Глава 4 «Лучше бы тебе работать в другом месте»
Этой ночью, как теперь вошло в обычай, Долговязый спал в шалаше, а Клеон сидел у костра, прислушиваясь к голосам ночи; Лев, беспокойно рыская по опушке, обнюхивал почву и рычал, словно почуял врага. Клеон сунул в костер пучок сухих веток, и они запылали, как факел. Мальчик ждал: вот покажется из лесу волк…
Лев со свирепым лаем бросился к дальнему загону. Клеон побежал за ним, освещая путь факелом. Но не успел он еще добежать до загона, как услышал блеяние ягненка и крик старшего пастуха:
– На помощь!.. Он меня заживо сожрет!
– Так это ты воруешь ягнят?! Погоди же!.. Держи его, Лев, пока я приведу Долговязого… Эй, Долговязый!..
Никто не отозвался. Долговязый, очевидно, крепко спал.
– Спятил ты, что ли? – кричал Мардоний. – Сейчас же убери пса! Не то всажу в него нож!
Это испугало Клеона, и он свистнул. Оставив свою жертву, Лев подбежал к хозяину.
Стиснув зубы от боли, Мардоний упал лицом в траву. Клеон снова позвал Долговязого. Старший пастух со стоном поднял голову:
– Дурак!.. Что вообразил! Посвети мне… Не туда!.. На ногу, дурень!
Клеон опустил факел так, чтобы Мардоний мог осмотреть свою ногу.
– Чуть не до кости прокусил! – Старший пастух пошарил рукой по траве: – Нож потерял… Дай свой. Да не бойся ты: я не собираюсь убивать твою собаку. – Он отрезал кусок туники и стал им обвязывать ногу. – Я хотел проверить вас. Теперь вижу, что хорошо стережете. В награду можешь этого ягненка зарезать и вместе со своим псом съесть… А почему ты не спишь? Разве сегодня очередь не Долговязого?
– Моя, – ответил Клеон, не желая выдавать товарища.
– Помоги мне подняться и сесть в седло. Осторожнее!.. Ой, нога!.. Я доложу господину о вашем усердии. Он вознаградит тебя и твоего пса. – Старший пастух тронул поводья и, причитая и охая, исчез в темноте.
Ошеломленный Клеон взял на руки ягненка и пошел к костру. Лев весело бежал впереди, время от времени останавливаясь. Долговязый спал. Костер почти погас. Клеон подбросил в него сухих веток и при свете вспыхнувшего пламени стал осматривать ягненка. Он был невредим. «Зачем же резать здорового? И что это выдумал Мардоний – дать Льву мясо барашка?… Наверное, с перепугу сболтнул. Отец говорил, что нельзя кормить собаку мясом скота, который она стережет».
Он отнес ягненка в загон и, вернувшись к костру, задумался: очень уж подозрительным казалось ему, что Мардоний не бранился и не пробовал обороняться от Льва ножом. А Долговязый уверял, что старший пастух невоздержан на язык и скор на расправу. Неужто нрав Мардония так переменился от страха?… Клеон снова и снова представлял себе сцену возле загона, и непонятная тревога все ближе овладевала им. Рассказать Долговязому или нет?… Вспомнив странную улыбку рыжего пастуха, Клеон решил, что рассказывать не стоит.
На заре он разбудил Долговязого, и они вместе выпустили овец на пастбище.
* * *
Клеон проспал почти целый день. Он выбрался из шалаша в предзакатный час. Смутные ночные подозрения при свете солнца показались Клеону нелепостью. Ничего странного нет в том, что старший пастух, проверяя работу на пастбище, похвалил его и Льва за бдительность, хотя сам и пострадал от чрезмерного их усердия.
Захватив подойник, Клеон отправился доить овец. Долговязый, по обыкновению, валялся на траве. Завидя Клеона, он лениво поднялся и также принялся доить. В предвкушении ужина Лев с интересом следил за непрерывными струйками, которые под искусными пальцами пастухов с легким звоном тянулись от вымени овец к подойникам.
Некоторое время пастухи доили молча. Вдруг Долговязый удивленно вскрикнул, указывая на двух приближающихся всадников:
– Смотри-ка: старший с виликом! Чего это они вдвоем к нам?
Ночные подозрения охватили Клеона с новой силой.
– При мне вилик еще ни разу на пастбище не приезжал, – пробормотал Долговязый, поднимаясь.
Подъехав к загонам, всадники спешились. Боясь, что Лев снова нападет на Мардония, Клеон привязал его за шалашом, а чтобы пес не скучал, мальчик поставил ему миску с молоком. Между тем Сильвин и Мардоний, стреножив лошадей, пустили их пастись, а сами подошли к погасшему костру и стали ворошить его палками, что-то отыскивая в золе. Лев рвался с привязи и лаял.
– Спрятал где-нибудь в лесу, – говорил старший пастух. – Впрочем, это можно проверить. Я взял с собой мясо: если пес не станет его есть, значит, сыт. – Он направился к лошади – взять мясо из седельной сумки, но, увидев пастухов, которые несли подойники, остановился.
– А ягненок целехонек! – еще издали крикнул ему Клеон. – Я подумал, что ты не приказал бы его резать, если бы знал это… – Он умолк, заметив свирепый взгляд Мардония.
– Что ты болтаешь? Когда я приказал зарезать ягненка?! Мальчишке, видно, что-то приснилось, – обернулся Мардоний к вилику.
– Как – приснилось? – воскликнул Клеон. – Я говорю об ягненке, которого ты сегодня ночью обронил… когда Лев напал на тебя. Ты приказал, чтобы я зарезал его и съел… чтобы мы вместе со Львом его съели…
– Убил ягненка, негодяй, и теперь невесть что выдумываешь! – закричал Мардоний.
Клеон поставил подойник и, подбежав к вилику, потянул его за тунику:
– Проверь!.. Идем со мной. Проверь – все ягнята и овцы целы.
Мардоний также подбежал к вилику и, оттолкнув Клеона, торопливо заговорил:
– Я позвал тебя, чтобы ты на месте убедился, правда ли то, что донес мне Долговязый.
– Он донес?! – ахнул Клеон. – Пусть Пан поразит его за эту ложь!
Рыжий пастух скривился, но ничего не сказал.
– Да, я приезжал ночью на пастбище, – сыпал словами Мардоний, – но спроси: зачем? Я хотел проверить донесение Долговязого. Он говорил, что сицилиец жарит по ночам ягнят и со своим псом пожирает их. Но я ничего такого не обнаружил, оба пастуха спали. Чтобы наказать их за нерадивость, я взял одного ягненка. А пес погнался за мной, прокусил мне ногу, – Мардоний указал на свою забинтованную голень, – и, когда я от боли выронил ягненка, он стал терзать его…
– Неправда! – закричал Клеон, всплеснув руками.
– Не перебивай, – остановил его Сильвин. – Когда будет надо, я тебя спрошу… Хочешь еще что-нибудь рассказать, Мардоний?
– Я все сказал, – ответил старший пастух.
Вилик опустился на траву.
– Давайте-ка сядем. Что там у вас?… Молоко? Найдутся, верно, и лепешки и сыр?… Тащите все сюда… Сколько у тебя овец и ягнят, Долговязый? – как бы невзначай спросил он, в то время как рыжий пастух принес из шалаша корзину с лепешками, а Клеон, разостлав на земле холст, ставил на него кружки.
Долговязый, не подумав, назвал цифру, которую каждое утро слышал от Клеона… и, виновато взглянув на Мардония, пригнулся, будто ожидая удара. Вилик, казалось, ничего не заметил.
– Хорошо, – сказал вилик. – Ты, Мардоний, позвал меня судьей над сицилийцем. Такие обвинения лучше всего проверять счетом. Пусть пастухи загонят овец, а мы их пересчитаем.
– Я присмотрю, – вскочил Мардоний.
– Прошу тебя, останься, – удержал его вилик. – Пусть они все сами сделают. Разве тебе не интересно проверить их быстроту?
Он взял из корзины сухую лепешку и, налив себе молока, стал пить его с таким аппетитом, будто никогда ничего вкуснее не ел.
Когда последняя овца скрылась за изгородью, Сильвин в сопровождении старшего пастуха обошел все загоны и пересчитал овец. Все овцы и ягнята были на месте.
Клеон смотрел победителем. Ему так хотелось отколотить старшего пастуха. Он мечтал и о том, чтобы вилик и Мардоний поскорее уехали, и тогда он расправится с Долговязым… Но Сильвин не торопился. Он медленно пил овечье молоко, что-то обдумывая. Никто не решался прервать его размышления. Наконец он заговорил, обращаясь к Мардонию:
– Здесь ты хозяин. Не мое дело давать тебе советы. Но раз ты сам позвал меня, так выслушай теперь мое мнение. Если Долговязый ложно доносит на своего товарища, значит, они почему-то враждуют, и их надо разлучить. Сделай сицилийца объездчиком. Лучшего помощника тебе не найти. Если ты не против, я поговорю о нем с господином. Согласен?
– Меня?! – испугался Клеон. – Его помощником?…
Вилик сделал вид, что не слыхал восклицания сицилийца.
– Зачем спрашивать мое согласие? – с притворным смирением сказал старший пастух. – Господин волен поставить меня на место этого мальчишки, а его – на мое. Мы обязаны повиноваться, а не рассуждать.
Долговязый снова вскинул глаза на Мардония и потупился. Клеон умоляюще посмотрел на вилика:
– Лучше возьми меня к себе!
– Пока не могу, – сказал вилик, направляясь к лошади.
Стоя рядом, Клеон и Долговязый провожали Мардония и вилика. Лев, поднявшись на задние лапы, махал передними и лаял, негодуя, что его привязали и он не может вцепиться в ляжку ненавистного врага, из-за которого ему когда-то досталось.
Как только всадники исчезли среди деревьев, Клеон, ни слова не говоря, набросился с кулаками на Долговязого. Лев завизжал, стараясь сорваться с цепи. Долговязый, видимо, приготовился к бою и с неожиданной быстротой схватил Клеона за руки:
– Сначала спроси, а потом дерись! С ума сошел!
Долговязый был старше, выше и сильнее Клеона. Мальчик тщетно старался вырвать руки из цепких лап рыжего пастуха.
– О чем спрашивать! – с бессильной яростью кричал Клеон. – Наврешь мне, как наврал Мардонию!
– Ты дурак, – спокойно сказал Долговязый. – Мардоний оболгал меня, как и тебя. Неужто не понимаешь? Только я молчал, а не лез с ним в спор, как ты: спорить с ним бесполезно, он любимец господина. И вилик это знает. Он тоже не посмел уличить его во лжи. А ты как петух: ко-ко-ко! ко-ко-ко!.. Вот он теперь тебе покажет! А я с самого начала говорил: лучше бы тебе проситься в другое место.
Глава 5. Клеон побеждает в споре с самим собой
По вечерам на горы спускались облака, окутывая пастбище сырой мглой. С каждой ночью темнота становилась все гуще. Несколько раз Долговязый предлагал сменить Клеона. Сицилиец отказывался.
Как-то, сидя у костра, Клеон думал о том, что вот уж и лето кончается, а сын вилика так ни разу и не пришел на пастбище. Забыл, видно, о своем обещании! И вилик о Клеоне позабыл… Ну, вилику сейчас не до него, у вилика – уборка винограда. Удивительно, что Мардоний носу не показывает! С той поры, как был он с виликом на пастбище, прошло больше недели, а старший ни разу к ним не заглянул. Раб с сыроварни тоже не приезжает… Может быть, и его на уборку винограда забрали…
Как бывало весело в эти дни дома! Вся деревня высыпала на виноградники, целыми семьями. Дети срывали низко висящие сладкие гроздья и ели их сколько хотели. Клеон и Пас-сион таскали корзины с виноградом в давильню, где мужчины, стоя в ряд и держась за протянутый поперек чана шест, топтали гроздья, и ноги их выше щиколоток были красны от виноградного сока. Ох, если бы можно было убежать домой!
С пастбища убежать нетрудно. Вот только как быть со Львом! Раб с сыроварни прав: Лев сразу выдаст Клеона. А уйти без Льва он и подумать не может. Но и на пастбище оставаться после ссоры с Мардонием нельзя… Хоть бы вилик скорее приехал!
Лев поднял голову и заворчал. Послышался стук лошадиных копыт. Из темноты выехал к костру Мардоний и сердито спросил:
– Кого это ты подманиваешь? Такое пламя разжег, что с дороги видно. Долговязый спит?
– Да… Сегодня моя очередь стеречь овец.
– Странно: когда бы я ни приехал, все твоя очередь! – Мардоний покачал головой. – Разбуди его! Да держи своего пса. Ишь, зубы оскалил!
– Тихо, Лев! – прикрикнул Клеон. – Не бойся, – обратился он к Мардонию, – Лев не тронет тебя.
Но Мардоний предпочел не сходить с лошади и, сидя в седле, ожидал, пока Долговязый подойдет к нему.
– Никто чужой на пастбище не был? – отрывисто спросил он.
– Нет, – зевая, отвечал Долговязый.
– Чуть свет уходите подальше от дороги, – распорядился Мардоний. – Остановишься у того леса, где пас прошлой осенью… А ты, – обратился он к Клеону, – смотри, чтобы собака не подпускала к овцам чужих… – Он снова повернулся к Долговязому: – Если придут к вам легионеры и скажут, что они сражаются под начальством Публия Вариния, дай молока им сколько попросят. А если захотят купить овцу, пошли их ко мне. Укажи им самый короткий путь на виллу. Если же явятся мятежники, натравите на них собаку.
Мардоний повернул коня и еще раз приказал:
– Собирайтесь немедленно! Чтобы на рассвете и духа вашего здесь не было!
– Да уж сказано, чего твердить об одном и том же, – проворчал Долговязый.
– Поди-ка сюда, – позвал Мардоний, медленно отъезжая в сторону.
И, когда Долговязый подошел, старший пастух наклонился к нему и, потрясая кулаком, стал что-то говорить.
«Бранится, – подумал Клеон. – Видно, и Долговязый ему уж не угодил».
Как только лошадь Мардония вышла из круга, освещенного костром, она и всадник слились с мраком ночи, словно растаяли.
Долговязый, подождав, пока смолк стук копыт, вернулся к костру.
– Он говорит, что возле виллы Помпония уже второй день идет бой…
– С кем? – спросил Клеон, стараясь скрыть волнение.
– С какими-то рабами… Я ничего не разобрал… – Долговязый потянулся и зевнул. – Нечего торопиться… И на рассвете успеем сложить колья и плетенки. Что в темноте копаться! Ты уж тут посиди до рассвета, а я пойду досыпать. На новом пастбище обязательно по очереди сторожить будем… А сейчас… – он сладко зевнул, – последняя ночь… Не страшно тебе? Вилла Помпония далеко, никто сюда не придет.
– А где эта вилла? – спросил Клеон, делая вид, будто встревожен близостью боя.
Долговязый неопределенно махнул рукой:
– Там… В случае чего, покричи… Да ничего не случится. И Лев с тобой. Чего тебе бояться?
Он забрался в шалаш и моментально заснул. А Клеон долго сидел у костра, глядя в огонь. Глаза его блестели: то ли оттого, что в них отражалось пламя костра, то ли от волнения.
Вот он, счастливый случай, о котором говорил Галл: Спартак здесь, рядом. Все рабы, конечно, бежали к нему, потому никто и не приходит. Клеону в дороге не грозят никакие встречи: те, кто не сражается, сидят по домам и дрожат, как бы их случайно не убили. Вон стоит огромный кедр в той стороне, куда указал Долговязый. На этот кедр и будет идти Клеон и придет в конце концов к вилле Помпония, возле которой сражаются… Вот только как бы Долговязому не досталось за его бегство… «Но он ведь не приставлен ко мне сторожем, – возразил себе Клеон. – Надо только уйти так, чтобы он не видел… А вдруг ему не поверят?… Но он мог бы и сам со мной уйти, а не ушел же! Он скажет, что спал. Он имеет право спать: Мардоний приказал нам сторожить овец по очереди… Вот только как он, бедняга, сотню один будет перегонять на новое пастбище?…»
Летние ночи коротки, а спор с самим собой бесконечен. Пламя костра припало к земле. Почувствовав предутреннюю прохладу, Клеон вздрогнул: надо уходить; еще несколько часов – и будет поздно.
Клеон подбросил в костер сухих веток, чтобы яркое пламя отпугивало диких зверей; обошел все загоны, проверяя, хорошо ли они заперты, и, шепнув Льву: «Тихо!» – зашагал по опушке в ту сторону, где возвышался старый кедр.
На душе у Клеона было легко, словно, приняв решение уйти, он уже стал свободным. Лев был в восторге от прогулки и бежал впереди, помахивая хвостом и поминутно останавливаясь, чтобы убедиться, здесь ли Клеон. Он весело прыгал в высокой траве и совал нос в каждый куст на дороге, фыркая от брызг, сыпавшихся с влажных листьев. Ноги Клеона и шерсть собаки были мокры от росы.
Небо становилось все прозрачнее. С земли навстречу солнцу поднимался туман. В лесу зачирикали птицы.
Вдруг Лев остановился, вытянул морду, нюхая воздух, и с лаем бросился в гущу деревьев.
– Лев!.. Куда?! Лев!
Из чащи послышался визг Льва и голос Мардония:
– Держите мальчишку!.. – Потом громче и ближе: – Добей собаку!..
В первую очередь Клеон хотел броситься на помощь Льву, но, услышав слова Мардония, во весь дух пустился бежать. Его подгонял страх, какого он еще ни разу в жизни не испытывал, даже в тот день, когда его схватили пираты. Он слышал за собой топот нескольких человек и ликующий голос Мардония:
– Попался!.. Я так и знал, что он удерет к гладиаторам!.. Стой!.. В голову не бросай!.. Целься в ноги!..
Клеон метнулся в сторону. Копье пролетело мимо. Клеон свернул в лес: до Спартака все равно ему не добежать. Да и нет, наверное, никакого сражения возле виллы Помпония. Теперь ему было ясно: это Мардоний все придумал, чтобы устроить ловушку. Но Клеон так легко ему в лапы не дастся! Он скроется в лесу… Еще минута – и преследователи потеряют его из виду…
Камень, пущенный из пращи, ударил Клеона по ногам, и он упал.
Глава 6. Суд господина
В деревне Луций просыпался с зарей и уходил в сад. Он бродил среди полян, засаженных пурпуровыми, белыми, огненными розами, амарантами, разноцветным маком и черными ирисами. Он срывал то один цветок, то другой, любуясь изяществом и тонкостью его очертаний, наслаждаясь его ароматом… а затем, задумавшись, ронял сорванный цветок на дорожку и, не замечая, втаптывал в золотистый песок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28