..
Шурик вспомнил, что медуза в руках у него и раскрыл ладонь - на ней быстро таяла, словно испарялась, хрустальная льдинка.
- Альмира! - закричал он в отчаянии.
- Я здесь, - раздался знакомый голос у порога, Елизаров вперился в вошедшую глазами. Перед ним в легком сарафанчике и босоножках стояла та женщина, которую он обнимал ночью на берегу. А, может быть, не та...
- Как хорошо, что вы отозвались, Альмира Владимировна, - забрюзжал с кушетки очкарик. - Тут творится черт знает что! Этот тип вломился в комнату, нашумел, разбудил. Я все-таки отдыхать сюда приехал!
- Он тоже отдыхать приехал, - засмеялась Альмира. - Здравствуйте, Александр Николаевич.
- И потом ваша птица! - продолжал браниться энциклопедист. - Она влетает в окна, каркает... Никакого покоя.
Альмира со снисходительной улыбкой направилась к подоконнику, где, нахохлясь, сидел большущий черный ворон. Тот самый, что вчера сидел на крыше. Шурик стремительно вертел головой, бросая беспокойно-вопросительные взгляды то на Альмиру, то на ворчливого дачника, то на ворона: не новый ли бред все это?
- Ворона вы не обижайте. Он - ученая птица. Его на днях привез наш постоялец. Вот его шляпа.
- Простухин! - воскликнул Шурик.
- Да, он, - кивнула Альмира. - Он предупредил нас с мамой, что вы приедете. Но я с утра была на море, а мама ушла на рынок - вот и проворонили.
- Крайности скверны! - встрепенувшись, невпопад каркнул ворон.
- Видите, - опять засмеялась Альмира. - Он говорящий... Лети, лети, Кровилион. Нечего тебе тут рассиживаться. Мешаешь!
- Да нет, я ничего, - смилостивился энциклопедист. - Пусть сидит птичка.
Наверх поднялась и Ангелина, ставшая за прошедшие годы совсем седой. На ней было ситцевое платье и передник, в которых вчера щеголяла мышь.
- Шурик" приехал! - воскликнула она, прослезившись в умиленьи. - Стал настоящим мужчиной. Я слышала, ты пошел в науку. А мама с папой? Живы ли? Почему же они не приехали отдохнуть?
Засыпанный вопросами, Елизаров молчал, не зная на что отвечать в первую очередь, и только ошалело улыбался.
...Вечером втроем пили на веранде чай. Простухин, Альмира и Шурик, успевший прийти в себя. На жердочке в углу дремал ученый ворон Кровилион. Пахло жасмином.
- Твои подлые шуточки? - в упор спросил Елизаров друга, когда Альмира зачем-то вышла.
- Мои, - невозмутимо кивнул лохматой головой Простухин, ложечкой поедая клубничное варенье с блюдца.
- В спорах ты молчишь, - в сердцах выговаривал Александр Николаевич. А идиотские розыгрыши устраивать мастер.
- Крайности скверны! - дрессированный ворон, на миг очнувшись от сна, назидательно прокаркал единственную фразу, которую знал.
- Кровилион прав, - усмехнулся Простухин. - Твоя теория - самая дичайшая крайность, а потому она вредна. Ты сочинял ее безо всякого понятия о человеческой природе. Вернее, по своим, субъективно искаженным представлениям о ней. Короче говоря, без любви к человеку.
- Кто тут толкует о любви? - лукаво полюбопытствовала вернувшаяся Альмира.
- Аля, - обиженно обратился к ней Елизаров. - Вы знаете, что выделывал со мной этот человек?
- Знаю. Он сказал мне, что издалека будет внушать вам счастливые видения встречи. Получилось?
- Вполне! - мрачно отрезал Елизаров. - Из-за его шуточек я вынужден отказаться осенью от защиты.
- Неужели? Матвей, как же это?
- Вы не так поняли, - поспешил успокоить ее Александр Николаевич. Мотя не причем. Сама тема нуждается в переработке... Вообще! - он норовисто тряхнул головой. - Человек имеет право на ошибки. Но лишь на те, от которых страдает только он сам.
- Так не бывает, - задумчиво заметила Альмира.
1 2 3 4
Шурик вспомнил, что медуза в руках у него и раскрыл ладонь - на ней быстро таяла, словно испарялась, хрустальная льдинка.
- Альмира! - закричал он в отчаянии.
- Я здесь, - раздался знакомый голос у порога, Елизаров вперился в вошедшую глазами. Перед ним в легком сарафанчике и босоножках стояла та женщина, которую он обнимал ночью на берегу. А, может быть, не та...
- Как хорошо, что вы отозвались, Альмира Владимировна, - забрюзжал с кушетки очкарик. - Тут творится черт знает что! Этот тип вломился в комнату, нашумел, разбудил. Я все-таки отдыхать сюда приехал!
- Он тоже отдыхать приехал, - засмеялась Альмира. - Здравствуйте, Александр Николаевич.
- И потом ваша птица! - продолжал браниться энциклопедист. - Она влетает в окна, каркает... Никакого покоя.
Альмира со снисходительной улыбкой направилась к подоконнику, где, нахохлясь, сидел большущий черный ворон. Тот самый, что вчера сидел на крыше. Шурик стремительно вертел головой, бросая беспокойно-вопросительные взгляды то на Альмиру, то на ворчливого дачника, то на ворона: не новый ли бред все это?
- Ворона вы не обижайте. Он - ученая птица. Его на днях привез наш постоялец. Вот его шляпа.
- Простухин! - воскликнул Шурик.
- Да, он, - кивнула Альмира. - Он предупредил нас с мамой, что вы приедете. Но я с утра была на море, а мама ушла на рынок - вот и проворонили.
- Крайности скверны! - встрепенувшись, невпопад каркнул ворон.
- Видите, - опять засмеялась Альмира. - Он говорящий... Лети, лети, Кровилион. Нечего тебе тут рассиживаться. Мешаешь!
- Да нет, я ничего, - смилостивился энциклопедист. - Пусть сидит птичка.
Наверх поднялась и Ангелина, ставшая за прошедшие годы совсем седой. На ней было ситцевое платье и передник, в которых вчера щеголяла мышь.
- Шурик" приехал! - воскликнула она, прослезившись в умиленьи. - Стал настоящим мужчиной. Я слышала, ты пошел в науку. А мама с папой? Живы ли? Почему же они не приехали отдохнуть?
Засыпанный вопросами, Елизаров молчал, не зная на что отвечать в первую очередь, и только ошалело улыбался.
...Вечером втроем пили на веранде чай. Простухин, Альмира и Шурик, успевший прийти в себя. На жердочке в углу дремал ученый ворон Кровилион. Пахло жасмином.
- Твои подлые шуточки? - в упор спросил Елизаров друга, когда Альмира зачем-то вышла.
- Мои, - невозмутимо кивнул лохматой головой Простухин, ложечкой поедая клубничное варенье с блюдца.
- В спорах ты молчишь, - в сердцах выговаривал Александр Николаевич. А идиотские розыгрыши устраивать мастер.
- Крайности скверны! - дрессированный ворон, на миг очнувшись от сна, назидательно прокаркал единственную фразу, которую знал.
- Кровилион прав, - усмехнулся Простухин. - Твоя теория - самая дичайшая крайность, а потому она вредна. Ты сочинял ее безо всякого понятия о человеческой природе. Вернее, по своим, субъективно искаженным представлениям о ней. Короче говоря, без любви к человеку.
- Кто тут толкует о любви? - лукаво полюбопытствовала вернувшаяся Альмира.
- Аля, - обиженно обратился к ней Елизаров. - Вы знаете, что выделывал со мной этот человек?
- Знаю. Он сказал мне, что издалека будет внушать вам счастливые видения встречи. Получилось?
- Вполне! - мрачно отрезал Елизаров. - Из-за его шуточек я вынужден отказаться осенью от защиты.
- Неужели? Матвей, как же это?
- Вы не так поняли, - поспешил успокоить ее Александр Николаевич. Мотя не причем. Сама тема нуждается в переработке... Вообще! - он норовисто тряхнул головой. - Человек имеет право на ошибки. Но лишь на те, от которых страдает только он сам.
- Так не бывает, - задумчиво заметила Альмира.
1 2 3 4