– На госпожу просто страшно смотреть, так она злится… Не надо драться, мое сокровище! – попробовала она унять Гая.
– Пусти! – отбивался малыш. – Я хочу с ним играть!
– Сначала надо покушать, а то умрешь и не сможешь больше играть, – уговаривала нянька. – А если бы ты знал, что приготовили тебе на обед! – Причмокивая губами, она стала перечислять блюда: – Жареного дрозда с изюмом… яблоки, сладкий миндаль… финики… гиблейскии мед… его привезли из Сицилии, откуда приехал и этот молодой раб…
Голос удаляющейся женщины и плач Гая постепенно затихали. Панфилон, насмешливо улыбаясь, глядел вслед няньке:
– Ишь, как поет! А сама небось не нарадуется, что хоть на час избавилась от мальчишки. Не очень-то сладко целый день исполнять его капризы! То на руках его таскай, то на спине, а то еще заставит бегать на четвереньках и рычать, как будто нянька лев, а он гладиатор. Это его любимая игра. У его нянек синяков не меньше, чем у служанок госпожи. Наверное, он уж и тебя успел замучить?
– Ни капли. Он мне все показывал и рассказывал, как взрослый. А какой смелый! Ничуть не испугался Льва. А мужчины перетрусили.
– Не от храбрости это вовсе! Просто никто в доме перечить ему не смеет, вот он никого и не боится – ни людей, ни зверей. – Панфилон махнул рукой: – А ну его! Надоел он тут всем до смерти… Пойдем-ка лучше на кухню. Перехватишь там чего-нибудь, пока его кормят, а то он опять потребует тебя. Наш обед уже кончился, но Елена тебя покормит. Это наша кухарка. Она будет рада познакомиться с этим героем. – Панфилон кивнул в сторону Льва. – Мы все довольны, что он всыпал Рексу. Ну, зови своего пса, да идем к Елене.
Клеон свистнул. Лев мгновенно очутился возле него.
Через огород они прошли к низкой боковой двери. Она вела в коридор, к которому справа примыкала кухня, а слева – летний триклиний.
Панфилон открыл правую дверь:
– Смотри, Елена, кого я привел!
Толстая женщина повернула от очага раскрасневшееся лицо:
– Это уж не они ли?… Твой, что ли, пес искусал сегодня Рекса?
Клеон кивнул.
– Избавитель мой! – всплеснула руками Елена. – Если бы мы с ним были получше знакомы, я бы его прямо в нос поцеловала! Теперь я недели две буду спать спокойно, проклятый хозяйский пес каждый день таскал из кладовой мясо, а госпожа грозилась дать мне сто ударов плетью. Я уж не говорю про то, сколько раз по щекам меня била! Будто это я ворую! Жалко, что не насмерть загрыз он этого разбойника…
– Ты болтай поменьше, а в миску наложи побольше, – прервал ее Панфилон, – вот он и почувствует твою благодарность. Да поторопись. А то этого малого с собакой опять могут потребовать к Гаю.
– По-царски их угощу, – пообещала повариха.
Наполнив глиняную миску полбяной кашей и кусочками жирного мяса, Елена поставила ее перед Клеоном.
– А твоему псу кости со стола самого Гнея Станиена, – сказала она, ставя другую миску на пол. – Ешь, – обратилась она ко Льву. – Смотри, сколько на них козлятины! Зубы у нашего хозяина плоховаты, не то что твои.
Мальчик и собака сильно проголодались и набросились на еду. Клеон рассматривал кухню, не переставая удивляться богатству этого дома: какой большой очаг, сколько в нем треножников с горшками, сколько посуды на полках вдоль стен, какие тяжелые расписные амфоры на полу!.. А там, где нет полок, на стенах написаны картины: на одной богиня домашнего очага – Веста, на другой – лары и змей, покровители дома, как объяснил мальчику Панфилон; в нише третьей стены стоял алтарь с пенатами, заботой которых было изобилие кладовой и охрана ее от грабителей.
«Сколько они денег тратят на украшения! – думал Клеон, прожевывая мясо. – Если бы мне дали один только столик из той красивой комнаты, я бы мог уплатить долг отца и выкупить у Дракила нашу землю!»
Панфилон, подперев щеки руками, с удовольствием глядел, как сицилиец уплетает кашу.
– В первый раз продан? – спросил он. Клеон кивнул.
– Трудно тебе тут будет… Хозяин-то ничего… правда, жадноват и нрав у него бешеный, но, в общем, не злой человек. А вот хозяйка… – Панфилон покачал головой. – Такой мегеры во всем Риме не сыщешь. Рабыни, что за ней ходят, покрыты шишками да синяками. Самая худшая мука, говорят, причесывать ее: чуть дернешь волос или уложишь прядь не так, она – шпилькой!.. Да еще обязательно в лицо вонзит!..
Дверь открылась. Высокий сухопарый старик, с бичом в руке, переступил порог кухни. Клеон, сидевший лицом к двери, равнодушно посмотрел на него. Елена загремела посудой, чтобы заглушить слова Панфилона. Но Панфилон не обернулся, пока бич не стегнул его по спине.
– Клянусь Вулканом!.. – подскочил он. – Ну и удар, почтенный Хризостом!
Опять бездельничаешь? – напустился на него Хризостом. – Один убыток от тебя господину: корми да одевай, а работы не спрашивай. Ступай сейчас же на огород!.. А ты, – обратился он к Клеону, – скорее кончай еду. Пойдешь со мной за покупками.
Панфилон, схватив лопату, вышел. Клеон отодвинул миску, намереваясь встать из-за стола.
– Мальчик еще голоден, домоправитель, – вмешалась Елена. – Дай ему доесть… Я сейчас положу тебе сладкой запеканки, – обратилась она к Клеону.
– Что-о?! – загремел Хризостом. – Ты кормишь запеканкой с господского стола мальчишку, который, едва вступив в дом, наделал столько бед, что господин приказал увести его с глаз долой?
– Да ведь остатки… – оправдывалась Елена. – Все равно выбрасывать. Все уж пообедали… Ешь, мальчик!
– Я сыт, благодарение богам и тебе. – Клеон отпил глоток кислого вина из кружки, которую пододвинула ему Елена, и поднялся: – Я готов.
Видя, что хозяин встал из-за стола, Лев также оставил еду и подошел к нему.
– Собаку привяжи возле двери, – приказал Хризостом.
– Разреши взять Льва с собой, – попросил Клеон. – Я прицеплю к ошейнику свой пояс и буду крепко его держать. Беспокойства Лев тебе не причинит. А если ты сделаешь много покупок, он поможет нам их нести.
Последний довод подействовал. Домоправитель бросил Клеону ремешок:
– Возьми. Привяжи его к ошейнику. Не пристало рабу Станиена идти по улицам распоясанным.
Глава 8. О чем шептались в мастерских и лавках Рима
Чем дальше Клеон и Хризостом уходили от Палатина, где жил Станиен, тем плотнее становилась толпа вокруг. Крестьянские ослики, с корзинами, полными плодов и овощей, лениво тыкались мордами в спины прохожих. Клеон то и дело отставал от Хризостома: то пришлось пропустить целую процессию носильщиков, нагруженных тяжелыми камнями и досками; то напугала его диковинная машина, протащившая к постройке огромное бревно, словно длинная железная рука, протянувшаяся над головами прохожих – того и гляди, уронит и раздавит!.. Хризостом, бранясь, возвращался, разыскивал мальчика, и они шли вместе, пока опять не задерживала Клеона какая-нибудь случайность.
Большинство лавок и мастерских, мимо которых они проходили, были со стороны улицы открыты: на длинных мраморных прилавках лежали товары, а вместо вывесок у входа каждой лавки на дверных косяках, а то и просто на стенах были нарисованы предметы, которые здесь продавались.
Хризостом останавливался то у одного, то у другого прилавка. Из его разговоров с торговцами Клеон понял, что многие из них вольноотпущенники Станиена, получившие от бывшего хозяина деньги на обзаведение. Теперь они выплачивали ему проценты со своих доходов.
– Стой! Зайдем в эту хлебопекарню, – Хризостом остановился перед дверью, на которой был нарисован мул, вертящий мельницу. – Собаку привяжи на улице, а сам иди за мной.
Клеону пришлось повозиться, уговаривая Льва остаться на привязи среди снующих мимо его носа прохожих. Когда наконец мальчик вошел в лавку, Хризостома там не было. Какой-то рыжий юнец выкладывал на прилавок пирожные и крендели. На вопрос Клеона о домоправителе Станиена рыжий кивком головы указал на дверь в глубине комнаты.
– Как же быть? – спросил Клеон. – Домоправитель приказал мне идти за ним…
Рыжий, все так же молча и не отрываясь от работы, мотнул головой в сторону двери: иди, мол, куда тебе указано. Клеон удивился неприветливости римлян: у них в деревне не так встретили бы чужого; у них бы все показали и рассказали, а если бы хватило времени, то и проводили бы. «А может быть, это немой?» – подумал Клеон, стараясь оправдать молодого невежу.
Мальчик открыл дверь в заднюю комнату, и его обдало нестерпимым жаром. «Что это, пожар?» – отпрянул он.
– Закрой за собой! – сердито крикнул «немой».
Клеон торопливо выполнил приказание и остановился у порога, не зная, куда идти и что делать дальше. В комнате стоял туман от мучной пыли, носившейся вокруг нескольких ручных мельниц, которые вертели не откормленные мулы, как было изображено на вывеске, а заморенные ослы да исхудалые рабы. Слабый свет лился из узких щелей у потолка и от топок трех огромных печей. Было так жарко, что хитон Клеона сразу прилип к спине и капельки пота выступили на лбу и вокруг носа. Среди этого жара и тумана копошились обнаженные люди: одни засыпали зерно в воронки мельниц, гоняли ослов или, остановив их, выбирали с мельничных подставок муку; другие месили тесто, формировали и подносили пекарям крендели, витые хлебцы и разнообразные пирожные и булочки. Пекари принимали их на лопаты и ловко засовывали в красные жерла печей.
Домоправителя не было и тут.
Клеон подошел к рабу, который, стоя на коленях, чинил какую-то поломку в мельнице.
– Куда, деревенщина! – крикнул тот, поднимая белое от мучной пыли лицо с красными веками. – Мельницы никогда не видел, что ли?
– Такой, как эта, не видел, – ответил мальчик. – Не знаешь, куда девался домоправитель Гнея Станиена?
– Куда ему деваться! Пьет вино и сплетничает с моим хозяином! Готово! – крикнул он рабам, переносившим зерно.
– Посторонись!.. Поберегись!.. – покрикивали они на Клеона, помогая мастеру собрать мельницу.
Но вот в воронку сверху засыпали зерно, и погонщик ткнул ослика палкой; тот взмахнул хвостом и понуро пошел по кругу. Зерно затрещало, и снизу посыпалась на подставку мука. Клеон в восхищении покачал головой:
– Вот если бы нам в деревню такую мельницу! А то у нас растирают зерно просто между двумя камнями. Столько времени потратят, пока добудут горсточку муки!
– В городе все лучше, – сказал один из рабов, – только не для нас.
– Римляне жиреют на нашем поту, как опара вспухает на дрожжах, – поддержал его другой.
– Зато от безделья они теряют силы, а мы их копим, – тряхнув головой, заметил третий.
Погонщик хрипло рассмеялся и тут же закашлялся.
– Проклятая… пыль… – задыхаясь от кашля, бормотал он. – Тут и подохнуть недолго… Приставить бы… сюда… к мельнице… хозя…
– Тшш!.. – зашипели на него со всех сторон.
Из комнаты за пекарней вышли Хризостом и хозяин булочной.
– Не забудь же отнести господину проценты, – сказал Хризостом, заканчивая разговор.
Хозяин хлебопекарни потряс растопыренными пальцами перед лицом домоправителя:
– И куда только вас несет! Говорю тебе: вся Кампания объята пламенем.
– Воля не моя, – нахмурился домоправитель. – Господин знает, что делает. Так не забудь: завтра последний срок.
Булочник вздохнул:
– Твой сенатор хуже ростовщика.
Хризостом сделал вид, что не расслышал, и, махнув Клеону, чтобы шел за ним, направился к двери.
* * *
Видя, что домоправитель не в духе, Клеон сжал ноздри Льва, который начал было визжать при его появлении: «Тихо!» Очутившись снова в толпе, он старался не отставать от Хризостома и не глядел ни на вывески, ни на объявления, написанные прямо на стенах домов и украшенные то изображениями дерущихся гладиаторов, то актеров в уродливых масках. Крик глашатая, требовавшего очистить дорогу для лектики его господина, заставлял Хризостома и мальчика прижиматься к стенам. Лев чинно стоял рядом с ними. Вдруг он вытянул морду и замер: в нескольких шагах от них, покачиваясь под музыку египтянина-заклинателя, извивались четыре очковые змеи. Клеон с силой дернул к себе ремень, на котором держал собаку: – Нельзя!
Лев обиженно оглянулся: с детства хозяин приучал его уничтожать змей, а тут целых четыре, раздув шеи, ползут на беззащитного старика, и, оказывается, их нельзя трогать… А старик, вместо того чтобы бежать, насвистывает на какой-то жалкой дудочке… Видно, совсем растерялся от страха. И все люди вокруг перепуганы: затаив дыхание, смотрят, как змеи все ближе и ближе подползают к старику, а помочь ему никто не смеет. Бедняга сидит на земле и боится шелохнуться. Вот змеи подняли головы в уровень с его лицом… вот обвивают его шею… Лев нервно взвизгнул и рванулся из рук Клеона. Вокруг засмеялись.
– Ну и пес! – покачал головой Хризостом. – Забавно бы поглядеть, как он дерется со змеями… Только, пожалуй, этот египтянин побежит жаловаться эдилу. Ну его! Пойдем. А храбрый народ эти фокусники! – прибавил он отходя. – Вот уж ни за что в жизни не согласился бы зарабатывать хлеб таким ремеслом! Брр!..
«А я согласился бы, – подумал Клеон, – лишь бы только быть на свободе и каждый вечер возвращаться в свой дом». Желая нагнать потерянное время, Хризостом попытался ускорить шаг. Но Лев, горевший желанием сразиться со змеями, упирался, визжал и рвался назад. Клеон с трудом тащил пса за Хризостомом, он боялся, как бы домоправитель не стал его упрекать за то, что он упросил взять собаку в город. А тут еще на каждом шагу попадались торговцы. Они располагались со своим товаром прямо на тротуарах, предлагая прохожим хлеб, фрукты, жареную рыбу, бобы, цветы и благовонные притирания. Тут же, не смущаясь давкой, брадобреи стригли, брили и причесывали крестьян, приехавших в Рим из окрестных деревень. Протолкнуться с собакой в этой толпе да еще не отстать от привычного к городской сутолоке спутника для сицилийского мальчика было нелегким делом, и он обрадовался, когда Хризостом вывел его на менее людную улицу ремесленников. Они вошли в мастерскую кожевника.
Завидя Хризостома, мастер поспешил ему навстречу: кожи, отданные его господином для выделки, уже готовы, их сейчас упакуют. А слыхал ли почтенный домоправитель странную историю о сражении претора Клодия с гладиаторами?… Клеон насторожился. Но кожевник понизил голос и, отведя Хризостома в сторону, погрузился в таинственную беседу, краем глаза наблюдая за рабочими и время от времени прерывая разговор, чтобы сделать какое-нибудь указание.
В ожидании Хризостома Клеон прислонился к притолоке. Он задыхался от отвратительного запаха сырых кож. Как можно работать в таком зловонии! Даже Лев и тот брезгливо морщил нос. А люди в мастерской, казалось, ничего не замечали. Одни, разложив кожи на станках, скребли их острыми ножами. Другие промывали их в круглых углублениях пола. Сицилийский мальчик никогда не думал, что бывают такие большие мастерские. Дома, в деревне, тоже иногда обрабатывали кожи, но делали это обычно в сарае, куда через распахнутые двери вливалась свежесть полей и виноградников.
Наконец перед домоправителем положили сверток. Хризостом приказал привязать его на спину Льва. Расплачиваясь с хозяином, домоправитель Станиена проворчал:
– Выкинь из головы эти россказни…
– Но об этом говорит весь город, – возразил кожевник.
– Никогда не поверю, – покачал головой Хризостом, – чтобы обученный римский легион отсту…
Страшный кашель кожевника заглушил слова Хризостома. Да и начало речи домоправителя никто в мастерской, за исключением Клеона, не расслышал. Клеон догадался, о чем шла речь: «Видно, гладиаторы победили в ту ночь!» Но, сколько он ни прислушивался, желая узнать, что же произошло, разобрать больше ничего не смог, потому что кашель совсем замучил мастера.
Выйдя за Хризостомом на улицу, мальчик вздохнул полной грудью. Какое счастье, что ему не нужно работать в этой вони! Галл прав был, когда говорил, что в жизни перемешано хорошее и плохое: с ним могло бы случиться кое-что и похуже, чем рабство у сенатора. Интересно, как готовился бы Галл к счастливому случаю, если бы оказался на его месте?
Целый день беготни по горам за козами не мог бы, кажется, так утомить Клеона, как эти несколько часов на улицах и в мастерских Рима. Всякий раз, выходя из той или иной мастерской, мальчик надеялся, что это – последняя, но Хризостом, озабоченно посматривал на клонившееся к западу солнце, бормотал: «Как мы задержались! Ужасно болтливы эти ремесленники!» – и шел дальше.
Лев не меньше, чем его хозяин, чувствовал отвращение к шуму на улицах, людской толкотне и вони от решеток, сквозь которые нечистоты и дождевая вода стекали по трубам и канавам в клоаку – огромный подземный коридор, выстроенный много столетий назад; клоака забирала также и подпочвенные воды болотистых низин, лежавших между холмами, на которых стоял Рим; все это по коридорам клоаки стекало в Тибр. По мере того как Хризостом, Клеон и Лев приближались к окраине города, вонь становилась все удушливее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28