Кисть, собранная в щепоть,
будто птица больная, клювом в землю, и по земле
ее ветер волочит, оставляя за ней эту запись
колких пляшущих букв. И пока это длится - я
жив, то есть ты, то есть эта рука. Что просить у нее?
Та мадонна в киоте - муляж. Богоматерь -
во тьме подземелья стоит. За семью. Но -
так странно: тебя задевало, что я не ревную
тебя. Но - к кому? А точнее - к чему? К обиходу?
Как небо к земле - не ревную. Пою,
то есть вою, губами кругля эту в небе дыру.
Будто камешек по воде - эти дырочки флейты
от небес до земли, сверху вниз ускользавшей тебя,
и бегущие пальцы - мои, им вослед - этим всплескам
твоим затихающим, стихшим.
...когда-то,
в самом маленьком детстве, в простоволосом
веснушчатом пригороде у меня тоже был пруд,
а посреди него - недосягаемый сказочный остров.
А потом, лет через двадцать, я вновь оказался
на том берегу, шагнул, раздвинув кусты, к воде -
и, прежде чем я увидел его, из-под ног лягушка
выпрыгнула и перелетев на этот недосягаемый
остров, шлепнулась, пучась и отдуваясь. Знаешь,
может быть, через тыщи лет, если нам сюда
суждено вернуться, наша прошлая жизнь и мы
в ней, так вот, вдруг, раздвигая кусты
памяти, передернется и ужмется
в этот куцый прыжок
крапчатой чудотворницы.
В шесть поезд, а сейчас пять. Вспять спать,
говорю, с тобой. Пядь в пядь, говорю, плыть
в плоть, вплоть, говорю, заговариваясь, заговаривая
мотыльковые эти, бьющиеся в стекло
по ту сторону неба... Осталось еще к стене подойти
мартовской, к черной в ней полынье,
руки в нее окунуть и вынуть, держа ребенка.
В шесть, говорю. Как в жесть
ее губ говорю. А сейчас - начало
только...

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28