предложили не предусмотренный правилами канал общения с внешним миром. Только Дервла попалась в ловушку и решила пойти на обман…»
А дальше – позорное изгнание и, что еще хуже, вечный ярлык: «Неискренняя Дервла», «Подлая Дервла», «Нечестная Дервла».
Мысли разбегались. Девушка попыталась сосредоточиться.
Нет, «Любопытный Том» тут ни при чем. Такое поведение слишком аморально, может, даже граничит с преступлением. Если уважаемая телекомпания позволит себе нечто подобное, она лишится всякого доверия. Значит, это не «Том».
Пресса? Тоже ничего страшного. До сих пор она не нарушала правил и будет осторожной и впредь. Кроме того, если газета подкупила оператора, редакция не сумеет опубликовать материал, не раскрыв источника. Значит, решится на огласку не теперь, а позднее. Дервла поняла, что у нее есть время понаблюдать, как будет развиваться ситуация. Кто знает, может, окажется, что это человек, который положил на нее глаз и желает ей победы. В таком случае она получит фору. Очень недурно иметь кое-какую информацию извне. Между прочим, сама она никого ни о чем не просила, и ее нельзя обвинить в бесчестности. Что же теперь, и в зеркало не смотреться?
День тридцать второй. 9.20 вечера
Одну из стен в комнате, где расположилась группа, ведущая расследование, стали называть картой. На нее Триша прикрепила фотографии всех десяти «арестантов» и соединила их множеством пересекающихся лент, которые надежно прикнопила к пластику. На этих лентах она и ее коллеги писали короткие оценочные фразы: «Симпатизирует», «Недолюбливает», «Поссорились из-за сыра», «Подолгу сидит в туалете».
Хупер попытался воспроизвести эту карту в компьютере – использовал фотосканер и потратил немыслимое число гигабайт программы для работы с трехмерной графикой, но потерпел неудачу: на экране постоянно появлялась бомбочка и предлагала перезагрузить машину. Сержант плюнул и вернулся к булавкам и кнопкам, которыми пользовались все остальные.
Перед этой-то картой и застыл инспектор Колридж, мрачно изучая лица десяти подозреваемых и все более плотную паутину взаимоотношений «арестантов».
– Где-то здесь, – проговорил он, – в тесной сети разнородных связей таится мотив и катализатор преступления. – Инспектор словно бы обращался к уйме народа, но в комнате были только Хупер и Триша: все остальные давно отправились домой. А эти двое вместе с инспектором решили посвятить вечер обсуждению прекрасной хиппушки Лейлы и прирожденного актера Дэвида.
На одной из лент, которые соединяли их фотографии, Триша написала: «Пару дней дружили, а потом рассорились».
– Что это за дружба? – поинтересовался инспектор. – Видно, не очень основательная, если кончилась на второй день.
– Ну, у них достаточно общего, – отозвалась Триша. – Оба вегетарианцы, помешаны на диетах и, кажется, на этом сошлись. В первый же день долго беседовали о сочетаемости продуктов и желудочном соке. Я подготовила кассету.
Она нажала на «воспроизведение», и на экране возникли сидящие немного поодаль от других Лейла и Дэвид. Единение умов было потрясающим.
– Как это верно! – восклицала Лейла.
– Еще бы, – соглашался Дэвид.
– Удивительно, сколько людей до сих пор уверены, что молочные продукты полезны для здоровья!
– Роковая ошибка.
– Только представь, что яйца погубили в прошлом веке больше народа, чем Гитлер.
– Да, я слышал. А еще пшеница!
– Ух! Не заводи меня на пшеницу!
В их разговор вклинился распевный говорок Энди:
«Дэвид и Лейла обнаружили, что у них много общего: оба страшно скучают по своим кошкам».
– Пандора – самое умное и красивое на свете существо, – рассказывал Дэвид. – Любому из людей даст фору.
– Я тебя так понимаю, – поддержала его Лейла. Триша остановила пленку.
– Редактор Фогарти вспоминал, что в тот вечер в аппаратной навострили уши: ждали, что Лейла и Дэвид прямиком отправятся в специальную хижину и там все сразу случится. Но дело ограничилось массажем плеч.
– Однако они явно подружились, – заметил инспектор.
– Я бы сказала, нашли друг друга, потому что невзлюбили остальных. Сочли, что те недостойны их общества. Это заметно, когда просматриваешь запись: в первые два дня камеры часто перехватывали, с какой ухмылкой и с каким высокомерием эти двое переглядывались друг с другом. А «Любопытный Том» давал эти кадры в эфир. В результате Лейла и Дэвид не понравились зрителям и стали наименее популярными из всей десятки.
– Но сами об этом не подозревали.
– Естественно. У них не было никакой информации извне. Но посмотрите на них: такое впечатление, что они уверены, будто люди любят их так же, как они сами себя. Особенно отличается нарциссизмом Дэвид.
– Да, – согласился Колридж, – заносчивый тип. Без меры самонадеянный, но на свой особый вяло-агрессивный манер.
Хупер удивился, услышав из уст инспектора современный и такой затасканный термин, но должен был признать, что он точно характеризовал этого красавчика.
Все трое посмотрели на экран – в щенячьи, бархатистые глаза Дэвида. И одновременно подумали об одном и том же.
– Только очень самоуверенный человек мог рассчитывать, что ему сойдет с рук подобное убийство, – заметил Колридж. – Любой, кто мало-мальски в себе сомневается, никогда бы не решился на такое. Итак, – он вернулся к теме дружбы, – схожесть взглядов взяла свое. Но если дружба моментально вспыхивает, ей часто недостает надежности.
– Совершенно справедливо, – поддержала начальника Триша. – Их отношения сломались после истории с сыром и с того момента покатились вниз.
– Мне кажется, они слишком похожи, – вступил в разговор Хупер. – Претендовали в доме на одну и ту же роль – и перебежали друг другу дорогу. Дружба лопнула после случая со стихотворением Лейлы.
День пятый. 9.00 вечера
Ссора началась с самых благих намерений. Дэвид решил укрепить отношения с Лейлой и таким образом избежать ее откровений в свой адрес. И поскольку его натаскивали в декламации, вызвался выучить и прочитать что-нибудь из ее стихов. Девушка была тронута и польщена. Ни ручки, ни бумаги в доме не было, поэтому Дэвиду пришлось учить текст прямо со слов автора.
– Лактация, – начала Лейла.
– Очень мило, – похвалил Дэвид.
– Это название.
– Я понял, – кивнул Дэвид с таким видом, словно, чтобы понять это, нужно было обладать необыкновенной остротой восприятия.
– Говорить по две строки сразу?
Вместо ответа он закрыл глаза, сложил ладони так, что коснулись друг друга подушечки пальцев, и указательными пальцами дотронулся до губ.
– Женщина… утроба – толстый, тугой живот. За упругим тоннелем вагины – чудо – девочка-плод.
Дэвид глубоко вздохнул и повторил первые две строки. По тому, как он их произнес, было очевидно: он считал, что Лейла должна обомлеть от восхищения, услышав, как ее слова обретают крылья в его гениальном исполнении. И придал голосу глубокие, мелодичные обертоны.
Но если Лейле и понравилось, она не показала вида.
– Эти первые строки очень энергичные и радостные. Я читаю их с широкой улыбкой. Особенно слова «девочка-плод». А ты декламируешь слишком мрачно. Разве тебе не хочется смеяться при мысли об одухотворенном надутом женском животе с красивой девочкой внутри?
– Ты мне указываешь, Лейла? – ошеломленно спросил Дэвид.
– Ну что ты! Просто хочу, чтобы ты знал, как это надо читать.
– Работа актера заключается именно в том, чтобы привнести в произведение свою интерпретацию. Актер обнаруживает в словах такие смыслы, о которых не подозревает сам автор.
– Но я не хочу ничего такого, чего в стихотворении нет. Я хочу только то, что там есть.
– Тогда тебе лучше декламировать самой, – сорвался Дэвид и сердито вскочил на ноги. – Откровенно говоря, твое стихотворение – полная муть. Этот кошмарный раздутый живот – гадость, да еще придуман женщиной, на которой мяса меньше, чем на «Чупа-чупсе»! Я профессиональный актер и не потерплю наставлений. Тоже мне, поэтесса! Я сделал тебе огромное одолжение, согласившись прочитать этот блевотный стишок! – Дэвид резко повернулся и зашагал к бассейну.
День тридцать второй. 10.15 вечера
– Ну и Дэвид, ну и психанул, – задумчиво проговорил Колридж – Достаточно бурная реакция, такой взрыв мог обернуться и убийством. Как вы считаете?
Пленку отмотали назад и несколько раз останавливали, чтобы получше рассмотреть злую физиономию красавчика.
– Такое впечатление, что он в самом деле готов ее убить, – согласился Хупер. – Но ведь убита не Лейла?
– Сержант, мы это обсуждали уже тысячу раз. Если бы имелся очевидный мотив, убийца давно бы стоял перед судом. Мы ищем семя, из которого проклюнулось преступление.
Хупер кратко, насколько позволяла вежливость, подтвердил: он знает, что следственная группа занимается поиском семени.
День пятый. 9.15 вечера
После того как Дэвид удалился, Лейла воспользовалась его советом – прочитала стихотворение сама. И при этом все время широко улыбалась – точно бабуин, у которого торчит из пасти банан.
Джаз, Келли, Дервла и Мун почтительно слушали, а когда она закончила, наперебой зачирикали, что стихотворение очень, очень хорошее.
А Воггл из своего угла изрек, что вся поэзия – попытка формализовать язык и свидетельствует лишь о тоталитарном складе ума.
– Слова – те же анархисты. Им требуется свобода.
Но на него не обратили внимания. Этому уже научились, хотя и проявляли осторожность, подсчитывая минуты до дня голосования.
– Вещица отпад! – заключила Мун. – Прикольная штука. Молодчина. – Ее манчестерский акцент с каждым днем становился все сильнее.
– Ты заметила мою красную помаду? – не выдержала Лейла.
Заметили все.
– Некоторые антропологи полагают, что женщины красят губы в красный цвет, чтобы рты напоминали влагалища.
– Угомонитесь, девушки, – вмешался Газза, снимая с плиты чайник. – Попробуйте мой ужин.
– Говорят, что женщины красят губы, чтобы привлечь мужчин, а я делаю это ради прославления.
– Кого? – простодушно спросил Джаз.
– Моего влагалища.
– Нормально!
– Слушай, – снова вмешался Гарри, – если тебе потребуется помощник, я к твоим услугам: будем прославлять вместе.
– Осади, Гарри! – прервала его Мун. – Речь не о том, чтобы трахаться с мужиками, а о том, чтобы стать сильной, одухотворенной женщиной. Так, Лейла?
– В самую точку, Мун. Все сечешь!
А Келли, видимо, секла не очень.
– Я про этих антропологов: почему надо, чтобы лицо напоминало… ну… всякие органы?
Лейла на мгновение задумалась. Раньше ее об этом ни разу не спрашивали – знакомые обыкновенно задумчиво кивали и просили передать им гуакамоле.[14]
– Ну, не в буквальном смысле слова, – нашлась она. – Это всего лишь образ – символ гениталий, чтобы подвигнуть мужскую особь к деторождению.
– Теперь все ясно, – отозвалась Келли.
– Вот почему у самок обезьян розовые задницы. В противном случае вид давно бы вымер. Так что доверьтесь женщине.
Все глубокомысленно кивнули.
– А знаете, что у обезьян тоже есть знаки зодиака? – продолжала Мун. – Одна астрологиня составила гороскопы на всех приматов в лондонском зоопарке. Узнала всю их подноготную – характеры и прочее. Здорово, правда?
День седьмой. 8.00 утра
Накануне Дервла решила встать первой, чтобы первой занять душевую. Но обнаружила, что Мун ее опередила: не потому, что она была такой ранней пташкой, а потому, что только-только собралась в кровать.
– Закончила читать книжку с Красным драконом. Ту, что приволокла Сэлли. Первую часть, где действует Ганнибал Лектор. Ужасно захватывает! Такие кошмарики! Самое страшное – убийства совсем без причины. Только потому, что какой-то псих окончательно спятил и решил заделаться серийщиком.
Дервла подождала, пока Мун почистит зубы й неверным шагом направится в спальню.
– Разбуди, если сядут жрать.
И вот Дервла осталась одна – в нижнем белье, перед зеркалом. Она явственно ощущала движение за стеклом. Все они тут время от времени чуяли присутствие посторонних. А ночью, когда в спальне гасили свет, за зеркалом мелькали смутные тени. Дервла понимала: то ли друг, то ли недруг явился, чтобы встретиться с ней.
– Зеркало, зеркало, можешь ли рассудить, кому из нас суждено победить? – будто бы в шутку продекламировала она и выдавила на щетку пасту. Никакой редактор ни за что бы не сообразил, что она разговаривала с живым человеком.
Вскоре, как и каждое утро, на стекле появились буквы – корявые, некрасивые, поскольку писать приходилось шиворот-навыворот. Всего на расстоянии вытянутой руки, подумала Дервла.
«Воггл у зрителей номер один», – гласило сообщение.
От изумления она чуть не выпалила его имя. Неужели победитель Воггл? Но, на счастье, сдержалась. Только на мгновение потупилась.
Между тем анонимный информатор дописал сообщение:
«Келли – вторая. Ты – третья. – И в конце: – Желаю удачи. XXX».
Дервла дочистила зубы и ополоснула лицо. Значит, она на третьем месте. Не так плохо, если учесть, что претендентов десять. Но все же удивительно, что Воггл пробился в лидеры. Однако, поразмыслив, она решила, что дело в шокирующей необычности – это скоро пройдет.
Гораздо опаснее Келли.
Милая девочка. Она понравилась Дервле. И зрителям явно тоже. Ну, ничего, впереди еще восемь недель. Всякое может случиться. Келли не удастся вечно оставаться такой радостной и сияющей!
Перед тем как уйти, Дервла старательно стерла буквы со стекла и поцеловала собственное отражение. Она решила, что ее незримый приятель оценит этот дружеский знак.
День тридцать второй. 11.35 вечера
Колридж на цыпочках прошел из кухни в гостиную со второй банкой пива. Наверху спала жена. Она заснула до того, как он явился домой, и еще не успеет проснуться, когда в шесть он опять отправится на работу. Жена оставила записку, в которой говорилось, да, мол, они живут под одной крышей, но она уже три дня не видела собственного мужа…
Инспектор нашел шариковую ручку и приписал снизу: «Я с тех пор нисколько не изменился». Вечером записка будет лежать на этом же месте. Только миссис Колридж добавит: «А жаль…»
Любящая жена, конечно, шутила, но частенько говаривала: легко питать нежность к человеку, которого совершенно не видишь.
Колридж захватил домой вырезки из газет с сообщениями о первой неделе, проведенной участниками шоу «Под домашним арестом». Сверху была приколота фотокопия записки на бланке «Любопытного Тома». Заголовок гласил: «Анализ популярности «арестантов» (зрители/пресса) на восьмой день игры». Автор был изумительно лаконичен:
Воггл – всеобщий любимец. Мегапопулярностъ.
Дэвид – гаденыш. Активно не нравится.
Капли – гшлет интечлектуалъности. Нравится.
Дервла – загадочная красотка. Нравится.
Лейла – очень соблазнительна, но дура. Не нравится.
Мун – дура и к тому же не очень соблазнительна. Не нравится.
Газза и Джаз нравятся (за исключением интеллектуалов и феминисток).
О Сэлли немного, в основном – негатив. (Примечание: нетрадиционное меньшинство полагает, что С. – сплошной стереотип. Предпочли бы симпатичного гомика или пассивную лесбу.
О Хэмише вообще ничего.
Колридж пролистал вырезки. Оценки большинства публикаций совпадали с выводами «Любопытного Тома». Но в заметках еще говорилось, что дела у «арестантов» идут лучше, чем предполагалось.
«Осевшее суфле вновь поднимается!» – гласил один из заголовков. Газета ссылалась на собственное суждение недельной давности, в котором утверждалось, что никакое суфле не поднимется вторично, не говоря уже о третьей попытке. Это было новостью для Колриджа: оказывается, перед третьей серией программы ходили разговоры о том, что идея себя изжила. Сам Колридж не сомневался, что подобные передачи обречены на успех, и, выходит, ошибался. Газеты свидетельствовали, что многие шоу с шумными и броскими героями из масс, которым пророчили звездную славу, не дожили до исполнения собственных обещаний. В начале недели ожидалось, что новая серия «Под домашним арестом» тоже потерпит крах. Но, несмотря на мрачные предсказания, после семи трансляций выяснилось, что рейтинг тот же, что и у двух предыдущих. Больше всех удивилась сама Джеральдина, в чем откровенно призналась в модной ночной передаче «Клиника».
Колридж вставил кассету в видеомагнитофон и тут же бросился уменьшать звук с экрана понеслись приветственные визги и вопли ведущей, которая встречала в своей программе Джеральдину. Ее крики наверняка долетели до второго этажа, где спала жена.
– Хай, дорогуша, – радовалась дико крутая послеполуночная ведущая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
А дальше – позорное изгнание и, что еще хуже, вечный ярлык: «Неискренняя Дервла», «Подлая Дервла», «Нечестная Дервла».
Мысли разбегались. Девушка попыталась сосредоточиться.
Нет, «Любопытный Том» тут ни при чем. Такое поведение слишком аморально, может, даже граничит с преступлением. Если уважаемая телекомпания позволит себе нечто подобное, она лишится всякого доверия. Значит, это не «Том».
Пресса? Тоже ничего страшного. До сих пор она не нарушала правил и будет осторожной и впредь. Кроме того, если газета подкупила оператора, редакция не сумеет опубликовать материал, не раскрыв источника. Значит, решится на огласку не теперь, а позднее. Дервла поняла, что у нее есть время понаблюдать, как будет развиваться ситуация. Кто знает, может, окажется, что это человек, который положил на нее глаз и желает ей победы. В таком случае она получит фору. Очень недурно иметь кое-какую информацию извне. Между прочим, сама она никого ни о чем не просила, и ее нельзя обвинить в бесчестности. Что же теперь, и в зеркало не смотреться?
День тридцать второй. 9.20 вечера
Одну из стен в комнате, где расположилась группа, ведущая расследование, стали называть картой. На нее Триша прикрепила фотографии всех десяти «арестантов» и соединила их множеством пересекающихся лент, которые надежно прикнопила к пластику. На этих лентах она и ее коллеги писали короткие оценочные фразы: «Симпатизирует», «Недолюбливает», «Поссорились из-за сыра», «Подолгу сидит в туалете».
Хупер попытался воспроизвести эту карту в компьютере – использовал фотосканер и потратил немыслимое число гигабайт программы для работы с трехмерной графикой, но потерпел неудачу: на экране постоянно появлялась бомбочка и предлагала перезагрузить машину. Сержант плюнул и вернулся к булавкам и кнопкам, которыми пользовались все остальные.
Перед этой-то картой и застыл инспектор Колридж, мрачно изучая лица десяти подозреваемых и все более плотную паутину взаимоотношений «арестантов».
– Где-то здесь, – проговорил он, – в тесной сети разнородных связей таится мотив и катализатор преступления. – Инспектор словно бы обращался к уйме народа, но в комнате были только Хупер и Триша: все остальные давно отправились домой. А эти двое вместе с инспектором решили посвятить вечер обсуждению прекрасной хиппушки Лейлы и прирожденного актера Дэвида.
На одной из лент, которые соединяли их фотографии, Триша написала: «Пару дней дружили, а потом рассорились».
– Что это за дружба? – поинтересовался инспектор. – Видно, не очень основательная, если кончилась на второй день.
– Ну, у них достаточно общего, – отозвалась Триша. – Оба вегетарианцы, помешаны на диетах и, кажется, на этом сошлись. В первый же день долго беседовали о сочетаемости продуктов и желудочном соке. Я подготовила кассету.
Она нажала на «воспроизведение», и на экране возникли сидящие немного поодаль от других Лейла и Дэвид. Единение умов было потрясающим.
– Как это верно! – восклицала Лейла.
– Еще бы, – соглашался Дэвид.
– Удивительно, сколько людей до сих пор уверены, что молочные продукты полезны для здоровья!
– Роковая ошибка.
– Только представь, что яйца погубили в прошлом веке больше народа, чем Гитлер.
– Да, я слышал. А еще пшеница!
– Ух! Не заводи меня на пшеницу!
В их разговор вклинился распевный говорок Энди:
«Дэвид и Лейла обнаружили, что у них много общего: оба страшно скучают по своим кошкам».
– Пандора – самое умное и красивое на свете существо, – рассказывал Дэвид. – Любому из людей даст фору.
– Я тебя так понимаю, – поддержала его Лейла. Триша остановила пленку.
– Редактор Фогарти вспоминал, что в тот вечер в аппаратной навострили уши: ждали, что Лейла и Дэвид прямиком отправятся в специальную хижину и там все сразу случится. Но дело ограничилось массажем плеч.
– Однако они явно подружились, – заметил инспектор.
– Я бы сказала, нашли друг друга, потому что невзлюбили остальных. Сочли, что те недостойны их общества. Это заметно, когда просматриваешь запись: в первые два дня камеры часто перехватывали, с какой ухмылкой и с каким высокомерием эти двое переглядывались друг с другом. А «Любопытный Том» давал эти кадры в эфир. В результате Лейла и Дэвид не понравились зрителям и стали наименее популярными из всей десятки.
– Но сами об этом не подозревали.
– Естественно. У них не было никакой информации извне. Но посмотрите на них: такое впечатление, что они уверены, будто люди любят их так же, как они сами себя. Особенно отличается нарциссизмом Дэвид.
– Да, – согласился Колридж, – заносчивый тип. Без меры самонадеянный, но на свой особый вяло-агрессивный манер.
Хупер удивился, услышав из уст инспектора современный и такой затасканный термин, но должен был признать, что он точно характеризовал этого красавчика.
Все трое посмотрели на экран – в щенячьи, бархатистые глаза Дэвида. И одновременно подумали об одном и том же.
– Только очень самоуверенный человек мог рассчитывать, что ему сойдет с рук подобное убийство, – заметил Колридж. – Любой, кто мало-мальски в себе сомневается, никогда бы не решился на такое. Итак, – он вернулся к теме дружбы, – схожесть взглядов взяла свое. Но если дружба моментально вспыхивает, ей часто недостает надежности.
– Совершенно справедливо, – поддержала начальника Триша. – Их отношения сломались после истории с сыром и с того момента покатились вниз.
– Мне кажется, они слишком похожи, – вступил в разговор Хупер. – Претендовали в доме на одну и ту же роль – и перебежали друг другу дорогу. Дружба лопнула после случая со стихотворением Лейлы.
День пятый. 9.00 вечера
Ссора началась с самых благих намерений. Дэвид решил укрепить отношения с Лейлой и таким образом избежать ее откровений в свой адрес. И поскольку его натаскивали в декламации, вызвался выучить и прочитать что-нибудь из ее стихов. Девушка была тронута и польщена. Ни ручки, ни бумаги в доме не было, поэтому Дэвиду пришлось учить текст прямо со слов автора.
– Лактация, – начала Лейла.
– Очень мило, – похвалил Дэвид.
– Это название.
– Я понял, – кивнул Дэвид с таким видом, словно, чтобы понять это, нужно было обладать необыкновенной остротой восприятия.
– Говорить по две строки сразу?
Вместо ответа он закрыл глаза, сложил ладони так, что коснулись друг друга подушечки пальцев, и указательными пальцами дотронулся до губ.
– Женщина… утроба – толстый, тугой живот. За упругим тоннелем вагины – чудо – девочка-плод.
Дэвид глубоко вздохнул и повторил первые две строки. По тому, как он их произнес, было очевидно: он считал, что Лейла должна обомлеть от восхищения, услышав, как ее слова обретают крылья в его гениальном исполнении. И придал голосу глубокие, мелодичные обертоны.
Но если Лейле и понравилось, она не показала вида.
– Эти первые строки очень энергичные и радостные. Я читаю их с широкой улыбкой. Особенно слова «девочка-плод». А ты декламируешь слишком мрачно. Разве тебе не хочется смеяться при мысли об одухотворенном надутом женском животе с красивой девочкой внутри?
– Ты мне указываешь, Лейла? – ошеломленно спросил Дэвид.
– Ну что ты! Просто хочу, чтобы ты знал, как это надо читать.
– Работа актера заключается именно в том, чтобы привнести в произведение свою интерпретацию. Актер обнаруживает в словах такие смыслы, о которых не подозревает сам автор.
– Но я не хочу ничего такого, чего в стихотворении нет. Я хочу только то, что там есть.
– Тогда тебе лучше декламировать самой, – сорвался Дэвид и сердито вскочил на ноги. – Откровенно говоря, твое стихотворение – полная муть. Этот кошмарный раздутый живот – гадость, да еще придуман женщиной, на которой мяса меньше, чем на «Чупа-чупсе»! Я профессиональный актер и не потерплю наставлений. Тоже мне, поэтесса! Я сделал тебе огромное одолжение, согласившись прочитать этот блевотный стишок! – Дэвид резко повернулся и зашагал к бассейну.
День тридцать второй. 10.15 вечера
– Ну и Дэвид, ну и психанул, – задумчиво проговорил Колридж – Достаточно бурная реакция, такой взрыв мог обернуться и убийством. Как вы считаете?
Пленку отмотали назад и несколько раз останавливали, чтобы получше рассмотреть злую физиономию красавчика.
– Такое впечатление, что он в самом деле готов ее убить, – согласился Хупер. – Но ведь убита не Лейла?
– Сержант, мы это обсуждали уже тысячу раз. Если бы имелся очевидный мотив, убийца давно бы стоял перед судом. Мы ищем семя, из которого проклюнулось преступление.
Хупер кратко, насколько позволяла вежливость, подтвердил: он знает, что следственная группа занимается поиском семени.
День пятый. 9.15 вечера
После того как Дэвид удалился, Лейла воспользовалась его советом – прочитала стихотворение сама. И при этом все время широко улыбалась – точно бабуин, у которого торчит из пасти банан.
Джаз, Келли, Дервла и Мун почтительно слушали, а когда она закончила, наперебой зачирикали, что стихотворение очень, очень хорошее.
А Воггл из своего угла изрек, что вся поэзия – попытка формализовать язык и свидетельствует лишь о тоталитарном складе ума.
– Слова – те же анархисты. Им требуется свобода.
Но на него не обратили внимания. Этому уже научились, хотя и проявляли осторожность, подсчитывая минуты до дня голосования.
– Вещица отпад! – заключила Мун. – Прикольная штука. Молодчина. – Ее манчестерский акцент с каждым днем становился все сильнее.
– Ты заметила мою красную помаду? – не выдержала Лейла.
Заметили все.
– Некоторые антропологи полагают, что женщины красят губы в красный цвет, чтобы рты напоминали влагалища.
– Угомонитесь, девушки, – вмешался Газза, снимая с плиты чайник. – Попробуйте мой ужин.
– Говорят, что женщины красят губы, чтобы привлечь мужчин, а я делаю это ради прославления.
– Кого? – простодушно спросил Джаз.
– Моего влагалища.
– Нормально!
– Слушай, – снова вмешался Гарри, – если тебе потребуется помощник, я к твоим услугам: будем прославлять вместе.
– Осади, Гарри! – прервала его Мун. – Речь не о том, чтобы трахаться с мужиками, а о том, чтобы стать сильной, одухотворенной женщиной. Так, Лейла?
– В самую точку, Мун. Все сечешь!
А Келли, видимо, секла не очень.
– Я про этих антропологов: почему надо, чтобы лицо напоминало… ну… всякие органы?
Лейла на мгновение задумалась. Раньше ее об этом ни разу не спрашивали – знакомые обыкновенно задумчиво кивали и просили передать им гуакамоле.[14]
– Ну, не в буквальном смысле слова, – нашлась она. – Это всего лишь образ – символ гениталий, чтобы подвигнуть мужскую особь к деторождению.
– Теперь все ясно, – отозвалась Келли.
– Вот почему у самок обезьян розовые задницы. В противном случае вид давно бы вымер. Так что доверьтесь женщине.
Все глубокомысленно кивнули.
– А знаете, что у обезьян тоже есть знаки зодиака? – продолжала Мун. – Одна астрологиня составила гороскопы на всех приматов в лондонском зоопарке. Узнала всю их подноготную – характеры и прочее. Здорово, правда?
День седьмой. 8.00 утра
Накануне Дервла решила встать первой, чтобы первой занять душевую. Но обнаружила, что Мун ее опередила: не потому, что она была такой ранней пташкой, а потому, что только-только собралась в кровать.
– Закончила читать книжку с Красным драконом. Ту, что приволокла Сэлли. Первую часть, где действует Ганнибал Лектор. Ужасно захватывает! Такие кошмарики! Самое страшное – убийства совсем без причины. Только потому, что какой-то псих окончательно спятил и решил заделаться серийщиком.
Дервла подождала, пока Мун почистит зубы й неверным шагом направится в спальню.
– Разбуди, если сядут жрать.
И вот Дервла осталась одна – в нижнем белье, перед зеркалом. Она явственно ощущала движение за стеклом. Все они тут время от времени чуяли присутствие посторонних. А ночью, когда в спальне гасили свет, за зеркалом мелькали смутные тени. Дервла понимала: то ли друг, то ли недруг явился, чтобы встретиться с ней.
– Зеркало, зеркало, можешь ли рассудить, кому из нас суждено победить? – будто бы в шутку продекламировала она и выдавила на щетку пасту. Никакой редактор ни за что бы не сообразил, что она разговаривала с живым человеком.
Вскоре, как и каждое утро, на стекле появились буквы – корявые, некрасивые, поскольку писать приходилось шиворот-навыворот. Всего на расстоянии вытянутой руки, подумала Дервла.
«Воггл у зрителей номер один», – гласило сообщение.
От изумления она чуть не выпалила его имя. Неужели победитель Воггл? Но, на счастье, сдержалась. Только на мгновение потупилась.
Между тем анонимный информатор дописал сообщение:
«Келли – вторая. Ты – третья. – И в конце: – Желаю удачи. XXX».
Дервла дочистила зубы и ополоснула лицо. Значит, она на третьем месте. Не так плохо, если учесть, что претендентов десять. Но все же удивительно, что Воггл пробился в лидеры. Однако, поразмыслив, она решила, что дело в шокирующей необычности – это скоро пройдет.
Гораздо опаснее Келли.
Милая девочка. Она понравилась Дервле. И зрителям явно тоже. Ну, ничего, впереди еще восемь недель. Всякое может случиться. Келли не удастся вечно оставаться такой радостной и сияющей!
Перед тем как уйти, Дервла старательно стерла буквы со стекла и поцеловала собственное отражение. Она решила, что ее незримый приятель оценит этот дружеский знак.
День тридцать второй. 11.35 вечера
Колридж на цыпочках прошел из кухни в гостиную со второй банкой пива. Наверху спала жена. Она заснула до того, как он явился домой, и еще не успеет проснуться, когда в шесть он опять отправится на работу. Жена оставила записку, в которой говорилось, да, мол, они живут под одной крышей, но она уже три дня не видела собственного мужа…
Инспектор нашел шариковую ручку и приписал снизу: «Я с тех пор нисколько не изменился». Вечером записка будет лежать на этом же месте. Только миссис Колридж добавит: «А жаль…»
Любящая жена, конечно, шутила, но частенько говаривала: легко питать нежность к человеку, которого совершенно не видишь.
Колридж захватил домой вырезки из газет с сообщениями о первой неделе, проведенной участниками шоу «Под домашним арестом». Сверху была приколота фотокопия записки на бланке «Любопытного Тома». Заголовок гласил: «Анализ популярности «арестантов» (зрители/пресса) на восьмой день игры». Автор был изумительно лаконичен:
Воггл – всеобщий любимец. Мегапопулярностъ.
Дэвид – гаденыш. Активно не нравится.
Капли – гшлет интечлектуалъности. Нравится.
Дервла – загадочная красотка. Нравится.
Лейла – очень соблазнительна, но дура. Не нравится.
Мун – дура и к тому же не очень соблазнительна. Не нравится.
Газза и Джаз нравятся (за исключением интеллектуалов и феминисток).
О Сэлли немного, в основном – негатив. (Примечание: нетрадиционное меньшинство полагает, что С. – сплошной стереотип. Предпочли бы симпатичного гомика или пассивную лесбу.
О Хэмише вообще ничего.
Колридж пролистал вырезки. Оценки большинства публикаций совпадали с выводами «Любопытного Тома». Но в заметках еще говорилось, что дела у «арестантов» идут лучше, чем предполагалось.
«Осевшее суфле вновь поднимается!» – гласил один из заголовков. Газета ссылалась на собственное суждение недельной давности, в котором утверждалось, что никакое суфле не поднимется вторично, не говоря уже о третьей попытке. Это было новостью для Колриджа: оказывается, перед третьей серией программы ходили разговоры о том, что идея себя изжила. Сам Колридж не сомневался, что подобные передачи обречены на успех, и, выходит, ошибался. Газеты свидетельствовали, что многие шоу с шумными и броскими героями из масс, которым пророчили звездную славу, не дожили до исполнения собственных обещаний. В начале недели ожидалось, что новая серия «Под домашним арестом» тоже потерпит крах. Но, несмотря на мрачные предсказания, после семи трансляций выяснилось, что рейтинг тот же, что и у двух предыдущих. Больше всех удивилась сама Джеральдина, в чем откровенно призналась в модной ночной передаче «Клиника».
Колридж вставил кассету в видеомагнитофон и тут же бросился уменьшать звук с экрана понеслись приветственные визги и вопли ведущей, которая встречала в своей программе Джеральдину. Ее крики наверняка долетели до второго этажа, где спала жена.
– Хай, дорогуша, – радовалась дико крутая послеполуночная ведущая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34