А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Маринина А.Б.
Иллюзия греха:

Изд-во ЭКСМО, 1997.
OCR Палек, 1998 г.

Анонс

Шесть лет назад мать Иры Терехиной искалечила себя и троих своих де-
тей. Но и спустя годы трагедия не дает забыть о себе. Один за другом по-
гибают люди, которые могут дать информацию о таинственном человеке, ко-
торый был когда-то знаком с матерью девушки.


ГЛАВА 1

При взгляде на эту комнату с лежащим посредине на полу трупом старой
женщины почему-то возникала ассоциация с Достоевским. Убийство старухи
процентщицы. Хотя убитая, по предварительным данным, ростовщичеством не
занималась и ломбард на дому тоже не устраивала. Более того, обстановка
в большой квартире в "сталинском" доме свидетельствовала о достатке и
аристократических корнях хозяев.
Когда-то в этой квартире жил известный ученый, академик Смагорин, но
было это давно. Погибшая, Екатерина Бенедиктовна Анисковец, была его до-
черью. Трижды за свою жизнь побывав замужем, она столько же раз меняла
фамилию, но не вместо жительства. В этом доме она жила, пожалуй, дольше
всех его обитателей. Только ее квартира была отдельной, остальные давно
превратились в коммуналки с постоянно меняющимися жильцами. Одни получа-
ли или покупали новое жилье и уезжали, другие въезжали в результате раз-
менов с родственниками или супругами. Двери квартир были утыканы разно-
мастными кнопками звонков и карточками с фамилиями, и только дверь в
квартиру Екатерины Бенедиктовны имела один-единственный звонок и краси-
вую металлическую дощечку с надписью: "Академик В. В. Смагорин".
Судебно-медицинский эксперт осматривал тело, эксперткриминалист кол-
довал над поисками следов. Убийство явно втянуло на корыстное, совершен-
ное с целью ограбления, уж очень богатой была квартира и беспорядок в
ней царил ужасный. Сразу видно - здесь что-то искали.
- У погибшей есть родственники? - спросил следователь Ольшанский у
соседки, приглашенной в качестве понятой.
- Не знаю, - неуверенно отозвалась молодая женщина в спортивном кос-
тюме. - Я здесь не так давно живу, всего полгода. Но мне говорили, что
детей у нее нет.
- Кто в вашем доме может хоть что-нибудь рассказать про Анисковец?
Кто здесь давно живет?
- Ой, не знаю, - покачала головой соседка. - Я здесь мало с кем обща-
юсь, я ведь только снимаю комнату. Хозяйка квартиру купила, а комнату в
коммуналке сдает. Беженцы мы, - добавила она, - из Таджикистана. От нас
тут все шарахаются как от чумных, будто мы заразные какие. Так что с на-
ми не очень-то разговаривают.
Да, от соседки толку было мало. Предстоял долгий поквартирный обход,
чтобы собрать хотя бы первоначальные сведения о пожилой женщине, безжа-
лостно убитой ударом чем-то тяжелым по затылку.
С жильцами своего дома покойная Екатерина Венедиктовна действительно
почти не общалась, но вообще-то приятельниц и знакомых у нее было нема-
ло. Коренная москвичка, она здесь выросла, закончила школу и универси-
тет, работала в Историческом музее. И всюду заводила друзей. Конечно,
сегодня живы были уже далеко не все. Но все равно тех, кто мог бы расс-
казать о погибшей, было достаточно много.
В первую очередь Ольшанский велел найти тех ее знакомых, которые час-
то бывали у Анисковец и могли хотя бы приблизительно сказать, что именно
у нее похищено. Такой человек нашелся - бывший муж Екатерины Бенедиктов-
ны Петр Васильевич Анисковец. С покойной он развелся лет пятнадцать на-
зад, когда ей было пятьдесят девять, а ему - шестьдесят два. И все пят-
надцать лет он продолжал приходить в гости к Екатерине Бенедиктовне,
приносил цветы и трогательные маленькие подарки.
- Вы не обидитесь, если я спрошу о причине вашего развода? - осторож-
но сказал следователь, очень уж необычной показалась ему сама ситуация:
разводиться в таком почтенном возрасте, и не ради того, чтобы создать
новую семью. Петр Васильевич грустно посмотрел на Ольшанского.
- Дурак я был - вот и вся причина. Закрутил с молодой, думал - вот
оно, настоящее, всепоглощающее, то, ради чего на смерть идут. С Катери-
ной развелся. А когда все закончилось, Катя долго смеялась надо мной
Так, говорила, тебе и надо, дурачку самоуверенному, будет тебе урок. Она
прекрасно ко мне относилась. Я потом много раз делал ей предложение, но
она отказывала, дескать, смешно в таком возрасте под венец, да еще с
бывшим мужем. Но ухаживания мои принимала, не гнала.
- Выходит, она вас простила? - уточнил следователь.
- Простила, - кивнул Анисковец. - Да она и не сердилась долго. Знае-
те, у нее чувство юмора было просто удивительное, она на любую беду уме-
ла с усмешкой посмотреть. Ни разу за все годы я не видел, чтобы Катерина
плакала. Верите? Ни разу. Зато хохотала постоянно.
Вместе с Ольшанским Петр Васильевич поехал на квартиру к бывшей суп-
руге. По дороге он несколько раз принимался сосать валидол, и было вид-
но, что он панически боится заходить в комнату, где недавно лежала уби-
тая. Но в последний момент он все-таки сумел собраться и, горестно взды-
хая, приступил к осмотру имущества. По тому, как бегло он скользнул гла-
зами по увешанным картинами стенам и как уверенно открывал ящики комода
и дверцы шкафов, Ольшанский понял, что Петр Васильевич хорошо ориентиру-
ется в обстановке и знает, где что должно лежать.
- Кажется, все на месте, - развел руками Анисковец. - Только одна
картина пропала, маленькая такая, миниатюра, но я не думаю, что ее взяли
воры.
- Почему же? - насторожился Ольшанский.
- Да она дешевенькая совсем, копейки стоит. Зачем бы ее стали красть,
если рядом висят бесценные полотна.
- Может быть, дело в размере, - предположил следователь. - Маленькую
картину легче унести.
- Нет, вы не правы, - возразил Петр Васильевич, - взгляните - здесь
много миниатюр, отец Катерины, Венедикт Валерьевич, был к ним неравноду-
шен, всю жизнь собирал. И все они стоят очень дорого, очень, уж вы мне
поверьте. Но пропала совсем ерундовая картинка, ее Катя купила у како-
го-то уличного мазилы просто шутки ради.
- Что на ней было изображено?
- Цветы и бабочки, стилизованные под Дали. Такой живописи сейчас пол-
но в Москве. Мазня, одним словом. Я думаю, Катерина просто подарила ее
кому-то. Не может быть, чтобы такую дешевку кто-то украл.
- Хорошо, Петр Васильевич, насчет картины мы выясним. А что с драго-
ценностями?
- Все целы. Это просто поразительно, знаете ли. У Катерины были вели-
колепные фамильные украшения: бриллианты, изумруды, платина. Одна работа
чего стоит! И ведь ничего не взяли.
Это было действительно очень странно. Почему же тогда ящики комода
оказались выдвинутыми, вещи разбросаны по полу, шкафы открыты? Ведь явно
же что-то искали. Но если не ценности, то что же тогда? И почему прес-
тупник не взял ценности? Их много, они все на виду, он наверняка их ви-
дел и даже трогал. Почему же не взял?
Нужно было немедленно найти еще кого-нибудь, кто смог бы осмотреть
вещи Екатерины Бенедиктовны. Не исключено, что ее бывший муж пропажу за-
метил, но по каким-то причинам это не обнародовал.
Пухлая, перехваченная аптечной резинкой записная книжка Екатерины Бе-
недиктовны Анисковец, набитая множеством выпадающих листочков и визитных
карточек, лежала на столе перед Анастасией Каменской. Задание следовате-
ля было предельно четким: найти среди знакомых убитой человека, который
мог бы дать квалифицированную консультацию по поводу имевшихся у нее
ценностей. Насколько кратко было сформулировано задание, настолько дли-
тельной и кропотливой была работа по его выполнению. На установление
всех лиц, поименованных в этой записной книжке, требовалось много време-
ни и терпения. Настя старательно составляла запросы и получала ответы:
"Умер... ", "Номер передан другому абоненту... ", "Переехал... ",
"Умер... ", "Умер..."
На третий день ей наконец повезло. Искусствовед, знаток живописи и
коллекционер антиквариата Иван Елизарович Бышов пребывал в полном здра-
вии и проявил прекрасную осведомленность как о картинах Анисковец, так и
о ее украшениях. К тому моменту, когда Настя с ним связалась, он уже
знал о трагической гибели своей старинной приятельницы и беспрестанно
приговаривал:
- Боже мой, Боже мой, я был уверен, что она всех нас переживет! Здо-
ровье отменное. Ах, Катерина, Катерина!
- Вы давно знакомы с Екатериной Бенедиктовной? - спросила его Настя.
- Всю жизнь, - быстро ответил Бышов. - Наши отцы дружили, и мы с Ка-
териной практически росли вместе. Мой отец и Венедикт Валерьевич были
страстными коллекционерами. А мы с Катей пошли разными путями. Я, что
называется, принял коллекцию отца и продолжил его дело, а Катя не имела
вкуса к коллекционированию, ее это как-то не будоражило. Впрочем, женщи-
ны вообще не склонны... Она потихоньку продавала ценности и на эти
деньги жила. Пенсию-то ей крошечную положило государство, музейные ра-
ботники у нас не в чести были.
- А кто наследует ее имущество?
- Государство. Катерина все завещала нескольким музеям. У нее нет
родственников, которым ей хотелось бы оставить все это.
- Неужели совсем нет родственников? - не поверила Настя.
- Нет, какие-то есть, конечно, - ответил Бышов дребезжащим голоском.
- Но не такие, кому можно было бы оставить коллекцию. Пропьют, прогуля-
ют. Катя хоть и не имела вкуса к коллекционированию, но ценность того,
что у нее было, понимала очень хорошо. Я имею в виду не только денежную
стоимость, а ценность в высшем смысле слова. Для истории, для культуры.
Она очень образованная была.
Родственники, обделенные наследством. Это уже интересно. Впрочем,
нет, не очень. Если бы они имели отношение к убийству, они бы забрали
ценности. Иначе само убийство теряет смысл. Может быть, им что-то поме-
шало? Убить успели, а ценности собрать и вынести не смогли... Надо вцеп-
ляться мертвой хваткой в соседей. Ибо что в такой ситуации может поме-
шать преступнику? Только появление на лестнице возле квартиры каких-то
людей.
- Скажите, Иван Елизарович, как было составлено завещание? Я имею в
виду, сделано ли описание каждой вещи, которая переходит к музею-наслед-
нику после смерти Анисковец?
- Я понимаю ваш вопрос, - кивнул старик коллекционер. - Да, каждая
вещь была описана с участием представителей музеев и нотариата. В заве-
щании все четко прописано, кому что причитается Несколько картин Катя в
завещание не включила, она собиралась их продать и на эти деньги жить.
- И как? Продала?
- Конечно.
- Кому, не знаете?
- Как кому? Мне. Мне же и продала. Они до сих пор у меня.
- А если бы этих денег не хватило?
- Мы говорили с ней об этом, - кивнул Бышов. - Во-первых, картины,
которые я у нее купил, стоили очень дорого. Вы, может быть, думаете, что
я, пользуясь старой дружбой, скупил их у Кати по дешевке? Так нет! Я дал
за них полную стоимость, вы можете это проверить. Этих денег ей должно
было хватить на много лет. А во-вторых, если бы деньги закончились, она
внесла бы изменение в завещание, исключила из наследственной массы
что-нибудь и снова продала.
- Правильно ли я вас поняла, - подвела итог Настя, - что на момент
составления завещания все ценности были осмотрены специалистами, подт-
вердившими их подлинность?
- Совершенно верно.
- И как давно это случилось?
- Лет пять назад или шесть.
- Иван Елизарович, а Екатерина Бенедиктовна боялась, что ее могут ог-
рабить?
- Вот уж нет, - решительно заявил Бышов. - Ни одной секундочки.
- А почему?
- Характер такой, наверное, - старик улыбнулся впервые за все время,
что они разговаривали - Катя вообще ничего никогда не боялась Считала,
что от судьбы все равно не уйдешь. И потом, я уже говорил вам, она не
особенно дорожила коллекцией. Умом понимала ее ценность, а душой не
чувствовала. Ведь не сама она ее собирала, свой труд и свои деньги в нее
не вкладывала. Конечно, дверь у нее стояла бронированная, на это я ее
все-таки сподвигнул. А бриллианты свои она и не носила, говорила, что
они ей не к лицу.
Теперь по крайней мере становилось понятным, что делать дальше. Брать
завещание Анисковец, вызывать экспертов-искусствоведов и сравнивать цен-
ности, описанные в завещании, с ценностями, имеющимися в квартире. А за-
одно и повторно устанавливать их подлинность. Потому что вор, если он
имел постоянный доступ в квартиру Екатерины Бенедиктовны, мог ухитриться
сделать копии некоторых вещей и картин и теперь просто подменить подлин-
ники подделкой. Тогда становится хотя бы понятным, почему Петр Ва-
сильевич никаких пропаж не обнаружил.
И первым кандидатом в подозреваемые становился сам коллекционер Бы-
шов. Человек, имеющий постоянный доступ в квартиру и хорошо знающий хра-
нящиеся в ней ценности. Вторым подозреваемым автоматически становился
бывший муж Анисковец, который тоже бывал у нее частенько и тоже хорошо
знал каждую картину на стенах и каждое ювелирное изделие в шкатулках.
Настя чувствовала, что третий, четвертый и даже двадцать пятый подозре-
ваемые уже на подходе. Стоит копнуть чуть поглубже - и их окажется види-
мо-невидимо. Такие дела она не любила больше всего Если окажется, что
часть ценностей Екатерины Бенедиктовны подменили, то версия о причинах
убийства останется только одна, и нужно будет искать виновных среди ог-
ромной массы подозреваемых. Это было скучно.
А если окажется, что у нее действительно ничего не пропало, тогда
нужно будет придумывать совершенно новую версию, и не одну. Вот это уже
было гораздо интереснее.
Она никогда не удивлялась тому, что почти не нуждается в сне. Так бы-
ло с самого детства. Ира была послушным ребенком и спокойно укладывалась
в постель по первому слову матери, не капризничая, но это не означает,
что она тут же засыпала. Она лежала тихонько, потом незаметно погружа-
лась в сон, а около пяти утра глаза ее открывались. При этом Ира не
чувствовала себя разбитой или невыспавшейся. Просто она была так устрое-
на.
Когда случилось несчастье, ей было четырнадцать. До шестнадцати ее
продержали в интернате, после чего она начала совершенно самостоятельную
жизнь. Смысл этой жизни состоял в том, чтобы заработать как можно больше
денег. Деньги были нужны на лекарства и продукты для двух сестер и бра-
та. И для матери, которую Ира ненавидела.
Ее очень выручала законодательная неразбериха, пользуясь которой мож-
но было работать в нескольких местах одновременно. В пять утра она вска-
кивала и бежала подметать тротуары или сгребать снег - в зависимости от
сезона. В восемь мыла подъезд и лестницы в стоящей рядом шестнадцатиэ-
тажке. В половине одиннадцатого мчалась на вещевой рынок разносить воду,
горячую еду и сигареты торговцам. В пять, когда рынок закрывался, возв-
ращалась домой, ходила в магазин, готовила еду, убирала квартиру, два
раза в неделю ездила в больницу к младшим, раз в месяц - к матери Вече-
ром, с десяти до двенадцати, мыла полы и выполняла прочую грязную работу
в расположенном поблизости ресторанчике. Она не спрашивала себя, сколько
это может продлиться. На сколько сил хватит. Просто жила так, потому что
другого выхода не было. Врачи сказали, что Наташе и Олечке помочь уже
нельзя, а маленькому Павлику - можно, только для этого нужны очень
большие деньги, потому что надо делать несколько операций, а они доро-
гие. О том, можно ли помочь матери, она даже и не задумывалась. Она рано
поняла, что задумываться вредно. Несколько лет назад услышала по телеви-
зору, что известный молодой киноактер тяжело болен и для его лечения
нужны деньги. С экрана телевизора обращались к гражданам и спонсорам:
помогите, дайте кто сколько может, расчетный счет такой-то... А актер
умер. Ира всего один раз подумала о том, что если уж у киноактера и его
друзей денег на лечение не хватило, то куда ей одной, нечего и пытаться
собрать средства на лечение Павлика. Но этого единственного раза оказа-
лось достаточно, чтобы она сказала себе раз и навсегда: "Нечего задумы-
ваться. Надо дело делать и двигаться вперед Нельзя останавливаться,
нельзя расхолаживаться, иначе никогда ничего не получится".
Ей было семнадцать, когда она вполне самостоятельно дошла до великой
шекспировской фразы: "Так трусами нас делает раздумье, и так решимости
природный цвет хиреет под налетом мысли бледной..."
Сейчас ей было двадцать. И она двигалась к своей цели, как автомат с
бесконечным запасом прочности.
Встав с постели, когда еще не было пяти часов, Ира на цыпочках, чтобы
не потревожить квартирантов, вышла на кухню поставить чайник.
1 2 3 4 5 6 7 8