Здесь выложена электронная книга Хрустальная медуза автора по имени Алферова Любовь. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Алферова Любовь - Хрустальная медуза.
Размер архива с книгой Хрустальная медуза равняется 20.28 KB
Хрустальная медуза - Алферова Любовь => скачать бесплатную электронную книгу
Алферова Любовь
Хрустальная медуза
Любовь Алферова
Хрустальная медуза
- Все страдания человеческие происходят от неверных представлений! воскликнул Александр Николаевич Елизаров, а попросту Шурик, потому что аспирант кафедры рациональных исчислений был очень молод, худ, голубоглаз. Стрелки смоляных усов лишь оттеняли детскую свежесть его смуглого лица и казались на нем чем-то чужеродным. Впрочем, роста Александр Николаевич был завидного, и теперь, стоя в раздумье у окна, чуть не упирался лбом в верхнюю перекладину рамы.
- Каких представлений, Шура? - оторвался от затрепанной рукописи Матвей Простухин, тучный и лохматый, как сенбернар. В университете все считали его туповатым, безобидным малым и непролазным неудачником. Он уже несколько лет безуспешно корпел над диссертацией, зарплаты ради работал лаборантом на факультете биологического конструирования и жил в общежитии аспирантов, деля комнату с Шуриком Елизаровым. Обоим осенью предстояла защита, и поэтому они в разгар лета торчали в опустевшем общежитии. Правда, Александр Николаевич уже отнес готовую диссертацию на перепечатку в машбюро, а копуша Простухин все еще ворошил свою разбухшую, неопрятную рукопись, что-то там перечитывал, вычеркивал, вписывал, клеил бумажные заплатки. Кстати, никто не знал толком, какую тему так усердно вымучивает Матвей и на что он вообще надеется. Его прежний научный руководитель успел скончаться, другие преподаватели не пожелали внедряться в чужую тему, да еще брать обузу в лице незадачливого Простухина, и тот сражался с диссертацией в одиночку.
Зато тема Елизарова вызывала завистливый интерес. Юный аспирант пустился в потрясающе дерзкие научные изыскания и без малого за два года создал математическую теорию, сочленив ее с вечным философским вопросом достижения всеобщего счастья. Называлась его диссертация "Влияние доминантной идеи на действительность в соответствии с рациональным исчислением результата". И теперь Елизаров вслух размышлял о ней, вовлекая в беседу угрюмого Простухина, который исподлобья, молча наблюдал за другом из-под курчавых, будто бы тронутых ржавчиной бровей.
- Да! Все человеческие страдания происходят от неверных представлений о себе, о своих способностях, предназначении и об истинном месте в структуре общества.
Гибкий, стройный Шурик круто повернулся на каблуках, лицо его оказалось в тени, только глаза сверкали родниковой голубизной. Говорил он вдохновенно:
- Век человека короток. Может ли он, пожираемый ничтожными заботами и сиюминутными страстями, хоть сколько-нибудь ясно рассмотреть свое будущее? Нет, лишь смутно и неверно. Он бурно разбрасывается направо и налево, но все это ложная и ненужная трата сил. Минимум полезного результата и черепашья эволюция сознания. Такое движение по жизни обманчиво. Это пляска студенистой медузы в волнах, причем ход диктуют волны!
Елизаров давно уже отступил от окна и кавалерийским манером оседлал тумбочку, в возбуждении сбросив с нее на кровать книги и тетради. Говоря, он то резко взмахивал, то плавно поводил руками, словно дирижировал собственной речью, как многоголосым хором. При этом было заметно, что у него рубашка под мышками потемнела от пота. Жара в самом деле стояла немилосердная. Даже окна отворить было невозможно, потому что зной, густой, как столярный клей, сразу наполнял комнату. Одно спасение изредка распахнуть дверь в полутемный коридор, откуда едва уловимо веяло воспоминаниями о зимних неполадках в отопительной системе. Простухин в отличие от Елизарова переносил жару невозмутимо. Он был облачен в свой единственный костюм, измятый и потрепанный, как и рукопись его диссертации. Распахнутый воротничок сатиновой сорочки тоже почему-то напоминал бумажную вклейку на густо исписанной странице.
Безмолвие соседа только пуще распаляло Александра Николаевича. Надо сказать, он обладал весьма эмоциональным воображением. Оно, конечно, помогало ему чувственно постичь множество явлений жизни, но оно же и мешало подчас их понять. Обилие ощущений было как непроходимая чащоба на пути к точным формулировкам, и Александр Николаевич прорубался сквозь заросли своих эмоций с известным трудом. Его нынешнее волнение объяснялось перевоплощениями, которые он поминутно переживал. Например, говоря о медузах, он так живо представил рыхлый, склизкий ком, колышимый водой, будто бы сам был этим жалким, слепым организмом в стихиях жизни. К тому же его одолевала досада на текучую, неустойчивую мысль и легкая злость на Простухина, который слушал его с туповатым любопытством, но явно не понимал, к чему он клонит, хотя распрямил свою покатую медвежью спину и ворочал головой туда-сюда, следя за Шуриком, который теперь нервно вышагивал по комнате.
- Мне больно и противно смотреть на людей, погрязших в ненужностях. Мы все в один голос восклицаем, что жизнь, имеющая цель и смысл - счастливая жизнь! А ведь эту цель легко рассчитать математически, исходя из чего разработать код решительно для каждого. И она будет осуществляться в рамках стержневой или, как я ее называю, доминантной идеи. Возникнет новая, математически обоснованная, качественно усовершенствованная модель человеческого сознания. Рациональное исчисление - вот стимул движения к совершенству каждого индивида. Его существование обретает программную направленность. Небывалые темпы нравственной эволюции. Разве не об этом всю историю мечтали величайшие умы мира! А я рассчитал вектор прогресса, Елизаров загадочно смолк, чтобы хоть паузой заинтриговать дремотного Матвея. Уловка удалась. Тот покряхтел и как бы нехотя Спросил:
- Ну и что вышло?
- Безукоризненная прямая! - Шурик победоносно смотрел на Простухина и тяжело дышал.
- Стало быть, перфокарта, сызмальства вложенная в башку, как в кибернетический ящик, осчастливит каждого в отдельности и всех нас вместе взятых? - по-своему понял теорию Мотя.
- Ну зачем же опошлять? - с благодушным высокомерием заметил Шурик. Миллиарды вариаций и свобода выбора сохраняются. Что еще нужно?
Нет, Простухин все-таки оказался неблагодарной аудиторией. По-прежнему по лицу его нельзя было догадаться, согласен ли он со своим красноречивым другом. Но, по крайней мере, он зашевелился, выбрался из-за стола, сказал:
- В угловое кафе вчера цыплят привезли свеженьких. Наверное, и сегодня еще торгуют. Ты ведь не завтракал? Пойдем, съедим по цыпленочку, похрустим косточками. Хорошее слово - хруст. Хруст - Прокруст. Слыхал про Прокруста?
- Слыхал. Ну и что? - обиделся Шурик.
- Ничего. Мифология... Так идем, что-ли, завтракать?
Цыплята действительно были нежными, чудно изжаренными. К тому же темные, штапельные шторы кафе хорошо затеняли маленький зал, сохраняя прохладу. Под потолком беззвучно летали лопасти вентилятора. За стойкой, на фоне экзотических сосудов с вином, скучала юная глазастая буфетчица.
Друзья запивали мясо кисленьким ледяным вином и блаженствовали. Когда унялся первый голод, а на блюде, предсказуя новое наслаждение, еще возлежали две поджаристые цыплячьи тушки, чуть сомлевший Александр Николаевич обратился к Простухину, который ел так же задумчиво и медленно, как работал.
- Ответь ты мне, наконец, прав ли я?
- Ты ведь не сомневаешься, что прав. Иначе не настрочил бы двести страниц диссертации, да сотню таблиц в придачу.
- Мотя, ты не глуп, и мне хочется знать твое мнение.
- Откуда ты знаешь, глуп я или нет. Я биолог-недоучка. Лаборант. И ничего не смыслю в математической моралистике. Мое дело - препараты готовить и пробирки мыть... Доминанту, которую ты то и дело упоминал, я понимаю с точки зрения физиологии. Это всего лишь очаг возбуждения в центральной нервной системе, восприимчивый ко всем внешним раздражителям, но тормозящий деятельность других нервных центров.
- Но ведь это ничуть не противоречит моим мыслям! Общество - тот же организм, со своей сложнейшей нервной системой.
- И путь к всеобщему благоденствию пролегает через рациональную организацию сознания?
- Именно так.
- Что ж, браво, - хладнокровно изрек Простухин, вонзаясь зубами в цыплячье тело. - От всего сердца желаю тебе одолеть оппонентов, а их наберется много, - добавил он, равномерно жуя. - Тебе надо закалить свой дух. А для этого лучше всего покинуть на время наш пропыленный университетский центр и рвануть в объятия дикой природы. Могу дать подходящий адресок. На окраине взморья живет некто Кракарский. Экс-профессор. У него свой дом. В уединении он занимается генной инженерией или чем-то в этом роде, а на пропитание себе выращивает капусту и продает ее оптом. Весьма своеобразный старикан. Я сам, между прочим, завтра исчезну, потому что осатанел от жары. Хочешь, записку напишу Кракарскому? Он тебя радушно примет.
- Не надо, - сердито ответил Шурик, выслушав вялую, с расстановками речь Матвея. - Мне пока не до отдыха. Свой, как ты выражаешься, дух я предпочитаю закалять в библиотеке. А если уж и надумаю двинуть к морю, то не к твоему экс-профессору, торгующему капустой, а на дачу, куда однажды мальчишкой приезжал с родителями. Там хозяйка Ангелина, душевная женщина. А у нее дочка Альмира, Алька... Задиристая такая девчонка. Мы с ней дружили, хоть и устраивали потасовки каждый день, - Александр Николаевич растроганно улыбнулся и принялся за последнего цыпленка.
Простухин, как и обещал, исчез на следующий день спозаранку. Утром, оглядев комнату, Шурик обнаружил, что со стола пропала его взъерошенная диссертация, да на гвозде, вбитом в стену, не было огромной, как сомбреро, войлочной шляпы Простухина. Этот нелепый головной убор он надевал иногда в зимние метели, а в остальное время она неизменно висела в изголовье его кровати, пропитываясь пылью и привлекая моль.
"Неужели он нахлобучил ее в такую жару?" - подивился Шурик. В общем-то отъезд товарища его даже обрадовал. Он рассчитывал плодотворно поработать: до вечера - в библиотеке, где по летнему времени было привольное безлюдье, а ночью - дома. Благо, не надо заботиться о том, что свет беспокоит засоню-соседа.
Однако, как раз в день исчезновения Простухина в городе начались невиданные атмосферные явления. На небе не было ни единого облачка, но внезапно оно озарялось малиновыми сполохами и раздавался сухой электрический треск неимоверной мощи. По улицам и площадям проносился горячий ветер, гоня дымную пыль и струи острых песчинок. Листва пожухла, размяк асфальт. Сухие грозы налетали раз по пять за день. И ни капли дождя. Сушь, духота и этот неистовый треск малиновых небес. Словно из умеренных широт город вдруг переместился в пекло пустынь. На городской башне забарахлили электронные часы. Самые невероятные сочетания цифр выскакивали на прямоугольном табло. Время взбесилось.
Работницы библиотеки отсиживались в прохладных книгохранилищах и, вероятно, поругивали настырного аспиранта, когда он время от времени вызывал их оттуда требовательным звонком. А Шурик, к чьим услугам были любые фондовые книги, за которыми обычно стоят месячные очереди, одиноко сидел в душном читальном зале и не понимал, что с ним происходит. Мысли древнейших философов и математиков никак не возбуждали ответной работы ума. Когда он на исходе дня пытался вспомнить, о чем читал, то в памяти возникали фразы случайные, совершенно к делу не относящиеся. То вдруг на благозвучной латыни вещал Луций Анней Сенека: "Ни один человек не благороднее другого, даже если его духовная сущность более высоко организована и более способна к благородному знанию... Природа сделала нас всех равными... Она внушила нам взаимную любовь. Нужно жить для другого, если ты хочешь жить для себя..."
Ему вторил император Марк Аврелий: "Я член одного великого, которое составляют все разумные существа..."
Не находя ни отрицания, ни подтверждения своим идеям в этой дряхлой исторической многоголосице, Шурик выходил из библиотеки, и в глаза ему сама вплывала городская башня, где электронный циферблат выбрасывал невероятные цифры. А ночью его изнуряла бессонница.
Промучавшись этак дня три, Елизаров понял, что совет Простухина не лишен смысла. Все отчетливее стала возникать в памяти дача Ангелины. Окаймленная сосновым леском полянка за дюнами, желтый домик в два этажа. Внизу веранда, украшенная квадратиками цветного стекла, а перед ней развесистый куст жасмина... С него снежинками летели лепестки, осыпая тропинку и траву. За углом, на солнечной стороне до осени цвел лиловый шиповник. И смородина в середине лета красовалась в серьгах алых, сверкающих ягод. Остроконечная кровля домика была крыта потемневшей щепой. Над крышей возвышалась гигантская ель. Серый, смолистый ствол ее находился как раз перед окном комнаты Шурика. На стенах качались тени нижних разлапистых ветвей. С ели падали продолговатые липкие шишки охряного цвета и стучали в деревянную крышу. В верхнем этаже жила Ангелина с дочерью Альмирой, а нижний этаж сдавался на лето дачникам. Местечко находилось всего в трех часах езды на поезде, но это считалось далеко, и постояльцев у Ангелины обычно было немного. Живо встала перед глазами подружка его, отважная девчонка Альмира, с которой они резвились на летнем приволье. Он даже был в нее по-мальчишески влюблен, но все это, конечно, осталось вечной тайной. Теперь же вспоминалось так отчетливо и нежно, будто и не было минувших семи лет.
Словом, Шурик решился. Уложил самые необходимые пожитки и утром четвертого дня отправился на вокзал.
Детское счастье охватило Елизарова при виде знакомого дома. Сверкали на солнце цветные стеклышки веранды. Жасмин еще не успел облететь. Шиповник качал на колючих ветвях душистые лиловые чаши, а гроздья смородины едва порозовели. Забор из серых, просушенных солнцем реек, был буйно оплетен диким виноградом.
Но восторг Елизарова быстро погас, когда, присмотревшись внимательнее, он догадался, что дом пуст. И пуст давно. Все тропинки заросли, на дверях летней кухни ржавел замок. Окна нижнего этажа были прикрыты ставнями, а наверху - завешаны изнутри простынями. Пропали рукомойники, тазы, мыльницы, бельевые веревки с развешенными полотенцами и купальниками словом, не осталось примет оживленной дачной жизни. Александр Николаевич запрокинул голову, в последней надежде всматриваясь в верхние окна и тут только заметил, что на гребешке крыши изваянием восседает полуметровая птица, с виду ворона вороной, но вдвое больше и совершенно черная, без единого пятнышка. Это был черный ворон, крайне редкий обитатель здешних мест. Чуть склонив голову, птица нацелила на аспиранта круглый, как пистолетное дуло, глаз. В ее пернатом бесстрашии заключалось нечто наглое и возмутительное. Шурик запустил в птицу еловой шишкой, но от расстройства не стал смотреть, как это на нее подействует, а пустился в обход дома проверить, заперт ли запасной вход. Если уж и там висит наружный замок, то ждать нечего.
Он как раз собирался свернуть за угол, когда раздался первый живой звук. Наверху хлопнуло окно и кто-то гортанно прокашлялся, а потом запел "Санта Лучию" по-итальянски, но скрипучим, натужным голосом и безбожно перевирая мелодию. Елизаров бросился на голос. В окне второго этажа, как в раме, стоял породистый брюнет солидного возраста и сурово пел, вознеся взор к пустынным небесам.
- Эй, товарищ! - окликнул Шура, но его не расслышали. - Гражданин! Позвольте! - крикнул он громче.
Человек прервал пение и озадаченно уставился сверху на Елизарова, почесывая голую, каракулевую грудь.
- Я... Видите ли... - пританцовывал под окном Шурик.
- Крайне рад приветствовать! - вышел из созерцательного состояния мужчина. - Извольте подойти к крыльцу. Я отопру.
Заскрежетало ржавое железо, дверь крякнула - и перед Шуриком предстал осанистый гигант в рейтузах черного трикотажа, полуголый, с виду заспанный. Лет ему было за пятьдесят. Шевелюра цвета воронова крыла уже начала седеть, серебристые искры просверкивали и в косматых бровях, которые щеточками нависли над маленькими смекалистыми глазками. На гладко выбритом, но несколько обрюзгшем лице впечатляюще выделялся римский нос.
- Кровилион Кракарский! - торжественно представился мужчина. - Чем могу служить?
- Как? - растерянно переспросил Елизаров.
- Кракарский Кровилион - это мое имя. Официальной должности не имею, но по званию - разжалованный профессор биологических наук, специалист по биоинженерии, которую нынешние невежды презирают, а зря! - все это он произнес громогласно и самоуверенно, не сводя гордого взгляда с Шуры, который, не веря странному совпадению, все еще моргал ясными глазами. Ведь именно об этом экс-профессоре говорил ему в кафе Простухин.
- Я... Елизаров... Александр Николаевич. Мне...
Но человек с римским носом порывисто перебил его, схватив за руки и отчаянно их тряся:
- Нет!
Хрустальная медуза - Алферова Любовь => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Хрустальная медуза автора Алферова Любовь дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Хрустальная медуза у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Хрустальная медуза своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Алферова Любовь - Хрустальная медуза.
Если после завершения чтения книги Хрустальная медуза вы захотите почитать и другие книги Алферова Любовь, тогда зайдите на страницу писателя Алферова Любовь - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Хрустальная медуза, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Алферова Любовь, написавшего книгу Хрустальная медуза, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Хрустальная медуза; Алферова Любовь, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн