Клэр нашла работу в другом баре и ждала.
Был один голос за кадром и проба на роль без слов в популярном видеофильме. На пробе Клэр пришлось раздеться до белья и изображать, что скачет на лошади. Этой роли она не получила.
Прошел еще месяц.
Клэр познакомилась с несколькими молодыми честолюбивыми актрисами и стала снимать комнату вместе с одной из них, дружелюбной Бесси из Техаса. Платила ей наличными, что решало проблему с банковским счетом. Только проблема наличности, к сожалению, не решалась.
Потом позвонила Марси, спросила, не желает ли она познакомиться с ее давним приятелем по имени Генри Маллори.
– Буду откровенна, – продолжила Марси. – Возможно, заниматься этим делом тебе не захочется. Но деньги там потрясающие, и я знаю, что у тебя все получится превосходно.
Глава вторая
Детектив Фрэнк Дербан поднимается в лифте вместе с управляющим отеля «Лексингтон», экспертом с кипой оборудования в жестяных коробках и несколькими туристами с заткнутыми за пояса мокрыми от снега картами метро.
Поднимают уже четвертую партию оборудования, и управляющий нервно подергивается. Молчание нарушает один турист, он хочет знать, что происходит. Снимается фильм?
И это не столь уж глупое предположение. Современное техническое обеспечение осмотра места преступления требует во многом того же оборудования, что и киносъемка: туристы видели осветительные установки, фотоаппараты и видеокамеры, мониторы дактилоскопистов с коробочками краски и небольшой отряд техников с пристегнутыми к ремням рациями.
– Да, – нервно отвечает управляющий. – Фильм.
Фрэнк Дербан поднимает глаза к потолку кабины.
– Кто в нем снимается? – спрашивает жена туриста. – Знаменитости есть?
Управляющий в отчаянии смотрит на Фрэнка, но тот разглядывает потолок.
– Ривер Финикс, – необдуманно наконец бормочет управляющий.
На женщину это производит впечатление, она кивает.
– Он умер, – тихо произносит Дербан.
– То есть фильм о Ривере Финиксе, – поправляется управляющий. – В его роли снимается дублер.
Лифт останавливается на четвертом этаже, эта пара выходит.
– Статисты нужны? – спрашивает мужчина, придерживая дверцу.
– Он вполне подойдет, – говорит женщина. – Давай, милый, изобрази Клинта Иствуда.
Дербан вздыхает и демонстративно смотрит на часы.
Управляющий нетерпеливо смахивает палец туриста с дверцы.
– Желаю хорошо провести вечер. Надеюсь, вы довольны своим пребыванием! – раздраженно бросает он.
На пятый этаж они поднимаются в молчании.
Клэр сообщает таксисту, что ей нужно к театру на углу Пятьдесят третьей улицы и Бродвея. Бесси, ее соседка по комнате, сегодня впервые выступает в мюзикле, и Клэр обещала подъехать к вечеринке актеров после спектакля.
Собственно говоря, это не премьера, просто смена актерского состава в идущей уже два года постановке. Поскольку она пользуется успехом, возможности самовыражения ограниченны, как при исполнении роли танцующей и поющей овечки.
Когда Клэр появляется, раскрасневшиеся от аплодисментов актеры стоят в глубине сцены. Пахнет гримом, краской декораций и прожекторов, это специфический, пьянящий запах театра. Она останавливается и глубоко вдыхает его. На миг ее пронзает острая боль тоски. В это царство ей доступа нет.
Клэр подавляет в себе это чувство. Несправедливо предаваться зависти в день первого выхода Бесси на сцену. Она находит свою подругу, обнимает и поздравляет.
Бесси отвечает ей объятием несколько рассеянно. Клэр видит, что она все еще занята, входит в группу молодых артистов, бесстыдно льстящих режиссеру, неприятному толстяку, шутки которого, разумеется, не так остроумны, как можно предположить по актерскому смеху. Клэр не мешает ей. Бесси любит ее, как сестру, но ведь Клэр – потенциальная конкурентка.
Она смотрит на часы. Адвокату, который расхаживает по своему номеру в «Ройялтоне», скоро сообщат по телефону, что внизу его ждет жена.
– Привет, Клэр, – произносит кто-то.
Это Раул Уолш, с которым она встречалась несколько раз, когда только приехала в Нью-Йорк.
– Как живешь?
Кажется ей, или он произносит слово «живешь» с легким нажимом, с намеком на другое его значение?
– Ничего, – отвечает она. – Агент нашла мне несколько голосов за кадром. И через неделю у меня проба на роль Вании.
– Правда? Я слышал, эту роль отдали Кэрол Рубин, – замечает он, глядя поверх ее плеча и кивая проходящим мимо знакомым.
– Я не знала, – произносит Клэр.
– И все-таки голоса за кадром – это замечательно. Право, замечательно.
Раул смотрит на нее с искусственной нью-йоркской улыбкой.
Клэр думает: «Он, в общем, неплохой актер и при желании мог бы притворяться получше».
– А что твой друг-детектив? – с манерной медлительностью спрашивает Раул. – Все еще работаешь у него?
– Генри Маллори, – говорит Клэр. – Да, иногда работаю.
– Генри Маллори, – повторяет он, и его губы подергиваются. – Господи, Генри Маллори. В детстве я любил этого человека. Когда он снимался в «Сыщике». Как у него с этим делом?
Раул делает вид, будто подносит ко рту стакан.
– У Генри все превосходно, – устало отвечает Клэр.
– Ну, ладно, – произносит Раул, отходя от нее. – Как-нибудь увидимся, а?
* * *
Это правда, Генри – не настоящий частный детектив. Некогда он играл эту роль в телевизионном мини-сериале, из которого его персонажа потом выбросили. Говорили, он бывал так пьян, что не мог прочесть суфлерского текста.
Так или иначе, Маллори сменил профессию, но не роль. Он открыл настоящее детективное агентство. Как-то давно, до появления Клэр, Маллори привлекли к суду за использование для названия агентства фамилии его персонажа из того телесериала.
Неудивительно, что ему доставались главным образом супружеские дела да поиски пропавших домашних животных.
– Смотри на это как на прогулку. Если поладишь с Генри, тогда поговорим еще. Если нет, лишний раз потеряешь полдня, – вот и все, что сказала ей Марси.
Клэр поехала на метро в Нижний Ист-Сайд, и ей пришлось мучиться с решеткой старого лифта в обветшавшем административном здании. На четвертом этаже тянулся ряд дверей с написанными коричневыми буквами названиями компаний, напоминавших о картинах Эдуарда Хоппера.
«Саид. Импорт», «Нутрин. Одежда», «Дауни. Страхование» и, наконец, «Маллори. Частное детективное агентство».
– Я ищу мистера Маллори, – сказала Клэр сухопарому старику за письменным столом.
– Это я, – ответил он, неохотно опуская ноги на пол. Его лицо с резкими чертами все еще было красивым, но глаза слезились, а белки пожелтели, как пальцы от никотина. – А вы, должно быть, та самая дама.
– Дама?
Там, откуда она приехала, дамы были персонажами в пантомиме.
– Дама, из-за которой епископ мог бы высадить витражное окно в соборе.
Должно быть, на лице Клэр отразилось недоумение, потому что он издал отрывистый, похожий на лай смешок.
– Неужели вас, молодых актеров, ничему не учат? «Прощай, моя красавица» с Диком Лоуэллом и Клэр Тревор в главных ролях. Все лучшие детективные сюжеты начинаются с дамы.
Клэр внезапно поняла, почему эта маленькая комната кажется такой знакомой. Генри Маллори обставил свою контору в стиле фильма ужасов пятидесятых годов. Над вешалкой для шляп большой стальной вентилятор, секущий продымленный табаком воздух, довоенный картотечный шкаф, гнутый стул и коричневый письменный стол. Недоставало только бакелитового телефона и бутылки виски, последней, как вскоре выяснила она, потому, что Генри обычно держал свою в мусорной корзине.
Единственное, чего не узнала Клэр, – чьему удовольствию служил этот реквизит, клиентов или владельца.
– Марси сказала, вы устраиваете пробы… – начала она.
Генри покачал головой:
– Нет. Не пробы. Проба – это когда сотня талантливых людей в конце концов чувствует себя вздернутой на дыбу. Это скорее… подбор персонала. Вас рекомендовали мне, Клэр.
– Что делать?
– Работать у меня.
– Детективом? Послушайте, тут, должно быть…
– Актрисой, – перебил он. – Марси сказала, вы умеете играть.
Она пожала плечами.
– Но так ли это? – произнес Маллори, снова забросил ноги на стол и откинулся на спинку стула, глядя на нее слезящимися глазами. Клэр наконец заметила, что они еще светятся умом. – Возможно, вы умеете ходить по сцене, делать то, что другие актеры, манерничать и жеманиться. У публики это именуется игрой. Но способны ли играть по-настоящему? – Он указал в сторону улицы. – Сумеете сыграть там?
– Я профессионально играю с четырнадцати лет.
– Ага. Недоучка театральной школы.
– Мы не были недоучками.
– Оставьте, я и сам такой. – Он ткнул большим пальцем себя в грудь. – Когда мне было четырнадцать лет, меня наставлял Орсон Уэллс.
– Вы снимались у Орсона Уэллса?
Подмигнув, Генри ногой придвинул ей второй стул.
– Садитесь, – предложил он, – расскажу, как меня соблазнила Одри Хепберн.
Через неделю в тихом баре возле Центрального парка некий бизнесмен рассказывал Клэр, что жена его больше не привлекает. Потом в лимузине, ждущем на другой стороне улицы, Генри вручил ей конверт с пятьюстами долларами, а она отдала жене бизнесмена пленку с записью их разговора.
Даже по зрелом размышлении это казалось лучше, чем ездить верхом в нижнем белье.
Глава третья
Фрэнк Дербан смотрит на видеомонитор. Камера движется вдоль трупа, мимо запястий, которые были примкнуты наручниками к кровати, мимо жуткого разрыва между ногами.
– Ага, – говорит он. – Дай-ка эту штуку крупным планом.
Камера приближается к белой карточке размером около двух квадратных дюймов в изножье кровати.
– Взгляни на нее.
Эксперт берет карточку руками в хирургических перчатках и переворачивает. Это снятый «Полароидом» крупный план того, что несколько секунд назад миновала видеокамера.
– Фотоаппарата нет? – спрашивает Фрэнк.
– Нет. Однако есть бумажник, – раздается голос в наушниках.
Фрэнк с небольшой группой техников находится в соседнем номере. Вход туда, где лежит труп, им пока запрещен, чтобы следы не оказались затоптанными до того, как их заснимут на пленку.
– Давай-ка взглянем.
Камера фокусируется на ночном столике возле кровати. В кадре появляется рука в перчатке, открывает бумажник и достает из него водительские права.
Даже сквозь зернистость на экране видеомонитора Фрэнк видит по фотографии, что женщина была красивой.
– Стелла Воглер. Миссис Стелла Воглер. Квартира на Мерсер-стрит, – говорит эксперт.
– Мерсер? – Фрэнк напряженно думает. Это район Сохо, жилье там дорогое. – А номер заказан на ее имя?
– Да, сэр, – отвечает управляющий, все еще вертящийся там.
«Чего ради заказывать номер в отеле всего примерно в миле от собственной квартиры?» – размышляет Фрэнк.
В его мысли врывается через наушники голос эксперта:
– Стало быть, она приезжает сюда на встречу с любовником, тот приносит кой-какие игрушки, наручники, «Полароид», чтобы делать непристойные снимки. Тем временем муж узнает, едет за ней и – бах!
– А после того, как убил ее в припадке ревности, успокаивается и сам делает несколько снимков, – сухо произносит Фрэнк. – Совсем как ты.
Уязвленный эксперт просматривает содержимое бумажника.
– Шестьсот долларов. Это не было ограблением.
– Ну, молодец, Шерлок, – негромко бормочет Фрэнк.
– А это что? – В голосе эксперта слышится нотка злобного удовлетворения. Он держит перед объективом камеры визитную карточку. – Похоже, детектив, у тебя есть конкуренты.
– Что там такое?
– «Частное детективное бюро Маллори». Назвать тебе номер его телефона?
– Подожди. Что там на обороте?
Эксперт переворачивает карточку.
– Смотри, – говорит он, держа ее так, что она заполняет экран монитора.
На обороте написано карандашом:
Клэр Роденберг – приманка.
– Да, – кивает Фрэнк. – Назови мне номер этого бюро.
Клэр и группа закончивших представление актеров идут в бар Харли. Хотя уже за полночь, в зале полно людей. Из автоматического проигрывателя раздается песня Брюса Спрингстина.
Клэр заказывает мартини. Бармен наполняет стакан виски «Джек Дэниелс» и ставит на стойку.
– Я просила мартини! – кричит она сквозь музыку и шум толпы, отодвигая стакан.
Бармен снова придвигает его.
– Мартини мы делаем так! – весело поясняет он.
Бармен австриец. Он усмехается Клэр, бросая ей вызов выразить неудовольствие. Мужчины за стойкой подбадривают ее возгласами.
Бармен молодой, мускулистый, на нем только тенниска, несмотря на холод, врывающийся всякий раз, когда открывается входная дверь. Клэр уже обратила внимание на то, как заткнутое за пояс посудное полотенце обмахивает его крепкий зад, будто хвост, когда он поворачивается к ряду бутылок за стойкой.
Она берет стакан, осушает его и говорит:
– Сделайте мне «Океанский бриз» в таком случае.
Бармен опрокидывает ей в стакан мерный стаканчик того же виски, добавляет еще один и завершает третьим.
Клэр выливает содержимое стакана в горло, и несколько человек за стойкой восхищенно аплодируют ей.
Аплодисменты. Она давно их не слышала.
– И подайте мне охлажденный лонг-айлендский чай, – говорит Клэр. – Чаю побольше.
Клэр не самая красивая из работающих у Генри женщин. Первой красавицей среди них ей кажется Алана.
У Аланы прическа уличного мальчишки, голос маленькой девочки и фигура манекенщицы. Она демонстрировала модели одежды на подиуме, пока ей не исполнилось двадцать семь лет и число контрактов не начало сокращаться. Алана нервозна, как аристократка, ее диафрагма, обычно обнаженная, туга, как струны на теннисной ракетке.
Однако некоторые мужчины равнодушны к прелестям стройной Аланы, обычно они кладут глаз на Лиззи. Точнее, на ее груди. У Лиззи они большие, пышные и колышутся, как наполненный водой матрац, когда она в движении, что бывает не так уж часто. Клэр особенно завидует ее левой груди с татуировкой в виде скорпиона наверху.
И еще есть Лола. Хорошенькой назвать ее, пожалуй, нельзя, но кое у кого она определенно пользуется успехом. Полуяпонка-полуеврейка с непроницаемыми глазами гейши и невоздержанным языком бруклинского сводника, она была стриптизершей в клубе. Там она специализировалась на том, что за дополнительные пятьдесят долларов склонялась над коленями клиента и под покровом своих длинных черных волос секунд на десять нарушала правило клуба не вступать в контакт. Однажды она призналась Клэр, что даже не трудилась расстегивать мужчинам брюки. В этом не было необходимости.
Клэр не хотелось спрашивать у Лолы, как ее нашел Генри.
Но пусть не самая красивая, сексуальная или развязная, Клэр обладает одним достоинством, которое, насколько это касается Генри, делает ее незаменимой.
Она добивается результатов.
Генри утверждает, что в ней есть нечто такое, из-за чего она кажется более доступной, чем остальные его сотрудницы. Клэр знает, что это не так. Дело в том, что из всех его женщин-приманок она одна умеет играть.
Пол, ведущий курсы актерского мастерства, на которые Клэр поступила, любит повторять, что игра – это действие. Дело не в том, кем ты притворяешься, а кем становишься, не что говоришь, а что делаешь.
Клэр в этом не уверена. Возможно, метод, который она изучает, просто голливудская чушь.
Но она наблюдала, как актеры с насморком выходили на сцену и на три часа избавлялись от него, сморкаться начинали, только когда снимали грим. И видела мужчин, готовых отказаться от всего – жен, невест, семьи, карьеры – лишь ради возможности провести несколько минут с плодом своего воображения.
С ней.
Клэр не гордится тем, что делает ради денег.
Но чертовски гордится тем, как это делает.
Глава четвертая
Доктор Сюзан Линг осторожно вынимает длинный стальной термометр из прямой кишки убитой женщины и поднимает его к свету. Фрэнк невольно отводит взгляд.
– Сорок восемь часов, – говорит судебно-медицинский эксперт. – Плюс-минус два-три.
– Вы как будто совершенно уверены в этом, – замечает Фрэнк.
– Конечно. – Доктор Линг протягивает руку к ягодицам покойной и бесстрастно, словно желе, встряхивает одну. – Трупное окоченение наступило и прошло. Может быть, сорок четыре часа, если она оказывала сопротивление.
Место преступления уже заснято во всех ракурсах. Наручники, которыми запястья убитой были примкнуты к раме кровати, сняты, чтобы патолог мог проводить осмотр. В комнате пахнет мясом.
Ягодицы и лопатки Стеллы Воглер темно-красные, словно вся кровь в теле медленно стекла в нижнюю его часть и застыла там. Фрэнк знает, что это происходит очень часто.
Следы укусов и ударов ремнем, испещряющие ее бедра, ягодицы и нижнюю часть спины, – зрелище менее знакомое.
Доктор Линг делает шаг назад и жестом подзывает ассистента, вдвоем они переворачивают труп снова лицом вверх. Голова покойной пьяно качается из стороны в сторону. Разрыв между ног изгибается. Фрэнк откашливается и спрашивает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27