А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он прыгал и срывался, прыгал и срывался. Выпученные шоколадные
глаза были устремлены на галерею. Казалось, окорок только раздразнил его
аппетит. Хичкок невольно попятился, испуганный такой свирепостью, но тут
же нагнулся над перилами и навел камеру на беснующегося шаркуна. Хриплые
вопли обезумевшего зверя тонули в общем гуле.
Наконец Хичкок кончил снимать и обернулся. Он что-то кричал, но дикий
концерт внизу заглушал его слова. Рийз кивнул в сторону тамбура и жестом
пригласил Хичкока выйти.
Когда вторая дверь захлопнулась и вокруг сразу наступила блаженная
тишина, Хичкок повернулся к Рийзу.
- Вы, по-видимому, вызываете у них ненависть, - заметил он. - Вы что,
не кормите их?
- Их кормили час назад, - ответил Рийз, взглянув на часы. - Их
поведение не свидетельствует об особом интеллекте, не правда ли?
- Гм-м-м-м, - пробурчал Хичкок. - Человек, которого систематически
морили бы голодом, наверное, вел бы себя так же.
- Но этих... мы же голодом не морим, - возразил Рийз. - Конечно, на
воле им нелегко добывать пищу, и, возможно, многие перед тем, как их
поймали, ели очень давно. Однако у нас они получают корм регулярно, а
большинство находится здесь уже несколько дней.
- Этому я поверить не могу, - отмахнулся Хичкок. - Они заморены
голодом.
Рийз покачал головой.
- Привычная реакция на пищу, и больше ничего, - сказал он. - На воле
они едят редко и далеко не всегда достаточно. С самых первых дней своего
существования. Их... прожорливость для них естественна.
На лице Хичкока брезгливость сменилась злорадством, и он спросил
многозначительно:
- Могу ли я осведомиться, почему вы позволяете, чтобы они голодали?
Рийз понял, что допустил оплошность: пытаясь переубедить Хичкока в
вопросе, который не имел решающего значения, он дал ему в руки куда более
серьезное и опасное оружие.
- Ну, видите ли... - он запнулся. - Мы - научные работники. Нас
прислали сюда, чтобы... чтобы изучать шаркунов. В этом весь смысл нашего
пребывания на этой планете. Дело в том... видите ли, мы полагаем, что
шаркуны эволюционируют и что у них есть все шансы в конце концов
достигнуть в своем развитии того уровня интеллекта, который соответствует
человеческому. Мы наблюдаем ход этого процесса уже более тысячи лет. А
если мы попытаемся облегчить им существование, не исключено, что их
дальнейшее развитие прекратится.
- Ерунда! - презрительно фыркнул Хичкок.
- Нет, не ерунда, - Рийз все еще не терял надежды объяснить,
растолковать, убедить. - Это логический вывод, он опирается на то, что нам
известно о принципе действия естественного отбора. Если разрешите, я
обрисую вам положение на этой планете.
- Мне это положение более чем ясно, - перебил его Хичкок. - И я
нахожу его возмутительным.
Рийз скрипнул зубами.
- Это ведь особенная планета, - начал он снова (а вдруг Хичкок
все-таки усомнится в своей правоте, попробует понять...). - То есть у нее
особенная орбита.
- Само собой разумеется, - заявил Хичкок. - Орбита планеты в системе
двойной звезды не может не быть прихотливой.
- Если бы так! - с кроткой настойчивостью сказал Рийз. - Когда
проводились первые исследования этой системы, планета, на которой мы
находимся, обращалась вокруг Альфы. В справочниках она все еще значится
как Альфа-II. Однако в настоящее время она обращается вокруг Беты.
- Что?! - глаза Хичкока полезли на лоб. - Какая нелепость!
- Но это же правда, - безнадежно вздохнул Рийз. - Более того, мы
убеждены, что Альфа и Бета обмениваются ею с самого момента ее
возникновения. Видите ли, они обращаются друг вокруг друга по очень
неправильным орбитам, сближаясь каждые сорок пять лет. Если планета в
период их максимального сближения окажется в соответствующей точке своей
орбиты, ее захватывает другая звезда.
- И как часто происходит такой обмен? - саркастически осведомился
Хичкок.
Рийз беспомощно пожал плечами.
- Эти периоды крайне неравномерны, - объяснил он. - Планета может
оставаться с одной звездой сто тысяч лет или всего двести-триста. При
каждом обмене она начинает обращаться по другой орбите, то есть другой по
сравнению со всеми прежними. Следующий обмен должен произойти через три с
половиной тысячи лет.
Хичкок презрительно фыркнул.
- Весьма любопытно, если только это соответствует действительности, -
сказал он. - Но какое отношение все сказанное имеет к вашему
возмутительному обращению к туземцам?
- Самое прямое, - ответил Рийз. - Видите ли, всякий раз, когда
планета меняет орбиту, ее климат претерпевает колоссальные изменения.
Геологические данные доказывают это неопровержимо. Хотя между Альфой и
Бетой существует, пожалуй, большее сходство, чем обычно наблюдается у
двойных звезд, тем не менее излучение их и количественно и качественно
неодинаково. К тому же на каждой новой орбите планета оказывается то ближе
к своему альтернативному солнцу, то дальше от него.
- Полагаю, это имеет какое-то отношение к делу? - с раздражением
перебил Хичкок.
Рийз кивнул.
- Мы почти уверены, что живые существа, обитающие на планете,
способны переносить очень резкие колебания климата - иначе они давно бы
вымерли. Не исключено даже, что при некоторых изменениях жизнь на планете
погибала... и это могло случаться сотни раз, прежде чем начался цикл,
который мы наблюдаем сейчас. Думаю, что точно мы этого никогда не узнаем.
Хичкок смерил его взглядом, исполненным высокомерного недоумения.
- Ничего более нелепого я в жизни не слышал! - воскликнул он. -
По-вашему, искру жизни можно то зажигать, то гасить, точно электрическую
лампу!
Рийзу случалось слышать о людях, исповедующих подобные убеждения, но
разговаривать с таким человеком ему до сих пор еще не доводилось. У него
было такое ощущение, словно он ведет диспут со средневековым схоластом.
- Я только хотел подчеркнуть, насколько... насколько закаленными
должны быть живые существа, обитающие на этой планете, - дипломатично
начал он. - Насколько... насколько гибко вынуждены они приспосабливаться к
различным условиям. Эволюция здесь, по всей вероятности, протекает в сотни
раз быстрее обычного. Вы понимаете, какие это открывает возможности для
наглядного изучения процесса эволюции. И...
- Вы еще не объяснили мне, - напомнил ему Хичкок, - почему вы
игнорируете нужды здешних туземцев... Почему вы подвергаете их вивисекции
и...
"Вот он и вернулся к тому, с чего начал, - уныло подумал Рийз. -
Какой-то заколдованный круг".
- Мне казалось, что все это ясно и без объяснений, - все так же
терпеливо начал он. - Шаркуны - пока еще животные, а не разумные существа.
Но повторяю - пока. Они обладают большим интеллектуальным потенциалом и со
временем могут стать разумными существами. Особенности планеты делают это
почти неизбежным - другими словами, когда среда обитания резко и
непредсказуемо меняется, рано или поздно должен развиться разум, так как
разум - это единственное свойство, которое обеспечивает живому существу
способность нормально существовать в самых разных условиях. Видите ли, мы
не просто изучаем здесь процесс эволюции, но и... но и наблюдаем развитие
разума. Рано или поздно где-то на этой планете шаркуны почти наверное
обретут... обретут интеллект. Я хочу сказать - интеллект, соразмеримый с
человеческим. И мы хотим присутствовать при этом. Мы хотим увидеть, как
это произойдет. Нам еще ни разу не представлялась возможность наблюдать,
как животное становится человеком.
Хичкок насупился.
- Вы говорите так, словно люди - это животные, - сказал он с упреком
в голосе. - Так, словно животное может обладать разумом.
- Но ведь люди - это просто особый биологический вид в ряду остальных
животных, - перебил Рийз.
- Я не желаю этого слушать, - рявкнул Хичкок и поправил ремень
камеры. - Что же касается интеллекта, то у меня ведь нет никаких гарантий,
будто они его пока еще лишены - никаких, кроме вашего слова. А мне нужны
доказательства, мистер Рийз. Мне нужны весомые доказательства.
Бен Рийз сдался. Как можно доказать что-либо тому, кто отказывается
верить самым очевидным истинам?

Интерлюдия.
День был хорош для охоты. Ветер не дул и снежная пыль не засыпала
следы визгуна, не заравнивала их. Туман не закрывал дали, и свет с неба
падал на белую землю. Кве-орелли сдвигал веки, чтобы не слепнуть от белого
блеска. След был свежий. Значит, зверь где-то недалеко. Кве-орелли бежал
вдоль следа, но не приближался к нему - он боялся, что снег вдруг
раскроется под ним, точно пасть, и съест его.
Один раз он видел, как случилось такое. Он и другие люди нашли след
пушистохвостого бегуна, и один из людей пошел прямо по следу. Под ним
открылась яма, и он пропал. Кве-орелли и другие люди сразу убежали. С тех
пор Кве-орелли ни к одному следу не подходил ближе чем на три длины тела -
даже к своему собственному.
Следы визгуна вели за гребень. Кве-орелли свернул в сторону, чтобы
подняться на гребень подальше от того места, где через него перешел
визгун. Подниматься по склону только на задних лапах было трудно. Он
согнулся и пошел дальше, опираясь на одну из передних лап. В другой
веслообразной лапе он сжимал свой камень.
Камень был его сокровищем, единственным предметом, который он ощущал
своим. Камень понадобится ему, когда он догонит визгуна и нужно будет его
убить. Камни такой формы и размеров, чтобы ими удобно было убивать,
попадались очень редко, но ведь камень намного лучше кусков льда. Такие
куски легко ломаются, они не сохраняют формы, да и бить ими приходится
гораздо сильнее.
Он всегда носил камень с собой, а если приходилось класть его на
землю, то все время на него поглядывал. Он прижимал его к груди, когда
спал, а спал он только в своем тайном логове. Другие люди сразу бы его
убили, лишь бы взять камень себе, только они боятся.
Вот и гребень. След визгуна уходил вниз в ложбину и поворачивал в
сторону. Кве-орелли испустил высокий кашляющий звук, чтобы другие люди,
которые пошли на охоту вместе с ним, узнали, что визгун снова повернул. По
сторонам раздались резкие хриплые крики - другие люди услышали и повторили
сигнал. Вскоре из дальнего конца ложбины донесся новый крик - те, кто был
там, увидели визгуна.
Кве-орелли крепче прижал камень к груди и побежал вниз. Широкие
ступни-ласты и короткие ноги были плохо приспособлены для быстрого спуска,
он споткнулся, упал и покатился на дно ложбины, поднимая облака снежной
пыли. Но камень он не выпустил. Что бы ни случилось, камня он не выпустит.
Он встал и встряхнулся, чтобы избавиться от снега, прилипшего к
шерсти. В дальнем конце ложбины двое других людей бежали вприпрыжку вниз
по склону на всех четырех лапах - у них не было своих камней. Не
останавливаясь, они пересекли ложбину и полезли на противоположный склон.
Наверху они повернули туда, где был замечен визгун. Кве-орелли остался
внизу и вновь пошел по следу визгуна. Здесь ложбина изгибалась. Кве-орелли
обошел подножье крутого холма и далеко впереди увидел визгуна. Еще дальше
на гребне виднелось трое других людей, которые успели опередить зверя.
Один из них уже бежал вниз, чтобы погнать его назад. Те двое, которые
поднялись на противоположный склон, теперь тоже повернули вниз. Они бежали
очень быстро, потому что бежали на всех четырех лапах. Кве-орелли оказался
далеко позади. А потому он кинулся вперед со всей быстротой, на которую
были способны его короткие ноги и широкие ступни.
Другие люди спускались в ложбину, двигаясь навстречу визгуну широким
полукольцом. Теперь они держали в лапах куски льда и ледяные
остроконечники. Они шли прямо на зверя.
Визгун остановился. Он присел, словно готовясь к прыжку. Другие люди
шли на него, размахивая ледяным оружием. Визгун застыл на месте, потом
зарычал, повернулся и побежал назад по ложбине прямо на Кве-орелли.
Кве-орелли бежал ему навстречу. Увидев его, визгун повернул и начал
взбираться на склон, но один из других людей успел отрезать ему путь.
Визгун снова повернул в ложбину. Он был уже совсем близко от Кве-орелли.
Кве-орелли остановился, выпрямился и поднял камень высоко над головой,
держа его обеими лапами.
Визгун перешел в нападение. Его мышцы ритмично напрягались и
расслаблялись. Он свирепо и оглушительно визжал. Кве-орелли остался стоять
на месте. Он только весь напрягся, готовясь опустить свой камень на голову
зверя. Он смотрел, как зверь, визжа, мчится прямо на него.
И бесстрашно ждал.

3.
Впереди в холодной дымке показалась земля - огромный сгусток тьмы,
встающий из мглисто-серого моря. Хичкок съежился: так стремительно
надвигалась на него грозная каменная стена. Но тут планелет взмыл вверх.
Хичкок, борясь с тошнотой, поглядывал на обледенелый, изрезанный глубокими
трещинами обрыв. Легкая машина содрогалась под резкими ударами ветра. Она
вдруг запрыгала на воздушных ухабах, накренилась, и пилот выровнял ее с
явным трудом. Мотор взревел.
И вот они летят уже над сушей. Ветер немного присмирел. Хичкок увидел
внизу унылую, скованную льдом каменистую равнину. На горизонте уходили в
небо белые горы.
И нигде ничего живого.
Пилот обернулся к Мюллеру, сидевшему позади него.
- Будем проверять ловушки? - спросил он.
Капюшон его меховой куртки был откинут, на шее, точно детский
слюнявчик, болталась ветрозащитная маска.
- Угу, - буркнул Мюллер. Он не говорил, а огрызался. - Валяйте. Он -
подразумевался Хичкок - хочет посмотреть, как мы работаем. Но, конечно, в
них ничего не будет.
Пилот кивнул, пожал плечами и повернулся к рычагам. Планелет прибавил
скорости.
Хичкок поднял камеру. Безжизненность этих каменных россыпей
производила самое гнетущее впечатление. Пусть широкая публика увидит их
собственными глазами. Такое зрелище лучше любых слов способно убедить
всякого порядочного человека, насколько ужасна Одиннадцатая планета
системы Скорпиона.
Мюллер обернулся, и Хичкок, с неудовольствием опустив камеру,
приготовился его слушать.
- Сначала мы проверим ловушки. Если в них ничего не окажется, нам
придется самим изловить необходимый экземпляр.
- Что?! Вы на них охотитесь? - воскликнул Хичкок. - Какой ужас!
- Нам надо как-то добывать материал для работы, - объяснил Мюллер.
Планелет снизился и несся теперь через равнину почти у самой земли.
Перед его носом то и дело возникали исхлестанные ветром скалы, грозя
разбить его, и тотчас оказывались далеко позади. На горизонте вершины
скованных ледниками гор вонзались в легкие перистые облака.
- Ну, что скажете? - спросил Мюллер. - Немножко голо, как по-вашему?
- Он усмехнулся. - А вы погодите месяц-другой. Сейчас ведь, что ни говори,
еще лето, хотя оно и подходит к концу.
- Как лето? - недоверчиво переспросил Хичкок.
Там и сям в расселинах неприхотливые растения вели упорную борьбу за
жизнь. От постоянного воздействия холода сегментированные стебли и ветки
были все в трещинках, их покрывал толстый слой липкого сока. Веера
мясистых, серо-зеленых игл робко и жалобно тянулись к далекому солнцу.
Поколебавшись, Хичкок снова поднял камеру.
- Вот именно - лето, - повторил Мюллер. - У нас тут лето круглый год
- один из четырех. В этот год мы все время остаемся ближе к солнцу, чем в
остальные три. Здесь, в тропиках, температура порой поднимается до
пятнадцати градусов и неделями не снижается.
- Всего только до пятнадцати? - Хичкок указал на голую каменистую
равнину. - Так почему же тут нет снега? Ведь он начинает таять только при
тридцати двух градусах.
- По шкале Фаренгейта, - нетерпеливо объяснил Мюллер, - а мы
пользуемся стоградусной. Но, во всяком случае, полностью снег сходит
только на морском берегу. По ту сторону гор его хватает. Ну, сами увидите.
Горы надвигались на них и, казалось, становились все выше. Покрытые
снегами склоны и голые отвесные скалы уходили вверх, словно стена,
воздвигнутая сказочными великанами. Несколько минут планелет летел вдоль
стены, а затем повернул к ней - там, где по узкому ущелью на равнину
сползал ледник. Этот почти вертикальный поток льда, весь в темных пятнах
камней, был похож на грозный крутой утес.
1 2 3 4 5 6 7 8