Она уже приготовилась ровно в десять часов явиться в кабинет полковника
Гордеева на оперативное совещание, когда к ней заглянул Коротков.
- Отбой воздушной тревоги, - весело сообщил он, - Колобка срочно вызывают
в главк, оперативки не будет. Можешь расслабиться и покурить.
Настя ничего не успела ответить, когда дверь распахнулась и появился
Виктор Алексеевич собственной персоной.
- Ну конечно, - проворчал он. - кот из дому - мыши в пляс. Уже свободе
радуетесь? Сядь, Юра, разговор есть.
Коротков обреченно вздохнул и присел на подоконник - свободный стул в
Настиной комнатке был только один, и предназначался он в данном случае,
разумеется, начальнику.
- У меня к вам два поручения, приятное и неприятное. С какого начать?
- Давайте с неприятного начнем, - предложила Настя, - уж сразу
отмучаемся.
- Ну, как скажешь... - Гордеев помолчал несколько секунд, переводя глаза
с Насти на Короткова и обратно. - В общем, так, дети мои. С Лесниковым у нас
неладно. Мне стало известно, что от него уходит жена. Вы и сами, наверное, об
этом знаете. Я хочу, чтобы кто-то из вас, а лучше оба попробовали с ней
поговорить.
- О чем? - удивилась Настя. - Я не понимаю, о чем с ней можно в такой
ситуации разговаривать. Если она больше не хочет с ним жить, то она этого не
хочет, и все. Какие разговоры тут могут помочь?
- Молодая ты еще, - покачал головой Гордеев, - в жизни не разбираешься.
Тебе с мужем повезло, так ты теперь всех на себя равняешь. Вот ответь мне,
почему от оперов жены уходят?
- Потому что больше их не любят, - быстро ответила Настя.
- А еще почему?
- Потому что опера им изменяют.
- А еще?
Она запнулась. В самом деле, разве есть еще какие-то причины, по которым
жена уходит от мужа? Или она перестает его любить, или он ее, других вариантов
нет.
- Вот видишь!
Гордеев слегка наклонился вперед, отчего стул под его массивным телом
угрожающе скрипнул, и вперил в Настю пухлый указательный палец.
- А я тебе скажу, девочка моя, что жены от нас, оперативников, зачастую
уходят потому, что не понимают нашей работы, специфики ее не понимают.
Работа-то у нас поганая, сама ведь знаешь, а если не знаешь, ты вон у дружка
своего задушевного Короткова спроси, как его дражайшая половина на все наши
прелести реагирует. Или у любимого своего коллеги Коли Селуянова поспрошай,
почему от него первая жена ушла. Опер дамочку разрабатывает, в ресторан ее
тащит, вальсы с тангами всякими с ней отплясывает, к груди, можно сказать,
прижимает, ну и шампанского с рюмочкой коньячку принимает, а как же иначе, он
же не мент для этой дамочки, а кавалер. И вот после такого вечера он, проводив
дамочку до места дислокации. является домой в час ночи, от него пахнет
коньяком и чужими духами. Понравится это нормальной жене? Да ни в жизнь.
Скажешь, это вопрос доверия?
- Скажу, - согласилась Настя.
- Правильно, но только в том случае, если жена специфику работы понимает.
А если не понимает? Жена к маме на блины или на именины всей семьей собралась,
ребенка нарядила, себе прическу сделала, маникюр наладила, мужу рубашку
погладила. И за пять минут до выхода, в воскресный, заметь себе. день муж ей
сообщает, что ему срочно нужно на работу и что в гости она должна будет идти
одна, да еще и на городском транспорте, поскольку отвезти ее он не-сможет.
Понравится ей? В первый раз стерпит, во второй тоже. а в третий взорвется. В
отпуск вместе уедут, планов понастроят, а мужа на третий день отзовут на
службу. А то и пропадет муженек на несколько дней или недель, скажет, дескать,
не волнуйся, родная, я в командировку, когда вернусь - не знаю, куда еду - не
скажу, звонить не буду, жди и надейся уж как-нибудь сама. Уедет он, а жена то
и дело прикидывает, действительно ли он работу работает или в койке где-нибудь
валяется с другой женщиной. Позвонить-то некуда, да и не проверишь. Доверие
доверием, но долго испытывать его нельзя, оно подрывается довольно-таки
быстро. Мало найдется жен, которые все это понимают и выходят за нас замуж с
открытыми глазами. Большинство даже не подозревает, какой это ад, какой это
ежедневный экзамен - быть женой сыскаря. Не выдерживают и уходят они от своих
мужей. Любят их, а жить такой жизнью больше не могут. Вот на такой случай я и
прошу вас, дети мои, поговорить с женой Лесникова. Конечно, если она к другому
уходит, то вопросов нет. Но если их брак еще можно спасти, то мы должны
кинуться все вместе и спасать. Потому что смотреть на Игоря я больше не могу,
у меня сердце разрывается. Мало того, что мне чисто по-человечески парня
жалко, но и как начальник я не могу мириться с тем, что теряю подчиненного. В
таком состоянии Лесников не работник, а обуза. Я даже поручить ему ничего не
могу, потому что все равно запорет. Даю ему какие-то несерьезные задания, а
все, что чуть посложнее, на вас всех валится.
- Да, но почему я, Виктор Алексеевич? - возмутился Коротков. - Я что,
Игорю лучший друг, что ли? Чего вы из меня крайнего-то делаете?
Гордеев медленно повернулся вместе со стулом, теперь он сидел лицом к
окну и в упор разглядывал своего заместителя.
- Ты не крайний, Юрий Викторович, ты второй. После меня. Понятно? И
делать будешь, что я прикажу. А что касается лучшего друга, так у Лесникова,
насколько я информирован, в нашем отделе их вообще нет, он ни с кем не
сближается и ни с кем особо не откровенничает. Так что ты ли, другой ли -
разницы нет. А ты как-никак ему начальник, для жены это должно кое-что
значить.
- Ну ладно, - сдался Юра, - а Аську зачем пристегивать?
- А для компании, чтобы тебе не скучно было. Но мне нравится, что ты
кинулся ее защищать, это означает, что в тебе медленно, но верно прорастает
руководитель, который всегда прикрывает своих подчиненных перед вышестоящим
начальником. Молодец, на сегодня тебе ставлю пятерку. Все, дети мои, дискуссия
окончена. Я дал задание, выполняйте. Приступаем ко второй части.
- К приятной? - оживился Коротков. - Ну наконец-то!
Гордеев упруго поднялся со стула и легким движением ноги отодвинул его к
стене.
- Вчера, дети мои, был обнаружен труп некоего довольно молодого господина
Курбанова. Ничего особенного в этом господине нет, заниматься им начали на
территории. И очень быстро выяснилось, что несколько недель назад на
совершенно другой территории был убит другой господин по фамилии Фризе, тоже
не старый годами. И убиты оба этих господина оказались на следующий день после
того, как побывали на концерте популярной среди молодежи рок-группы
"Би-Би-Си". Вывод ясен и прост, как обычно: оба уголовных дела объединены у
одного следователя, соответственно, оперативная работа ложится на нас с вами
плюс ребята с территории, это само собой. Анастасия, ты старшая по этим
убийствам, всякая там музыка и сфера высоких искусств - это как раз твое
любимое. Коротков, разберись с нагрузкой, когда вернусь из министерства - жду
твои предложения о том, кто еще работает с Каменской.
Гордеев развернулся и вышел. Юра с Настей какое-то время растерянно
смотрели на закрывшуюся дверь, потом одновременно повернулись друг к другу.
- Слушай, я чего-то не понял, а что во всем этом приятного? - недоуменно
спросил Коротков.
- Глупый ты, Юрка, хоть и замначальника, - улыбнулась Настя. - Во-первых,
спасибо большое, что это всего лишь молодые мальчики, а не депутаты и не члены
правительства. За них нас на ковер к генералу каждые полдня дергать не будут.
А во-вторых, по сравнению с перспективой встречи с женой Лесникова даже
расчлененка приятнее. Чего ты насупился, как будто тебя мама в угол поставила?
- Да я...
Коротков почесал щеку, сполз с подоконника и принялся растирать затекшую
ногу.
- Черт, старость не радость, посидел двадцать минут неудобно - и вот,
пожалуйста... Ася, я чего задумался-то... Фамилия мне эта знакома - Фризе. Он
у нас по каким-то делам проходил, гадом буду, фамилия редкая, я ее хорошо
помню.
Настя расхохоталась.
- Балда ты, Юрка! Детективов начитался в молодости, теперь у тебя в
голове полная каша.
- При чем тут детективы?
- При том, что Фризе - это герой детективов одного питерского писателя,
Сергея Высоцкого.
- Не свисти, - недоверчиво протянул Коротков, все еще морщась от боли в
ноге, - у Высоцкого герой Игорь Корнилов, я пока еще из ума не выжил.
- Выжил немножко. Сначала был Корнилов, потом появился Фризе, у него еще
невеста была Берта, высоченная баскетболистка. Ну, вспомнил?
- Точно, - охнул Коротков. - Теперь вспомнил. Ну все, полегчало. Значит,
наш труп по фамилии Фризе - просто однофамилец. А я уж начал мозгами ворочать,
думал, убили его по каким-то старым делам. Иногда приятно бывает обнаружить,
что ошибаешься, верно?
- Верно. А ты еще удивлялся, не понимал, что во всем этом приятного. Вот
тебе и приятное, босс.
- Типун тебе на язык, - буркнул Коротков. - И не смей называть меня
боссом.
* * *
Если спросить у среднестатистической молодой девушки, какое слово в
наибольшей степени будоражит ее воображение, то в девяноста восьми случаях из
ста она ответит: любовь, жених, свадьба, прекрасный принц или что-то еще из
этого же ряда. Однако Женя относилась как раз к тем особенным двум случаям,
которые не укладывались в статистический ряд, ибо уже лет с двенадцати самым
волшебным и загадочным, самым манящим и одновременно пугающим словом для нее
было ТЮРЬМА. Будучи маленькой девочкой, она с дрожью и восторгом читала "Один
день Ивана Денисовича", "Записки Серого Волка" и "Одлян, или Воздух свободы".
Став постарше, Женя начала читать и документальную литературу, и публицистику,
покупала видеокассеты с американскими фильмами о тюремных нравах. Отец этого
увлечения не одобрял, но каждый раз отступал, услышав от дочери, что она
собирается стать адвокатом и защищать права человека, лишенного свободы. Это
звучало чем-то вроде идеологии будущей карьеры, и возразить тут было нечего.
Если бы Женя сказала ему правду... Но правды она отцу уже давно не говорила.
Людям свойственно любить себя, и это нормально. Еще Карнеги в книгах
тридцатилетней давности учил нас, что самым сладостным звуком для человека
является его собственное имя. И что бы там ни говорили высокопарные
литературоведы, самыми любимыми книгами становятся те, в которых человек
читает о своей жизни и о героях, похожих на него самого. Именно поэтому Женю
так привлекали книги о тюрьмах и вообще о местах лишения свободы.
Окна ее комнаты выходили на солнечную сторону, и от яркого света она
проснулась, когда не было еще и половины седьмого. И тут же привычно
потянулась за книгой. Пока отец не встал, можно перечитать в тысячный раз
особо любимые страницы из романа Стивена Кинга "Побег из Шоушенка". Сколько же
душевных сил нужно иметь, чтобы терпеливо отбывать срок за то, чего не
совершал! И кропотливо, изо дня в день, годами, не торопясь и не впадая в
отчаяние, готовить побег. Никогда, никогда не стать ей такой же сильной духом,
умной и изворотливой, но можно хотя бы восхищаться теми, кто сумел стать
таким.
В семь пятнадцать Женя встала и направилась в ванную. На утренний туалет
ей полагалось четверть часа, после чего, ровно в половине восьмого, она
освобождала ванную для отца и готовила завтрак, пока тот умывался и брился. С
семи сорока пяти до восьми тридцати - завтрак и одевание, с восьми тридцати до
восьми пятидесяти - дорога на работу. Еще десять минут отводилось на то, чтобы
привести в порядок себя и рабочее место и приготовиться к трудовой вахте. И
так изо дня в день.
- Значит, так, Евгения, - начал отец, усевшись за стол и налив себе кофе.
- В этом году ты будешь отдыхать с первого июля.
Женя настороженно подняла голову, пытаясь не выдать радостного ожидания.
Все-таки она уже не школьница, она работает, и, может быть, отец наконец
перестанет считать ее ребенком и устроит нормальный отпуск, не детские
каникулы, а именно отпуск. Возьмет ее с собой к морю или куда-нибудь в Европу,
куда обычно ездит сам.
- Сначала мы с тобой поедем на машине в Петербург по радищевским местам,
возьмешь тетрадочку и будешь все записывать. Предварительно перечитаешь
"Путешествие из Петербурга в Москву", и мы с тобой объедем все деревни, о
которых писал Радищев. Потом поедем к дяде Севе на Жигулевское море, там
отличная рыбалка.
- Папа, но я не люблю рыбалку, - робко возразила Женя, поняв, что надежды
и на этот раз не сбылись. Впрочем, отпуск ведь большой, на поездку в Питер -
максимум три дня, у дяди Севы - еще недельку, а оставшееся время? Может быть,
отец предложит ей то, о чем она мечтает.
- А ты и не будешь сидеть с удочкой, никто тебя не заставляет. Рыбалка -
это для меня. А ты возьмешь "Войну и мир", все четыре тома, и будешь читать.
- Но я уже читала, папа! Мы "Войну и мир" в школе проходили.
- Ничего, перечитаешь, освежишь в памяти, закрепишь. Это великое
произведение, его не грех перечитывать, тем более ты повзрослела с тех пор и
сможешь увидеть роман совсем другими глазами. Изречения будешь записывать в
тетрадку, я проверю. С дядей Севой будешь заниматься английским, понемногу,
часа по два-три в день, этого достаточно. Отпуск всетаки, - он ободрительно
улыбнулся дочери.
- А потом? - осторожно спросила Женя.
- А что потом? - удивился отец. - Потом ты вернешься в Москву и выйдешь
на работу, мои обязанности будет исполнять Артур Андреевич, и ты должна
работать у него секретарем, как и у меня. Ты еще слишком мало работаешь, тебе
не положен большой отпуск. Ты вернешься, а я поеду на Майами на две недели.
Пока меня не будет, с тобой поживут Григорий и его жена, они за тобой
присмотрят. Подай масло, пожалуйста.
Отец деловито намазал на кусок белого хлеба масло и джем, откусил и
принялся с аппетитом жевать, поглядывая на экран телевизора, где как раз
начался очередной утренний блок новостей.
- Папа, ну давай поедем на море, - жалобно попросила Женя. - Все ездят на
Средиземное море, в Турцию, в Испанию. А это Жигулевское море - оно же не
настоящее, и комары там...
- Мала ты еще по заграницам разъезжать, - отрезал отец. - Ты пока еще на
билет в один конец себе не заработала, а туда же, отдыхать собралась. От чего
отдыхать? Ты что, переработала? Переутомилась? В общем, так, Евгения,
расписание на отпуск я тебе составил, так что готовься, читай Радищева,
выписывай в тетрадочку географические названия - я проверю.
Женя опустила голову, поняв, что сопротивление бесполезно, и изо всех сил
боролась в подступающими слезами. Сделав несколько судорожных глотков, допила
чай и ушла в свою комнату. Там она бросилась на диван и горько заплакала,
обняв подушку. "Раечка, миленькая, дорогая моя, золотая, единственная. -
думала Женя, - зачем ты меня оставила один на один с этим чудовищем? Зачем ты
умерла? Мне было так хорошо с тобой, ты защищала меня, баловала, ты мне все
разрешала и старалась, чтобы папа не узнал. А теперь тебя нет, и никто меня не
спасет и не защитит. Я живу как в тюрьме, а мой родной отец - самый жестокий и
непреклонный надсмотрщик, какого только можно представить. У меня никого нет
на всем свете, никто не поможет мне, никто не поддержит. Только он, мой
неизвестный и таинственный друг, но где он? Кто он?"
Женя вытащила из-под матраса прозрачный пластиковый конверт и достала
оттуда письма. Вот они, письма от неизвестного друга. Или подруги? Самое
первое она получила давно, еще весной.
"Если тебе станет одиноко или трудно, помни: я с тобой. Ты всегда можешь
на меня положиться. Друг".
* * *
Обстоятельства убийств были похожи как две капли воды, более того, обе
жертвы - Курбанов и Фризе - сильно смахивали на братьев-близнецов. Только
паспортные данные различались. У обоих были одинаковые короткие стрижки
"ежик", серьга в ухе, и смерть свою оба встретили в бесформенных, размера на
два больше, майках и в широких, ниже колен, шортах. На ногах, несмотря на
жару, устрашающего вида ботинки на толстой подошве. Фризе задушен шнуром от
плейера, другой, по фамилии Курбанов, - гитарной струной.
- Может, они друзья? - спросила Настя, задумчиво разглядывая фотографии,
сделанные на местах преступлений. - Очень часто друзья стараются одеваться
одинаково, особенно в таком нежном возрасте.
Миша Доценко насмешливо посмотрел на нее и бросил в свою чашку еще один
кусочек сахару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9