Теперь нянчил дитя на руках, напевал пенджабские старые песни; она одобряла подобные проявления отцовских любящих чувств. Время от времени позволяла ему уходить, не слишком жаловалась, когда он являлся с яркими глазами и шаткой походкой. Одного только все-таки не допускала: чудовищно сексуального акта из американских и европейских фильмов, но теперь вполне снисходительно принимала прочие супружеские домогательства.Хорошо также, думал Алладад-хан, что он создал нечто, чему можно радоваться, ибо скоро лишится друзей. На второй день после Рождества чета Краббе улетит в другой штат; а еще через месяц Адамс-сахиб навсегда покинет Федерацию. Oн, Алладад-хан, останется в одиночестве. Хотя, возможно, избавится от полного одиночества, выращивая сад на завещанных ему нескольких клочках земли. Постарается любить жену, беречь и лелеять дочь, продолжит изученье английского, заведет полку книг, несколько картин на стенах. Возможно, у него когда-нибудь будет сын, а когда выйдет в отставку, вернется в Пенджаб, будут несколько акров, коровы и лошади, множество молодняка, посиделки у зимнего очага, легенды о нем, Алладад-хане, – солдате, мечтателе, полицейском, космополите, образованном, вольномыслящем. Не много, но все-таки кое-что.Ей захочется назвать сына Абдул-ханом, но тут он решительно скажет свое слово.Алладад-хан с интересом заметил весело катившуюся среди редкого быстроходного речного транспорта лодку с раджой и его новой любовницей. Раджа – распутный молодой человек в европейском костюме. Алладад-хан хорошо знал его в лицо. Девушку знал еще лучше. Это бывшая любовница Виктора Краббе. Теперь она казалась довольно счастливой в красивом байю, в недомерке саронге, с позолоченной сумочкой, с кольцами в ушах из келантанского серебра и со своим распутным, но, может быть, мужественным молодым раджой. Аллах, у женщин никакой верности.Ни у одной, кроме одной.В Келапе он видел неверного парня, болтавшегося вокруг, миньона пузатого плантатора. Видел в лавке возле автомастерских, где тот самый парень покупал еду для бунгало, но также тратил сумасшедшие деньги на дешевые безделушки и детские игрушки, – уборная для кукольного дома, попрыгунчик, бумажные цветы и восковые фрукты. Парень провокационно повел девичьими плечами перед Алладад-ханом, взбил крашеные волосы. Мир ускорявшейся лодкой мчался к последнему краху. Друзья уезжают, женщинам и парням нельзя верить, Бога, может быть, нет. Впрочем, остается квартира в полицейских казармах, длинноносая жена с каннибальскими зубами, младенец, постель, шипящие, прыгающие на плите чапатти.И вещи, которые хочется помнить.– Касым! – крикнул он. – Дурак чертов! Глупый ублюдок! – Потому что Касым угрюмо летел прямо в стену двора Транспортной конторы, не снижая скорости, и нос лодки готовился пулей вонзиться в красный кирпич. Алладад-хан перехватил руль.– Минта мааф, капрал, – сказал Касым.– Сержант, – поправил Алладад-хан, – сержант. Аллах, ты что, никогда не научишься? Три полоски – сержант.– У меня столько всего на уме, – оправдался Касым. – Жена новая, с деньгами трудно. Я с радостью был бы простым капралом.– Продвигается тот, кто способности проявляет.– Это несправедливо. У вас всего одна жена, вы не нуждаетесь в деньгах, которые получаете, как сержант. У меня теперь три жены, это очень тяжело.– Хари Сингху обещан чин капрала. Допустим, у него столь же мало способностей в вопросах транспорта, как у тебя, но он хоть знает английский, играет в футбол за полицию округа.– У меня на подобные вещи времени никогда нет, капрал.– Нет Бога, кроме Аллаха, – выругался Алладад-хан. – Никогда не научишься?– Но у меня возможности не было ходить в вечернюю школу. Дома столько всяких дел.– Не будем больше говорить, – сказал Алладад-хан, останавливаясь, чтоб медленно продвинуться на несколько дюймов по водам потопа. – Жди здесь. Мы скоро вместе с туаном пойдем к большому школьному зданию на холме. Приготовься взять на борт много баранга. Сегодня у христиан большой день. Называется Сочельник. Празднуется рождение пророка Исы.– Поэтому сегодня выходной.– Да. И завтра. Предупреждаю тебя, дома делай как можно меньше. Нам надо, чтобы ты был готов к дальнейшей работе. Повези своих жен погулять по реке. Ты вступаешь в тот возраст, когда надо силы беречь.– Да, капрал, – согласился Касым. 17 Вечер Сочельника обещал расцвести и красиво поблекнуть над водами. Сквозь дождевые тучи на западе пробился теплый свет, осветил волосы джунглей, радужно расцветил туманные дебри на вершинах гор. Краббе с женой стояли высоко над городом, забравшись па крышу покосившейся дозорной башни, глядели на залитые водой улицы, на огромную вспухшую реку, на скользившие или пыхтевшие на ней суда. Даже внизу, под самым верхним пролетом каменной лестницы, прыгали и плыли лодчонки. В одной из них знакомая фигура ехала на буксире домой. Краббе махнул, и фигура махнула в ответ с тонким смехом, слабо прозвеневшим над мокрой пустыней.– Мисти лулус! Хе-хе-хе-хе!Потом, по-прежнему улыбаясь, хихикая, унеслась к жене, к семерым детям, к крыше крошечного затопленного дома.– Сочельник, – сказала Фенелла. – Холодные улицы, теплые пабы, возбужденные дети. Дружеские чувства в коротком нереальном пространстве, тосты, хлопки по спине. Ради того, чего они даже не понимают, не говоря уж о вере. И колядки. – Запела, немузыкально, не попадая в мелодию: Когда вырастут плющ с остролистомВыше самых высоких деревьев… Потом закрыла лицо руками, всхлипнула. Краббе успокоил ее.– Здесь это никакого значения не имеет, – сказал он. – Это земля более молодого пророка. Но, кем бы он ни был, вполне мог тут родиться, в более подходящем месте, чем среди зимних снегов. Тукай кричат «ату» сворам в кампонгах, дети глядят из дренажных капав, – хотя это, конечно, сейчас невозможно, – поиски комнаты в китайских гостиницах. Потом лимбу в сикхских яслях, роды в запахе навоза.– Ничего не могу поделать, – сказала Фенелла, утирая глаза. – Всегда одно и то же. Наверно, что-то связанное с утратой невинности.Быстро замерцал блик света, словно спущенная со спиннинга леска. Снизу послышалось приближавшееся пыхтенье и оклик:– Эгей!Краббе с Фенеллой взглянули вниз, увидали причаливший к ступеням катер, огромного мужчину, раздраженно разговаривавшего на урду, несколько ящиков, перегруженное суденышко.– Эгей!– Проклятая штука чуть не перевернулась, – донеслось издалека ворчание. – Пришлось выбросить за борт один чертов ящик «Якоря».– Я спущусь, помогу! – крикнул Краббе.Труд был медленный, потный – таскать вверх по лестнице ящики пива для Нэбби Адамса, шерри для Алладад-хана, шампанского для четы Краббе, к почти пустой квартире. Пансионных боев призвали на помощь. Нэбби Адамс царственно распределял благодарность.– Терима касен, тпуан. – Терима касен. – Терима касен банъяк, тпуан. – Сама, сама, – сказал Алладад-хан.– Самсу самсу, – сказал Нэбби Адамс. – В любом случае, чем он себя возомнил, черт возьми? Это мои распроклятые деньги, а не его.Нэбби Адамс, снисходительный к слабости окружающих, принес холодную курицу и пироги со свининой, банки ветчины, куски сыра, булки, подтаявшие пачки масла, фрукты, мармелад, банки с маринованным луком, грибы в банках, инжир, шоколад, леденцы от кашля, суп в банках, голландские сигары, креветок в банках, копченую лососину, паштет в банках, крутые яйца, кусок мяса для истекавшей слюной собаки, радостно подметавшей хвостом лестницу.– Захотела пойти, – объяснил он. – Выскочила из окна, черт возьми, и поплыла за нами. Поэтому пришлось втащить ее в лодку.Сидели в креслах без чехлов в лишенной картин, лишенной книг квартире. Только групповой снимок, доставленный утром почтовой лодкой, слишком запоздавший для укладки в ящики и коробки.– Старший класс, – сказал Краббе, – а вон я в центре в первом ряду.– Что это за китаец с черным глазом? – спросил Нэбби Адамс.– Myco далам селимут, – сказал Краббе. – Враг под покрывалом. Только его больше нет. Уехал в Сингапур. Там больше возможностей в китайских школах.Раздались далекие выстрелы.– Все свое, – сказал Нэбби Адамс. – Даже в Сочельник не унимаются. – В бутылочные пробки вонзились штопоры, вытащили, откупорили. Пили все из пивных стаканов.– Значит, решили, Нэбби? – сказал Краббе.– Да. Вернусь в Бомбей. Там осяду. Нету другого такого места.– Но что будете делать? – спросила Фенелла.– Да фактически ничего, миссис Краббе. Просто жить буду. Нету другого такого места, как Бомбей.– Там пить нельзя, – сказал Краббе. – Сухой закон.– Ну, – сказал Нэбби Адамс, – на самом деле мне можно. – Смотрите. – И вытащил из набитого деньгами бумажника смятое письмо. Краббе разгладил его и прочел: «Сим удостоверяется, что предъявитель сего признан алкоголиком и имеет право на приобретение опьяняющих напитков в любом отеле, где он их потребует. П. Вивекананда, бакалавр медицины, бакалавр хирургии, Мадрас».
– Если захотите выпить, когда будете в Индии, миссис Краббе, – серьезно сказал Нэбби Адамс, – просто получите такую бумажку. Не будет никаких проблем.Они пили и ели. Нэбби Адамс довольствовался кусочком сыра и кусочком хлеба. Алладад-хан рвал курицу зубами.– Меня просто тошнит, на него глядя, – сказал Нэбби Адамс, – когда он вот так жрет. Что бы ни делал, никакой умеренности. А ведь я ему до всего этого выхлопотал три проклятые нашивки, потому что мне требовались лишние деньги, которые он получил бы. И никакой благодарности, черт побери. – Он долго говорил на урду. – И в Бомбей со мной ехать не хочет. Говорит, тут останется. Ох, – сказал Нэбби Адамс, – кстати, вспомнил. Вы оба к нам с ним по-настоящему хорошо относились. И берегли для меня тот билет, чтобы я его не потерял, черт возьми. Ну, получите десять процентов. Это только справедливо. Тридцать пять тысяч. Я их на ваше имя в банк уже положил.– Но мы правда не можем…– Это страшно любезно, по…– Вы всегда говорили, что хотите вернуться домой, открыть школу, паб, еще чего-нибудь. Ну, вот вам шанс. Что такое для меня тридцать пять тысяч?– Страшно мило, – сказала Фенелла, – но на самом деле…– Не думаю, будто она сейчас хочет ехать домой, – сказал Краббе. – Здесь хочет остаться.– Да, – сказала Фенелла. – Хочу здесь остаться.– Ну, деньги все равно возьмите, – сказал Нэбби Адамс. – Замечательно, черт побери, можете их профукать. – И в ужасе замер. – Я не хотел, честно, просто как бы вылетело, миссис Краббе, честно, простите, правда.– An хуч караб болта, – сказал Алладад-хан.– И скажу кое-что похуже, черт побери, если будешь меня одергивать, – сказал Нэбби Адамс. – Заважничал, как получил три нашивки. – И произнес длинную речь на урду. Алладад-хан индифферентно обрабатывал куриную ногу.Они пили и ели.– Сочельник, – сказал Нэбби Адамс. – Я обычно качал распроклятый орган для колядок, вечно чуть не описаешься… – И застыл в ужасе.– Ну а как еще можно сказать? – быстро вставил Краббе.– Точно, – сказал Нэбби Адамс с серьезной теплотой. – Как еще можно сказать? В любом случае, одна особенно нравилась, больше псал, чем рождественская колядка. – Откашлялся, прочистил горло и запел замогильным басом: О, все верные, придите,Возрадуйтесь, возликуйте,О, придите, о, придитеВ Вифлеем. Фенелла заплакала, и Алладад-хан произнес на ворчливом урду серьезное озабоченное заявление.– Извиняюсь, миссис Краббе, знаю, голос у меня не особенный, а вы музыкальная, и все такое, только я не думал, что заставлю вас плакать, честно.Выпивали; вечер лился пузырящимся длинным потоком, пенистым пивом, ароматным спиртным; Алладад-хан пел по-пенджабски охотничью песню, серьезно обращался к супругам Краббе на урду, супруги Краббе обращались к Нэбби Адамсу по-малайски, Рождество начинало больше смахивать на Пятидесятницу, пустые бутылки громоздились Вавилонской башней.Наконец Нэбби Адамс взглянул на плантаторское кресло на веранде и сказал:– Всего пять минут.Алладад-хан тихо пел про себя с остекленевшим взглядом, с бутылкой шерри в руке. Краббе запел контрапунктом, звучно, серьезно: Когда вырастут плющ с остролистомВыше самых высоких деревьев в лесу,Остролист превратится в корону. Алладад-хан позволил ему петь самому по себе, побледнел под теплым коричневым, метнулся в уборную. Фенелла плакала и плакала.– Всю душу, – сонно сказал Нэбби Адамс. Потом мягко захрапел, собака, бряцая, искала блох под плантаторским креслом, еще не ведая о своем переезде в Индию.Фенелла всхлипнула. Краббе обнял ее и утешил. Потом прозвучала полночь на часах полузатопленной башни. Над остатками еды, выпитыми бутылками, писком насекомых, оружейной стрельбой, храпом, позывами рвоты он пожелал ей счастливого Рождества. Словарик Ада байк – все в порядке; у меня все хорошо, спасибо (малайск.). Ама – нянька; служанка (малайск.). An хуч караб болта – нехорошие слова говоришь (урду). Amman – лачуга из пальмовых листьев (малайск.). Ачча – верно; отлично; прекрасно (урду). Байк-ла – очень хорошо (малайск.). Байт – вид одежды, туника, кофта (малайск.). Баранг – имущество, багаж, в целом вещи (малайск.). Билялъ – муэдзин; служитель в мечети, призывающий к молитве (араб.). Бинт – женщина (араб.). Вакту – время молитвы, одно из пяти за день (араб.). Вайянг кулит – яванский театр теней. Ванъ – деньги (малайск.). Налам – в (предлог) (малайск.). Джамбан – уборная (малайск.). Дуа – два (малайск.). Дхоби – стирка, прачка (урду). Дхоти – одежда индусов, кусок ткани, обернутый вокруг тела (урду). Дьям – тише; заткнись (малайск.). Икай мера – малайская рыба (букв.: красная рыба) (малайск.). Иту чантек – мило, прелестно (малайск.). Кампонг – деревня (малайск.). Кедай – лавка, магазин (тамил.). Кира – счет (малайск.). Куали – жаровня, сковорода (малайск.). Куки – повар (малайск. от англ. кок). Лаук – продукты (рыба, мясо и пр.), которые подаются с рисом (малайск.). Лима – пять (малайск.). Лобанг – дыра (малайск.). Маалум-ла – знаешь; видишь; вот так (малайск. от араб.). Малам – вечер, ночь (малайск.). Макан – есть; пища (малайск.). Макан малам ини – ужин (малайск.). Макан суда съяп – кушать подано (малайск.). Мердека – свобода, освобождение. Боевой клич Национальной Организации Объединенной Малайи (малайск. от санскр.). Ми – вид макарон (кит.). Минта ма'аф – простите, пожалуйста; прошу прощения (малайск. от араб.). Мисти лулус – надо сдать (экзамены) (малайск.). Мунши – преподаватель языков (хинди). H арака – ад (араб.). Ноня – наименование замужней китаянки (малайск.). Оранг путе – белый человек, европеец (малайск.). Паванг – колдун, предсказатель (малайск.). Паданг – открытое пространство, полоса земли, деревенская лужайка (малайск.). Пенанггалан – дух-вампир, который представляет собой одну голову и волочащиеся внутренности (малайск.). Ринггит – доллар (малайск.). Ронггенг – популярный в Малайе яванский танец (малайск.). Сайя – я (малайск.). Сайя тада вань – у меня денег нет (малайск.). Сайя тида менгерти – я не понимаю (малайск.). Сама сама – оборот, использующийся в ответ на терима касен (спасибо); и вам того же желаю (малайск.). Самсу – дешевый китайский рисовый спирт (кит.). Сату ботол – одна бутылка (малайск.). Селамат – благополучие, безопасность; используется в разнообразных приветственных и прощальных формулах (малайск. от араб.). Селамат джалан – прощай (букв.: благополучной дороги) (малайск.). Сила дудок – садитесь, пожалуйста (малайск.). Сонгкок – круглая бархатная шапочка мужчин-малайцев (малайск.). Стенга – полпорции; так говорят европейцы, заказывая маленькую порцию виски с водой (малайск.). Сьяп мейя – приготовь (бильярдный) стол (малайск.). Так валлах – мужчина, который все берет и ничего не дает; скупец (сленг служивших в Индии солдат). Терима касен – букв.: принимаю с любовью, используется вместо «спасибо» (малайск.). Тида'ana – не имеет значения (малайск.). Туан – господин, сэр. Европейцев именуют «туан», малайцев – «хаджа» и потомками Пророка (малайск.). Туан безар – большой человек, начальник (малайск.). Туан бели саюр? – туан купил овощей? (малайск.) Туан каси лима линнгит – туан дал мне пять долларов (малайск. с китайским произношением). Тукай – китаец: хозяин или владелец магазина (английское произношение романской малайской транскрипции китайского слова «таук»). Хабар – новости. Ana хабар – букв.: что нового? Обычное малайское приветствие (араб.). Хаджа – человек, совершивший паломничество в Мекку (араб.). Ханту дапур – дух кухни (малайск.). Харам – религиозный запрет (араб.). Хела – ярд (материи) (малайск.). Чарпой – постель (урду). Шукрия – спасибо (урду).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
– Если захотите выпить, когда будете в Индии, миссис Краббе, – серьезно сказал Нэбби Адамс, – просто получите такую бумажку. Не будет никаких проблем.Они пили и ели. Нэбби Адамс довольствовался кусочком сыра и кусочком хлеба. Алладад-хан рвал курицу зубами.– Меня просто тошнит, на него глядя, – сказал Нэбби Адамс, – когда он вот так жрет. Что бы ни делал, никакой умеренности. А ведь я ему до всего этого выхлопотал три проклятые нашивки, потому что мне требовались лишние деньги, которые он получил бы. И никакой благодарности, черт побери. – Он долго говорил на урду. – И в Бомбей со мной ехать не хочет. Говорит, тут останется. Ох, – сказал Нэбби Адамс, – кстати, вспомнил. Вы оба к нам с ним по-настоящему хорошо относились. И берегли для меня тот билет, чтобы я его не потерял, черт возьми. Ну, получите десять процентов. Это только справедливо. Тридцать пять тысяч. Я их на ваше имя в банк уже положил.– Но мы правда не можем…– Это страшно любезно, по…– Вы всегда говорили, что хотите вернуться домой, открыть школу, паб, еще чего-нибудь. Ну, вот вам шанс. Что такое для меня тридцать пять тысяч?– Страшно мило, – сказала Фенелла, – но на самом деле…– Не думаю, будто она сейчас хочет ехать домой, – сказал Краббе. – Здесь хочет остаться.– Да, – сказала Фенелла. – Хочу здесь остаться.– Ну, деньги все равно возьмите, – сказал Нэбби Адамс. – Замечательно, черт побери, можете их профукать. – И в ужасе замер. – Я не хотел, честно, просто как бы вылетело, миссис Краббе, честно, простите, правда.– An хуч караб болта, – сказал Алладад-хан.– И скажу кое-что похуже, черт побери, если будешь меня одергивать, – сказал Нэбби Адамс. – Заважничал, как получил три нашивки. – И произнес длинную речь на урду. Алладад-хан индифферентно обрабатывал куриную ногу.Они пили и ели.– Сочельник, – сказал Нэбби Адамс. – Я обычно качал распроклятый орган для колядок, вечно чуть не описаешься… – И застыл в ужасе.– Ну а как еще можно сказать? – быстро вставил Краббе.– Точно, – сказал Нэбби Адамс с серьезной теплотой. – Как еще можно сказать? В любом случае, одна особенно нравилась, больше псал, чем рождественская колядка. – Откашлялся, прочистил горло и запел замогильным басом: О, все верные, придите,Возрадуйтесь, возликуйте,О, придите, о, придитеВ Вифлеем. Фенелла заплакала, и Алладад-хан произнес на ворчливом урду серьезное озабоченное заявление.– Извиняюсь, миссис Краббе, знаю, голос у меня не особенный, а вы музыкальная, и все такое, только я не думал, что заставлю вас плакать, честно.Выпивали; вечер лился пузырящимся длинным потоком, пенистым пивом, ароматным спиртным; Алладад-хан пел по-пенджабски охотничью песню, серьезно обращался к супругам Краббе на урду, супруги Краббе обращались к Нэбби Адамсу по-малайски, Рождество начинало больше смахивать на Пятидесятницу, пустые бутылки громоздились Вавилонской башней.Наконец Нэбби Адамс взглянул на плантаторское кресло на веранде и сказал:– Всего пять минут.Алладад-хан тихо пел про себя с остекленевшим взглядом, с бутылкой шерри в руке. Краббе запел контрапунктом, звучно, серьезно: Когда вырастут плющ с остролистомВыше самых высоких деревьев в лесу,Остролист превратится в корону. Алладад-хан позволил ему петь самому по себе, побледнел под теплым коричневым, метнулся в уборную. Фенелла плакала и плакала.– Всю душу, – сонно сказал Нэбби Адамс. Потом мягко захрапел, собака, бряцая, искала блох под плантаторским креслом, еще не ведая о своем переезде в Индию.Фенелла всхлипнула. Краббе обнял ее и утешил. Потом прозвучала полночь на часах полузатопленной башни. Над остатками еды, выпитыми бутылками, писком насекомых, оружейной стрельбой, храпом, позывами рвоты он пожелал ей счастливого Рождества. Словарик Ада байк – все в порядке; у меня все хорошо, спасибо (малайск.). Ама – нянька; служанка (малайск.). An хуч караб болта – нехорошие слова говоришь (урду). Amman – лачуга из пальмовых листьев (малайск.). Ачча – верно; отлично; прекрасно (урду). Байк-ла – очень хорошо (малайск.). Байт – вид одежды, туника, кофта (малайск.). Баранг – имущество, багаж, в целом вещи (малайск.). Билялъ – муэдзин; служитель в мечети, призывающий к молитве (араб.). Бинт – женщина (араб.). Вакту – время молитвы, одно из пяти за день (араб.). Вайянг кулит – яванский театр теней. Ванъ – деньги (малайск.). Налам – в (предлог) (малайск.). Джамбан – уборная (малайск.). Дуа – два (малайск.). Дхоби – стирка, прачка (урду). Дхоти – одежда индусов, кусок ткани, обернутый вокруг тела (урду). Дьям – тише; заткнись (малайск.). Икай мера – малайская рыба (букв.: красная рыба) (малайск.). Иту чантек – мило, прелестно (малайск.). Кампонг – деревня (малайск.). Кедай – лавка, магазин (тамил.). Кира – счет (малайск.). Куали – жаровня, сковорода (малайск.). Куки – повар (малайск. от англ. кок). Лаук – продукты (рыба, мясо и пр.), которые подаются с рисом (малайск.). Лима – пять (малайск.). Лобанг – дыра (малайск.). Маалум-ла – знаешь; видишь; вот так (малайск. от араб.). Малам – вечер, ночь (малайск.). Макан – есть; пища (малайск.). Макан малам ини – ужин (малайск.). Макан суда съяп – кушать подано (малайск.). Мердека – свобода, освобождение. Боевой клич Национальной Организации Объединенной Малайи (малайск. от санскр.). Ми – вид макарон (кит.). Минта ма'аф – простите, пожалуйста; прошу прощения (малайск. от араб.). Мисти лулус – надо сдать (экзамены) (малайск.). Мунши – преподаватель языков (хинди). H арака – ад (араб.). Ноня – наименование замужней китаянки (малайск.). Оранг путе – белый человек, европеец (малайск.). Паванг – колдун, предсказатель (малайск.). Паданг – открытое пространство, полоса земли, деревенская лужайка (малайск.). Пенанггалан – дух-вампир, который представляет собой одну голову и волочащиеся внутренности (малайск.). Ринггит – доллар (малайск.). Ронггенг – популярный в Малайе яванский танец (малайск.). Сайя – я (малайск.). Сайя тада вань – у меня денег нет (малайск.). Сайя тида менгерти – я не понимаю (малайск.). Сама сама – оборот, использующийся в ответ на терима касен (спасибо); и вам того же желаю (малайск.). Самсу – дешевый китайский рисовый спирт (кит.). Сату ботол – одна бутылка (малайск.). Селамат – благополучие, безопасность; используется в разнообразных приветственных и прощальных формулах (малайск. от араб.). Селамат джалан – прощай (букв.: благополучной дороги) (малайск.). Сила дудок – садитесь, пожалуйста (малайск.). Сонгкок – круглая бархатная шапочка мужчин-малайцев (малайск.). Стенга – полпорции; так говорят европейцы, заказывая маленькую порцию виски с водой (малайск.). Сьяп мейя – приготовь (бильярдный) стол (малайск.). Так валлах – мужчина, который все берет и ничего не дает; скупец (сленг служивших в Индии солдат). Терима касен – букв.: принимаю с любовью, используется вместо «спасибо» (малайск.). Тида'ana – не имеет значения (малайск.). Туан – господин, сэр. Европейцев именуют «туан», малайцев – «хаджа» и потомками Пророка (малайск.). Туан безар – большой человек, начальник (малайск.). Туан бели саюр? – туан купил овощей? (малайск.) Туан каси лима линнгит – туан дал мне пять долларов (малайск. с китайским произношением). Тукай – китаец: хозяин или владелец магазина (английское произношение романской малайской транскрипции китайского слова «таук»). Хабар – новости. Ana хабар – букв.: что нового? Обычное малайское приветствие (араб.). Хаджа – человек, совершивший паломничество в Мекку (араб.). Ханту дапур – дух кухни (малайск.). Харам – религиозный запрет (араб.). Хела – ярд (материи) (малайск.). Чарпой – постель (урду). Шукрия – спасибо (урду).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20