Было бы бессмысленным искать в естествознании ответ на вопрос, какая катастрофа отозвалась на всем строе природы, ибо это событие относится к той области, которая стоит вне поля зрения науки. Поэтому мы прежде всего должны обратиться к религиозному постижению, к Откровению, запечатленному в Библии.
Обычно библейское миротворение воспринимали как мирную картину созидания, без малейших намеков на борьбу и противодействие. Это происходило потому, что учение Библии о творении выводили исключительно из первых двух глав Бытия (Священнический автор и Ягвист). Однако впоследствии было замечено, что эти два текста почти не имеют параллелей в остальных частях Ветхого Завета. Это дало основание даже считать, что они стоят в некой изоляции среди всей Библии (см.: G. v. Rad. Old Testament Theology, I, p. 150). Изучение древних религиозных текстов, открытых за последние сто лет, привело к неопровержимому выводу, что Ветхому Завету известно было и иное представление о миротворении, отличное от того, которое мы находим в Книге Бытия. Это "другое воззрение, - говорит Дж. Маккензи, - никогда формально не выраженное, но обнаруживаемое во многих намеках... не избегает изображать Божественное творчество как завоевание. Поэтому можно говорить о космическом порядке как о чем-то достигаемом и как о победе Господа над силами хаоса" (J. McKenzie. The Two-Edged Sword, p. 105).
В Гексамероне это сопротивление Хаоса лишь смутно ощущается. Но в других текстах мы видим уже образ Мировой Бездны как явно богопротивной силы.
Для того чтобы понять смысл образа Бездны в Писании, мы должны сначала обратиться к значению этого образа в религиозной философии древних, ибо культура окружающих народов была той средой, из которой библейское Откровение черпало символику и краски.
10) Предвечная Бездна
Во внебиблейском религиозном сознании мы почти всюду встречаемся с образом Предвечной Бездны. Она является, очевидно, одним из аспектов Богини-Матери. Интуиция древних людей, усматривая некое духовное начало в природе, постепенно отделяла его от Божества. Богиня-Мать стала восприниматься как всеобщее рождающее Лоно. Ее культ явился одним из первых видов обожествления твари (см. выше гл. I). В "диффузном" состоянии она обретает облик сверхъестественной энергии Маны. Олицетворяют ее в образе Земли и особенно в образе Водного Лона.
У шумеров богиня Намму, "мать, породившая небо и землю", есть не что иное, как предвечный Океан (см.: С. Крамер. История начинается в Шумере, с. 106). У аккадцев и вавилонян этот Океан олицетворен в женском же божестве Тиамат. Тиамат - это дракон Хаоса, против которого выступает Мардук, бог света, создавший впоследствии земной мир (см. выше гл. VI). Нас не должна смущать грубо мифологическая форма сказания о борьбе Мардука с Тиамат. Это был архаический текст, который пелся в Вавилоне на новогоднем празднике "акиту" (см.: S. Lang-don. The Babylonian Epic of Creation, 1923). Но философский смысл его весьма серьезен. Он сводится к тому же, что и миф греков о Титаномахии (см. выше гл. XVI). Вселенная есть результат борьбы светлых, разумных сил с дикими силами хаоса. "Богословие, - писал Гункель в своем известном труде "Творение и хаос", - поступит правильно, если оно будет трактовать с уважением миф о Мардуке" (Gunkel. Schopfung und Chaos, 1895, S. 118). Б. Тураев даже полагал, что "в лице Мардука богословская мысль вавилонян приблизилась к идее Логоса" (Б. Тураев. История др. Вост., I, с. 147).
Если мы сопоставим чудовище Хаоса Тиамат с библейской бездной Теом (множ. число: Теомот), название которой дано без частицы "ха" (намек на собственное имя), то это поможет нам ближе подойти к идее, заключенной в Гексамероне. Эта параллель со сказанием о Мардуке должна являться как бы намеком на то, что хаос - это не только стихия, но и нечто враждебное Богу.
В Египте мы находим представление о Нуне, предвечном Хаосе, породившем бога Ра (см.: М. Матье. Древнеегипетские мифы, 1956, с. 83). В одних случаях это живородящее Лоно представлялось в виде полужидкой массы, вроде нильского ила, а в других прямо как вода (см.: К. Sethe. Amun und die Acht Urgotter von Hermopolis, 1929, S. 102).
Один из недавно найденных текстов Финикии именует бога Ваала-Алейана "сыном Моря", что указывает на морскую стихию как на родоначальную (см.: Н. Никольский. Этюды по истории финикийских общинных и земледельческих культов. Минск, 1948, с. 128, 220).
Финикийская космогония (в позднем изложении) открывается следующими словами: "В начале был мутный, темный Хаос, беспредельный и вечный" (см.: Б. Тураев. Остатки финикийской литературы, 1903). Угаритские поэмы, содержащие мифы о борьбе Божества со своими противниками, упоминают о боге смерти Моте и его помощнике семиглавом морском драконе Лотане (A NET, р. 137). Это очевидная параллель с библейским Левиафаном, к которому мы вернемся ниже.
Греческая космогония, вероятно, сложилась не без влияния Финикии. У Гесиода, как мы видели (см. выше гл. XV) Хаос изначален, он есть родитель богов (Гесиод. Теогония, 116), ay Гомера он назван Океаном (Илиада, 14, 246), "от коего все родилось". Греческий мудрец Фалес (по преданию, родом из Финикии) в своем утверждении, что все происходит из воды, лишь продолжал эту древнюю мифологическую линию (Аристотель. Метафизика, 1,3).
Учение о предвечной Материнской Бездне было распространено даже в Индии и Китае. Гимны Риг-Веды производят мир от безначального водного Хаоса (Риг-Веда, X, 168, 121). В Брихадараньяке-Упанишаде говорится о первичных водах как о начале всего сущего (Брихадараньяка, 5:5,1), а в Шатапатхе утверждается, что и само Божество вышло из мировых Вод (Шатапатха, II, 1,6). Согласно китайской мифологии, из Хаоса родились противоположные начала Янь и Инь, которые и образовали весь мир (Юань Кэ. Мифы древнего Китая. М., 1965, с. 35).
Бездна мыслилась предвечной именно потому, что воспринималась через языческое сознание. Она была либо реальным воплощением материнского божества (как у вавилонян), или являлась трансформированным ее образом (как у Фалеса). Это обожествление Природы в ее целом стало не только началом политеизма, но и источником основных духовных заблуждений, известных в мировой истории.
1) Материализм исторически и психологически теснейшим образом связан с культом Матери. Ионийские философы придали восточному мифу наукообразную форму, а уже от них ведет свое начало тенденция объяснять мир через саму Природу. В учении о вечной и самодовлеющей Материи от Демокрита до позднейших материалистов живет древний дух природопоклонства. Убеждение, что разумно устроенный мир произошел из лишенной разума материи, содержит не больше рационального, чем древний миф. Пожалуй, миф даже логичнее, ибо от богини все-таки можно скорее ожидать рождения разумных существ, чем от слепой и бессмысленной материи.
2) Образ богини имеет и другую трансформацию, в виде Судьбы, порождая непреодолимый фатализм, распространенный как на Востоке, так и в Греции. Власть Матери воспринимается как некий безликий Закон. Это и "Me" шумеров, и "Парсу" вавилонян, и в каком-то смысле "Маат" египтян, и "Рита" арьев. Но особенно ясно фатализм обозначился в греческом мире, где в крито-микенское время Ма оставалась все еще главной богиней. Неотвратимость Судьбы подтверждалась постоянством природных циклов и движения планет (особенно в Вавилонии). Тема Судьбы, проходящая от Гомера до Платона и пифагорейцев, позволяет определить Фатум греков как "всеохватывающее единство существующего, в котором все от века предзадано и предсовершено" (В. Тайденко. Тема судьбы и представление о времени в греческом мировоззрении. "Вопросы философии", 1969, Э 9, с. 93). Эта вера в неизбывную предугаданность событий порождала
3) циклизм. Мир рисовался как замкнутая система, где все бесконечно носится по кругу или по кругам. Он возникает и погибает для того, чтобы снова возродиться. Идея мирового круговорота впервые появляется в Месопотамии (см.: Г. Винклер. Вавилон, его история и культура, 1910, с. 113). В Индии она приняла форму учения о Кальпах (см т. III наст. издания: "У врат Молчания"). Нечто подобное мы находим и в Орфических циклах, и в идее мирового Года у Платона (см.: М. Eliade. The Myth of the Eternal Return, 1965, p. 115 ff). Рано или поздно Вселенная должна погибнуть в огне или в волнах, но впоследствии Мировое Лоно вновь родит ее, чтобы она прошла томительный путь бытия. Светлые боги хаособорцы (Мардук, Зевс и др.) победоносно завершали свои битвы с силами Хаоса. Но в конечном счете победить Судьбу они были не в состоянии. Их борьба оказывалась вечной и безысходной. Здесь обнаруживается исток
4) дуализма, происхождение которого ошибочно приписывают исключительно Ирану. Религия Заратустры лишь придала ему этический аспект, которого в нем прежде не было. В действительности же дуализм вытекал из представления о невозможности окончательной победы сил гармонии и разума над Хаосом и Судьбой. Нас не должно вводить в заблуждение торжество Мардука, описанное в "Энума элиш". Как уже было сказано, гимн этот звучал на празднике "акиту". Праздник же сопровождался мистерией, где "борьба между двумя группами действующих лиц была не только воспоминанием о первичном конфликте Мардука и Тиамат; она повторялась, актуализировала космогонию, переход от хаоса к космосу. Мифическое событие было современным... Борьба, победа и творение происходили в этот самый момент" (М. Eliade. Idem, p. 56).
Новогодняя мистерия в Вавилоне (как и мистерии египтян, хеттов и финикийцев) должна была магическим путем постоянно поддерживать равновесие борющихся сил. Очень важно отметить, что во время праздничных священнодействий роль Мардука играл царь, который отождествлялся с божеством (см.: S. Langdon. The Babylonian Epic..., p. 25 ff). Таким образом, великий маг и властитель, он обусловливал устойчивое состояние мира через обряд. Это делало его владычество священной необходимостью и создавало основание для
5) сакрального монархизма. Человечество, мыслящее мир в категориях нескончаемой борьбы, нуждалось в том, кто, воплощая в себе божество, мог бы стоять у границ Хаоса, готовый к битве. Аналогичные мистерии совершал фараон в Египте, отождествляемый то с Гором, то с Ра, то с Амоном, то с Осирисом, и возобновление его победы над врагами давало жизнь стране (см.: М. Матъе. Цит. соч., с. 57 сл.). Это же видим мы и в других странах (см.: Д. Фрэзер. Золотая ветвь, в. I, с. 109 сл.).
Вера магизма в причинную связь явлений, в могущество ритуалов и церемоний оправдывала авторитарную власть монархов. "Общество и мировой порядок были статической и ритмической фиксацией порядка творения" (G. Е. Wright. Biblical Archaeology, р. 101). А царь, как сын божества-творца или его двойник, делал природу и общество причастными к мировому Целому.
Однако, как мы уже могли убедиться, "магический человек" много раз переживал духовные кризисы, и в нем рождалось острое чувство недостижимости Полноты бытия (см. гл. VI). Фатальная предопределенность, кружение и безысходность борьбы вели к распространению пессимизма во всем дохристианском мире. Даже его высшие духовные взлеты не были свободны от печального, полного горечи взгляда на жизнь. Системы Платона и Будды родились в сумерках разочарования (см. выше гл. VI, VII, XVI; Н. Арсеньев. Жажда подлинного бытия. Берлин, 1922; Его же. Пессимизм и мистика в древней Греции. - "Путь", 1926, Э 4, 5). Гностики, которые в эпоху первохристианства пытались синтезировать все мифы и философские системы древности, отличались ярко выраженной склонностью к пессимизму. Они как бы подвели итого миросозерцанию, основанному на вере в Предвечную Бездну, Мать всего сущего.
Библейское Откровение радикально противостоит этому миросозерцанию, хотя еврейские пророки и поэты и заимствовали образы из языческой литературы. И чем больше проясняется теперь смысл этих образов, тем очевиднее становится уникальность провозвестия Ветхого и Нового Заветов.
11) Хаос и силы зла в Ветхом Завете
Ветхий Завет говорит о мировой Бездне (Теом, Теомот), но в нем нет ни малейшего намека на то, что Бездна существует извечно. Согласно гл. I Бытия, Теом покрывала землю, которую сотворил Бог, и в псалме 103,6 говорится, что Ягве покрыл землю Теомом, "как одеянием". В Книге Притч Премудрость (ипостасированный Божественный Разум) говорит: "Когда не было бездны (Теомот), существовала Я" (Бэ ейн Теомот холалти- Прем 8,4).
Господь - единственный Создатель и Вседержитель, и рядом с Ним в непостижимой вечности нет никого. Все бытие проистекает от Его воли, абсолютной и единственной. Но из всех сотворенных им стихий библейские пророки и поэты избирают морские воды для того, чтобы обозначить тварь, противящуюся божественным предначертаниям, стремящуюся нарушить строй мироздания.
Достаточно привести несколько примеров, чтобы убедиться, что за водной стихией, как ее изображает Библия, стоит нечто мятежное и непокорное Богу.
В псалме 103 Ягве кладет предел водам, которые стремятся покрыть землю (с. 9). В 45-м псалме волны моря - символ враждебных народу Божию сил (с. 4). То, что море требует обуздания, ощущается в словах Господних, сказанных через Иеремию: "Я положил песок границею моря, вечным пределом, которого не пройдет, и хотя волны его устремляются, но превозмочь не могут" (Иер 5,22). В библейской поэзии мы видим Господа, Который "укрощает шум морей" (Пс 64,8), обуздывает их "ярость" (Пс 88,10).
Ягве обращается к Иову: "Где ты был, когда Я полагал основание земли?.. Кто положил краеугольный камень ее при общем ликовании звезд, когда сыны Божий восклицали от радости? Кто затворил море воротами, когда оно исторглось, вышло как бы из чрева, когда Я облака сделал одеждою его и мглу пеленами его. И утвердил Мое определение, и поставил запоры и ворота. И сказал: доселе дойдешь и не прейдешь, и здесь предел надменным волнам твоим?" (Иов 38,8 ел). В этих строках восстание водной стихии относится к временам миротворения.
"Мабул", Потоп, о котором рассказывается в Библии, как полагают экзегеты, имеет смысл не "наводнения", а означает Мировой Океан. Именно в этом смысле нужно понимать слова Ягве: "Вот Я наведу Потоп водный на землю", т. е. мировая Бездна будет освобождена от преград ("Открылись все источники Великой Бездны" (Теом раба) - Быт 7,11).
В другом месте Библии мы читаем: "Ягве воссел над Потопом, Ягве восседает царем во веки" (Пс 28). Это, очевидно, означает, что водная Бездна повержена к ногам Творца, Который является единственным Вседержителем космоса.
Могут возразить, что все эти картины бунтующего моря не что иное, как просто поэтические образы стихии. И в самом деле, библейские авторы обычно тщательно избегают всех мифологических черт, свойственных язычеству. "Теом" в Гексамероне - просто вода, или мировой океан. Эта "демифологизация" восточных сказаний имела одну ясную цель - предохранить Израиль от соблазна многобожия. Именно поэтому учение о творении как борьбе не приняло в Библии законченной формы и осталось в устном Предании Ветхого Завета.
И, тем не менее, остается фактом, что Теом (Теомот) есть образ, родственный дракону Тиамат, женскому божеству Вавилона. Еще примечательней, что у хананеев Ям, морской Бог (или Дракон), является противником "благого божества" (см.: С. Н. Gordon. Canaanite Mythology. - MAW, p. 191). Другим мифологическим существом, аналогичным Яму, был в Ханаане Лотам, морской Змей, воюющий против Ваала. Вполне вероятно, что Лотан аналогичен вавилонской Тиамат (см.: Н. Никольский. Этюды по истории финикийских культов, с. 419). Этимология же самого имени приводит нас к Левиафану (Ливиатан) Библии.
Все попытки отождествить его с одним из реальных животных терпели неудачу. Это не крокодил, как думали одни, ибо живет в море, и не дельфин, потому что он покрыт бронею и испускает пламя. Библейская зоология достаточно точна, и вообще жители Средиземноморья достаточно хорошо знали дельфинов, чтобы изображать их в виде фантастических драконов.
Что же говорит Библия о Левиафане?
Книга Иова называет его "царем над всеми сынами гордости" (мелех ал кол бней шахац - 41,26). У него огненные глаза, пламенное дыхание, он "кипятит пучину как котел".
Левиафан, несомненно, есть творение Божие (Пс 103,26; Иов 41,25). С ним, кажется, сходны чудовища, именуемые Танин, Рахав, Нахаш. В Книге Иова говорится о том, что Бог сотворил "Нахаш бариах", "ползущего Змея" (Иов 26,13; в синодальном переводе "скорпиона"), и смирил Рахава (стих 12; синод, перевод передает имя "Рахав" как "дерзость"). В другом месте мы читаем: "перед ним падут пособники Рахава" (Иов 9,13; в синод. переводе "гордыни"). О том, что Рахав - это Дракон моря, совершенно определенно говорится в Книге пр. Исайи (51,9-10):
Восстань, восстань, облекись в силу, Мощь Ягве!
Восстань, как во дни древние, в незапамятные времена!
Не Ты ли поразила Рахава, победила Дракона?
Не Ты ли иссушила море, воды Бездны великой,
Превратила глубины моря в дорогу для пути искупленных?
Здесь пророк проводит параллель между двумя творческими актами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63