Его онемевшие руки посинели. Тщетно
стараясь унять озноб, он сказал себе, что эти существа привычны к здешнему
климату, а сани они все равно потащат, поедет он или не поедет. И лишний
пассажир в конечном счете никакой разницы не составит.
Однако про свою миссию он не забыл: подняв камеру, он запечатлел и
эту сцену - сначала сани и пассажиров, жмущихся друг к другу от холода, а
потом спанорамировал на шаркунов, которые покорно ждали в постромках. Вид
у них был жалкий и подавленный. Хичкок подольше задержал на них объектив.
К несчастью, они оказались на редкость безобразными.
Он потребовал, чтобы его поселили отдельно, холодно отверг попытку
передать его чемоданы шаркуну и, неодобрительно хмурясь, величественно
прошествовал по коридору к своей комнате.
Открыв дверь, он прямо перед собой увидел шаркуна, который подметал
пол. Хичкок положил чемоданы на кровать, а шаркун продолжал сосредоточенно
орудовать щеткой, словно вообще не заметил, что в комнату кто-то вошел.
Он был бы одного роста с Хичкоком, если бы не короткие ноги. Его
серая шерсть отливала серебром, но голова внушала омерзение - бесформенный
обрубок, горизонтально посаженный на туловище, лишенное плеч и почти без
шеи. Большие выпученные глаза были широко расставлены - настолько широко,
что между ними умещался безгубый рот с огромными полукружиями костяных
челюстей. На голове, точно нелепый колпачок, торчало единственное ухо.
Тело его казалось не менее омерзительным - руки, совершенно
бескостные на вид, точно куски пожарного шланга, плоские широкие ступни,
шаркающие при каждом шаге. Отвислая сумка на животе (они же сумчатые,
вспомнил Хичкок) подергивалась, точно в ней пряталось что-то живое, однако
существо это несомненно принадлежало к мужскому полу. От него исходил
душный мускусный запах. Хичкок глядел на уборщика, испытывая чувство
тошноты. А тот с тупым усердием уже водил щеткой по полу у самых его ног,
словно Хичкок был столом или шкафом.
- Немедленно прекрати! - распорядился Хичкок, чувствуя себя
оскорбленным.
Шаркун остановился и бессмысленно уставил на него выпученные
шоколадного цвета глаза.
- Убирайся отсюда! - приказал Хичкок.
Но шаркун по-прежнему смотрел на него бессмысленно и робко. Потом
нерешительно снова задвигал щеткой.
- Не смей! Вон! - завопил Хичкок.
Шаркун отчаянно замахал щеткой. Он попытался мести быстрее, но щетка
вырвалась из его ластообразных лап и стукнула Хичкока по колену. Хичкок
взвыл от боли и ярости.
Шаркун упал на четвереньки и кинулся наутек. Хичкок схватил щетку и
выскочил вслед за ним в коридор, но шаркун уже скрылся за углом.
Хичкок захлопнул дверь и уселся на кровать. Он спустил чулок и
осмотрел ушибленное колено. Оно побагровело, но кость как будто осталась
цела.
Глупая тварь!
В дверь постучали. Хичкок натянул чулок, пристегнул его к трусам,
расправил полы туники и сказал:
- Можете войти.
В комнату вошел небрежно одетый человек - короткие носки, плохо
сшитая юбочка и свитер. Черная буйная борода явно никогда не
подстригалась.
- Что тут за тарарам? - спросил он.
- Тарарам? - повторил Хичкок, ничего не понимая. - Вы имеете в виду
мою комнату?
- Вот именно! - буркнул бородач. - Один из моих уборщиков вылетел из
этого коридора как ошпаренный и нырнул в свою конуру, словно за ним гнался
сам сатана. Все комнаты с того конца уже подметены, и значит, он был тут.
- Он поглядел на пол. - Да вот же его щетка!
Бородач нагнулся и поднял щетку.
- Я распорядился, чтобы он ушел, - сказал Хичкок. - Я отказываюсь
быть сопричастным к какому бы то ни было использованию рабов.
- А что вы, собственно, ему сказали? - спросил бородач так, словно
это имело какое то значение.
- Я попросил его сделать мне любезность и уйти, - сухо сообщил
Хичкок. - Должен сказать, что существо это оказалось непростительно
глупым. Мне пришлось дважды повторить свою просьбу.
Бородач поглядел на него с явным сомнением, но ничего не возразил, а,
наоборот, счел нужным объяснить:
- Непривычных команд он не понимает. Конечно, вы приезжий, так откуда
вам было знать. Но теперь, если захотите отослать шаркуна, скажите: "Это
все", и он сразу уйдет. Вообще-то они очень послушные, если знать, как с
ними обращаться. Только надо отдавать правильную команду.
- Я сам буду следить за чистотой в моей комнате, - объявил Хичкок
ледяным током. - Последите, чтобы ваши рабы больше тут не появлялись.
- А вы запирайте дверь на задвижку, - посоветовал бородач. - Конечно,
любое нарушение заведенного порядка действует на уборщика плохо, но уж
лучше так, чем допустить, чтобы вся дрессировка пошла насмарку.
- Последите, чтобы они держались от меня подальше, - повторил Хичкок.
Бородач оглядел его с головы до ног критическим взглядом.
- Не думайте, будто они способны понять все, что вы им скажете, -
заявил он наконец. - Слов они не понимают.
Он отступил за порог и притворил дверь.
Старательно оберегая ушибленное колено, Хичкок полез в чемодан за
тюбиком с притиранием, который всегда возил с собой. Да, дверь он
безусловно будет держать на запоре! При одной только мысли о том, что эта
безмозглая тварь будет трогать его вещи, он пришел в бешенство.
Чего только не приходится переносить бескорыстному альтруисту -
подумать страшно!
2.
- Надеюсь, вас удобно устроили, - сказал Бен Рийз.
Он решил сам показать Хичкоку станцию. Бен Рийз был круглолицым
толстячком, почти совершенно лысым, хотя ему еще не исполнилось и сорока.
Хичкок вызывал у него самые тревожные опасения.
- Терпимо, - ответил Хичкок. - Комната обставлена несколько
по-спартански, но терпимо.
У него была неприятная манера ходить, не глядя, куда он идет: он все
время вертел головой то вправо, то влево.
- Да, - согласился Рийз, - особым комфортом мы похвастать не можем.
Ведь мы располагаем только тем, что доставляют космолеты, а всегда есть
гораздо более важные грузы.
- Гм-м-м... - протянул Хичкок. - А скажите, мистер Рийз, это очень
приятно - ощущать себя самодержавным монархом целой солнечной системы?
Рийз онемел от неожиданности и, остановившись, недоуменно уставился
на Хичкока.
- По-моему, вы не совсем понимаете... - пробормотал он в конце
концов.
Хичкок гордо прошествовал дальше, и Рийз вынужден был догонять его
бегом.
- Я же... я всего только координирую исследования, которые мы здесь
ведем, - объяснил он, тяжело дыша. - И... и еще я составляю списки всего
того, что станции нужно будет получить со следующим космолетом... ведь по
расписанию они прибывают сюда раз в год... И... и кому-то надо же этим
заниматься.
Но Хичкок как будто не обратил на его слова ни малейшего внимания.
Или он глуховат? Можно было подумать, что он просто ничего не слышал.
Они шли по центральному коридору станции. Мягкие подошвы их теплых
сапог скользили по плиткам пола с легким шорохом. Им встретились всего
два-три человека. Тусклый свет, тишина... можно было вообразить, будто они
очутились в глубоких подвалах какого-нибудь средневекового замка. Мимо,
словно трудолюбивые гномы, пробегали шаркуны, занятые своим делом.
В конце коридора, там, где он разветвлялся на два полукружия,
огибавшие купол станции по внешней стороне, Рийз остановился.
- С чего вы хотели бы начать? - спросил он. - С анатомической
лаборатории или с биохимического отдела?
Хичкок продолжал хранить молчание. Неподалеку в боковом коридоре
шаркун тем пол мокрой шваброй. Рядом в ведре плескалась грязная вода. С
ликующим злорадством, от которого каменное выражение его лица почти не
изменилось, Хичкок навел камеру на уборщика.
Шаркун продолжал водить шваброй, не обращая на них никакого внимания.
Прошло чуть не полминуты, прежде чем Хичкок выключил камеру. Потом он
бросил через плечо:
- Вы, кажется, что-то сказали?
- Я спросил, что вы хотели бы увидеть в первую очередь, - вежливо
повторил Рийз.
Хичкок испепелил его презрительным взглядом, точно назойливое
насекомое.
- Это не составит ни малейшей разницы. До отъезда я побываю везде,
можете не сомневаться, - заверил он Рийза.
Они пошли дальше. Осмотр станции превратился для Рийза в настоящую
пытку: Хичкок пропускал мимо ушей все его объяснения или истолковывал их
по-своему и наводил камеру на каждого работающего шаркуна, мимо которого
они проходили.
Рийз терпел, но с каждой минутой это становилось все труднее. Он
прекрасно понимал, с какой целью Хичкок почтил своим присутствием
Одиннадцатую Скорпиона: этот доморощенный политик вбил себе в голову, что
сотрудники станции бессовестно эксплуатируют беспомощных шаркунов, и
задался целью разоблачить новоявленных рабовладельцев. Хичкок и его
Общество защиты гуманности уже разделались таким образом по меньшей мере с
двумя десятками планет, всякий раз последовательно и упрямо игнорируя
реальное положение вещей. Рийз все-таки лелеял робкую надежду, что ему
удастся как-то переубедить Хичкока и тот оставит Одиннадцатую Скорпиона в
покое, но совершенно не представлял себе, как взяться за выполнение
подобной задачи.
Наконец, когда Хичкок поднял камеру при виде шаркуна, который мыл
посуду в подсобном помещении станции, Рийз решил приступить к делу.
- Зачем вы все это снимаете? - спросил он.
- Собираю обвинительный материал, - ответил Хичкок, не прерывая
съемки, и даже не посмотрел на Рийза. - По возвращении домой я приму все
необходимые меры, чтобы с этим возмутительным безобразием было покончено
раз и навсегда.
Рийз растерялся. Хотя намерения Хичкока не явились для него новостью,
он все-таки не мог понять, о чем, собственно, тот говорит.
- Я не собираюсь сквозь пальцы смотреть на то, как туземцев обращают
в рабство, где бы это ни происходило, - торжественно объявил Хичкок.
Ах, вот оно что!
- Но... но ведь они - животные, - недоумевающе возразил Рийз. - Мы
дрессируем их и обучаем выполнять некоторые несложные операции, потому что
у нас не хватает людей для обслуживания станции. Они... они же просто
одомашненные животные.
Хичкок опустил камеру и обернулся.
- Вы, кажется, хотите, чтобы я не верил собственным глазам? -
оскорблено спросил он. - Я вижу, что он моет посуду, а вы хотите, чтобы я
поверил, будто передо мной - животное?
- Ну и что же? - Рийз все еще недоумевал. - Да, конечно, они очень
сообразительны и по своему развитию стоят несколько выше земных шимпанзе.
Но ведь это неизмеримо ниже того уровня, который принято считать начально
человеческим. Или... или вы против того, чтобы животных использовали для
облегчения человеческого труда?
- Продолжим осмотр, - отрезал Хичкок.
Он решительно пошел к двери, и Рийз со вздохом последовал за ним -
ничего другого ему не оставалось. Уже в коридоре Хичкок сказал со жгучим
пренебрежением:
- Меня поставили в известность, что интересами коренных жителей
планеты здесь преступно пренебрегают, но чтобы...
- Кто вам это наговорил? - Рийз был совершенно ошеломлен.
Хичкок досадливо нахмурился,
- Об этом известно на всех цивилизованных планетах, - заявил он
категорическим тоном.
- Но это же... это неправда! - возразил Рийз. - Хотя они и коренные
обитатели планеты, нет никаких оснований считать их людьми. Они - всего
лишь животные, и во многих отношениях довольно примитивные. Правда, мозг у
них развит неплохо... то есть в том смысле, что нам удается обучать их
довольно сложным действиям, и их поведение в довольно высокой степени
определяется конкретными требованиями обстановки. Но они не обладают
подлинным мышлением, способностью обобщать, рассуждать... осознавать себя
как личность, у них нет даже начатков общества - ну, словом, ничего того,
что делает разумное существо разумным.
- Я приехал сюда, - провозгласил Хичкок, - чтобы вынести собственное
суждение по этому вопросу. Мне уже приходилось слышать оправдания и
увертки вроде ваших на других планетах, которые я обследовал, - на
планетах, где творились возмутительнейшие вещи. Нет, вы только представьте
себе - на Эпсилоне Эридана их употребляли в пищу! И о положении здесь я
буду судить сам.
Он замедлил шаг и повернулся к Рийзу.
- Ну, а теперь куда мы направимся?
Рийз намеревался провести его в справочную микрофильмотеку, которая
находилась дальше по коридору, но тут ему в голову пришла новая мысль, и
он указал на винтовую лестницу в нише напротив.
- Вот сюда, вниз, - сказал он.
Они начали осторожно спускаться по узким ступенькам, и Рийз, который
теперь опережал Хичкока, объяснял на ходу:
- До сих пор вы видели только шаркунов, которые родились здесь... то
есть я имею в виду - здесь на станции. Видите ли, пока все это строилось,
- он обвел рукой вокруг, - сюда было доставлено несколько особей для
предварительных исследований. Надо было установить стандарты для
дальнейшей работы. Эти экземпляры так тут и остались. Они размножаются без
какого-либо нашего вмешательства и в отличие от своих сородичей снаружи не
подвергаются активному воздействию сил естественного отбора, а потому
должны были во всех отношениях остаться практически такими же, как их
предки. Поэтому они служат прекрасной контрольной группой для сравнения с
дикими шаркунами.
Лестница вывела их в коридор, совершенно такой же, как верхний. Рийз
свернул в узкий проход, который завершался тамбуром. Пройдя двойные двери,
они оказались на галерее. Помещение внизу было разделено на небольшие
загоны, и почти в каждом загоне находилось по шаркуну.
- Это дикие шаркуны, которых мы поймали для обследования, - объяснил
Рийз.
Хичкок подошел к перилам и нацелил камеру вниз.
- Они ничем не отличаются от тех, которые живут на станции, - начал
он воинственно. - Неужели их обязательно нужно держать в одиночном
заключении? Это же бесчеловечно!
- Да ничего подобного! - попытался втолковать ему Рийз. - Они
поступают сюда из разных районов, и после того, как они пройдут проверки и
анализы, мы отправляем их обратно. Нам приходится содержать их поодиночке,
чтобы не допустить смешения популяций. А кроме того, они ведь могут убить
друг друга.
При звуке человеческих голосов шаркуны задрали головы. Их безгубые
костные челюсти жадно щелкали. Хичкок снял общую панораму этих
запрокинутых кровожадных морд.
- Я хочу вам кое-что показать, - сказал Рийз.
Он подошел к вделанному в стену холодильнику и вынул оттуда большой
окорок. Из сине-зеленого мяса торчала хрящеватая полупрозрачная кость.
- Вот поглядите, - Рийз подошел к перилам.
- Неужто вы собираетесь кормить их этим мясом! - ужаснулся Хичкок. -
Оно же давно испортилось!
- Нет-нет, - заверил его Рийз, для пущей убедительности помотав
головой. - Это его естественный цвет.
Он благоразумно не стал объяснять, что в холодильнике хранилась
разделанная туша домашнего шаркуна, павшего от старости. Уж конечно Хичкок
обвинил бы его в том, что он прививает несчастным туземцам
каннибалистические привычки.
Рийз наклонился над перилами и бросил окорок в ближайший загон.
Запертый там шаркун схватил его еще на лету, зажал в гибких лапах,
поднес к пасти и принялся перетирать мясо вместе с костью беззубыми
полукружиями могучих челюстей. Окорок быстро превращался в сине-зеленое
месиво, которое шаркун торопливо всасывал. Глотка его уродливо
пульсировала.
Шаркуны в соседних загонах, увидев падающее мясо, рванулись к нему.
Они прыгали, карабкались на перегородки, бросались на них всем телом, но
перегородки были высокими, крепкими и совершенно гладкими, так что все
усилия разъяренных зверей оказывались тщетными. Но они не оставляли своих
попыток и в слепом бешенстве вновь и вновь бросались на перегородки,
свирепо завывая. От грохота, визга и пронзительного рычания можно было
оглохнуть.
А счастливчик, панически поглядывая по сторонам, продолжал
разделываться с неожиданным подарком судьбы. Беззубые челюсти не
останавливались ни на мгновение. По серебристой груди стекали струйки
посиневшей слюны. Через несколько минут от окорока не осталось и следа.
Но остальные шаркуны продолжали рваться в тот загон, куда упало мясо.
Да и сам счастливчик, все еще роняя капли слюны, уже пробовал выбраться
наружу.
1 2 3 4 5 6 7 8
стараясь унять озноб, он сказал себе, что эти существа привычны к здешнему
климату, а сани они все равно потащат, поедет он или не поедет. И лишний
пассажир в конечном счете никакой разницы не составит.
Однако про свою миссию он не забыл: подняв камеру, он запечатлел и
эту сцену - сначала сани и пассажиров, жмущихся друг к другу от холода, а
потом спанорамировал на шаркунов, которые покорно ждали в постромках. Вид
у них был жалкий и подавленный. Хичкок подольше задержал на них объектив.
К несчастью, они оказались на редкость безобразными.
Он потребовал, чтобы его поселили отдельно, холодно отверг попытку
передать его чемоданы шаркуну и, неодобрительно хмурясь, величественно
прошествовал по коридору к своей комнате.
Открыв дверь, он прямо перед собой увидел шаркуна, который подметал
пол. Хичкок положил чемоданы на кровать, а шаркун продолжал сосредоточенно
орудовать щеткой, словно вообще не заметил, что в комнату кто-то вошел.
Он был бы одного роста с Хичкоком, если бы не короткие ноги. Его
серая шерсть отливала серебром, но голова внушала омерзение - бесформенный
обрубок, горизонтально посаженный на туловище, лишенное плеч и почти без
шеи. Большие выпученные глаза были широко расставлены - настолько широко,
что между ними умещался безгубый рот с огромными полукружиями костяных
челюстей. На голове, точно нелепый колпачок, торчало единственное ухо.
Тело его казалось не менее омерзительным - руки, совершенно
бескостные на вид, точно куски пожарного шланга, плоские широкие ступни,
шаркающие при каждом шаге. Отвислая сумка на животе (они же сумчатые,
вспомнил Хичкок) подергивалась, точно в ней пряталось что-то живое, однако
существо это несомненно принадлежало к мужскому полу. От него исходил
душный мускусный запах. Хичкок глядел на уборщика, испытывая чувство
тошноты. А тот с тупым усердием уже водил щеткой по полу у самых его ног,
словно Хичкок был столом или шкафом.
- Немедленно прекрати! - распорядился Хичкок, чувствуя себя
оскорбленным.
Шаркун остановился и бессмысленно уставил на него выпученные
шоколадного цвета глаза.
- Убирайся отсюда! - приказал Хичкок.
Но шаркун по-прежнему смотрел на него бессмысленно и робко. Потом
нерешительно снова задвигал щеткой.
- Не смей! Вон! - завопил Хичкок.
Шаркун отчаянно замахал щеткой. Он попытался мести быстрее, но щетка
вырвалась из его ластообразных лап и стукнула Хичкока по колену. Хичкок
взвыл от боли и ярости.
Шаркун упал на четвереньки и кинулся наутек. Хичкок схватил щетку и
выскочил вслед за ним в коридор, но шаркун уже скрылся за углом.
Хичкок захлопнул дверь и уселся на кровать. Он спустил чулок и
осмотрел ушибленное колено. Оно побагровело, но кость как будто осталась
цела.
Глупая тварь!
В дверь постучали. Хичкок натянул чулок, пристегнул его к трусам,
расправил полы туники и сказал:
- Можете войти.
В комнату вошел небрежно одетый человек - короткие носки, плохо
сшитая юбочка и свитер. Черная буйная борода явно никогда не
подстригалась.
- Что тут за тарарам? - спросил он.
- Тарарам? - повторил Хичкок, ничего не понимая. - Вы имеете в виду
мою комнату?
- Вот именно! - буркнул бородач. - Один из моих уборщиков вылетел из
этого коридора как ошпаренный и нырнул в свою конуру, словно за ним гнался
сам сатана. Все комнаты с того конца уже подметены, и значит, он был тут.
- Он поглядел на пол. - Да вот же его щетка!
Бородач нагнулся и поднял щетку.
- Я распорядился, чтобы он ушел, - сказал Хичкок. - Я отказываюсь
быть сопричастным к какому бы то ни было использованию рабов.
- А что вы, собственно, ему сказали? - спросил бородач так, словно
это имело какое то значение.
- Я попросил его сделать мне любезность и уйти, - сухо сообщил
Хичкок. - Должен сказать, что существо это оказалось непростительно
глупым. Мне пришлось дважды повторить свою просьбу.
Бородач поглядел на него с явным сомнением, но ничего не возразил, а,
наоборот, счел нужным объяснить:
- Непривычных команд он не понимает. Конечно, вы приезжий, так откуда
вам было знать. Но теперь, если захотите отослать шаркуна, скажите: "Это
все", и он сразу уйдет. Вообще-то они очень послушные, если знать, как с
ними обращаться. Только надо отдавать правильную команду.
- Я сам буду следить за чистотой в моей комнате, - объявил Хичкок
ледяным током. - Последите, чтобы ваши рабы больше тут не появлялись.
- А вы запирайте дверь на задвижку, - посоветовал бородач. - Конечно,
любое нарушение заведенного порядка действует на уборщика плохо, но уж
лучше так, чем допустить, чтобы вся дрессировка пошла насмарку.
- Последите, чтобы они держались от меня подальше, - повторил Хичкок.
Бородач оглядел его с головы до ног критическим взглядом.
- Не думайте, будто они способны понять все, что вы им скажете, -
заявил он наконец. - Слов они не понимают.
Он отступил за порог и притворил дверь.
Старательно оберегая ушибленное колено, Хичкок полез в чемодан за
тюбиком с притиранием, который всегда возил с собой. Да, дверь он
безусловно будет держать на запоре! При одной только мысли о том, что эта
безмозглая тварь будет трогать его вещи, он пришел в бешенство.
Чего только не приходится переносить бескорыстному альтруисту -
подумать страшно!
2.
- Надеюсь, вас удобно устроили, - сказал Бен Рийз.
Он решил сам показать Хичкоку станцию. Бен Рийз был круглолицым
толстячком, почти совершенно лысым, хотя ему еще не исполнилось и сорока.
Хичкок вызывал у него самые тревожные опасения.
- Терпимо, - ответил Хичкок. - Комната обставлена несколько
по-спартански, но терпимо.
У него была неприятная манера ходить, не глядя, куда он идет: он все
время вертел головой то вправо, то влево.
- Да, - согласился Рийз, - особым комфортом мы похвастать не можем.
Ведь мы располагаем только тем, что доставляют космолеты, а всегда есть
гораздо более важные грузы.
- Гм-м-м... - протянул Хичкок. - А скажите, мистер Рийз, это очень
приятно - ощущать себя самодержавным монархом целой солнечной системы?
Рийз онемел от неожиданности и, остановившись, недоуменно уставился
на Хичкока.
- По-моему, вы не совсем понимаете... - пробормотал он в конце
концов.
Хичкок гордо прошествовал дальше, и Рийз вынужден был догонять его
бегом.
- Я же... я всего только координирую исследования, которые мы здесь
ведем, - объяснил он, тяжело дыша. - И... и еще я составляю списки всего
того, что станции нужно будет получить со следующим космолетом... ведь по
расписанию они прибывают сюда раз в год... И... и кому-то надо же этим
заниматься.
Но Хичкок как будто не обратил на его слова ни малейшего внимания.
Или он глуховат? Можно было подумать, что он просто ничего не слышал.
Они шли по центральному коридору станции. Мягкие подошвы их теплых
сапог скользили по плиткам пола с легким шорохом. Им встретились всего
два-три человека. Тусклый свет, тишина... можно было вообразить, будто они
очутились в глубоких подвалах какого-нибудь средневекового замка. Мимо,
словно трудолюбивые гномы, пробегали шаркуны, занятые своим делом.
В конце коридора, там, где он разветвлялся на два полукружия,
огибавшие купол станции по внешней стороне, Рийз остановился.
- С чего вы хотели бы начать? - спросил он. - С анатомической
лаборатории или с биохимического отдела?
Хичкок продолжал хранить молчание. Неподалеку в боковом коридоре
шаркун тем пол мокрой шваброй. Рядом в ведре плескалась грязная вода. С
ликующим злорадством, от которого каменное выражение его лица почти не
изменилось, Хичкок навел камеру на уборщика.
Шаркун продолжал водить шваброй, не обращая на них никакого внимания.
Прошло чуть не полминуты, прежде чем Хичкок выключил камеру. Потом он
бросил через плечо:
- Вы, кажется, что-то сказали?
- Я спросил, что вы хотели бы увидеть в первую очередь, - вежливо
повторил Рийз.
Хичкок испепелил его презрительным взглядом, точно назойливое
насекомое.
- Это не составит ни малейшей разницы. До отъезда я побываю везде,
можете не сомневаться, - заверил он Рийза.
Они пошли дальше. Осмотр станции превратился для Рийза в настоящую
пытку: Хичкок пропускал мимо ушей все его объяснения или истолковывал их
по-своему и наводил камеру на каждого работающего шаркуна, мимо которого
они проходили.
Рийз терпел, но с каждой минутой это становилось все труднее. Он
прекрасно понимал, с какой целью Хичкок почтил своим присутствием
Одиннадцатую Скорпиона: этот доморощенный политик вбил себе в голову, что
сотрудники станции бессовестно эксплуатируют беспомощных шаркунов, и
задался целью разоблачить новоявленных рабовладельцев. Хичкок и его
Общество защиты гуманности уже разделались таким образом по меньшей мере с
двумя десятками планет, всякий раз последовательно и упрямо игнорируя
реальное положение вещей. Рийз все-таки лелеял робкую надежду, что ему
удастся как-то переубедить Хичкока и тот оставит Одиннадцатую Скорпиона в
покое, но совершенно не представлял себе, как взяться за выполнение
подобной задачи.
Наконец, когда Хичкок поднял камеру при виде шаркуна, который мыл
посуду в подсобном помещении станции, Рийз решил приступить к делу.
- Зачем вы все это снимаете? - спросил он.
- Собираю обвинительный материал, - ответил Хичкок, не прерывая
съемки, и даже не посмотрел на Рийза. - По возвращении домой я приму все
необходимые меры, чтобы с этим возмутительным безобразием было покончено
раз и навсегда.
Рийз растерялся. Хотя намерения Хичкока не явились для него новостью,
он все-таки не мог понять, о чем, собственно, тот говорит.
- Я не собираюсь сквозь пальцы смотреть на то, как туземцев обращают
в рабство, где бы это ни происходило, - торжественно объявил Хичкок.
Ах, вот оно что!
- Но... но ведь они - животные, - недоумевающе возразил Рийз. - Мы
дрессируем их и обучаем выполнять некоторые несложные операции, потому что
у нас не хватает людей для обслуживания станции. Они... они же просто
одомашненные животные.
Хичкок опустил камеру и обернулся.
- Вы, кажется, хотите, чтобы я не верил собственным глазам? -
оскорблено спросил он. - Я вижу, что он моет посуду, а вы хотите, чтобы я
поверил, будто передо мной - животное?
- Ну и что же? - Рийз все еще недоумевал. - Да, конечно, они очень
сообразительны и по своему развитию стоят несколько выше земных шимпанзе.
Но ведь это неизмеримо ниже того уровня, который принято считать начально
человеческим. Или... или вы против того, чтобы животных использовали для
облегчения человеческого труда?
- Продолжим осмотр, - отрезал Хичкок.
Он решительно пошел к двери, и Рийз со вздохом последовал за ним -
ничего другого ему не оставалось. Уже в коридоре Хичкок сказал со жгучим
пренебрежением:
- Меня поставили в известность, что интересами коренных жителей
планеты здесь преступно пренебрегают, но чтобы...
- Кто вам это наговорил? - Рийз был совершенно ошеломлен.
Хичкок досадливо нахмурился,
- Об этом известно на всех цивилизованных планетах, - заявил он
категорическим тоном.
- Но это же... это неправда! - возразил Рийз. - Хотя они и коренные
обитатели планеты, нет никаких оснований считать их людьми. Они - всего
лишь животные, и во многих отношениях довольно примитивные. Правда, мозг у
них развит неплохо... то есть в том смысле, что нам удается обучать их
довольно сложным действиям, и их поведение в довольно высокой степени
определяется конкретными требованиями обстановки. Но они не обладают
подлинным мышлением, способностью обобщать, рассуждать... осознавать себя
как личность, у них нет даже начатков общества - ну, словом, ничего того,
что делает разумное существо разумным.
- Я приехал сюда, - провозгласил Хичкок, - чтобы вынести собственное
суждение по этому вопросу. Мне уже приходилось слышать оправдания и
увертки вроде ваших на других планетах, которые я обследовал, - на
планетах, где творились возмутительнейшие вещи. Нет, вы только представьте
себе - на Эпсилоне Эридана их употребляли в пищу! И о положении здесь я
буду судить сам.
Он замедлил шаг и повернулся к Рийзу.
- Ну, а теперь куда мы направимся?
Рийз намеревался провести его в справочную микрофильмотеку, которая
находилась дальше по коридору, но тут ему в голову пришла новая мысль, и
он указал на винтовую лестницу в нише напротив.
- Вот сюда, вниз, - сказал он.
Они начали осторожно спускаться по узким ступенькам, и Рийз, который
теперь опережал Хичкока, объяснял на ходу:
- До сих пор вы видели только шаркунов, которые родились здесь... то
есть я имею в виду - здесь на станции. Видите ли, пока все это строилось,
- он обвел рукой вокруг, - сюда было доставлено несколько особей для
предварительных исследований. Надо было установить стандарты для
дальнейшей работы. Эти экземпляры так тут и остались. Они размножаются без
какого-либо нашего вмешательства и в отличие от своих сородичей снаружи не
подвергаются активному воздействию сил естественного отбора, а потому
должны были во всех отношениях остаться практически такими же, как их
предки. Поэтому они служат прекрасной контрольной группой для сравнения с
дикими шаркунами.
Лестница вывела их в коридор, совершенно такой же, как верхний. Рийз
свернул в узкий проход, который завершался тамбуром. Пройдя двойные двери,
они оказались на галерее. Помещение внизу было разделено на небольшие
загоны, и почти в каждом загоне находилось по шаркуну.
- Это дикие шаркуны, которых мы поймали для обследования, - объяснил
Рийз.
Хичкок подошел к перилам и нацелил камеру вниз.
- Они ничем не отличаются от тех, которые живут на станции, - начал
он воинственно. - Неужели их обязательно нужно держать в одиночном
заключении? Это же бесчеловечно!
- Да ничего подобного! - попытался втолковать ему Рийз. - Они
поступают сюда из разных районов, и после того, как они пройдут проверки и
анализы, мы отправляем их обратно. Нам приходится содержать их поодиночке,
чтобы не допустить смешения популяций. А кроме того, они ведь могут убить
друг друга.
При звуке человеческих голосов шаркуны задрали головы. Их безгубые
костные челюсти жадно щелкали. Хичкок снял общую панораму этих
запрокинутых кровожадных морд.
- Я хочу вам кое-что показать, - сказал Рийз.
Он подошел к вделанному в стену холодильнику и вынул оттуда большой
окорок. Из сине-зеленого мяса торчала хрящеватая полупрозрачная кость.
- Вот поглядите, - Рийз подошел к перилам.
- Неужто вы собираетесь кормить их этим мясом! - ужаснулся Хичкок. -
Оно же давно испортилось!
- Нет-нет, - заверил его Рийз, для пущей убедительности помотав
головой. - Это его естественный цвет.
Он благоразумно не стал объяснять, что в холодильнике хранилась
разделанная туша домашнего шаркуна, павшего от старости. Уж конечно Хичкок
обвинил бы его в том, что он прививает несчастным туземцам
каннибалистические привычки.
Рийз наклонился над перилами и бросил окорок в ближайший загон.
Запертый там шаркун схватил его еще на лету, зажал в гибких лапах,
поднес к пасти и принялся перетирать мясо вместе с костью беззубыми
полукружиями могучих челюстей. Окорок быстро превращался в сине-зеленое
месиво, которое шаркун торопливо всасывал. Глотка его уродливо
пульсировала.
Шаркуны в соседних загонах, увидев падающее мясо, рванулись к нему.
Они прыгали, карабкались на перегородки, бросались на них всем телом, но
перегородки были высокими, крепкими и совершенно гладкими, так что все
усилия разъяренных зверей оказывались тщетными. Но они не оставляли своих
попыток и в слепом бешенстве вновь и вновь бросались на перегородки,
свирепо завывая. От грохота, визга и пронзительного рычания можно было
оглохнуть.
А счастливчик, панически поглядывая по сторонам, продолжал
разделываться с неожиданным подарком судьбы. Беззубые челюсти не
останавливались ни на мгновение. По серебристой груди стекали струйки
посиневшей слюны. Через несколько минут от окорока не осталось и следа.
Но остальные шаркуны продолжали рваться в тот загон, куда упало мясо.
Да и сам счастливчик, все еще роняя капли слюны, уже пробовал выбраться
наружу.
1 2 3 4 5 6 7 8