадьми. Если я
откажусь идти и мои товарищи меня поддержат - а они меня поддержат, это
будет означать немедленную гибель всего лагеря. К тому же я сгорал от
любопытства.
- Я должен поговорить со своими товарищами перед уходом, - сказал я.
- Если Двайану, - на этот раз я уловил слово, - хочет попрощаться со
своими псами, да будет так. - В его взгляде блеснуло презрение, когда он
посмотрел на старика Фейрчайлда и остальных.
Мне определенно не понравилось ни то, что он сказал, ни то, как
сказал.
- Жди меня здесь, - коротко сказал я и пошел к Фейрчайлду. Вместе с
ним я пошел в палатку. Барр и другие члены экспедиции - за нами. Я
рассказал им обо всем. Барр взял меня за руку и осмотрел кольцо. Он
негромко свистнул.
- Вы знаете, что это? - спросил он. - Кракен, сверхмудрое,
сверхзлобное мифическое морское чудовище древних норвежцев. Видите, у него
не восемь, а двенадцать щупалец. Его никогда не изображали меньше чем с
десятью. Он символизирует принцип, враждебный Жизни, - не саму Смерть, а
скорее уничтожение. Кракен - и здесь, в Монголии!
- Послушайте, шеф, - обратился я к старому Фейрчайлду. - Вы можете
помочь мне лишь одним, если, конечно, хотите. Отправляйтесь как можно
быстрее в наш старый лагерь. Свяжитесь с монголами, обратитесь к тому
вождю, который часто привозил борцов: монголы покажут вам, кого я имею в
виду. Уговорите его, наймите, чтобы как можно больше воинов собралось в
лагерь. Я вернусь, и, вероятно, за мной будет погоня. Вас тоже
подстерегает опасность. Может быть, не в данный момент, но может так
получиться, что эти люди захотят убрать вас. Я знаю, о чем говорю, шеф.
Сделайте это ради меня, если не ради себя.
- Но они следят за лагерем... - начал он возражать.
- Не будут... после моего ухода. И некоторое время после этого. Они
все уедут со мной. - Я говорил абсолютно убежденно, и Барр в знак согласия
кивнул.
- Король возвращается в свое королевство! - сказал он. - И все его
верноподданные вместе с ним. Он в безопасности - пока он с ними. Но...
Боже, если бы только я мог отправиться с вами, Лейф! Кракен! А в древних
легендах Южных морей говорится о великом Осьминоге, который дремлет на дне
и ждет своего часа, когда он сможет уничтожить весь мир и всю жизнь. А на
высоте в три мили Черный Осьминог вырезан на утесе в Андах! Норвежцы -
жители островов Южных морей - жители Анд! И всюду один и тот же символ,
вот этот!
- Обещаете? - спросил я Фейрчайлда. - От этого может зависеть моя
жизнь.
- Мы будто покидаем вас. Мне это не нравится.
- Шеф, они сотрут вас в минуту. Возвращайтесь и поднимайте монголов.
И татары помогут. Они все ненавидят уйгуров. Я вернусь, не бойтесь. Но
готов поручиться, что вся эта свора, если не больше, будет идти за мной по
пятам. Вернувшись, я хочу найти стену, за которой можно укрыться.
- Мы уедем, - пообещал он.
Я направился к своей палатке. Уйгур с холодным взглядом сопровождал
меня. Я взял ружье, пистолет, сунул в карман зубную щетку и бритву и
повернулся, чтобы уходить.
- Больше ничего? - в вопросе слышалось удивление.
- Если что-то понадобится, я вернусь, - ответил я.
- Нет - после того, как вспомнишь, - загадочно сказал он.
Бок о бок мы пошли к черному жеребцу. Я сел на него.
Отряд окружил нас. Копья образовали преграду между мной и лагерем. Мы
двинулись на юг.

3. РИТУАЛ КАЛКРУ
Жеребец бежал ровным раскачивающимся шагом. Он легко нес мой вес.
Примерно за час до темноты мы оказались на краю пустыни. Справа виднелся
невысокий хребет из красного песчаника. Прямо перед нами ущелье. Мы
въехали в него. Через полчаса мы выехали на старую дорогу, теперь всю
покрытую булыжниками. Дорога уходила на северо-восток к другому, более
высокому хребту красного песчаника; он находился от нас в пяти милях. Мы
добрались до него уже в начале ночи, и здесь мой проводник остановился,
сказав, что мы заночуем до рассвета. Около двадцати всадников спешились,
остальные проехали дальше.
Те, что остановились, посматривали на меня, явно ожидая чего-то.
Интересно, что я должен сделать; и тут я заметил, что мой жеребец вспотел.
Я попросил, чтобы его протерли и дали ему воды и еды. Очевидно, этого от
меня и ждали. Сам предводитель принес мне попону, еду и воду. Когда
жеребец остыл, я покормил его. Потом велел закутать его в попону, потому
что ночи стояли холодные. Закончив, я обнаружил, что ужин уже готов. Мы
сидели у костра с предводителем. Я был голоден и, как всегда, когда это
возможно, ел с большим аппетитом. Я задал несколько вопросов, но на них
ответили так уклончиво и с такой очевидной неохотой, что больше я ни о чем
не спрашивал. Когда ужин закончился, я захотел спать. Сказал об этом. Мне
дали одеяла, и я пошел к своему жеребцу. Расстелил рядом с ним одеяла,
упал на них и закутался.
Жеребец наклонил голову, принюхался, подул мне на шею и лег рядом. Я
повернулся и положил голову ему на шею. И услышал возбужденный шепот
уйгуров. После этого я уснул.
Проснулся я на рассвете. Завтрак был уже готов. Мы снова двинулись по
древней дороге. Она шла вдоль холмов, огибая углубление, которое когда-то
было дном большой реки. Какое-то время восточные холмы защищали нас от
солнца. Когда оно стало светить прямо на нас, мы укрылись в тени огромной
скалы. Во второй половине дня мы снова пустились в путь. Незадолго до
заката мы пересекли высохшее русло в том месте, где когда-то находился
большой мост. И углубились в еще одно ущелье, через которое в прошлом тек
давно исчезнувший поток. К сумеркам мы достигли конца ущелья.
По обе стороны неглубокой долины располагались каменные форты. На них
виднелись десятки уйгурских воинов. Когда мы приблизились, они закричали,
и я снова услышал повторяющееся слово "Двайану".
Тяжелые ворота правого форта распахнулись. Мы проехали через них в
проход в толстой стене. Проехали через широкую окруженную стенами площадь.
И снова в ворота.
Я увидел перед собой оазис, окруженный голыми скалами. Когда-то это
была часть большого города, всюду виднелись развалины. То, что когда-то
служило истоком большой реки, теперь превратилось в ручеек, исчезавший в
песках недалеко от того места, где я стоял. Справа от ручейка виднелась
растительность, деревья; слева - пустыня. Дорога проходила через оазис и
дальше через пустыню. И исчезала в огромном прямоугольном отверстии в
скале в миле от нас. Отверстие это напоминало дверь в горах или вход в
какую-то гигантскую египетскую усыпальницу.
Мы направились прямо к плодородной почве. Здесь виднелись сотни
каменных зданий; заметно было, что некоторые из них пытались поддерживать
в порядке. Но даже и эти дома казались невероятно древними. Под деревьями
виднелись и палатки. Из домов и палаток выбегали уйгуры: мужчины, женщины,
дети. Одних только воинов здесь было не меньше тысячи. В отличие от людей
в фортах, эти смотрели молча, как я проезжаю мимо.
Мы остановились перед пораженной временем грудой камня - когда-то,
может быть, пять тысяч лет назад, она была дворцом. Или храмом. Перед ней
располагалась колоннада из приземистых квадратных колонн. Еще более
толстые колонны стояли у входа. Здесь мы спешились. Наши сопровождающие
увели моего жеребца и лошадь предводителя. Низко склонившись у порога, мой
проводник предложил мне войти.
Я оказался в широком коридоре, освещенном факелами из какого-то
смолистого дерева. Вдоль стен стояли ряды копьеносцев. Предводитель
уйгуров шел рядом. Коридор привел в большое помещение с высоким потолком,
такое обширное и длинное, что факелы на стенах не освещали его центр, он
оставался в полутьме. В дальнем конце помещения виднелся невысокий помост,
на нем каменный стол. За столом сидело несколько человек в капюшонах.
Подойдя ближе, я увидел, что все эти люди внимательно смотрят на
меня. Их было тринадцать: по шестеро по каждую сторону стола и один - в
большом кресле - в голове стола. Вокруг стояли большие металлические
светильники, в них горело какое-то вещество, дававшее устойчивый ровный
яркий белый свет. Я подошел ближе и остановился. Мой проводник молчал.
Молчали и сидевшие за столом.
Неожиданно свет отразился в кольце на моем пальце.
Человек в голове стола встал и схватился за край стола дрожащими
руками, похожими на высохшие когти. Я услышал, как он прошептал:
"Двайану!"
Капюшон соскользнул с его головы. Я увидел древнее, древнее лицо, и
на нем глаза, почти такие же голубые, как мои; и в глазах этих горело
удивление и живая надежда. Меня тронул этот взгляд - взгляд отчаявшегося
человека, вдруг увидевшего спасителя.
Теперь встали все остальные, откинули свои капюшоны.
1 2 3 4