Думаешь, тряпки мне купил и теперь
можешь ноги об меня вытирать? Не выйдет! У нас, бедняков, тоже своя гордость
есть!..
В общем, я снова завелась, и вполне искренне. Кричу и в каждое слово
верю. Чумовой меня выслушал, не перебил ни разу. Ел и слушал, ел и слушал.
Даже не сердился, кажется. Мне пришлось остановиться, чтобы горло промочить.
Пока рюмку пила, запал вроде остыл. Глупая какая-то ситуация. Я ведь как
привыкла? Один орет, в смысле выступает, остальные перебивают, вмешиваются,
то есть новое направление разговору дают, беседа и не иссякает. А тут
по-другому. Я говорю - он молчит. Я вроде все уже сказала, не повторять же
по новой, как попугай. Короче, выпила я и заткнулась. Временно. Сидим.
Тишина. Часы где-то тикают. Мысли у меня опять в сторону отъехали, стала про
Тамарку думать. Вот бывают же невезучие бабы, их по-честному жалко. Как я, к
примеру. А бывают бабы откровенно глупые, и вся их жизнь наперекосяк идет
из-за их же собственной дурости. Таких не жалко. Вот взять Тамарку...
Но Тамарку я "взять" не успела, потому что чумовой решил рот раскрыть. Ну
слава богу!
- Ты, Михална, семью иметь хотела бы? - спросил он.
- А то нет. Конечно, хотела бы.
- Сколько ж тебе лет, подруга?
- Тридцать восемь, - соврала я.
- И ребенка могла бы родить?
- Запросто! Я знаешь как влетаю? Со мной брюки можно рядом положить -
через месяц на аборт побегу.
Вру и не краснею, а у самой сердце аж зашлось. Про семью спрашивает, про
ребеночка. Может, действительно это тот самый шанс? Чего в жизни не
бывает... Ребенка я, естественно, родить уже не смогу, но зачем сейчас об
этом говорить? Пусть сначала женится, вытащит меня из грязи, а там
разберемся. Может, он так просто спрашивает, в его возрасте заводить
маленьких детей обычно не стремятся. Хотя если он совсем бездетный...
- А у тебя есть дети? - на всякий случай спрашиваю.
- Есть, - отвечает. - Сын, он уже взрослый.
Тут я малость скисла. Но свою линию держу, не отступаю.
- И жена есть?
- Нет, жены нет. Так скажи ты мне. Надежда Михална, если б тебе сейчас
предложили ребенка родить, как бы ты к этому отнеслась?
Вот хреновина! Прямо сейчас и родить. Ну ладно, была не была, главное -
ввязаться. Уцепиться за этого чумового мужика с деньгами, машиной и дачей,
вылезти хоть немножко, а там - будь что будет.
- Родила бы, - отвечаю. - А что? Кто предложит-то? Ты, что ли?
- Погоди, не о том речь. Говоришь, родила бы ребенка. А зачем?
Я прямо оторопела. Сам же говорит, а потом сам же спрашивает. Ну как есть
чумовой!
- То есть как зачем? Зачем все рожают?
- Мы не про всех говорим, а конкретно про тебя. Врешь ты все насчет
возраста, не тридцать восемь тебе, а больше, но, допустим, ты еще можешь
родить. Так вот зачем нужен ребенок лично тебе в твои годы и при твоей
жизни? Что ты с ним будешь делать?
Зачем нужен? Да, на кой черт он мне нужен сейчас, ребенок этот? Но если
бы рядом был муж, и он захотел бы ребенка, я бы расстаралась, чтоб покрепче
к себе мужика привязать. Если уж ему приспичило, то я завсегда навстречу
пойду. Мало ли чего мне пять лет назад сказали врачи, с тех пор медицина
далеко вперед ушла, а у чумового-то денег видимо-невидимо, он меня и за
границу лечиться может отправить. Но так ему говорить нельзя. Надо что-то
благообразное выдать.
- Я бы его воспитывала, - забормотала я, - растила, любила.
Вот черт, как назло, все слова из головы вылетели. Ведь у Тамарки-то есть
дочка, какие-то слова она про нее говорила же, что-то такое насчет смысла
жизни или еще фигня какая... Ничего вспомнить не могу. А, вот, про старость.
Про старость все говорят.
- Чтобы в старости рядом со мной был родной человек, который стакан воды
подаст, когда я буду больная и немощная, - выпалила я, мысленно похвалив
себя за складную длинную фразу. Нет, что ни говори, а я не алкоголичка и
даже не пьяница, мозги еще работают - будь здоровчик. И память не подводит.
- Ну ты даешь, Михална, - рассмеялся чумовой. - Ты что же, надеешься до
старости дожить? При твоей-то жизни? Да ты в любой день концы отдать можешь,
ты же пьешь с утра до ночи и не закусываешь. Или сама помрешь, или пришьют
тебя твои собутыльники. Не боишься?
Тут я совсем затосковала. Что-то разговор повернулся не в ту сторону. Не
больно-то похож этот чумовой на мужика, который меня вытащить хочет и руку с
зажатым в ней шансом мне протянуть. Ну, коль так...
- А ты моих собутыльников не трогай! И не тебе о моей жизни судить...
В общем, я снова погнала порожняк до конечной станции. Гоню, но
прихлебывать из рюмки и доливать в нее не забываю. Чумовой слушает вроде
даже внимательно, глаз с меня не сводит, и такая странная улыбка у него на
губах играет, что мне в некоторые моменты страшно делается. А потом, когда
все, что надо, куда надо всосалось и меня забрало, мне вдруг безразлично
стало, чего он там обо мне думает. Злость прошла, стало весело и легко. Да,
не жениться на мне он собрался, это факт, не для того он меня сюда привез.
Наверное, ему просто интересно стало с такой, как я, пообщаться, мою
жизненную философию послушать. Может быть, он писатель какой или журналист.
И может быть, даже очень известный. Вот поговорим мы с ним, а там, глядишь,
по телевизору кино покажут про разбитую жизнь такой же несчастной невезучей
бабы, как я. И может быть, где-нибудь в титрах будет написано: "Выражаю
особую благодарность Старостенко Надежде Михайловне". Во Тамарка-то утрется!
А то она своими родичами кичится: дескать, мы с Венькой и Калошей всеми
брошенные и забытые, никому не нужные, а у нее родня есть, которая дочку ее
воспитывает и на каждый праздник денег дает, то есть не забывает и уважает.
- Послушай, Михална, - внезапно перебил меня чумовой, - а как бы ты
хотела умереть?
- Еще чего, - фыркнула я, - я не собираюсь пока.
- И не собирайся. Допустим, ты еще сто лет проживешь, но через сто лет
как бы ты хотела, чтобы это выглядело?
Я задумалась. Как бы хотела умереть? Да черт его знает! Разве ж об этом
думаешь? Самое милое дело - уснуть вечером и больше не проснуться. Или враз
упасть замертво, только чтобы перед этим никаких болячек и приступов не
было. Жить себе весело и радостно, с друзьями общаться, в гости ходить,
пить-есть в свое удовольствие, а потом раз - и все. И никаких страданий.
Примерно так я чумовому и объяснила.
- На это ты вряд ли можешь рассчитывать, - сообщил он мне отчего-то
весело. - Твой образ жизни к здоровой и счастливой старости не располагает.
Скорее всего знаешь как это будет? Ты хлебнешь какой-нибудь отравы,
посинеешь вся, начнешь задыхаться, твой собутыльники перепугаются, бросят
тебя одну и убегут. А ты будешь валяться где-нибудь в скверике или в
подъезде, в своих лохмотьях, вонючая и немытая, с испитой рожей, и все
прохожие, которые это увидят, будут брезгливо шарахаться от тебя, как от
прокаженной. Тебе даже "Скорую" не вызовут. А если и вызовут, то врачи на
тебя только глянут разочек, развернутся и уедут. Им об тебя мараться не
захочется, в больницах и так мест нет и лекарств не хватает, тем более в
бесплатных. И будешь ты лежать на земле, как старый ненужный хлам, пока дух
не испустишь. Тогда тебя заберут в морг. В морге ты еще какое-то время в
холодильнике поживешь, а потом встанет вопрос: что с тобой делать?
Родственников у тебя нет, друзей тоже, хоронить тебя некому и не на что.
Твои Веньки и Тамарки ведь на гроб и могилу не раскошелятся, сами копейки
считают и бутылки по помойкам собирают. Стало быть, что? Стало быть,
отправят тебя в анатомический театр, чтобы студенты на тебе тренировались
вскрытие делать и внутренние органы изучать. Дадут тебе специальное имя,
например, Дуська, и будут говорить: "Кто последний в очередь на Дуську? Мне
строение черепа изучать надо". Радует тебя такая перспектива?
Ой, батюшки, что это он такое говорит? Как это я буду валяться в
подъезде, потом в морге, потом в анатомичке? Почему это? Кто это сказал? Я
даже дар речи на какое-то время потеряла. А он смотрит на меня и смеется.
- Что, Михална, нечего ответить? Правильно. Это все оттого, что ты о
своей смерти как таковой никогда не думала. Мозги-то у тебя куриные, ты ж
дальше ближайшего стакана дешевого портвейна не смотришь. А смерть - она
всегда дальше, чем этот стакан. Вот если бы ты хоть раз о своей смерти
задумалась, ты бы поняла, что все так и будет, как я тебе только что
рассказал. И пока еще в твоей власти это изменить, если тебе такая картина
не понравилась. Или понравилась?
И хитро так на меня смотрит. Вот чумовой, ну чумовой же, ей-богу. Как же
такое может понравиться? Я ему так и ответила: мол, никакому нормальному
человеку такое понравиться не может, и спрашивать нечего. Только не про меня
это все, не может такого быть, чтобы со мной такое случилось. Я же не
какая-нибудь там, не алкоголичка и не запойная. Да, я выпиваю, но я честная
пенсионерка.
- Значит, не понравилось, - задумчиво говорит чумовой. - Ну что ж, самое
время тебе, Михална, подумать над тем, что я сказал. Пока еще все в твоей
власти, пока еще ты можешь это изменить и сделать так, что ТАКОЙ смертью ты
не умрешь. Хочешь изменить?
- Хочу, - кивнула я послушно.
Ну наконец-то! Это ж сколько издевательств мне пришлось от него
вытерпеть, чтобы он к главному подошел! Сейчас будет мне предлагать изменить
свою жизнь, скажет, что хочет мне помочь и вытащить меня из того
бедственного положения, в котором я оказалась. А я что? Я всегда пожалуйста,
я всегда знала, что если мне кто-то поможет, кто-то мне даст шанс, то я еще
ого-го! Ладно, пусть не замуж, но, может, работу какую-то чистую, несложную
и высокооплачиваемую мне даст. Бывает, таким работникам фирма даже квартиру
покупает. А если квартира и так есть, то на мебель средства выделят.
- Точно хочешь? - зачем-то переспросил он.
- Точно, точно, - заверила я его.
От выпитого в голове такая ясность вдруг сделалась, что почудилось: с
любой работой справлюсь, за любое дело возьмусь, даже самое сложное, пусть
только в меня поверят и дадут возможность попробовать, я всем докажу, что
Наденька Старостенко еще не кончилась.
- На все согласна?
- А то! И не сомневайся.
- Не передумаешь?
- Да ни в жизнь!
Ничего, Михална, сказала я себе, не трусь, сорок два года - это самый
расцвет жизни. Может, все еще так переменится... У каждого свой шанс, и у
таких, как я, он тоже бывает.
Чумовой как-то тепло на меня посмотрел и вдруг говорит:
- Знаешь, Надя, а тебе идет этот парик.


Глава 3
ЗАРУБИН

Оперативник Сергей Зарубин свою работу любил, и этим был похож на Настю
Каменскую. Но в отличие от Насти он терпеть не мог сидеть в кабинете за
столом и думать или, что еще хуже, сочинять бумажки. К сожалению,
составление разного рода отчетов, справок и рапортов является неотъемлемой и
весьма существенной частью оперативной работы, и эта часть Сергея всегда
раздражала. Самое удивительное, что стиль и слог у него были превосходными,
недаром он в детстве сочинял стихи, рассказы и на протяжении всех лет
обучения в школе был бессменным редактором классной стенгазеты, читать
которую бегали не только ребята из других классов, но даже и учителя. Но
стенгазета - это стенгазета, ее сущность в том, что она должна быть
"написана", а оперативная работа - это раскрытие преступления, и Сережа
никак не мог взять в толк, почему поиски преступников должны быть неразрывно
связаны с писаниной. Он не видел в этом здравого смысла и логики, а потому
старался по мере возможности бумажной работы избегать. Он вообще легко делал
любую работу, если понимал ее смысл и соглашался с ним. В противном же
случае на него как будто стопор какой-то наваливался, мозги отказывались
думать, а пальцы забывали, где какая буква расположена на клавиатуре пишущей
машинки.
Поиск женщины "неопределенного вида и возраста", которая якобы передала
Ваньке Жукову картонный плакатик вместе со стодолларовой бумажкой, был как
раз той работой, которую Сережа Зарубин делать умел и любил. Сам факт
"неопределенности" вида и возраста этой дамы с высокой степенью вероятности
говорил о том, что искать ее надо среди арбатских алкашей. Весь вечер
субботы и до обеда в воскресенье он шатался по узким кривым переулкам, не
уставая поражаться тому, какая нищета, грязь и запустение царят в самом
центре столицы, непосредственно соседствуя с элитными домами и
многочисленными посольствами. "Свой" контингент Зарубин опознавал на глазок,
но безошибочно, а некоторых знал в лицо и даже по именам. Милицейскую
карьеру он начинал именно здесь, в отделении милиции, обслуживающем район
Арбата. Поэтому вступать в разговоры и собирать информацию ему было
нетрудно.
Но с информацией в первое время не везло. Зарубин узнал много нового и
интересного о характерах и привычках тех, кто "держит" здесь магазины, лотки
и лотереи, однако ничего существенного о женщине, на которую внезапно
свалилось приключение с долларами, он пока не услышал. Это было странно.
Сергей неплохо знал нравы и обычаи алкогольной среды и не мог поверить, что
сильно пьющая особа не рассказала о таком приключении своим собутыльникам в
тот же день и в тот же час. Если все рассказанное Жуковым было правдой, если
действительно деньги и плакат ему дала неизвестная женщина, которая, судя по
ее виду, никак не может быть ни автором текста на плакате, ни обладателем
"лишних" ста долларов, то, стало быть, ее наняли. А найм рабочей силы
подразумевает его оплату. Более того, учитывая особенности самой женщины,
работодатель должен был быть уверен в том, что она задание выполнит, а не
смоется в следующую же секунду, унося в кармане заветную зеленую купюру. А
это непременно произошло бы, если бы за услуги он предложил женщине сумму
меньшую, нежели та, которая полагалась Ваньке. Нет, ей он должен был
заплатить больше, иначе она наверняка сбежала бы с деньгами. Выходит, вчера
в среде арбатских алкашей обязательно должна была мелькнуть эта огромная
сумма. Даже если женщина-пьянчужка проявила невиданную для алкоголички
осторожность и прижимистость, даже если она и не рассказала, какие у нее
теперь есть деньги, то уж угощение-то обязательно выставила для ближайшего
окружения. Это ведь непременная и неизменная характерная черта таких людей:
как только заводятся деньги, они начинают угощать друзей, а иногда и всех
подряд, ибо для них роль угощающего хозяина символична и означает
возвышение, пусть и временное. У вас ничего нет, а у меня есть, потому что
со мной еще не все кончено, потому что я еще что-то могу, мне улыбается
удача, мне подвалил шанс, меня одного судьба из всех вас выбрала и своим
благословением отметила.
Но о том, что кто-то из местных в субботу угощал на неизвестно откуда
взявшиеся бабки. Зарубин не услышал ни слова. И вывода отсюда могло быть
только два. Либо женщина была не из арбатских, либо ее уже нет в живых.
Думать так не хотелось, потому что тогда вся ситуация сразу усложнялась. Что
значит "не из арбатских"? Вряд ли она приехала сюда из другого района
Москвы, алкаши путешествовать не любят. За проезд нужно платить, а это
дорого. Можно не платить, но есть опасность нарваться на штраф, и тогда
выйдет еще дороже. Пешком идти - сил нет. Да и стимула тоже. Зачем ей было
приезжать сюда из своего района? Медом тут не намазано, а количество пустых
бутылок не больше, чем всюду. Если только в гости к кому-то приезжала. И
тогда мало шансов ее найти, для этого нужно поголовно опрашивать все
население от Пречистенки до Большой Никитской, не приходила ли к ним в гости
в субботу некая дама и не рассказывала ли она о неожиданно свалившихся на
нее деньгах. Или не рассказывала (что вполне вероятно), но вела себя
необычно, была радостно возбуждена или, наоборот, чем-то озабочена,
взволнована. Работы на год.
Есть еще один вариант, объясняющий, каким образом на Новом Арбате могла
оказаться "залетная" пьянчужка. Но этот вариант, при том, что был вполне
логичным, не выдерживал никакой критики. Загадочный работодатель (или даже
работодательница) мог привезти ее с собой, заранее подумав о том, что ему
(или все-таки ей?) будет нужно подставное лицо для контакта с тем, кто
поднимет плакат. Но это уже выходило за рамки нормального, доступного
человеку планирования: выходило, что работодатель знал, какая будет
передача, с какого места Москвы будет идти прямая трансляция и кто будет
гостями в студии.
1 2 3 4 5 6 7 8