— ответил он.Она заметалась по комнате, бросаясь то к секретеру, то к входной двери.— Ну, что ты решила? — полюбопытствовал Нэш. — Побегаешь еще или все-таки будешь стрелять в меня?Бренда замерла, держа ладонь на ручке ящика секретера.— Только смотри, — напомнил ей Рассел, — не забудь покричать перед этим что-нибудь погромче в магнитофон. В суде тебе поверят.Лицо девушки залила краска, сердце бешено забилось. Она подошла к гостю и взяла его за руку.— Извини, — опуская глаза, произнесла она, — я не буду стрелять. Это все глупо. Правда?— Тогда говори, что тебе нужно от меня, потому что… — Рассел, подняв со спинки кресла свой плащ и перебросив его через руку, направился к выходу.— Подожди. — Бренда загородила собой дверь. — Мне нужен меч, а не убийца.— И ты решила…— Я хочу увидеть только меч, — настойчиво повторила она.— Почему?— Если этот меч, — Бренда тараторила, как в лихорадочном бреду, — был изготовлен более тысячи лет назад… — ее глаза горели, она отчаянно жестикулировала. — Это будет революция в истории металлургии. И не только в истории металлургии, но и в истории всего человечества. А если я не ошиблась, и в состав этой стали действительно входят те уникальные элементы, которые…— Откуда ты взяла этот меч? — спросил Рассел.— Я нашла микроскопические осколки в шейных позвонках трупа. В том гараже, где тебя задержал Морран, в колее, где остался след от удара меча, я нашла эти пылинки.— И только на основании того, что тебе попались какие-то неопознанные пылинки, ты начинаешь расследование? Ты сошла с ума, — Рассел разочарованно покачал головой.— Конечно, от этого можно сойти с ума, — Бренда крепко сжала его руку. — Я обработала результаты на машине, все проанализировала. Машина ошибиться не может. Когда я представляю, сколько этому мечу лет…— Лучше бы ты это себе не представляла, — спокойно, но от души посоветовал Рассел.— Понимаешь, мне нужно получить ответ на свои вопросы!— Тебе! — Рассел отдернул руку. — А кроме этого тебя что-нибудь интересует?!Он открыл дверь и вышел на лестничную площадку. Бренда хотела еще что-то сказать ему, но Нэш быстро спустился по лестнице вниз.Прохлада вечера коснулась его разгоряченного лица. Бросив настороженный взгляд на все еще стоящий под фонарем «шевроле», он втянул голову в воротник плаща и быстрым шагом направился к своему дому, решив пройтись пешком, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию.Двойственное чувство возникло у Рассела. Он слишком долго знал людей и научился разбираться в их тончайших проявлениях. Сейчас он понимал, что Бренда не врет. Так, как она рассказала ему об оружии, которого никогда раньше не видела, мог рассказать еще только один человек — он сам. Ее голос, взгляд не врали, не могли врать, и… И еще она была чем-то неуловимо похожа на…Канарейка такси, вынырнув из ближайшего переулка, взвизгнула тормозами и, сбросив дальний свет, остановилась возле Рассела. Стекло дверцы медленно поползло вниз.— Эй, парень! — донеслось из темноты салона. — Уже поздно. Не желаешь проехаться?У водителя был приятный, хорошо поставленный голос. Расселу даже показалось, что он уже слышал его раньше, поэтому он медленно повернулся к машине, сам не зная зачем. Идти было не так далеко; правда, моросил дождь. Он открыл дверцу и сел на заднее сиденье.— Мне надо…— Знаю, — ухмыльнулся парень. — Сейчас лучше не ходить по улицам. Читал газеты?— Нет, — Рассел заерзал на сиденье, пытаясь найти удобное положение.— А что пишут?— Пишут, что какие-то сумасшедшие по ночам рубят прохожим головы. Говорят, их целая банда.Рассел присмотрелся к голове таксиста. Силуэт, чернеющий в тусклом свете, показался ему знакомым. Может, действительно когда-то подвозил… Знает ведь, куда везти, и чем искать неизвестно кого на ночных улицах, подобрал старого клиента. Хоть и недалеко, зато надежно.— Что с тобой, парень? Проблемы?— Есть немножко! — ответил Рассел.Он был даже рад этому нелепому таксисту, отвлекшему его от невеселых мыслей и навалившихся проблем. Ему нравилось ехать по темным улицам и запросто болтать, не боясь сказать что-то лишнее, с человеком, которому от него ничего не нужно.— Это, конечно, не мое дело, — продолжал водитель, — просто я всегда развлекаю попутчиков. Работа такая.— Ничего. Все в порядке.— Проблема, наверное, с бабой?— Почти, — со вздохом ответил Рассел.— Все они стервы, — безапелляционно заявил таксист. — Она что, перестала тобой интересоваться?— Если бы!— А, наоборот. Заинтересовала тебя вконец? — засмеялся разговорчивый шофер.— Если бы! — снова тяжело вздохнул Нэш.— На тебя, брат, не угодишь! А может быть, тебе просто нужно оставить ее?— Не в этом проблема. Я ей не нужен, и она мне не нужна…— Хорошо, если так. Бабы, они, сам понимаешь… Сегодня не нужен, а завтра вешаются, как… Не отвяжешься.— Эта не будет.— Если так, то слава Богу! Ну да ладно. Десять баксов, — машина остановилась возле дома Рассела.Он свернул банкноту, сунул ее в ячейку сетки и открыл дверцу автомобиля.— Бывай! Смотри, не теряй голову! — раздался в последний раз знакомый голос, и такси рванулось с места.— …Тебе нужно оставить ее, брат, — прозвучало еще в шуме удаляющегося лимузина.Рассел замер. Знакомая боль в груди перехватила дыхание. Он впился взглядом в пустоту улицы и закричал:— Рамирес!Ночь. Тишина и промокший насквозь плащ, словно он всю дорогу шел пешком под этим проклятым моросящим дождем. А может быть, так оно и было?..Рассел запустил руку в карман, вытащил из него связку ключей и, выбрав нужный, медленно подошел к двери. Сквозь стекло и легкую решетку за ним были видны черные спины сфинксов и их золотые крылья, поблескивающие в свете уличных фонарей. Он открыл замок и дернул на себя тяжелую дверь парадного.…Из-под ног выпорхнула перепуганная курица. В комнате было жарко и светло от пылающего очага, пахло горячей похлебкой, жареным мясом и свежим хлебом. В ногах сидящей на скамье Герды резвился маленький щенок, играясь большим клубком шерстяной пряжи. Подняв глаза, Герда ласково улыбнулась и сказала:— Уже все давно готово, милый.Она быстро поставила на стол деревянные миски со снедью и, пока он ел, собрала разложенное на скамье возле стены рукоделье и выгнала на улицу расшалившегося щенка, устроившего по этому поводу визгливую истерику.Потом Герда принесла кружки, кувшин вина и, сев рядом, тихо сказала:— Сегодня ровно год прошел с той ночи…— Да, — эхом откликнулся Конан.— Я до сих пор не могу поверить, что Рамиреса нет больше с нами.— На то была воля Божья.— Мне страшно, Конан, — Герда поежилась и прижалась к нему.— Не бойся, солнце мое, — он поцеловал ее в щеку. — Все будет хорошо.— Но он искал тебя, этот черный человек. Ему нужен был ты, а не Рамирес. Я боюсь. Мне до сих пор снятся его лицо и громоподобный голос…— Если бы ему был нужен я, он бы уже меня нашел. Все будет хорошо, — Конан обнял ее за плечи. — Он не придет больше.— Это страшный человек. Даже Рамирес его испугался.— Рамирес не испугался. Это невозможно, как восход солнца на западе.— Но он почти не сопротивлялся, — Герда всхлипнула. — Он принял это как должное.— Правильно. Это и должно было произойти. Не плачь.— Нет, я не верю. Разве может человек так просто идти на смерть? Этот человек — сама смерть.— Нет, милая. Просто Рамирес был уже не так молод, как прежде. Помнишь, как он рассказывал о своей жене? Она умерла.— Помню, — всхлипнула Герда.— Сейчас он с ней.— Да, он ее очень любил, — девушка начала было успокаиваться, но вдруг заплакала с новой силой. — Конан, но это была и твоя смерть!— Нет. Моя смерть далеко-далеко. Она сюда никогда не придет, ведь здесь живешь ты, — он взял Герду на руки и понес к горе овечьих шкур. — Ты— моя жизнь. Ничего не произойдет. Будем только ты и я, и эти вечные горы. Не волнуйся, любимая, здесь будет спокойно, как на святой земле, и сюда никто больше не придет с оружием.…И время медленно шло мимо них, обтекая мужчину и пылью оседая на женщине."Смотри, милая, холода прошли, и теперь ноги больше не стынут, как зимой, и в комнате нашей тепло от тлеющих в очаге углей и нашего дыхания, а на полу и на стенах красноватый отсвет.Наша жизнь… Она так похожа на звездочку, летящую по небу, и никто не должен желать себе лучшей судьбы.Посмотри, здесь такая тишина, и бледный месяц над вершинами обещает нам завтра хорошую погоду. А скоро горы станут зелеными и теплыми, и ты опять будешь возиться с маленькими ягнятами…Мы будем жить здесь всегда…А следующей зимой опять выпадет снег, и все станет белым, а развалины старого замка исчезнут под белым одеялом и превратятся всего лишь в еще одну гору. Опять задует холодный ветер с моря и будет приносить к нам звуки далеких штормов, и будет выть, бушевать непогода, но мы будем жить в нашем маленьком доме. Нам будет тепло от тлеющих углей очага и от нашего дыхания.Я буду уезжать и возвращаться и, оставив коня возле дома, кричать так, чтобы перепугать птиц в дальнем лесу:— Герда!Ты помнишь, как это было? Я не пошел в дом, потому что знал, что тебя там нет. Мое сердце позвало меня туда, в небольшое ущелье, где серебристые струи водопада так похожи на твои седые волосы. Ведь сколько было зим и сколько весен! И все эти годы мы здесь, и наши сердца, взявшись за руки, блуждают по этим горам.— Герда!— Я иду к тебе, Конан!Ты так же прекрасна, как в тот день, когда мы с тобой в первый раз встретились. И опять у тебя на руках крошечный ягненок, и ты идешь навстречу мне по горной тропинке, а я не знаю — стоять ли мне на месте и любоваться тобой, или лететь навстречу.— Я иду к тебе, Конан!Ты, как всегда, отвечаешь мне и, подойдя, целуешь. А я всегда беру тебя на руки и несу в дом к теплу очага и красноватым отсветам на полу и стенах.— Мой прекрасный повелитель!..— Я не повелитель. Я — твой муж.— Мой муж…— И останусь им навсегда.Сегодня такой же кроваво-красный закат, как много-много лет тому назад. Ты приподняла голову с подушки и протянула мне руку. Я прижал ее к своей щеке.— Зачем ты вернулся сегодня?— Потому что я люблю тебя так же, как и в тот день, когда мы познакомились.— Я не хочу умирать… Ты останешься здесь навсегда?— Не знаю. Если это поможет чем-то этому миру…— А если нет?— А если нет…— Обещай, что тогда ты вспомнишь обо мне.— Обещаю. Тогда я приду к тебе и буду с тобой. Вечно.— Жаль только, что у нас с тобой так никогда и не было детей.— Прости меня…— О, Конан, зачем ты вернулся сегодня? Зачем ты не дал мне умереть тихо и спокойно?— Прости меня, Герда.— Спасибо.— Я тебя люблю.— Я тоже тебя люблю.— Пока мы живы, больше ничего не важно. Мы любим друг друга. Что еще имеет значение?Солнце светит, но почему-то холодно. Я тебя укрою оленьей шкурой. Согрейся. На тебе твоя овечья накидка и сапожки, которые я тебе сам сделал. Согрейся.Спокойной ночи, любовь моя!Твой сон будут охранять мой меч и вечные горы. Могила на склоне завалена камнями, и крест клейморы сверкает в лучах заходящего солнца.До свидания, любовь моя!Небо на закате гаснет, покрываясь темным пеплом сгоревшего солнца. Пылает наш дом, засыпая в серых сумерках небесного пожарища. В туче оранжевых искр возносится к небу его душа и тает за сонными облаками.Спи спокойно, любовь моя!.."Рассел проснулся со странным чувством, о котором никогда не мог забыть. В груди огромной жабой сидела неповоротливая боль. И взгляд… Откуда-то сверху в Нэша целился тот взгляд, повинуясь которому, надо было идти в бой.Солнце только что выкатилось из-за горизонта, окрашивая свинцовые воды Гудзона ядовитой желтизной. Никогда не засыпающий Нью-Йорк протирал сонные окна небоскребов. Магазины и лавки уже подняли тяжелые веки витринных жалюзи.Оставив машину на стоянке, Рассел пошел прогуляться по еще не успевшим заполниться отдыхающими людьми аллеям центрального парка. Взгляд сверху становился все пристальнее. Собственные шаги отдавались в голове глухим топотом. И вдруг все стихло.Шелест листвы и птичье пение… Ноги сами вынесли Рассела на горбатый изящный мостик, переброшенный через озеро в самом центре парка. Туман в голове рассеялся.На середине мостика, облокотившись о перила, стоял высокий чернокожий человек, одетый в странные одежды мавританских вельмож прошлого века. Широкое полотно, раскрашенное золотом и охрой, окутывало мощное тело, придавая и без того крупной фигуре угрожающий вид. Склонив голову, он любовался проплывающими по зеркальной глади белыми лебедями.Рассел остановился и понял, что достиг цели. Человек, стоящий на мосту, мог быть только…— Датворт?! — выкрикнул Нэш, приближаясь к нему.Негр вздрогнул и медленно повернул голову.— Мак-Лауд?! — мохнатые черные брови сползлись к переносице, закладывая на лбу глубокие морщины.Нэш спрятал правую руку под плащ, нащупывая теплую кость драконьей головы на рукоятке катаны.Нервное напряжение сковало обоих. Правая рука Датворта была спрятана за пазуху в складки странного одеяния. Он сделал шаг навстречу Расселу, который, резко выхватив из-за пазухи в приветствии пустую руку, показал негру ладонь с растопыренными пальцами. Датворт в ту же секунду отбросил широкий рукав. В его черной руке блеснула серебром плоская маленькая фляжка.— Ты, как всегда, в своем репертуаре, — расхохотался Рассел, бросаясь в распахнутые объятия старинного друга.— Рад снова тебя видеть, — ответил Датворт. — Похоже, сто лет прошло? Или нет?— Ровно сто, — Рассел кивнул. — Сто лет со дня нашей последней встречи. Как твои дела?— Вот так, — негр широко улыбнулся, протягивая Расселу фляжку.Тот взял ее и, отвинтив от узкого горлышка маленькую пробочку, поднес сосуд к носу.— Что это? — Рассел недоверчиво посмотрел на Датворта.— Это? — хохотнул он. — Бум-бум.— Опять этот страшный напиток?— Такой сильный человек, как ты, не должен бояться такого чистого маленького бум-бума. Или, может быть, ты думаешь, что я хочу тебя отравить?Улыбка не сходила с его черного лица. Датворт погладил ладонью усы и аккуратную бородку, потом, забрав флягу, сделал из нее большой вдохновенный глоток. Крякнув, он с чувством произнес:— Ты ничего не понимаешь в отраве. Придется травиться самому.— Я думаю, что ты просто сумасшедший сукин сын, — Рассел постучал по виску указательным пальцем.Датворт снова стал серьезным:— Так, значит, это не ты меня вызывал?— И, как я вижу, меня тоже звал не ты, — кивнул Рассел.— Значит, здесь есть кто-то еще, — негр стукнул кулаком о перила мостика.— Есть, — подтвердил Рассел. — Я даже знаю, кто.— Черт с ним! Главное, что все соберутся здесь и исполнится предначертанное.— По-моему, уже собрались.— Все равно, черт с ними всеми! Меня сейчас интересует совсем другое.— Что же?— Я считаю, что нам срочно нужно повеселиться, — снова улыбнулся Датворт.Расхохотавшись, он ухватил Рассела за плечи и тихонько произнес ему на ухо:— Ты знаешь, надо пойти куда-нибудь выпить, а то мне опять кажется, что время чуть не поймало нас…— Пойдем. Правда, когда в последний раз тебе это казалось, мы действительно……Ледяное крошево, срываемое мощными порывами ветра с темного неба, в кровь резало веки и лоб. Толстая шерстяная повязка, закрывавшая нос и щеки, спасала лишь первые десять минут. Учащенное дыхание пропитывало шерсть влагой, которая мгновенно застывала и превращалась в непробиваемую ледяную корку, примерзающую к коже.Темнело. Ночь неслышно, как охотящаяся кошка, подкрадывалась к ползущим по тропе людям, поджидая, когда подвернется удобный момент, чтобы схватить их в свои мягкие смертоносные лапы. Разбивать лагерь и устраиваться на отдых было бессмысленно. До привала, за которым лежала вожделенная долина, оставалось всего полторы мили.Сделав еще несколько шагов, Датворт опустился в сугроб и сбросил с плеч брезентовые лямки большого рюкзака. Глухой рык вместе с облаком пара вырвался из его груди, на глазах превращаясь в искрящуюся тучку опадающих на землю ледяных кристаллов.— Мак-Лауд, где ты? — зашипел он, пытаясь приподняться на непослушных руках.— Вставай, брат, надо идти, — опустился тот возле него на колени, опираясь на лезвие ледоруба как на костыль.— К черту все! Сколько нам еще идти?— До ночи мы должны быть на перевале. Вставай.— По-моему, в Дайке мы немного не рассчитали с поклажей, — огромная рукавица похлопала по каменной глыбе рюкзака. — С каждым шагом весу в этом чертовом булыжнике прибавляется на фунт.— Ты же помнишь, что у нас впереди, — Мак-Лауд схватил негра за ворот волчьей шубы и встряхнул, как мешок.— Мне нужно время, иначе я не смогу идти дальше. Час, не больше.— Не получится. До заката осталось всего-то минут сорок.Ноги Мак-Лауда поползли по толстому насту и он, не удержав равновесия, повалился на Датворта.Из удаляющейся по тропе группы людей вышел коренастый невысокий мужичок лет сорока пяти и вернулся назад к упавшим. Вид у него был бодрый, а поклажа за спиной не казалась столь серьезной и внушительной, как у остальных. Подойдя к лежащим в снегу людям, мужичок окинул их добрым лукавым взглядом и произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20