Они нам перегородили полбухты, эти ловкачи на старых ржавых корытах. Половина доков забита их гнилыми посудинами. Тунец, видите ли! Дирекция завода решила, что местное население слишком лениво и неповоротливо для того, чтобы завод работал в полную силу, поэтому они протащили разрешение пригласить рыбаков и рабочих из Японии. И очень скоро явились: маленькие желтые послушные роботы, которые день и ночь выгребают из Тихого океана этого разнесчастного тунца и плюют на экологический баланс со своей Фудзиямы.— Мистер Ривера, — сказал бармен с укоризной в голосе.— Я знаю, Генри. Слишком много болтаю. Этот мой недостаток имеет неожиданные следствия — нынешнее назначение, например. Много лет назад, я бы сказал, мистер Макги, много войн назад, я был обычным моряком на острове Гуадаканал, это в Соломоновых островах, и, боюсь, после того, что я там навидался, я уже никогда не смогу полюбить наших маленьких желтых соседей. Не вскидывайся, Генри. Я постараюсь вести себя хорошо. Но посудите сами, мистер Макги, как их любит? Завтра же, сэр, заберитесь на фуникулер и посмотрите, на что похожа гавань со стороны завода. Вы увидите просто потоки отходов и грязи, идущие прямиком в акваторию. Восемь раз их просили, чтобы они поставили очистные сооружения, каждый раз при этом солидно штрафовали, а им хоть бы что. Гавань превратилась в самый настоящий отстойник этих чертовых любителей тунца. Но это еще что, а вот если вы исхитритесь пробраться на территорию завода — что, правда, вряд ли — то сможете засечь время, сколько вы там выдержите, пока вас не вырвет… — Мистер Ривера!— Ты прав, Генри. Я уже молчу. Конечно, мне не следует заострять так внимание на незначительном, в общем-то, факте. Мне это говорят просто со всех сторон. Этот завод, мистер Ривера, приносит острову солидный доход, так что ему можно простить некоторые недостатки. Тем более, что наша конституция в этом смысле совершенно бессильна: в ней нет статьи об охране окружающей среды. Штрафы не в счет. Хотя, может, теперь что-нибудь сдвинется. У правительства появилась большая программа по поводу рационального использования и земли, и воды… только когда она будет пущена… О, слушайте, как вы сказали зовут того человека?— Дэвисон. Гуля писала, что он тут будет заниматься геологоразведочной деятельностью, но она могла и напутать.— Он, кстати, может быть и местным, сэр, — вставил Генри.— Один из этих ребят из КРАСа. Они обычно заканчивают обучение в Гавайском университете.Ривера уловил мой вопросительный взгляд.— КРАС — это Корпорация Развития Американского Самоа. Она — владелец этого отеля. У них сейчас разрабатывается несколько колоссальных туристических проектов. Я думаю, они-таки смогут пробиться через нашу сложную бюрократическую машину и сделать хотя бы то, с чего планировали начать: открыть несколько пляжей «люкс» для богатых туристов. Сейчас, конечно, они тоже есть, но мало, и до настоящего класса «люкс» им пока что далеко.— А как бы мне найти этого мистера Девисона? — спросил я.— А, Генри? — обернулся Ривера к бармену.Бармен кивнул и куда-то исчез.Мы еще немного поболтали с Риверой, но вскоре вернулся Генри и сообщили мне, что Лютер Дэвисон будет здесь через десять минут. Тогда Ривера пожелал мне удачи и откланялся. Генри натирал до блеска бокалы. Внезапно он хитро подмигнул мне.— Все не так уж и в самом деле плохо, как он говорит.— Я знаю.— Он — очень хороший человек. Он думает, что здесь должно быть лучше, чем сейчас. И так и будет. Но я думаю, что так должно быть повсюду, а не только здесь.— Очень мудрое наблюдение, — улыбнулся я.— Когда-нибудь все будет немного лучше, чем прежде.Я оглядел пустой бар.— Должно быть, у вас будет немного работы в этот субботний вечер, а, Генри?— Это верно, сэр. Теперь здесь мертвый сезон: дожди. В это время года отель всегда пустует.— Чем же мне убить время до приезда моих друзей, а?— О, я могу кое-что посоветовать вам, сэр. Очень славно, например, покататься на трамвае через гавань. Они ходят каждые семь минут — от Соло Хилла до вершины горы Алава, это шестьсот десять футов над уровнем моря.— Спасибо, Генри.— А на Алаве можно осмотреть телевизионную станцию, она транслирует образовательную программу во все школы на островах. Вы можете даже пойти туда посмотреть те программы, которые они готовят для школьников. — Вы очень добры, Генри.— Потом, многие туристы покупают «лауфалу», такие красивые плетеные циновки. Они делаются только здесь, вручную, потому что только у нас знают секрет сушки, при которой циновки остаются душистыми и гибкими…— Вы хотите сказать, что если я почувствую себя неутомимым туристом, я могу утолить это чувство тем, что пойду и куплю циновку?— Или черепаховую безделушку, тоже очень славную, сэр, — широко ухмыльнулся он.Кажется, Генри собирался перечислить мне все занятия, которыми здесь располагают приезжие, но меня спас от этого приход мистера Лютера Дэвисона. Он оказался крепким, симпатичным юношей с прекрасной улыбкой. Я вообще начал замечать, что местная нация очень красива. Боюсь, что их посадки головы не добиться даже гордым дамам нашего высшего света. Я предложил выпить, и он сказал, да, спасибо, ему, пожалуйста, стаканчик Кока-Колы, если меня не затруднит. Меня не затруднило. Они с Генри обменялись несколькими быстрыми фразами на неудобопонятном местном языке, а потом я увел Лютера за столик. Отличительной особенностью этого шоколадного юноши была рубашка покроя тысячелетней давности, в которых так любил щеголять Гарри Трумен. Но Лютеру она шла, создавалось даже впечатление, что он в ней родился.Он был очень удивлен, что его кто-то разыскивает. Поэтому сразу пришел. Четыре года, проведенные им в Гавайском Университете, сделали его английский безукоризненным, но в его речи при этом все же осталась некая рубленность фраз, к тому же я заметил, что он избегает сложных грамматических конструкций.— Ах, да. Ну, конечно. Говард и Гуля. Все верно! У них была яхта, кажется.— Да, «Лань». Я хорошо ее знаю. Я когда-то плавал на ней, еще при жизни Гулиного отца.— На ней есть абсолютно все. Все так продумано. Можно отправиться куда угодно. И не знать никаких забот.— Да, и если вы покупаете ее, это чертовски выгодная сделка. Если они и в самом деле согласились на сто тридцать тысяч, считайте, что вам ее подарили, мистер Дэвисон.Я испытующе сощурил глаз, но моя мимика не возымела никакого действия. Он смотрел на меня совершенно спокойно, только чуть качнул изящной головой.— Верно, мистер Макги.— Я прилетел сюда из Гонолулу специально для того, чтобы поинтересоваться, есть ли у вас по-прежнему возможность и желание купить «Лань». Я, знаете ли, немного в этом заинтересован. Полагаю, у нас будет забавная встреча.— Так они сюда все-таки идут?— А разве не должны? Насколько я понял, дело решенное. По их расчетам, они будут здесь к десятому числу. Скажите, вы не раздумали? — Я возвысил голос. — Вы по-прежнему настаиваете на ста тридцати тысячах? И у вас хватит совести?— Он, как мне показалось, тоскливо оглянулся на Генри.— Может быть, они и не захотят ее продавать, когда придут сюда.— Не понимаю.И он объяснил. Даже если убрать два последних нуля в этой, конечно же, смехотворной сумме за такую яхту, Лютер Дэвисон все равно не сможет ее купить. Они с Говардом познакомились в доках. У них был долгий разговор мужчины с мужчиной. Говард оказался отличным парнем. Он рассказал Лютеру, что у них творится с Гулей. Говард считал, что еще один долгий морской переход вместе непременно спасет их такой счастливый брак, и тогда они смогут идти дальше вокруг света, как и собирались. Но Гуля кричала и требовала, чтобы «Лань» была продана прямо на Гавайях, а она сама улетела бы домой. Она ничего не желала слушать. Но вот если бы Лютер сказал, что согласен купить у них яхту, при условии, что они приведут ее в Паго-Паго, это было бы огромным одолжением с его стороны и спасло бы их брак. Лютер заметил Говарду, что Гуля вряд ли поверит, что он в состоянии купить такую большую яхту, но Говард возразил, что если Лютер скажет, что он занимает видный пост в какой-нибудь солидной фирме, Гуля непременно поверит. Говард сказал, что это будет ложь во спасение. Говард сказал, что этим он окажет им обоим огромную услугу, потому что Гуля — очень впечатлительная и нервная девушка, и что за тот месяц, который они провели на Гавайях, она стала вести себя просто странно, но морские переходы ее всегда успокаивали, Говард это очень хорошо знает, потому что все это не в первый раз. Он уже лечил ее так прежде. Но сейчас она заупрямилась, и Говард очень за нее беспокоится.— Может быть, им все еще удастся исправить, и никому не надо будет покупать эту яхту. Но если Гуля не изменит своего решения, она, конечно, улетит отсюда домой. Говард сказал, что обдумал и это. Он тогда отправится короткими переходами: один — до Сувы, потом в Оукленд, Сидней и так далее. Он сказал, что, может, будет писать книгу в это время. Но в конце концов «Лань» можно продать и здесь. Паго-Паго — самый большой и богатый порт в этой части Тихого океана, здесь бывают толпы приезжих, в том числе и оригиналы. А я просто выполнил просьбу хорошего парня. Вы знаете сами, как это бывает в молодых семьях. Я хочу сказать, если я мог сделать для них что-то, чтобы они не разошлись, то почему бы мне этого не сделать? Верно? — Совершенно верно. Простите, что я на вас нашипел.— Ну что вы, ничего страшного, мистер Макги.— Ладно, теперь я просто пошатаюсь в округе и подожду их приезда.— Но знаете, если они все-таки помирятся, они могут и не зайти сюда. Могут поплыть в Апайю, Суву, еще куда-нибудь. Я хочу сказать, что для Говарда это будет гораздо легче, чем объяснять ей, что мы все это подстроили.— Возможно, — сказал я с вымученной улыбкой. — А вы не знаете, можно с ними как-нибудь связаться по радио?— Выйдете из отеля и пойдете прямо, и сразу увидите Переговорный пункт. Он открыт каждое утро с восьми до половины двенадцатого. У нас прямой телетайп с Гонолулу и Сан-Франциско. У них там большая станция с установками против помех и всем прочим. Они вам скажут, как и что.Ужинал я почти в одиночестве, если не считать отставного адмирала с дамой. Если бы не они, я бы зевал во весь рот прямо за столом. Поэтому, расплатившись, я сразу отправился в постель.Среди ночи я внезапно проснулся от грохота дождя, обрушевшегося на оконное стекло. В первую секунду я не мог понять, где нахожусь. Но потом я вспомнил. Я был на другой стороне земного шара, и на сердце у меня лежал преогромный булыжник. Глава 17 Все живые существа стремятся как-то улучшить и упорядочить свою жизнь. Коровы, как известно, протяжно и горестно мычат, если они не доены. В Ирландии коров доят в десять, время самое удобное и для коров, и для хозяев. Но попробуйте пропустить церемонию, и услышите, какой концерт они вам устроят. Кошки приходят на кухню ровно к пяти часам и садятся намываться у огонька, потому что знают: пять — время ужинать.Мы всегда начинаем надевать обувь с одного и того же ботинка — с правого или с левого, кто как привык, — точно так же, как и снимаете, и чувствуем непонятное неудобство и замешательство, когда почему-то отступаем от нашего маленького обычая. Мы начинаем бриться всегда с одного и того же места. Надеваем шляпу одним и тем же жестом. И все это кажется нам вполне мудрым и правильным, потому что это было правильно все предшествующие дни и годы.Эти наши маленькие жесты, привычки, наши обычаи, подчиняющиеся правилу «так принято» делают нас похожими друг на друга, упорядочивают человечье стадо. И они же дают нам возможность высвободить массу дополнительного времени, позволяя просто копировать жесты, а не выдумывать их каждый раз заново. Они, да еще кожно-мышечное чувство, про которое мы все учили в школе, «память» наших рук и ног позволяют нам не заметить, как мы умудрились одеться, побриться и привычным жестом завязать галстук. Несмотря на то, что мне решительно нечем было заняться после того, как я оденусь, побреюсь и привычным жестом завяжу галстук, время летело как-то очень быстро. Ранний завтрак, состоящий из тропических фруктов и неумело сваренного кофе. Неторопливая прогулка по утреннему приятному холодку станции, с которой до полудня отправляется кабинка фуникулера. Станция располагалась высоко на склоне Соло Хилл, и раньше я никогда туда не добирался.Фуникулер начинает работу с восьми утра. Два с половиной доллара за проезд туда и обратно. Билетеры на Самоа отличаются редким сочетанием нахальства с детской непосредственностью, причем это совершенно не зависит от вида транспорта, которым вы пользуетесь. Если вы не даете им ровно ту сумму, которая указана в прейскуранте, с вами непременно сыграют излюбленную местную шутку. Сначала билетер впадает в хорошо разыгранное оцепенение, и когда вы не выдерживаете и спрашиваете, уж не случиться ли с ним сию секунду приступа эпилепсии, выясняется, что у честного малого просто нет сдачи. Всю мелочь забрал предыдущий пассажир. Ох, Господи, ну что же делать! Затем его лицо внезапно проясняется и озаряется самой светлой улыбкой, какую вам только доводилось видеть. Ну конечно же! Он отдаст вам эти несчастные центы, когда вы будете возвращаться назад! Так просто! Система отработана до тонкостей, я сам неоднократно наблюдал этот спектакль. Когда кабина возвращается назад, он еще издали кричит — отпрыгнув на безопасное расстояние: «Я только что сдал кассу!»Это маленькое мошенничество скорее забавляло, чем вызывало гнев. Каждый раз он пытался проделать эту штуку и со мной. И каждый раз я говорил: как удачно, я подожду здесь в тенечке, пока у вас не появится сдача. Я запыхался, пока поднимался на холм и буду только рад передохнуть. Каждый раз он говорил мне, что на такси ездить гораздо удобнее и быстрее. И каждый раз я беспечно возражал, что чрезвычайно люблю пешие прогулки. Тогда он начинал рыться по всем карманам и с неизменным радостным изумлением извлекал на свет Божий пресловутые пятьдесят центов и протягивал мне со словами: «Вот ведь, оказывается они у меня были, просто завалились за подкладку!»Итак, каждое утро я совершал маленькое путешествие в кабинке канатной дороги. Кабинка была — единственная на весь фуникулер, своеобразный мини-трамвайчик с скругленными углами, девять футов в длину, пять в ширину и семь — в высоту. Она выкрашена в темно-бордовый цвет с двумя золотыми горизонтальными полосками. К канату кабинка крепилась сложным переплетением троса, отдаленно напоминающим маленькую нефтяную вышку. Сооружение было еще пяти футов длиной — вот почему станция располагалась так высоко на холме. Вся система приводилась в движение при помощи колесиков и тормоза, прочно закрепленных на тросе. Два больших скользящих колеса растягивали трос, как растягивают между пальцами бечевку дети, когда играют «в веревочку», только здесь «бечевка» была растянута между Соло Хилл и верхней площадкой на горе Алава. В кабинке было три окна с внутренней стороны, два окна с дверью по центру с внешней, которой она подходила к площадке на местах прибытия и посадки, и по одному окну с каждого торца. Все окна можно было открыть наружу, как книжку, потому что крепились они к нижнему краю рамы, двумя петлями. Наличествовал также и аварийный выход — через крышу.Очень часто я ездил в совершенном одиночестве. Кабинка была рассчитана на двенадцать пассажиров, но столько при мне никогда не набиралось, хотя интервалы между рейсами были солидные — полчаса. Я катался в компании морских офицеров; группы немецких туристов; нескольких молоденьких японочек, свежих и славных, как мелкие цветочки их сакуры; парочки молодоженов из Невады; другой парочки — уже из Монреаля; местных жителей с окрестных островов, приехавших в Паго-Паго провести выходные; итальянского агента бюро путешествий, который решил испробовать сначала на себе все местные достопримечательности; и, наконец, двух вулканологов из Югославии.Пассажиры как правило с интересом рассматривали окрестности, благо было на что смотреть, высовывались в окна и тут же с визгом ныряли обратно, с дрожью в голосе потешаясь над собственным непонятным испугом. Их испуг был и вправду непонятен, по крайней мере, мне, потому что я точно знал: канатные дороги — самый безопасный вид транспорта из всех, изобретенных человеком. Эти так ужасающие нервных дам «трамвайчики» проползают сотни миллионов миль пути без каких-либо дорожно-транспортных происшествий. Но уж когда случается авария, подробности ее столь драматичны, что в тот же день о ней узнает весь мир. А припомните-ка, сколько подобных сообщений вы слышали за всю свою жизнь? Вот то-то же. В поездах и самолетах люди гибнут значительно чаще.Но большинство женщин визжало скорее от восторга, а большинство мужчин — только для того, чтобы поддержать своих женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27