– Дафна решительно села на покрывале, размышляя: «А вдруг и правда нас увидят? И Роджер все узнает».
Странно, но эта мысль развеселила ее. Она представила, как Роджер раскрывает утреннюю газету и узнает эту потрясающую новость.
Но Дафне тут же стало стыдно: она вспомнила, как несколько лет назад, возвращаясь домой на машине после встречи с читателями Нью-Хейвена в метель, задержалась в пути. Роджер был сам не свой от тревоги, когда она открыла дверь. Он стиснул жену в объятиях, а потом ходил за ней из комнаты в комнату, словно боясь расстаться с Дафной хоть на минуту.
Отстранившись от Джонни, она начала одеваться. Джонни удивленно следил за ней, а когда она натянула джинсы, неохотно накинул рубашку.
– В последний раз, когда мы были вместе, ты боялась, что нас застанет твой отец, – заметил он. – Кого же ты боишься сейчас?
– Себя. Если мы не остановимся, я могу совершить непоправимое. – Их будущее неизвестно, но то, что Дафна утратила когда-то, она вновь обрела в объятиях Джонни. Вопрос только в том, имеет ли она право удержать это?
Поднимаясь на гребень дюны и прижимаясь к Джонни, Дафна думала о том, что если позволит ему уйти теперь, то потеряет его навсегда.
«Завтра же, – решила она, – я попрошу Роджера посадить детей на самолет. И не скажу ему, когда мы вернемся. Если соскучится, он знает, где меня искать».
Глава 11
Неделю спустя, в четверг утром, Китти отвезла сестру в аэропорт Сан-Франциско – встречать Роджера и детей. Но самолет опаздывал, и только спустя час появился Роджер с Кайлом и Дженни. Китти наблюдала, как ее зять стиснул Дафну в объятиях, а дети повисли у нее на ногах, так что сестра, смеясь, упала в кресло.
«Дафна изменилась», – подумала Китти. Сестра наконец-то убедила Роджера перевести детей в начальную школу Мирамонте до конца учебного года. Раньше Дафна соглашалась с аргументами мужа, но теперь проявила неожиданную твердость.
«Я хочу, чтобы они были рядом со мной. Дети должны быть с матерью», – говорила она Роджеру по телефону. Спокойно выслушав его возражения, Дафна продолжила: – Если ты сейчас не можешь привезти детей, я сама прилечу в Нью-Йорк и заберу их. Я настаиваю, Роджер».
Китти ликовала.
Роджер, похоже, тоже заметил в жене перемену. По дороге из аэропорта он украдкой бросал на нее тревожные взгляды, а дети без умолку болтали, расспрашивая Китти, в каких комнатах они будут жить и позволит ли она им печь пирожки, как в прошлый раз, и можно ли будет смотреть телевизор наверху.
Дженни в очаровательной блузочке с кружевами и розовом сарафанчике, с короткими светлыми косичками, полезла в рюкзачок и достала оттуда видеокассету.
– Посмотрите, тетя Китти. Это «Русалочка». Папа говорит, что русалочек не бывает. А вы как думаете?
– Я-то сама их не видела, – осторожно ответила Китти. – Но я ведь и кенгуру никогда не видала. А кенгуру существуют на самом деле.
Роджер бросил на Китти сердитый взгляд. Как выяснилось, он собирался провести у нее выходные, а потом уехать. Но за два дня весь дом наполнился его присутствием, и Дафна совсем ушла в себя. Прислушиваясь к тяжелым шагам Роджера, поднимающегося по лестнице, Китти и сама внутренне съеживалась. Его неуклюжие попытки успокоить Дафну, волновавшуюся за мать, снисходительно-веселый ток, каким он общался и с женой, и с детьми, выводили Китти из себя. Ока знала, что зять неплохой человек. Немного суров с детьми, но любит их всей душой. И по-своему заботится о Дафне. И все же, когда рано утром в понедельник Роджер уехал в аэропорт, все вздохнули свободнее.
Дети, поначалу притихшие как мышки, постепенно осмелели, поняв, что теперь их некому отчитывать. Дафна, сидя перед камином в пижаме, наблюдала, как Кайл и Дженни что-то мастерят из конструктора «Лего», и тоже чувствовала себя гораздо лучше. Час спустя, умытые и одетые, все спустились на кухню, где Китти уже месила тесто.
Она дала детям по кусочку теста, и они тут же начали лепить из него фигурки, а сама поставила чайник.
Пока Китти нарезала бананы для салата, солнце, прятавшееся за облаками, вдруг хлынуло в окно, и яркий луч упал на спящих кошек, свернувшихся клубочком на коврике. Засвистел закипающий чайник, с верхнего этажа доносилась музыка – песенка из «Улицы Сезам». Кайл и Дженни забыли выключить телевизор. Китти улыбнулась, впервые за несколько недель почувствовав себя счастливой.
Ей вспомнилась поговорка: «В несчастье душа закаляется». Семейная трагедия и крушение собственных надежд, как это ни странно, убедили Китти в одном: жизнь все равно берет свое.
Этому научил ее Шон. Китти с нетерпением ждала наступления ночи, когда он потихоньку пробирался в дом через дверь черного хода и поднимался к ней в спальню. Она никогда не знала точно, придет ли Шон: помимо учебы и работы, на нем лежали домашние дела, и у него почти не оставалось времени на личную жизнь. Иногда к его приходу Китти уже спала, и он сливался с ее снами. Когда на рассвете Шон уходил, она ежилась от холода, будто его присутствие было для нее единственным источником тепла.
Стоило Китти подумать о нем в течение дня, она чувствовала приятную истому. Ей было нелегко отвлечься от этих мыслей – Китти влекло к нему помимо воли. Но вместе с тем она старалась не влюбиться в Шона. «У нас нет будущего», – твердила себе Китти. Более того, нельзя забывать о Хизер: вдруг она все-таки решит отдать ребенка ей? Шон сказал, что сестра пока не искала других приемных родителей.
«Да, но ведь это было давно. Что, если Хизер уже нашла кого-то?»
Но Китти боялась спросить об этом Шона, боялась услышать от него приговор.
Они не сошлись только в одном: Китти считала, что Хизер надо рассказать о них. А Шон был против, поскольку считал, что сестре и так нелегко. Если она узнает о его отношениях с Китти, это только расстроит ее. Прошлой ночью, когда они лежали в постели и разговаривали, Шон проговорил:
– Моя сестра… ну, ты видела, как она переживает. С тех пор как мать ушла от нас, Хизер ужасно боится остаться одна, боится, что все бросят ее. Понимаешь, что я хочу сказать?
Китти кивнула. Глядя на его четкий профиль в лунном свете, она думала о том, что любит Шона именно за то, что он не может быть с ней постоянно и чувствует себя в ответе за своих родных.
Китти знала, на что надеялся Шон: вдруг Хизер решит оставить ребенка? «И что тогда? – размышляла Китти. – Ну, по крайней мере я смогу видеться с ее ребенком, играть с ним. И как только Хизер привыкнет к тому, что мы с Шоном живем вместе…»
Отогнав от себя эти мысли, Китти решила, что не все еще потеряно и нет ничего невозможного. Кто знает? Может, им удастся даже добиться маминого освобождения.
Пока все усилия Дафны оказались тщетными. Работа детектива сродни работе археолога – надо просмотреть кучу информации ради какого-нибудь древнего факта. После неудачного визита к Берил сестры целый день перебирали старые мамины письма, звонили друзьям и родственникам. Хотя многие из них были бы и рады помочь, никто не понимал, почему мама совершила такой поступок. Тетя Роза сказала так: «Ручаюсь, сестра застрелилась бы сама, если бы это помогло удержать Верна. Я всегда удивлялась ей… но этого я совершенно не понимаю».
Китти было ясно одно: если мама и знала об изменах отца, то тете Розе ничего не сказала. И Китти твердо вознамерилась вытащить правду на свет. Однако для этого необходимо, чтобы мама согласилась свидетельствовать в свою пользу. До сих пор она упорно твердила, что виновна и заслужила наказание. Но что тогда станет с ее дочерьми и внуками? «Если она не хочет спасти себя, то должна думать о своей семье».
Сегодня Китти собиралась встретиться с Лидией и ее адвокатом, пока Дафна повезет детей в школу. И на этот раз Китти надеялась на чем-то остановиться.
– Кукурузные хлопья в буфете, а овсяные – на полке, – сказала она сестре, которая накрывала на стол. – Я сейчас вернусь.
Китти подошла к двери кафетерия и повесила табличку: «Заходите, открыто!»
В десять утра Китти уже сидела за металлическим столом, привинченным к полу, в окружной тюрьме Мирамонте. Несмотря на прохладный майский день, в помещении было душно. Том Кэткарт, расположившийся слева от нее, снял пиджак и повесил на спинку стула. Китти обмахивалась конвертом из корзины для бумаг.
Раньше, когда Китти навещала мать, стеклянная перегородка мешала видеть ее отчетливо, но теперь, сидя напротив Лидии, она заметила, что та похудела, щеки у нее ввалились, запавшие глаза казались пустыми и безжизненными. Она по-прежнему держалась прямо, но это стоило ей больших усилий. Лидия напоминала покосившийся от времени памятник, некогда гордо возвышавшийся на постаменте.
Китти было больно видеть мать такой – в ее сознании запечатлелся образ из детства: Лидия в белых перчатках и широкополой шляпе ведет их в церковь или выходит из воды, покрытая искрящимися каплями, свежая и улыбающаяся после утреннего заплыва.
«Мама, мама, подумай о том, что ты любила в жизни, как сеяла семена цветов в рыхлую почву, как резала лук для супа – ты учила меня, что надо ополоснуть луковицу, чтобы не плакать. Вспомни воскресные обеды, когда вся семья собиралась за столом. Подумай и обо мне, своей дочке».
Комок подступил у нее к горлу, и Китти сжала сухую руку матери.
– Дафна передает тебе привет. К ней приехали дети. Как они выросли – такие милые крошки! Дженни, как попугайчик, болтает без умолку, а Кайл задает умные вопросы.
Тень улыбки промелькнула на бледных губах Лидии.
– Скажи им, что я целую их. Как бы мне хотелось…
– Чего? – тихо спросила Китти.
– Ничего. Как Роджер? – осведомилась Лидия преувеличенно бодрым тоном.
– Он не смог остаться – у него какие-то срочные дела дома, но просил передать, что сделает все возможное.
– Не думаю, что он переусердствует. – Лидия поджала губы. – Прости, но мне он никогда не нравился. Я старалась полюбить его ради Дафны… но подала ей дурной пример.
– Роджер во многом похож на отца. – Раньше это не приходило в голову Китти, но теперь она вдруг осознала, что Роджер – почти точная копия их отца, вот только не наделен отцовским обаянием и умом.
– Она должна оставить его.
Китти не поверила своим ушам. И это говорит мама, мирившаяся с отцовскими изменами?! Может, она наконец поняла, что заслуживала счастья не меньше, чем ее дочери?
– Дафна сама в состоянии о себе позаботиться.
– Не сомневаюсь. Она сильнее, чем ей кажется.
– Если ты имеешь в виду Роджера, я…
– Я имею в виду не только Роджера. Из вас троих Дафна всегда была самой покладистой и терпеливой. И несмотря на это, она способна на решительные поступки, если от нее зависит счастье других людей.
«Дафна… постоянно Дафна. Мамина любимица», – ревниво подумала Китти, но тут же отогнала эти мысли.
– У Дафны сильный характер, но даже она не сможет спасти тебя, если ты сама этого не захочешь. Мама, ты должна нам все рассказать, все!
– А я уже все вам рассказала.
– Если ты думаешь защитить нас от горькой правды, то мне известно все. Я знала о его изменах с пятнадцати лет, но ничего тебе не сказала, потому что не хотела огорчать тебя. Но теперь не время хранить тайны.
Лидия холодно посмотрела на дочь.
– Я не собираюсь ворошить прошлое.
– А как же твоя семья? Неужели ты не понимаешь, как нам всем тяжело?
Лидия словно очнулась и удивленно взглянула на Китти, будто по-настоящему увидела ее только сейчас.
– Конечно, понимаю. Ради вас, моих девочек, я не пожелала выносить всю эту грязь на всеобщее обсуждение.
– Напрасно ты полагаешь, что таким образом убережешь нас. Мы… – Китти хотела возразить, что они в состоянии это пережить, но подумала об Алекс. – Нам не нужна твоя опека. Нам нужна ты сама.
Лидия бросила взгляд на Кэткарта, не вполне уверенная, можно ли говорить откровенно в его присутствии, и печально усмехнулась:
– Прости, дочка. Я виновата перед вами – тобой, Дафной и Алекс. Я не хотела этого.
– Еще не поздно, – настаивала Китти. – Позволь нам помочь тебе.
– Не говори больше ничего, – прошептала Лидия. Китти стало до боли жаль ее, но она продолжала допытываться:
– Ты защищаешь отца? Ведь ты знала о его изменах – не могла не знать. Но ты никогда ни в чем не обвиняла отца.
Почему? Хотела сохранить иллюзию семейного счастья? Или боялась, что отец бросит тебя ради другой?
Китти не заметила, что перешла на крик, пока случайно не увидела свое отражение в окошке охранника. Но она была даже рада, что вспылила – кто-то ведь должен встряхнуть маму, заставить ее очнуться. «Она готова сесть в тюрьму, только бы не погубить репутацию покойного мужа. Это безумие. Ее надо переубедить».
– Довольно, Китти, – холодно перебила Лидия дочь. – Я не желаю больше этого слышать.
– Нет, ты послушай меня – хотя бы раз в жизни! – Китти вскочила. Кэткарт бросил на нее предостерегающий взгляд, но Китти было уже не остановить. – Разве ты не понимаешь? Отец погиб потому, что все мы молчали!
– Нет, в его смерти виновата только я. – Губы Лидии задрожали.
– Но почему, мама? Зачем ты это сделала?
Чего боится мама? Китти чуть не плакала от отчаяния. Если бы Шон был сейчас с ней! В его мире привыкли выживать любой ценой, а в ее среде фамильная честь – превыше всего, даже жизни.
Лидия закрыла лицо руками и зарыдала.
– Я должна была остановить его!
Китти испуганно сжалась, впервые осознав, что боится правды не меньше, чем мать. И в то же время почувствовала облегчение: может, Лидия наконец приоткроет завесу тайны. Надо только поддержать ее, успокоить…
– Тебе было больно, я знаю, – сказала она. Лидия покачала головой:
– Не мне. Я привыкла к этой боли. Все эти годы… – Она смотрела вдаль, погруженная в свои мысли. Когда же Лидия вновь взглянула на дочь, в глазах ее что-то вспыхнуло. – Но то, что произошло… Это страшный грех.
– Ты же знала, кто она? Кто та женщина, с которой отец встречался перед смертью?
Но огонь в глазах матери уже погас. Она уставилась на Китти непонимающим взглядом. Казалось, мысли ее обратились в далекое прошлое, к людям, которых уже нет на свете.
– Мама, прошу тебя. Скажи, кто она. Это все, что мне нужно знать.
Кэткарт вмешался:
– Нам необходимо знать это прежде, чем информация дойдет до окружного прокурора. Лидия, вы утверждали на суде, что будете говорить только правду. Так скажите ее всю, до конца.
После длинной паузы Лидия произнесла:
– Я знала… знала про Берил. Забавно, правда? Это случилось тридцать лет назад, а я все помню так, будто это произошло вчера. В тюрьме никто и ничто не мешает предаваться воспоминаниям.
– Мама, мы говорим не о прошлом, – возразила Китти. – Нам необходимо знать, что произошло несколько недель назад.
– Ах, Китти, – укоризненно вздохнула Лидия. – Вы, девочки, заботитесь только о настоящем и понятия не имеете, каково мне было в ту пору. Даже если бы я и захотела… а такое мне даже в голову не приходило, поверь… в нашем кругу разводы не поощрялись.
– Но ведь Берил Чапмен развелась, – напомнила Китти.
– Да, и об этом весь город говорил несколько месяцев. И потом все эти слухи и сплетни… – Лидия гордо выпрямилась. – Я была воспитана по-другому. Мне внушили, что настоящая леди выше всей этой грязи.
– И ты ни разу не говорила об этом с отцом и Берил?
– А зачем? – Лидия внезапно помрачнела, но в следующую секунду лицо ее снова стало безмятежно-покорным.
«Она любила его, – подумала Китти. – До самого последнего дня».
– Но если бы ты не молчала, трагедию удалось бы предотвратить!
Лидия прикрыла глаза рукой.
– Больше ни слова. Я все сказала.
– Да ты не сказала мне ничего!
Но Лидия уже не слушала дочь. Она поднялась и устремила на Китти взгляд, полный страдания, любви и тоски.
– Поговори с Алекс. Она все знает. Только Алекс может ответить на твой вопрос.
Вместо того чтобы ехать домой, Китти завернула на Кингстон-авеню и остановилась у темно-зеленого коттеджа с белой кровлей. Вывеска на стене гласила: «Агентство по продаже недвижимости, ведущая фирма с 1961 года». Но Алекс в офисе не оказалось. Более того, никто не видел ее в последние несколько дней. Худосочная блондинка с усмешкой заметила: «Если она показывает клиентам особняки, то мне об этом ничего не известно».
Поблагодарив ее, Китти уехала. Сестра и в самом деле на работе: сколько ни звонили ей Дафна и Китти, она ни разу не взяла трубку и не ответила на их сообщения. Неужели Алекс избегает их?
Возвращаясь домой, Китти обдумывала слова матери об Алекс. В детстве сестра боготворила отца и ходила за ним по пятам, как собачка. А когда подросла, отец сам стал искать ее общества. Они часто отправлялись вдвоем покататься на автомобиле или побродить вдоль берега залива. Китти тогда казалось, что они напоминают заговорщиков. При этой мысли ей стало не по себе.
Войдя в кафетерий, она увидела Шона, стоявшего на стремянке. Он снимал латунный светильник с потолка под бдительным надзором Джози Хендрикс, внимательно следившей за ним снизу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Странно, но эта мысль развеселила ее. Она представила, как Роджер раскрывает утреннюю газету и узнает эту потрясающую новость.
Но Дафне тут же стало стыдно: она вспомнила, как несколько лет назад, возвращаясь домой на машине после встречи с читателями Нью-Хейвена в метель, задержалась в пути. Роджер был сам не свой от тревоги, когда она открыла дверь. Он стиснул жену в объятиях, а потом ходил за ней из комнаты в комнату, словно боясь расстаться с Дафной хоть на минуту.
Отстранившись от Джонни, она начала одеваться. Джонни удивленно следил за ней, а когда она натянула джинсы, неохотно накинул рубашку.
– В последний раз, когда мы были вместе, ты боялась, что нас застанет твой отец, – заметил он. – Кого же ты боишься сейчас?
– Себя. Если мы не остановимся, я могу совершить непоправимое. – Их будущее неизвестно, но то, что Дафна утратила когда-то, она вновь обрела в объятиях Джонни. Вопрос только в том, имеет ли она право удержать это?
Поднимаясь на гребень дюны и прижимаясь к Джонни, Дафна думала о том, что если позволит ему уйти теперь, то потеряет его навсегда.
«Завтра же, – решила она, – я попрошу Роджера посадить детей на самолет. И не скажу ему, когда мы вернемся. Если соскучится, он знает, где меня искать».
Глава 11
Неделю спустя, в четверг утром, Китти отвезла сестру в аэропорт Сан-Франциско – встречать Роджера и детей. Но самолет опаздывал, и только спустя час появился Роджер с Кайлом и Дженни. Китти наблюдала, как ее зять стиснул Дафну в объятиях, а дети повисли у нее на ногах, так что сестра, смеясь, упала в кресло.
«Дафна изменилась», – подумала Китти. Сестра наконец-то убедила Роджера перевести детей в начальную школу Мирамонте до конца учебного года. Раньше Дафна соглашалась с аргументами мужа, но теперь проявила неожиданную твердость.
«Я хочу, чтобы они были рядом со мной. Дети должны быть с матерью», – говорила она Роджеру по телефону. Спокойно выслушав его возражения, Дафна продолжила: – Если ты сейчас не можешь привезти детей, я сама прилечу в Нью-Йорк и заберу их. Я настаиваю, Роджер».
Китти ликовала.
Роджер, похоже, тоже заметил в жене перемену. По дороге из аэропорта он украдкой бросал на нее тревожные взгляды, а дети без умолку болтали, расспрашивая Китти, в каких комнатах они будут жить и позволит ли она им печь пирожки, как в прошлый раз, и можно ли будет смотреть телевизор наверху.
Дженни в очаровательной блузочке с кружевами и розовом сарафанчике, с короткими светлыми косичками, полезла в рюкзачок и достала оттуда видеокассету.
– Посмотрите, тетя Китти. Это «Русалочка». Папа говорит, что русалочек не бывает. А вы как думаете?
– Я-то сама их не видела, – осторожно ответила Китти. – Но я ведь и кенгуру никогда не видала. А кенгуру существуют на самом деле.
Роджер бросил на Китти сердитый взгляд. Как выяснилось, он собирался провести у нее выходные, а потом уехать. Но за два дня весь дом наполнился его присутствием, и Дафна совсем ушла в себя. Прислушиваясь к тяжелым шагам Роджера, поднимающегося по лестнице, Китти и сама внутренне съеживалась. Его неуклюжие попытки успокоить Дафну, волновавшуюся за мать, снисходительно-веселый ток, каким он общался и с женой, и с детьми, выводили Китти из себя. Ока знала, что зять неплохой человек. Немного суров с детьми, но любит их всей душой. И по-своему заботится о Дафне. И все же, когда рано утром в понедельник Роджер уехал в аэропорт, все вздохнули свободнее.
Дети, поначалу притихшие как мышки, постепенно осмелели, поняв, что теперь их некому отчитывать. Дафна, сидя перед камином в пижаме, наблюдала, как Кайл и Дженни что-то мастерят из конструктора «Лего», и тоже чувствовала себя гораздо лучше. Час спустя, умытые и одетые, все спустились на кухню, где Китти уже месила тесто.
Она дала детям по кусочку теста, и они тут же начали лепить из него фигурки, а сама поставила чайник.
Пока Китти нарезала бананы для салата, солнце, прятавшееся за облаками, вдруг хлынуло в окно, и яркий луч упал на спящих кошек, свернувшихся клубочком на коврике. Засвистел закипающий чайник, с верхнего этажа доносилась музыка – песенка из «Улицы Сезам». Кайл и Дженни забыли выключить телевизор. Китти улыбнулась, впервые за несколько недель почувствовав себя счастливой.
Ей вспомнилась поговорка: «В несчастье душа закаляется». Семейная трагедия и крушение собственных надежд, как это ни странно, убедили Китти в одном: жизнь все равно берет свое.
Этому научил ее Шон. Китти с нетерпением ждала наступления ночи, когда он потихоньку пробирался в дом через дверь черного хода и поднимался к ней в спальню. Она никогда не знала точно, придет ли Шон: помимо учебы и работы, на нем лежали домашние дела, и у него почти не оставалось времени на личную жизнь. Иногда к его приходу Китти уже спала, и он сливался с ее снами. Когда на рассвете Шон уходил, она ежилась от холода, будто его присутствие было для нее единственным источником тепла.
Стоило Китти подумать о нем в течение дня, она чувствовала приятную истому. Ей было нелегко отвлечься от этих мыслей – Китти влекло к нему помимо воли. Но вместе с тем она старалась не влюбиться в Шона. «У нас нет будущего», – твердила себе Китти. Более того, нельзя забывать о Хизер: вдруг она все-таки решит отдать ребенка ей? Шон сказал, что сестра пока не искала других приемных родителей.
«Да, но ведь это было давно. Что, если Хизер уже нашла кого-то?»
Но Китти боялась спросить об этом Шона, боялась услышать от него приговор.
Они не сошлись только в одном: Китти считала, что Хизер надо рассказать о них. А Шон был против, поскольку считал, что сестре и так нелегко. Если она узнает о его отношениях с Китти, это только расстроит ее. Прошлой ночью, когда они лежали в постели и разговаривали, Шон проговорил:
– Моя сестра… ну, ты видела, как она переживает. С тех пор как мать ушла от нас, Хизер ужасно боится остаться одна, боится, что все бросят ее. Понимаешь, что я хочу сказать?
Китти кивнула. Глядя на его четкий профиль в лунном свете, она думала о том, что любит Шона именно за то, что он не может быть с ней постоянно и чувствует себя в ответе за своих родных.
Китти знала, на что надеялся Шон: вдруг Хизер решит оставить ребенка? «И что тогда? – размышляла Китти. – Ну, по крайней мере я смогу видеться с ее ребенком, играть с ним. И как только Хизер привыкнет к тому, что мы с Шоном живем вместе…»
Отогнав от себя эти мысли, Китти решила, что не все еще потеряно и нет ничего невозможного. Кто знает? Может, им удастся даже добиться маминого освобождения.
Пока все усилия Дафны оказались тщетными. Работа детектива сродни работе археолога – надо просмотреть кучу информации ради какого-нибудь древнего факта. После неудачного визита к Берил сестры целый день перебирали старые мамины письма, звонили друзьям и родственникам. Хотя многие из них были бы и рады помочь, никто не понимал, почему мама совершила такой поступок. Тетя Роза сказала так: «Ручаюсь, сестра застрелилась бы сама, если бы это помогло удержать Верна. Я всегда удивлялась ей… но этого я совершенно не понимаю».
Китти было ясно одно: если мама и знала об изменах отца, то тете Розе ничего не сказала. И Китти твердо вознамерилась вытащить правду на свет. Однако для этого необходимо, чтобы мама согласилась свидетельствовать в свою пользу. До сих пор она упорно твердила, что виновна и заслужила наказание. Но что тогда станет с ее дочерьми и внуками? «Если она не хочет спасти себя, то должна думать о своей семье».
Сегодня Китти собиралась встретиться с Лидией и ее адвокатом, пока Дафна повезет детей в школу. И на этот раз Китти надеялась на чем-то остановиться.
– Кукурузные хлопья в буфете, а овсяные – на полке, – сказала она сестре, которая накрывала на стол. – Я сейчас вернусь.
Китти подошла к двери кафетерия и повесила табличку: «Заходите, открыто!»
В десять утра Китти уже сидела за металлическим столом, привинченным к полу, в окружной тюрьме Мирамонте. Несмотря на прохладный майский день, в помещении было душно. Том Кэткарт, расположившийся слева от нее, снял пиджак и повесил на спинку стула. Китти обмахивалась конвертом из корзины для бумаг.
Раньше, когда Китти навещала мать, стеклянная перегородка мешала видеть ее отчетливо, но теперь, сидя напротив Лидии, она заметила, что та похудела, щеки у нее ввалились, запавшие глаза казались пустыми и безжизненными. Она по-прежнему держалась прямо, но это стоило ей больших усилий. Лидия напоминала покосившийся от времени памятник, некогда гордо возвышавшийся на постаменте.
Китти было больно видеть мать такой – в ее сознании запечатлелся образ из детства: Лидия в белых перчатках и широкополой шляпе ведет их в церковь или выходит из воды, покрытая искрящимися каплями, свежая и улыбающаяся после утреннего заплыва.
«Мама, мама, подумай о том, что ты любила в жизни, как сеяла семена цветов в рыхлую почву, как резала лук для супа – ты учила меня, что надо ополоснуть луковицу, чтобы не плакать. Вспомни воскресные обеды, когда вся семья собиралась за столом. Подумай и обо мне, своей дочке».
Комок подступил у нее к горлу, и Китти сжала сухую руку матери.
– Дафна передает тебе привет. К ней приехали дети. Как они выросли – такие милые крошки! Дженни, как попугайчик, болтает без умолку, а Кайл задает умные вопросы.
Тень улыбки промелькнула на бледных губах Лидии.
– Скажи им, что я целую их. Как бы мне хотелось…
– Чего? – тихо спросила Китти.
– Ничего. Как Роджер? – осведомилась Лидия преувеличенно бодрым тоном.
– Он не смог остаться – у него какие-то срочные дела дома, но просил передать, что сделает все возможное.
– Не думаю, что он переусердствует. – Лидия поджала губы. – Прости, но мне он никогда не нравился. Я старалась полюбить его ради Дафны… но подала ей дурной пример.
– Роджер во многом похож на отца. – Раньше это не приходило в голову Китти, но теперь она вдруг осознала, что Роджер – почти точная копия их отца, вот только не наделен отцовским обаянием и умом.
– Она должна оставить его.
Китти не поверила своим ушам. И это говорит мама, мирившаяся с отцовскими изменами?! Может, она наконец поняла, что заслуживала счастья не меньше, чем ее дочери?
– Дафна сама в состоянии о себе позаботиться.
– Не сомневаюсь. Она сильнее, чем ей кажется.
– Если ты имеешь в виду Роджера, я…
– Я имею в виду не только Роджера. Из вас троих Дафна всегда была самой покладистой и терпеливой. И несмотря на это, она способна на решительные поступки, если от нее зависит счастье других людей.
«Дафна… постоянно Дафна. Мамина любимица», – ревниво подумала Китти, но тут же отогнала эти мысли.
– У Дафны сильный характер, но даже она не сможет спасти тебя, если ты сама этого не захочешь. Мама, ты должна нам все рассказать, все!
– А я уже все вам рассказала.
– Если ты думаешь защитить нас от горькой правды, то мне известно все. Я знала о его изменах с пятнадцати лет, но ничего тебе не сказала, потому что не хотела огорчать тебя. Но теперь не время хранить тайны.
Лидия холодно посмотрела на дочь.
– Я не собираюсь ворошить прошлое.
– А как же твоя семья? Неужели ты не понимаешь, как нам всем тяжело?
Лидия словно очнулась и удивленно взглянула на Китти, будто по-настоящему увидела ее только сейчас.
– Конечно, понимаю. Ради вас, моих девочек, я не пожелала выносить всю эту грязь на всеобщее обсуждение.
– Напрасно ты полагаешь, что таким образом убережешь нас. Мы… – Китти хотела возразить, что они в состоянии это пережить, но подумала об Алекс. – Нам не нужна твоя опека. Нам нужна ты сама.
Лидия бросила взгляд на Кэткарта, не вполне уверенная, можно ли говорить откровенно в его присутствии, и печально усмехнулась:
– Прости, дочка. Я виновата перед вами – тобой, Дафной и Алекс. Я не хотела этого.
– Еще не поздно, – настаивала Китти. – Позволь нам помочь тебе.
– Не говори больше ничего, – прошептала Лидия. Китти стало до боли жаль ее, но она продолжала допытываться:
– Ты защищаешь отца? Ведь ты знала о его изменах – не могла не знать. Но ты никогда ни в чем не обвиняла отца.
Почему? Хотела сохранить иллюзию семейного счастья? Или боялась, что отец бросит тебя ради другой?
Китти не заметила, что перешла на крик, пока случайно не увидела свое отражение в окошке охранника. Но она была даже рада, что вспылила – кто-то ведь должен встряхнуть маму, заставить ее очнуться. «Она готова сесть в тюрьму, только бы не погубить репутацию покойного мужа. Это безумие. Ее надо переубедить».
– Довольно, Китти, – холодно перебила Лидия дочь. – Я не желаю больше этого слышать.
– Нет, ты послушай меня – хотя бы раз в жизни! – Китти вскочила. Кэткарт бросил на нее предостерегающий взгляд, но Китти было уже не остановить. – Разве ты не понимаешь? Отец погиб потому, что все мы молчали!
– Нет, в его смерти виновата только я. – Губы Лидии задрожали.
– Но почему, мама? Зачем ты это сделала?
Чего боится мама? Китти чуть не плакала от отчаяния. Если бы Шон был сейчас с ней! В его мире привыкли выживать любой ценой, а в ее среде фамильная честь – превыше всего, даже жизни.
Лидия закрыла лицо руками и зарыдала.
– Я должна была остановить его!
Китти испуганно сжалась, впервые осознав, что боится правды не меньше, чем мать. И в то же время почувствовала облегчение: может, Лидия наконец приоткроет завесу тайны. Надо только поддержать ее, успокоить…
– Тебе было больно, я знаю, – сказала она. Лидия покачала головой:
– Не мне. Я привыкла к этой боли. Все эти годы… – Она смотрела вдаль, погруженная в свои мысли. Когда же Лидия вновь взглянула на дочь, в глазах ее что-то вспыхнуло. – Но то, что произошло… Это страшный грех.
– Ты же знала, кто она? Кто та женщина, с которой отец встречался перед смертью?
Но огонь в глазах матери уже погас. Она уставилась на Китти непонимающим взглядом. Казалось, мысли ее обратились в далекое прошлое, к людям, которых уже нет на свете.
– Мама, прошу тебя. Скажи, кто она. Это все, что мне нужно знать.
Кэткарт вмешался:
– Нам необходимо знать это прежде, чем информация дойдет до окружного прокурора. Лидия, вы утверждали на суде, что будете говорить только правду. Так скажите ее всю, до конца.
После длинной паузы Лидия произнесла:
– Я знала… знала про Берил. Забавно, правда? Это случилось тридцать лет назад, а я все помню так, будто это произошло вчера. В тюрьме никто и ничто не мешает предаваться воспоминаниям.
– Мама, мы говорим не о прошлом, – возразила Китти. – Нам необходимо знать, что произошло несколько недель назад.
– Ах, Китти, – укоризненно вздохнула Лидия. – Вы, девочки, заботитесь только о настоящем и понятия не имеете, каково мне было в ту пору. Даже если бы я и захотела… а такое мне даже в голову не приходило, поверь… в нашем кругу разводы не поощрялись.
– Но ведь Берил Чапмен развелась, – напомнила Китти.
– Да, и об этом весь город говорил несколько месяцев. И потом все эти слухи и сплетни… – Лидия гордо выпрямилась. – Я была воспитана по-другому. Мне внушили, что настоящая леди выше всей этой грязи.
– И ты ни разу не говорила об этом с отцом и Берил?
– А зачем? – Лидия внезапно помрачнела, но в следующую секунду лицо ее снова стало безмятежно-покорным.
«Она любила его, – подумала Китти. – До самого последнего дня».
– Но если бы ты не молчала, трагедию удалось бы предотвратить!
Лидия прикрыла глаза рукой.
– Больше ни слова. Я все сказала.
– Да ты не сказала мне ничего!
Но Лидия уже не слушала дочь. Она поднялась и устремила на Китти взгляд, полный страдания, любви и тоски.
– Поговори с Алекс. Она все знает. Только Алекс может ответить на твой вопрос.
Вместо того чтобы ехать домой, Китти завернула на Кингстон-авеню и остановилась у темно-зеленого коттеджа с белой кровлей. Вывеска на стене гласила: «Агентство по продаже недвижимости, ведущая фирма с 1961 года». Но Алекс в офисе не оказалось. Более того, никто не видел ее в последние несколько дней. Худосочная блондинка с усмешкой заметила: «Если она показывает клиентам особняки, то мне об этом ничего не известно».
Поблагодарив ее, Китти уехала. Сестра и в самом деле на работе: сколько ни звонили ей Дафна и Китти, она ни разу не взяла трубку и не ответила на их сообщения. Неужели Алекс избегает их?
Возвращаясь домой, Китти обдумывала слова матери об Алекс. В детстве сестра боготворила отца и ходила за ним по пятам, как собачка. А когда подросла, отец сам стал искать ее общества. Они часто отправлялись вдвоем покататься на автомобиле или побродить вдоль берега залива. Китти тогда казалось, что они напоминают заговорщиков. При этой мысли ей стало не по себе.
Войдя в кафетерий, она увидела Шона, стоявшего на стремянке. Он снимал латунный светильник с потолка под бдительным надзором Джози Хендрикс, внимательно следившей за ним снизу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33