Ты всерьез считаешь, что там я окажусь в большей опасности? Будем надеяться, что убийцу схватят.
Кристиан кивает.
– Ты располнела, Клэр.
Она вдавливает пальцы в живот.
– К сожалению, прибавила около пятнадцати фунтов. А теперь иди. Я уже опаздываю на обед.
Глава сорок третья
Харолд Хопкинс поужинал и по обыкновению усаживается в любимое кресло, тянется за газетой. Он намерен завершить день чтением. Как всегда, первым делом ищет сообщения о смертях: вдруг произошла какая-то катастрофа, знать о которой ему следует? Хопкинс шарит по подлокотнику кресла, где должен лежать очечник, однако с досадой вспоминает, что забыл очки для чтения в маленьком кабинете, заполняя похоронные лицензии.
– Эллен, я схожу в контору! – кричит он жене.
Ответа нет. Она включает радио, когда моет посуду.
Харолд поднимается из кресла и проходит небольшой путь от дома до похоронной конторы. Ключ у него на цепочке. Темно. Он не сразу попадает ключом в скважину замка.
Страха по ночам в похоронной конторе Харолд никогда не испытывал. На его взгляд, мертвецов нужно бояться меньше всего, не в последнюю очередь потому, что он постоянно очищает их и они утратили всякую таинственность, которой могли некогда обладать. Относится к ним почти так же, как няня к детям: неприятные, непредсказуемые существа, вечно испачканные, создающие хлопоты. Поэтому Харолд не включает лампы, света со двора достаточно. Он входит в кабинет, берет лежащие на столе очки. Когда поворачивается, чтобы уходить, замечает с легким раздражением, что кто-то не выключил фонарь на бальзамировочном столе.
Фонарь там яркий, но с узконаправленным лучом, как на зубоврачебном кресле. Харолд догадывается, что кто-то забыл его выключить, уходя домой; такое легко могло случиться, направленный луч трудно заметить с этой стороны.
Он идет выключить фонарь. В подготовительном зале, как всегда, три трупа. Один – из дома престарелых, другой – мать Пегги Уоттс, скончавшаяся от сердечного приступа на восемьдесят втором году жизни, третий – молоденькая продавщица из большого продовольственного магазина, Мэриэнн Коллинз. Бедняжка погибла у себя во дворе, коснувшись поврежденного электропровода газонокосилки.
Выключив фонарь, Харолд слышит шорох. Сначала он думает, что, видимо, забралось какое-то животное, крыса или дикий кот. Потом снова слышит этот звук и понимает, что издает его человек.
Живых Харолд побаивается, особенно тех, которые проникают туда, где им не место. Он снова включает фонарь, берет ближайший увесистый предмет – шпатлевочный пистолет – и крадется по залу. Держа пистолет за ствол, Харолд проходит в коридор.
Никого. Очевидно, ему показалось. Но, будучи осторожным человеком, Харолд оборачивается, чтобы бросить последний взгляд. И вдруг видит мужскую ногу за одним из гробов, поставленных стоймя вдоль всего коридора. Начинает что-то говорить, и неожиданно гроб валится на него. Было время, когда Хародд сумел бы увернуться от падающего гроба, но оно давно миновало. Когда он поворачивается, гроб ударяет его по плечам, и Харолд падает. Он смутно слышит топот бегущих ног, звон разбиваемого стекла, а потом наступает тишина.
Глава сорок четвертая
– Таким образом, – говорит Дан Этеридж, – ничего не украдено и не разбито, кроме окна и гроба.
– Да, – устало соглашается Харолд.
Полицейские приехали быстро, как только смогли, но потом они старательно обыскали лес, проверили, нет ли на обочине следов колес, и посмотрели, не украдено ли что-либо. Звону стекла объяснение нашли быстро: злоумышленник, убегая, разбил окно возле задней двери.
– И вот что приводит меня в недоумение, – продолжает Дан. – Я вижу, где он вылез, но не вижу, где влез. Конечно, я не говорю, что он не сделал этого, только не пойму как.
На виске у Харолда ранка, он достает из кармана сложенный носовой платок и прикладывает к ней.
– Тогда, видимо, и влез там же.
– А затем возникает вопрос, что он здесь делал, – произносит Дан. – Наверное, это было проникновение с умыслом совершить кражу, и ты спугнул преступника до того, как он успел найти что-либо ценное. Вот одна возможность.
– А какие есть еще? – спрашивает Харолд, чтобы поторопить полицейского.
Он и сам представляет другие возможности. Одна из них особенно беспокоит его с тех пор, как пришла на ум полчаса назад.
– Дело вот какое, – отвечает Дан. – У тебя здесь лежит тело привлекательной молодой женщины. Харолд, мне неприятно это говорить, но в округе есть больные люди. Думаю, не следует исключать вероятности, что кто-то хотел с ней совокупиться. Это означает, что похороны нужно отложить и отправить труп в Лонгби на экспертизу. Возможно, там обнаружат какие-нибудь следы.
– Дан, – горячится Харолд, – мы оба знаем, что, если отложить похороны по такой причине, я останусь без куска хлеба. Никто больше не доверит мне хоронить своих родных. Если что-то подобное случилось с бедняжкой – упокой Господь ее душу – сегодня вечером, для нее это ничего не изменит. Она мертва. Но догадки о том, что могло произойти, обернутся плохо и для ее семьи, и для меня. Давай посмотрим сами, и если отыщем следы того, что твоя догадка справедлива, то отправим труп в Лонгби. А если ничего не найдем, оставим бедняжку в покое.
Дан Этеридж закусывает ус.
– Думаю, посмотреть можно, – соглашается он. – Тогда поймем, что здесь произошло.
Они вдвоем раздевают тело и внимательно осматривают.
– Не вижу ничего такого, – сообщает Харолд. – Кажется, нам повезло. То ли я спугнул, то ли это в самом деле был воришка.
– Постой! – восклицает Дан. – Направь сюда свет.
Харолд поворачивает фонарь на бальзамировочном столе в угол зала.
– Что там такое?
Дан разглядывает какой-то предмет на полу. Это небольшой черный диск чуть больше монеты.
– По-моему, это крышка от фотообъектива, – говорит наконец он.
– Слишком мала, – возражает Харолд.
– От цифровой фотокамеры. У моего брата Эда есть такая. Объективы у них потоньше. – Оглядывается по сторонам. – Есть пластиковые перчатки?
– Конечно.
Харолд достает пару нитриловых перчаток. Полицейский надевает одну и поднимает диск.
– Похоже, он делал снимки. Может, какой-нибудь школьник взялся за это на спор. Пока ничего больше сказать нельзя. Но следует быть начеку, вдруг такое случится снова.
Через два дня Кристиан приезжает в больницу с незнакомым врачом. Клэр догадывается, что тот каким-то образом работает на Воглера. Зовут его доктор Феликс. Он высоким тонким голосом задает ей несколько вопросов, потом подводит к окну, чтобы осмотреть при свете. Затем говорит санитару у двери, что хочет видеть доктора Баннермана, и плотно сжимает губы. Санитар мямлит, что доктора Баннермана в больнице нет, и Клэр видит, как губы доктора Феликса сжимаются еще плотнее. Он долго говорит что-то санитару вполголоса. Вскоре появляется заметно взволнованный Баннерман, и доктор Феликс отводит его в сторону. Баннерман не надел халата, и Клэр видит, что он потеет. Потом доктор Феликс возвращается и спокойно говорит Кристиану:
– Все улажено. Можно ехать.
– Спасибо за визит, – произносит Клэр. – Приедешь еще, Кристиан?
– Дадите нам минутку? – просит тот доктора.
– Разумеется, – отвечает Феликс с любезностью человека, знающего, что каждая минута, которую он предоставит им, будет оплачена.
Когда они остаются одни, Кристиан сообщает:
– Клэр, ты поедешь с нами. Доктор Баннерман признал, что ты не нуждаешься в его услугах. Пока тебе не станет лучше, будешь жить у меня. Таким образом, полицейским придется следить только за одной квартирой – если это тебя устраивает.
– Конечно, устраивает.
– Хорошо. Поговорим подробнее через несколько дней, когда твой организм очистится от этих лекарств.
Глава сорок пятая
Гленн Ферниш склоняется над Эллен Вортенссен и смотрит в темно-синие глаза девушки. Нежно, почти благоговейно выдавливает каплю клея в самый центр радужной оболочки. Потом опускает большим пальцем веко и ждет несколько секунд, чтобы клей засох.
Эта беременная девушка повесилась на балке надворной постройки позади фермы родителей. Ее вынули из петли два дня назад, ее глаза уже стали матовыми, а налитые кровью роговые оболочки подернулись пленкой разложения, похожей на катаракту.
Падение было слишком коротким, чтобы сломать шею девушки. Пытаясь повеситься, она удавилась. Кровеносные сосуды в глазах и под нежной кожей щек полопались, отчего она выглядела шестидесятилетней бродяжкой.
С заклеенными глазами девушка выглядит лучше, словно только что вернулась с верховой прогулки по утреннему морозцу, думает Гленн. Но вскоре, когда он примется работать тонизатором кожи, от розоватого цвета не останется и следа.
Гленн снова наклоняется над ней, чтобы придержать второе веко. И – он не может совладать с собой – видя бледные, сухие, как у статуи, губы девушки, он бережно касается их ртом, берет ее нижнюю сухую губу своими влажными, втягивает в рот и вдыхает смрадный, зловонный запах…
– Эй, Гленн!
Молодой человек испуганно отскакивает. Он забыл, что не один и сейчас не личное время, а обычный рабочий день в подготовительном зале. У двери стоит Алисия.
Гленн не сводит с нее взгляда, ожидая, чтобы девушка завопила, сделала первый шаг. Он уже знает, что ее придется убить.
Алисия улыбается:
– Я не скажу, если будешь помалкивать.
– Ты не… испугалась? – удивляется Гленн.
– Нет, – усмехается Алисия. – Думаешь, когда я была помладше, не пользовалась возможностью как следует посмотреть на парней, попадавших сюда? Наверное, мы, морговские крысы, все одинаковые.
– Наверное, – бормочет он.
– А потом, сам знаешь, что говорят о работе с мертвыми, – продолжает она, подходя вплотную к Гленну.
– Что?
– Что она возбуждает, – шепчет Алисия и хихикает. – Таким образом природа обеспечивает сохранение вида. Всякий раз, видя труп, мы хотим трахаться. – Берет Гленна за руку. – Папа на похоронах.
– Знаю.
Алисия ведет ладонью по его руке, гладит пальцы, касается спереди брюк. От того, что обнаруживает там, ее улыбка становится еще шире.
– Можно поехать к тебе?
Мысли Гленна мечутся.
– Едем, – решает он. – Я очень настроен.
– Да… – произносит Алисия, разглядывая фотографии на стенах в его квартире.
Там шесть снимков, увеличенных до размера два фута на три. На них морской окунь, которого Гленн купил в продовольственном магазине. Он ежедневно в течение недели делал по снимку, запечатлевая изменения цвета: чешуя становилась сначала фиолетовой, потом черной. В конце концов от рыбы остались только кости в подернутой плесенью радужной студенистой массе.
– Красивые, – говорит Алисия. – Странные, но красивые.
Стоящий за ее спиной Гленн кивает.
– Рембрандт считал, что лучший плод для натюрморта тот, который начинает гнить.
– То есть это разложение, но ты останавливаешь его фотографией. Интересно.
– Да, – кивает Гленн, удивленный, что она так быстро поняла его искусство. На миг задумывается, что если эта девушка и он… нет, это невозможно, у него за спиной слишком много призраков. – Это часть… одного проекта, – добавляет он.
Оба стоят, занятые своими мыслями.
– Где спальня? – наконец спрашивает Алисия. – Там?
– Да.
Гленн идет следом за ней, понимая, что ей этого хочется.
– О, и здесь интересно! – восклицает она, рассматривая уничтожитель насекомых, светящийся неоновый круг прямо над подушкой. Шторы задернуты, и комната залита нежно-голубым светом от трубки. – Прикладное искусство?
– Да, – отвечает Гленн.
Алисия вспрыгивает на кровать и поворачивается к нему. Он по глазам видит, что девушка в возбуждении. Она берется за пряжку его брючного ремня.
Гленн смотрит на нее словно в видоискатель кинокамеры. Алисия вынимает его пенис, издавая такие же звуки, как любовники в фильмах, держит его, как нож, которым собирается заколоться. Увлажняет головку слюной, водит ею по губам, словно помадой. Лижет кончик, долго, медленно, время от времени поднимая голову, чтобы посмотреть в глаза Гленну. Просовывает пальцы под мошонку, гладит его яйца, вертит их в пальцах, не понимая, что это бомбы и, взорвавшись, они уничтожат ее и вместе с ней весь мир. Берет в губы головку члена, не понимая, что это пистолетный ствол. Гленн чувствует, как Алисия старается высосать из него силу, пули из пистолета и взрывную энергию из бомб, и подается к ней, но лишь берет ее обеими руками за шею. На ее лице появляется удивленное выражение, но она не прекращает.
Гленн нажимает большими пальцами на горло спереди, ощущая хрупкий хрящ гортани, упругую щитовидную железу и более твердый перстневидный хрящ. Давит пальцами, и Алисия пытается вырваться, но он, стоя над ней, находится в господствующем положении. Девушка старается издать какой-то звук, однако нажим на дыхательное горло слишком сильный. Гленн тянется одной рукой за ремнем, который Алисия несколько минут назад вытащила из его брюк. Обвив ременной петлей ее шею, он помещает пряжку за ухо и тянет ремень вверх изо всей силы. Девушка начинает подниматься вместе с ним, но он, приставив к ее плечу другую руку, давит вниз. Ее язык, высунувшийся изо рта от давления на горло, выталкивает пенис изо рта. Гленн едва замечает это. Он все равно не хотел кончать. Пока что.
Глава сорок шестая
– Так, – говорит Роб Флеминг. – Фрэнк, кажется, у меня есть для тебя кое-что.
Дербан кивает. Специалист по компьютерным преступлениям указывает на экран.
– Юристы, как тебе известно, не добились успеха, пытаясь прикрыть сайт pictureman.com.
– Продолжай, – бурчит Фрэнк. – Сколько уже было туда обращений?
Флеминг находит взглядом что-то на экране.
– Больше полумиллиона. В общем, я задался вопросом, каким способом вывести сайт из строя. А потом подумал: а если взломать его?
Сидящий у стены Позитано беспокойно ерзает.
– Взломать?
– Ну да. Только на прошлой неделе какой-то школьник вошел в сайт Пентагона и умышленно уничтожил его. А это Пентагон, там круглые сутки дежурят специалисты по предотвращению взлома. Pictureman.com просто-напросто частный сайт.
– А нарушением закона это не будет? – интересуется Позитано.
– Это серая зона, как и создание подобного сайта.
– И что? – спрашивает Дербан. – Сможешь это сделать?
– Слушай меня. Во-первых, я связался с этим сервером, чтобы посмотреть, какое там программное обеспечение. Как и думал, оно дает создателю сайта привилегии доступа на тот случай, если он захочет обновить сайт, изменить шрифт или что-либо еще. После этого дело заключалось только в том, чтобы раздобыть нужные коды. Они оказались на информационной плате одного из хакеров. Видишь?
Он что-то отстукивает на клавиатуре, и экран заполняется данными. Щелкает мышью, и они исчезают.
– Отлично, – говорит Дербан. – Чего же ты ждешь? Выведи сайт из строя.
– Это я и хотел сделать, но потом мне пришла другая мысль.
Дербан смотрит на него.
– Что ты задумал?
– Слышал о зеркальных сайтах, Фрэнк?
Тот пожимает плечами:
– Нет.
– Это сайты, выглядящие идентично и даже имеющие тот же адрес; только ими управляет другой сервер. Их создают владельцы, когда существующие сайты слишком загружены.
– Продолжай, – просит Фрэнк.
– Так вот, если я создам сайт, зеркальный этому, и спрячу настоящий, можно будет устроить так, что, когда убийца соберется обновить свой сайт, посмотреть, какое количество клиентов обращалось туда, мы будем знать об этом.
– Господи, значит, просто глядя на экран, ты узнаешь, когда убийца включил компьютер? И может быть, установишь номер его телефона?
– На кой черт смотреть? – отвечает Флеминг. – Мы заставим этот сайт отправлять нам электронные письма. – Смеется. – Интернет называют Всемирной паутиной, так ведь? Мы будем пауком в этой паутине.
Кристиан целую неделю ухаживает за Клэр, несмотря на ее протесты. Приносит деликатесы из итальянского магазина на противоположной стороне улицы, моет ее в ванне с приятно пахнущими парижскими маслами, потом закутывает в большие мягкие полотенца. У него есть спортзал, и Клэр начинает заниматься в нем, сбрасывая набранный в больнице вес, укрепляя тело, а Кристиан тем временем смотрит в зеркала по стенам друг против друга, отражающие тысячу Клэр, тысячу Кристианов Воглеров. Подравнивает ей волосы, пока они еще влажные после душа, приносит одежду, купленную в магазинах Барнис и Донны Каран, готовит ей еду из свежих продуктов с фермерского рынка и «Дин и Де Лука».
Дважды в день приезжает доктор Феликс. Он говорит им, что Клэр очень успешно поправляется.
На седьмой день после возвращения из Гринриджа Кристиан везет ее на пароме на Либерти-Айленд. Они стоят, будто туристы, под статуей Свободы, глядя, как огни Манхэттена пляшут на серебристо-черной воде.
– Клэр, – произносит Воглер, – я хочу знать кое-что.
Она ждет.
– Насколько это было игрой? – мягко спрашивает он. – Целиком? Отчасти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Кристиан кивает.
– Ты располнела, Клэр.
Она вдавливает пальцы в живот.
– К сожалению, прибавила около пятнадцати фунтов. А теперь иди. Я уже опаздываю на обед.
Глава сорок третья
Харолд Хопкинс поужинал и по обыкновению усаживается в любимое кресло, тянется за газетой. Он намерен завершить день чтением. Как всегда, первым делом ищет сообщения о смертях: вдруг произошла какая-то катастрофа, знать о которой ему следует? Хопкинс шарит по подлокотнику кресла, где должен лежать очечник, однако с досадой вспоминает, что забыл очки для чтения в маленьком кабинете, заполняя похоронные лицензии.
– Эллен, я схожу в контору! – кричит он жене.
Ответа нет. Она включает радио, когда моет посуду.
Харолд поднимается из кресла и проходит небольшой путь от дома до похоронной конторы. Ключ у него на цепочке. Темно. Он не сразу попадает ключом в скважину замка.
Страха по ночам в похоронной конторе Харолд никогда не испытывал. На его взгляд, мертвецов нужно бояться меньше всего, не в последнюю очередь потому, что он постоянно очищает их и они утратили всякую таинственность, которой могли некогда обладать. Относится к ним почти так же, как няня к детям: неприятные, непредсказуемые существа, вечно испачканные, создающие хлопоты. Поэтому Харолд не включает лампы, света со двора достаточно. Он входит в кабинет, берет лежащие на столе очки. Когда поворачивается, чтобы уходить, замечает с легким раздражением, что кто-то не выключил фонарь на бальзамировочном столе.
Фонарь там яркий, но с узконаправленным лучом, как на зубоврачебном кресле. Харолд догадывается, что кто-то забыл его выключить, уходя домой; такое легко могло случиться, направленный луч трудно заметить с этой стороны.
Он идет выключить фонарь. В подготовительном зале, как всегда, три трупа. Один – из дома престарелых, другой – мать Пегги Уоттс, скончавшаяся от сердечного приступа на восемьдесят втором году жизни, третий – молоденькая продавщица из большого продовольственного магазина, Мэриэнн Коллинз. Бедняжка погибла у себя во дворе, коснувшись поврежденного электропровода газонокосилки.
Выключив фонарь, Харолд слышит шорох. Сначала он думает, что, видимо, забралось какое-то животное, крыса или дикий кот. Потом снова слышит этот звук и понимает, что издает его человек.
Живых Харолд побаивается, особенно тех, которые проникают туда, где им не место. Он снова включает фонарь, берет ближайший увесистый предмет – шпатлевочный пистолет – и крадется по залу. Держа пистолет за ствол, Харолд проходит в коридор.
Никого. Очевидно, ему показалось. Но, будучи осторожным человеком, Харолд оборачивается, чтобы бросить последний взгляд. И вдруг видит мужскую ногу за одним из гробов, поставленных стоймя вдоль всего коридора. Начинает что-то говорить, и неожиданно гроб валится на него. Было время, когда Хародд сумел бы увернуться от падающего гроба, но оно давно миновало. Когда он поворачивается, гроб ударяет его по плечам, и Харолд падает. Он смутно слышит топот бегущих ног, звон разбиваемого стекла, а потом наступает тишина.
Глава сорок четвертая
– Таким образом, – говорит Дан Этеридж, – ничего не украдено и не разбито, кроме окна и гроба.
– Да, – устало соглашается Харолд.
Полицейские приехали быстро, как только смогли, но потом они старательно обыскали лес, проверили, нет ли на обочине следов колес, и посмотрели, не украдено ли что-либо. Звону стекла объяснение нашли быстро: злоумышленник, убегая, разбил окно возле задней двери.
– И вот что приводит меня в недоумение, – продолжает Дан. – Я вижу, где он вылез, но не вижу, где влез. Конечно, я не говорю, что он не сделал этого, только не пойму как.
На виске у Харолда ранка, он достает из кармана сложенный носовой платок и прикладывает к ней.
– Тогда, видимо, и влез там же.
– А затем возникает вопрос, что он здесь делал, – произносит Дан. – Наверное, это было проникновение с умыслом совершить кражу, и ты спугнул преступника до того, как он успел найти что-либо ценное. Вот одна возможность.
– А какие есть еще? – спрашивает Харолд, чтобы поторопить полицейского.
Он и сам представляет другие возможности. Одна из них особенно беспокоит его с тех пор, как пришла на ум полчаса назад.
– Дело вот какое, – отвечает Дан. – У тебя здесь лежит тело привлекательной молодой женщины. Харолд, мне неприятно это говорить, но в округе есть больные люди. Думаю, не следует исключать вероятности, что кто-то хотел с ней совокупиться. Это означает, что похороны нужно отложить и отправить труп в Лонгби на экспертизу. Возможно, там обнаружат какие-нибудь следы.
– Дан, – горячится Харолд, – мы оба знаем, что, если отложить похороны по такой причине, я останусь без куска хлеба. Никто больше не доверит мне хоронить своих родных. Если что-то подобное случилось с бедняжкой – упокой Господь ее душу – сегодня вечером, для нее это ничего не изменит. Она мертва. Но догадки о том, что могло произойти, обернутся плохо и для ее семьи, и для меня. Давай посмотрим сами, и если отыщем следы того, что твоя догадка справедлива, то отправим труп в Лонгби. А если ничего не найдем, оставим бедняжку в покое.
Дан Этеридж закусывает ус.
– Думаю, посмотреть можно, – соглашается он. – Тогда поймем, что здесь произошло.
Они вдвоем раздевают тело и внимательно осматривают.
– Не вижу ничего такого, – сообщает Харолд. – Кажется, нам повезло. То ли я спугнул, то ли это в самом деле был воришка.
– Постой! – восклицает Дан. – Направь сюда свет.
Харолд поворачивает фонарь на бальзамировочном столе в угол зала.
– Что там такое?
Дан разглядывает какой-то предмет на полу. Это небольшой черный диск чуть больше монеты.
– По-моему, это крышка от фотообъектива, – говорит наконец он.
– Слишком мала, – возражает Харолд.
– От цифровой фотокамеры. У моего брата Эда есть такая. Объективы у них потоньше. – Оглядывается по сторонам. – Есть пластиковые перчатки?
– Конечно.
Харолд достает пару нитриловых перчаток. Полицейский надевает одну и поднимает диск.
– Похоже, он делал снимки. Может, какой-нибудь школьник взялся за это на спор. Пока ничего больше сказать нельзя. Но следует быть начеку, вдруг такое случится снова.
Через два дня Кристиан приезжает в больницу с незнакомым врачом. Клэр догадывается, что тот каким-то образом работает на Воглера. Зовут его доктор Феликс. Он высоким тонким голосом задает ей несколько вопросов, потом подводит к окну, чтобы осмотреть при свете. Затем говорит санитару у двери, что хочет видеть доктора Баннермана, и плотно сжимает губы. Санитар мямлит, что доктора Баннермана в больнице нет, и Клэр видит, как губы доктора Феликса сжимаются еще плотнее. Он долго говорит что-то санитару вполголоса. Вскоре появляется заметно взволнованный Баннерман, и доктор Феликс отводит его в сторону. Баннерман не надел халата, и Клэр видит, что он потеет. Потом доктор Феликс возвращается и спокойно говорит Кристиану:
– Все улажено. Можно ехать.
– Спасибо за визит, – произносит Клэр. – Приедешь еще, Кристиан?
– Дадите нам минутку? – просит тот доктора.
– Разумеется, – отвечает Феликс с любезностью человека, знающего, что каждая минута, которую он предоставит им, будет оплачена.
Когда они остаются одни, Кристиан сообщает:
– Клэр, ты поедешь с нами. Доктор Баннерман признал, что ты не нуждаешься в его услугах. Пока тебе не станет лучше, будешь жить у меня. Таким образом, полицейским придется следить только за одной квартирой – если это тебя устраивает.
– Конечно, устраивает.
– Хорошо. Поговорим подробнее через несколько дней, когда твой организм очистится от этих лекарств.
Глава сорок пятая
Гленн Ферниш склоняется над Эллен Вортенссен и смотрит в темно-синие глаза девушки. Нежно, почти благоговейно выдавливает каплю клея в самый центр радужной оболочки. Потом опускает большим пальцем веко и ждет несколько секунд, чтобы клей засох.
Эта беременная девушка повесилась на балке надворной постройки позади фермы родителей. Ее вынули из петли два дня назад, ее глаза уже стали матовыми, а налитые кровью роговые оболочки подернулись пленкой разложения, похожей на катаракту.
Падение было слишком коротким, чтобы сломать шею девушки. Пытаясь повеситься, она удавилась. Кровеносные сосуды в глазах и под нежной кожей щек полопались, отчего она выглядела шестидесятилетней бродяжкой.
С заклеенными глазами девушка выглядит лучше, словно только что вернулась с верховой прогулки по утреннему морозцу, думает Гленн. Но вскоре, когда он примется работать тонизатором кожи, от розоватого цвета не останется и следа.
Гленн снова наклоняется над ней, чтобы придержать второе веко. И – он не может совладать с собой – видя бледные, сухие, как у статуи, губы девушки, он бережно касается их ртом, берет ее нижнюю сухую губу своими влажными, втягивает в рот и вдыхает смрадный, зловонный запах…
– Эй, Гленн!
Молодой человек испуганно отскакивает. Он забыл, что не один и сейчас не личное время, а обычный рабочий день в подготовительном зале. У двери стоит Алисия.
Гленн не сводит с нее взгляда, ожидая, чтобы девушка завопила, сделала первый шаг. Он уже знает, что ее придется убить.
Алисия улыбается:
– Я не скажу, если будешь помалкивать.
– Ты не… испугалась? – удивляется Гленн.
– Нет, – усмехается Алисия. – Думаешь, когда я была помладше, не пользовалась возможностью как следует посмотреть на парней, попадавших сюда? Наверное, мы, морговские крысы, все одинаковые.
– Наверное, – бормочет он.
– А потом, сам знаешь, что говорят о работе с мертвыми, – продолжает она, подходя вплотную к Гленну.
– Что?
– Что она возбуждает, – шепчет Алисия и хихикает. – Таким образом природа обеспечивает сохранение вида. Всякий раз, видя труп, мы хотим трахаться. – Берет Гленна за руку. – Папа на похоронах.
– Знаю.
Алисия ведет ладонью по его руке, гладит пальцы, касается спереди брюк. От того, что обнаруживает там, ее улыбка становится еще шире.
– Можно поехать к тебе?
Мысли Гленна мечутся.
– Едем, – решает он. – Я очень настроен.
– Да… – произносит Алисия, разглядывая фотографии на стенах в его квартире.
Там шесть снимков, увеличенных до размера два фута на три. На них морской окунь, которого Гленн купил в продовольственном магазине. Он ежедневно в течение недели делал по снимку, запечатлевая изменения цвета: чешуя становилась сначала фиолетовой, потом черной. В конце концов от рыбы остались только кости в подернутой плесенью радужной студенистой массе.
– Красивые, – говорит Алисия. – Странные, но красивые.
Стоящий за ее спиной Гленн кивает.
– Рембрандт считал, что лучший плод для натюрморта тот, который начинает гнить.
– То есть это разложение, но ты останавливаешь его фотографией. Интересно.
– Да, – кивает Гленн, удивленный, что она так быстро поняла его искусство. На миг задумывается, что если эта девушка и он… нет, это невозможно, у него за спиной слишком много призраков. – Это часть… одного проекта, – добавляет он.
Оба стоят, занятые своими мыслями.
– Где спальня? – наконец спрашивает Алисия. – Там?
– Да.
Гленн идет следом за ней, понимая, что ей этого хочется.
– О, и здесь интересно! – восклицает она, рассматривая уничтожитель насекомых, светящийся неоновый круг прямо над подушкой. Шторы задернуты, и комната залита нежно-голубым светом от трубки. – Прикладное искусство?
– Да, – отвечает Гленн.
Алисия вспрыгивает на кровать и поворачивается к нему. Он по глазам видит, что девушка в возбуждении. Она берется за пряжку его брючного ремня.
Гленн смотрит на нее словно в видоискатель кинокамеры. Алисия вынимает его пенис, издавая такие же звуки, как любовники в фильмах, держит его, как нож, которым собирается заколоться. Увлажняет головку слюной, водит ею по губам, словно помадой. Лижет кончик, долго, медленно, время от времени поднимая голову, чтобы посмотреть в глаза Гленну. Просовывает пальцы под мошонку, гладит его яйца, вертит их в пальцах, не понимая, что это бомбы и, взорвавшись, они уничтожат ее и вместе с ней весь мир. Берет в губы головку члена, не понимая, что это пистолетный ствол. Гленн чувствует, как Алисия старается высосать из него силу, пули из пистолета и взрывную энергию из бомб, и подается к ней, но лишь берет ее обеими руками за шею. На ее лице появляется удивленное выражение, но она не прекращает.
Гленн нажимает большими пальцами на горло спереди, ощущая хрупкий хрящ гортани, упругую щитовидную железу и более твердый перстневидный хрящ. Давит пальцами, и Алисия пытается вырваться, но он, стоя над ней, находится в господствующем положении. Девушка старается издать какой-то звук, однако нажим на дыхательное горло слишком сильный. Гленн тянется одной рукой за ремнем, который Алисия несколько минут назад вытащила из его брюк. Обвив ременной петлей ее шею, он помещает пряжку за ухо и тянет ремень вверх изо всей силы. Девушка начинает подниматься вместе с ним, но он, приставив к ее плечу другую руку, давит вниз. Ее язык, высунувшийся изо рта от давления на горло, выталкивает пенис изо рта. Гленн едва замечает это. Он все равно не хотел кончать. Пока что.
Глава сорок шестая
– Так, – говорит Роб Флеминг. – Фрэнк, кажется, у меня есть для тебя кое-что.
Дербан кивает. Специалист по компьютерным преступлениям указывает на экран.
– Юристы, как тебе известно, не добились успеха, пытаясь прикрыть сайт pictureman.com.
– Продолжай, – бурчит Фрэнк. – Сколько уже было туда обращений?
Флеминг находит взглядом что-то на экране.
– Больше полумиллиона. В общем, я задался вопросом, каким способом вывести сайт из строя. А потом подумал: а если взломать его?
Сидящий у стены Позитано беспокойно ерзает.
– Взломать?
– Ну да. Только на прошлой неделе какой-то школьник вошел в сайт Пентагона и умышленно уничтожил его. А это Пентагон, там круглые сутки дежурят специалисты по предотвращению взлома. Pictureman.com просто-напросто частный сайт.
– А нарушением закона это не будет? – интересуется Позитано.
– Это серая зона, как и создание подобного сайта.
– И что? – спрашивает Дербан. – Сможешь это сделать?
– Слушай меня. Во-первых, я связался с этим сервером, чтобы посмотреть, какое там программное обеспечение. Как и думал, оно дает создателю сайта привилегии доступа на тот случай, если он захочет обновить сайт, изменить шрифт или что-либо еще. После этого дело заключалось только в том, чтобы раздобыть нужные коды. Они оказались на информационной плате одного из хакеров. Видишь?
Он что-то отстукивает на клавиатуре, и экран заполняется данными. Щелкает мышью, и они исчезают.
– Отлично, – говорит Дербан. – Чего же ты ждешь? Выведи сайт из строя.
– Это я и хотел сделать, но потом мне пришла другая мысль.
Дербан смотрит на него.
– Что ты задумал?
– Слышал о зеркальных сайтах, Фрэнк?
Тот пожимает плечами:
– Нет.
– Это сайты, выглядящие идентично и даже имеющие тот же адрес; только ими управляет другой сервер. Их создают владельцы, когда существующие сайты слишком загружены.
– Продолжай, – просит Фрэнк.
– Так вот, если я создам сайт, зеркальный этому, и спрячу настоящий, можно будет устроить так, что, когда убийца соберется обновить свой сайт, посмотреть, какое количество клиентов обращалось туда, мы будем знать об этом.
– Господи, значит, просто глядя на экран, ты узнаешь, когда убийца включил компьютер? И может быть, установишь номер его телефона?
– На кой черт смотреть? – отвечает Флеминг. – Мы заставим этот сайт отправлять нам электронные письма. – Смеется. – Интернет называют Всемирной паутиной, так ведь? Мы будем пауком в этой паутине.
Кристиан целую неделю ухаживает за Клэр, несмотря на ее протесты. Приносит деликатесы из итальянского магазина на противоположной стороне улицы, моет ее в ванне с приятно пахнущими парижскими маслами, потом закутывает в большие мягкие полотенца. У него есть спортзал, и Клэр начинает заниматься в нем, сбрасывая набранный в больнице вес, укрепляя тело, а Кристиан тем временем смотрит в зеркала по стенам друг против друга, отражающие тысячу Клэр, тысячу Кристианов Воглеров. Подравнивает ей волосы, пока они еще влажные после душа, приносит одежду, купленную в магазинах Барнис и Донны Каран, готовит ей еду из свежих продуктов с фермерского рынка и «Дин и Де Лука».
Дважды в день приезжает доктор Феликс. Он говорит им, что Клэр очень успешно поправляется.
На седьмой день после возвращения из Гринриджа Кристиан везет ее на пароме на Либерти-Айленд. Они стоят, будто туристы, под статуей Свободы, глядя, как огни Манхэттена пляшут на серебристо-черной воде.
– Клэр, – произносит Воглер, – я хочу знать кое-что.
Она ждет.
– Насколько это было игрой? – мягко спрашивает он. – Целиком? Отчасти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27