Лил холодный дождь, и
молодой человек в желтом дождевике протягивал руки.
- Дайте ее мне, леди, - говорил он, и голос его звучал так глухо, как
будто он говорил со дна колодца. - Пойдемте отсюда. Дайте ее мне.
- Нет, - закричала Сестра Ужас, и лицо мужчины распалось на кусочки,
как разбитое зеркало. Он простерла руки, чтобы оттолкнуть ее, и затем
оказалась сидящей, а кошмар таял по кусочкам, как серебряные льдинки. Звук
ее крика эхом бьется между стенами из шершавых серых кирпичей, а она
сидит, ничего не видя, пока постепенно успокаивающиеся нервы сотрясают ее
тело.
О, думает она, когда в голове проясняется, это плохо. Она прикасается
к своему липкому лбу, и пальцы становятся влажными. Оно было рядом, думает
она. Юный демон в желтом дождевике опять был тут, совсем рядом, и он чуть
не забрал мое...
Она хмурится. Забрал мое что? Мысль теперь ушла, какая она ни была,
она пропала во мраке ее памяти. Она часто грезила о демоне в желтом
дождевике, и он всегда хотел, чтобы она что-то дала ему. В кошмаре всегда
был голубой свет, слепивший до боли ее глаза, и в лицо ей хлестал дождь.
Иногда окружение казалось ужасно знакомым, и иногда она почти - п_о_ч_т_и
- знала, чего он хотел, но она знала, что это демон или даже сам Дьявол,
пытающийся оторвать ее от Иисуса, потому что после таких кошмаров сердце
ее страшно колотилось.
Она не знала, сколько было времени или был это день или ночь, но
желудок ее крутило от голода. Она попыталась уснуть на скамейке метро, но
шум от орущих где-то детей мешал ей, и она поплелась, держа сумку на
руках, в поисках более спокойного места. Оно нашлось под лестницей,
спускавшейся в полутемную часть туннелей метро. Через тридцать футов под
главным туннелем была сточная труба, достаточно большая, если скорчиться.
Грязная вода стекала мимо ее туфель, а туннель освещался синими аварийными
лампочками, которые высвечивали сеть кабелей и труб над головой. Туннель
сотрясался от грохота проходивших поездов метро, и Сестра Ужас поняла, что
над ней пролегли рельсы, но по мере того, как она продвигалась вдоль
туннеля, шум поездов снизился до слабо отдаленного рева. Скоро она увидела
свидетельства того, что здесь было любимое место членов Нации Бомжей:
старые матрасы, засунутые в норы, пара бутылок и высохшее человеческое
дерьмо. Она не поморщилась: приходилось видеть и худшее. Тут она и спала
на этих матрасах, пока кошмар с демоном в желтом дождевике не разбудил ее;
она почувствовала голод и решила выбраться назад к станции метро и
поискать в мусорных ведрах, и, если повезет, найти также газету, узнать,
не появился ли Иисус, пока она спала.
Сестра Ужас встала, закинула сумку на плечо за ремень и покинула
нору. Она двинулась назад по туннелю, освещаемому смутным синим мерцанием
аварийных ламп и надеялась, что ей повезет найти сегодня сосиску. Она
обожала сосиски, обильно приправленные острой вкусной горчицей.
Туннель внезапно затрясло.
Она услышала треск ломающегося бетона. Синие лампы погасли, стало
темно, потом они вновь вспыхнули. Послышался шум, похожий на вой ветра или
уходящего поезда метро, несущегося над головой. Синие лампы продолжали
разгораться, пока свет их не стал почти слепящим, и Сестра ужас
прищурилась от их сияния. Она сделала еще три неверных шага вперед;
аварийные лампы стали лопаться. Она подняла кверху руки, чтобы защитить
свое лицо, почувствовала, как осколки стекла бьют по ее рукам, и с
неожиданной ясностью подумала: "Кто-то мне за это ответит!"
В следующее мгновение весь туннель резко метнулся в сторону, и Сестра
Ужас свалилась в поток грязной воды. Куски бетона и каменное крошево
сыпались с потолка. Туннель метнулся в противоположную сторону с такой
силой, что Сестра Ужас подумала, не оторвались ли у нее внутренности, а
куски бетона стучали по ее голове и плечам, в то время как ноздри
оказались забиты песком.
- Господи Иисусе! - закричала она, готовая задохнуться. - О, Господи
Иисусе!
Сверху посыпались снопы искр, стали отрываться кабели. Она ощутила,
что воздух насытился влажным паром, и услышала сильные удары, словно над
ее головой раздавалось топанье бегемота. Поскольку туннель швыряло и
толкало, Сестра Ужас прижала к себе сумку, удерживая равновесие при
выворачивающих внутренности толчках, крик рвался наружу сквозь ее
стиснутые зубы. Струя жара пронеслась мимо нее, едва не лишив ее дыхания.
"Боже, помоги!" - мысленно кричала она, почти задыхаясь. Она услышала, как
что-то хрустнуло, и почувствовала вкус крови, потекшей у нее из носа. - "Я
не могу дышать, о любимый Иисус. Я не могу дышать!" Она схватилась за
горло, открыла рот и услышала, как собственный сдавленный крик улетает от
нее через трясущийся туннель. Наконец ее измученные легкие втянули глоток
горячего воздуха, и она легла, скорчившись на боку, в темноте, тело ее
сотрясали судороги, а мозг отупел.
Дикая тряска туннеля прекратилась. Сестра Ужас то теряла сознание, то
приходила в себя, и сквозь это изнеможение пришел издалека словно бы рев
уходящего подземного поезда.
Только теперь он усилился.
- Вставай! - приказала она себе. Вставай! Грядет Судный День и
Господь приехал в своей колеснице, чтобы забрать праведников в Царство
Божие.
Но более спокойный и ясный голос раздался, возможно, из тьмы ее
памяти, и сказал:
- Вот дерьмо! Что-то паршивое здесь происходит!
- Царство Божие! Царство! Царство! - думала она, стараясь пересилить
злой голос. Она села, вытерла кровь с носа и потянула сырой, душащий
воздух. Шум уходящего поезда все нарастал. Сестра Ужас почувствовала, что
вода, в которой она сидела, стала горячее. Она взяла свою сумку и медленно
поднялась на ноги. Вокруг было темно, и когда Сестра Ужас стала ощупывать
стены туннеля, ее пальцы ощущали безумное переплетение щелей и трещин.
Рычанье еще больше усилилось, воздух стал накаляться. Бетон под ее
пальцами вызывал такое же ощущение, как горячая мостовая в августовский
полдень, когда на солнце на ней можно было зажарить яичницу.
Далеко в глубине туннеля вспыхнул оранжевый свет, это было похоже на
фары несущегося поезда метро. Туннель опять начало трясти. Сестра Ужас
застыла, глядя туда, лицо ее напрягалось по мере приближения света,
который разгорался и из которого вырывались раскаленные добела полосы
красного и багрового.
Она поняла, что это было, и застонала, как попавшее в капкан
животное.
Стена огня неслась по направлению к ней вдоль туннеля, и она почти
ощутила поток воздуха, всасываемого в нее, словно бы в пустоту. Менее чем
через минуту она настигнет ее.
Транс слетел с Сестры Ужас. Она повернулась и побежала, плотно
прижимая к себе сумку, ее туфли шлепали по дымящейся воде. Она
перескакивала через поломанные трубы и отбрасывала в стороны упавшие
кабели с отчаянием обреченного. Оглянувшись, она увидела пламя, из
которого вылетали белые щупальца, которые выстреливались в воздух как
бичи. Всасывающий вакуум затягивал ее, пытаясь загнать в огонь, и когда
она кричала, воздух обжигал ее ноздри и затылок.
Она чувствовала запах горящих волос, ощущала, как ее спина и руки
покрываются волдырями. Оставалось возможно не более тридцати секунд до
того, как она воссоединится со своим Господином и Повелителем, и ее
изумляло, что она не готова и не хочет этого.
Издав леденящий крик ужаса, она внезапно споткнулась и упала головой
на пол.
Намереваясь встать на четвереньки, она увидела, что споткнулась о
решетку, в которую вливался поток грязной воды. Под решеткой не было видно
ничего, кроме тьмы. Она оглянулась на настигающее пламя, и брови ее
спалились, а лицо покрылось мокрыми волдырями. Воздух нельзя было
вдохнуть. Времени вскочить и бежать не было, пламя было рядом.
Она ухватилась за прутья решетки и рванула ее на себя. Один из
проржавевших винтов оторвался, но другой держал крепко. Языки пламени были
не дальше сорока футов, и волосы Сестры Ужас вспыхнули.
- Боже, помоги! - мысленно закричала она и потянула решетку с такой
силой, что почувствовала, как ее плечи чуть не выходят из суставов.
Второй винт оторвался.
Сестра Ужас отбросила решетку в сторону, в следующую секунду схватила
свою сумку и свалилась головой вперед в дыру.
Она упала на четыре фута в яму размером в гроб, где было на восемь
дюймов воды.
Языки пламени промчались над ее головой, высосав из легких воздух и
обжегши каждый дюйм не закрытой кожи. Ее одежду охватило огнем, и она
отчаянно задергалась в воде. Несколько секунд ничего не было, кроме
рычания и боли, и она ощутила запах сосисок, варившихся в котле продавца.
Стена огня двигалась дальше как комета, а по ее следу возвращалось
шипение "уушь" воздуха снаружи, несшего сильный запах обуглившегося мяса и
горелого металла.
Внизу, в яме, из которой грязная вода уходила в водосток, дергалось в
судорогах тело Сестры Ужас. Три дюйма воды поднялось в виде тумана и
испарилось, уменьшив силу огня. Ее обожженное, изодранное тело судорожно
искало воздуха, наконец задышало и забрызгало слюной, покрытые волдырями
руки все еще сжимали сморщившуюся брезентовую сумку.
И потом она тихо улеглась.
8. ВОСТОРГАЮЩИЙСЯ
8 часов 31 минута (горное дневное время).
Гора Голубой Купол, штат Айдахо
Настойчивый звонок телефона на столе рядом с кроватью оторвал
человека на ней от сна без сновидений. "Подите прочь", - подумал он. -
"Оставьте меня в покое". Но звонок не прекращался, и он наконец медленно
повернулся, включил лампу и, щурясь на свет, поднял трубку.
- Маклин, - сказал он голосом, хриплым спросонья.
- Э... полковник, сэр? - Это был сержант Шорр. - У меня назначена
ваша встреча с несколькими людьми, ожидающими сейчас вас, сэр.
Полковник Джеймс "Джимбо" Маклин взглянул на маленький зеленый
будильник рядом с телефоном и увидел, что он на тридцать минут опаздывает
на установленную встречу и церемонию пожимания рук. "Пошло все к дьяволу!
- подумал он. Я поставил будильник на 6:30 ровно".
- Все в порядке, сержант. Продержите их еще пятнадцать минут. - Он
повесил трубку, потом проверил будильник и увидел, что рычажок все еще был
нажат вниз. Либо он не включал звонок, либо выключил его, не просыпаясь.
Он сел на край постели, пытаясь собраться с силами и встать, но тело было
вялым и разбитым; несколько лет назад, мрачно усмехнулся он, ему не
требовался будильник, чтобы просыпаться. Он мог проснуться от звука шагов
по мокрой траве и, как волк, вскочить в несколько секунд.
Время идет, подумал он. Давно ушло.
Он заставил себя встать. Заставил перейти спальню, стены ее были
украшены фотографиями летящих "Фантомов" F-4 и "Громовержцев" F-105, и
войти в маленькую ванную. Включил свет и пустил воду в раковину; вода
пошла ржавая. Он плеснул воды в лицо, вытер его полотенцем и встал, глядя
мутными глазами на незнакомца в зеркало.
Маклин был ростом шесть футов два дюйма и до последних пяти-шести лет
тело его было худым и твердым, ребра покрыты мышцами, плечи крепкие и
прямые, грудь выступала вперед как броня на танке М1 "Абрамс". Теперь
характеристики его тела портила вислая плоть, пресс с трудом выдерживал
пятьдесят приседаний, которые он делал каждое утро, точнее, когда находил
время делать их. Он обнаружил обвисание плеч, как будто его придавливала
невидимая тяжесть, а в волосах на груди пробивалась седина. Его бицепсы,
когда-то твердые как камень, стали мягче. Однажды он сломал шею ливийскому
солдату захватом руки; теперь ему казалось, что у него не хватит сил
разбить каштан молотком.
Он включил в розетку электробритву и стал водить ею по щетине на
подбородке. Темно-каштановые волосы были острижены очень коротко, на
висках виднелась седина; под квадратный плитой лба глаза были холодной
голубизны, запавшие в глубокие провалы худобы подобно кусочкам льда в
мутной воде. Пока Маклин брился, ему пришла в голову мысль, что лицо его
стало напоминать любую из сотен боевых карт, над которыми он просиживал
так давно: выступающий утес подбородка вел к извилистому оврагу рта и
дальше к холмам точеных скул и через крутой перевал носа опять вниз к
болотам глаз, потом вверх в темный лес густых бровей. И все земляные
отметки тоже были тут, как например: оспенные воронки от сильной
прыщавости в юности, маленькая канавка шрама, пролегшего по левой брови, -
след срикошетировавшей пули, попавшей в него в Анголе. Через лопатку
прошел более глубокий и длинный шрам от ножа в Ираке, а напоминанием о
вьетконговской пуле была сморщенная кожа на правой стороне грудной клетки.
Маклину было сорок четыре года, но иногда после сна он чувствовал себя
семидесятилетним, когда напоминали о себе стреляющие боли в руках и ногах
от костей, поломанных в битвах на далеких берегах.
Он закончил бриться и сдвинул в сторону занавеску душа, чтобы пустить
воду, но потом остановился, поскольку на полу маленькой душевой кабинки
валялись куски потолочной плитки и щебень. Из отверстий, открывшихся в
потолке душа, капала вода. Пока он смотрел на протекающий потолок,
соображая, что он опаздывает и принять душ не придется, внезапно в нем
поднялась злоба, как жидкий чугун в домне; он трахнул кулаком по стенке
раз и другой, во второй раз от удара осталась сетка мелких трещин.
Он наклонился над раковиной, пережидая пока пройдет злоба, как это
часто бывало.
- Успокойся, - сказал он себе. - Дисциплина и контроль. Дисциплина и
контроль. - Он повторил это несколько раз, как мантру, сделал долгий
глубокий вдох и выпрямился. Надо идти, подумал он. Меня ждут. Он помазал
карандашом-дезодорантом под мышками, потом пошел к шкафу в спальне, чтобы
достать форму.
Он извлек пару выглаженных темно-голубых брюк, светло-голубую рубашку
и бежевую поплиновую летную куртку с нашивками из кожи на локтях и
надписью "МАКЛИН", сделанной на нагрудном кармане. Он потянулся к верхней
полке, где держал ящичек с автоматическим пистолетом "Ингрем" и обоймы к
нему, и любовно вытащил из нее фуражку полковника ВВС, сдунул воображаемые
пылинки с ее козырька и надел на голову. Посмотрел на себя в зеркало в
полный рост на внутренней стороне дверцы шкафа: проверил, надраены ли
пуговицы, наглажены ли стрелки брюк, сияют ли ботинки. Расправил
воротничок и приготовился идти.
Его личный электромобиль был припаркован поодаль от жилья, на уровне
командного центра. Он закрыл дверь одним из множества висевших на цепи на
его поясе ключей, потом сел в электромобиль и направил его по коридору.
Позади него, за его апартаментами, была опечатанная металлическая дверь
склада оружия и помещения с аварийным запасом пищи и воды. Дальше, на
другом конце коридора, за апартаментами других технических специалистов и
наемных рабочих Земляного Дома, была генераторная и пульт управления
системой фильтрации воздуха. Он проехал мимо двери пункта наблюдения за
периметром, в котором находились экраны небольших портативных полевых
радарных установок для контроля зоны вокруг Земляного Дома, а также
главный экран направленной в небо радарной чащи, установленной на вершине
горы Голубой Купол. В пределах пункта наблюдения за периметром находилась
также гидравлическая система для перекрытия воздухозаборников и обложенных
свинцом ворот в случае ядерной атаки; за разными радарными экранами велось
круглосуточное наблюдение.
Маклин направил электромобиль вверх по уклону к следующему уровню,
где находился главный зал. Он проехал мимо открытых дверей гимнастического
зала, где занималась секция аэробики. По коридору бежали трусцой несколько
любителей утренних пробежек, и Маклин кивнул им, проезжая мимо. Далее он
попал в более широкий коридор, ведущий к главной площади Земляного Дома,
соединяющей многие вестибюли. В центре ее на постаменте стоял обломок
скалы, по кругу расположились различные "магазины", внешним видом
напоминавшие магазины городка в долине. На главной площади Земляного Дома
были салун, кинотеатр, где показывали видеофильмы, библиотека, больница со
штатом из доктора и двух сестер, павильон для игр и кафетерий. Маклин
ощутил запах яичницы с беконом, когда проезжал мимо кафетерия, и пожалел,
что не было времени позавтракать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
молодой человек в желтом дождевике протягивал руки.
- Дайте ее мне, леди, - говорил он, и голос его звучал так глухо, как
будто он говорил со дна колодца. - Пойдемте отсюда. Дайте ее мне.
- Нет, - закричала Сестра Ужас, и лицо мужчины распалось на кусочки,
как разбитое зеркало. Он простерла руки, чтобы оттолкнуть ее, и затем
оказалась сидящей, а кошмар таял по кусочкам, как серебряные льдинки. Звук
ее крика эхом бьется между стенами из шершавых серых кирпичей, а она
сидит, ничего не видя, пока постепенно успокаивающиеся нервы сотрясают ее
тело.
О, думает она, когда в голове проясняется, это плохо. Она прикасается
к своему липкому лбу, и пальцы становятся влажными. Оно было рядом, думает
она. Юный демон в желтом дождевике опять был тут, совсем рядом, и он чуть
не забрал мое...
Она хмурится. Забрал мое что? Мысль теперь ушла, какая она ни была,
она пропала во мраке ее памяти. Она часто грезила о демоне в желтом
дождевике, и он всегда хотел, чтобы она что-то дала ему. В кошмаре всегда
был голубой свет, слепивший до боли ее глаза, и в лицо ей хлестал дождь.
Иногда окружение казалось ужасно знакомым, и иногда она почти - п_о_ч_т_и
- знала, чего он хотел, но она знала, что это демон или даже сам Дьявол,
пытающийся оторвать ее от Иисуса, потому что после таких кошмаров сердце
ее страшно колотилось.
Она не знала, сколько было времени или был это день или ночь, но
желудок ее крутило от голода. Она попыталась уснуть на скамейке метро, но
шум от орущих где-то детей мешал ей, и она поплелась, держа сумку на
руках, в поисках более спокойного места. Оно нашлось под лестницей,
спускавшейся в полутемную часть туннелей метро. Через тридцать футов под
главным туннелем была сточная труба, достаточно большая, если скорчиться.
Грязная вода стекала мимо ее туфель, а туннель освещался синими аварийными
лампочками, которые высвечивали сеть кабелей и труб над головой. Туннель
сотрясался от грохота проходивших поездов метро, и Сестра Ужас поняла, что
над ней пролегли рельсы, но по мере того, как она продвигалась вдоль
туннеля, шум поездов снизился до слабо отдаленного рева. Скоро она увидела
свидетельства того, что здесь было любимое место членов Нации Бомжей:
старые матрасы, засунутые в норы, пара бутылок и высохшее человеческое
дерьмо. Она не поморщилась: приходилось видеть и худшее. Тут она и спала
на этих матрасах, пока кошмар с демоном в желтом дождевике не разбудил ее;
она почувствовала голод и решила выбраться назад к станции метро и
поискать в мусорных ведрах, и, если повезет, найти также газету, узнать,
не появился ли Иисус, пока она спала.
Сестра Ужас встала, закинула сумку на плечо за ремень и покинула
нору. Она двинулась назад по туннелю, освещаемому смутным синим мерцанием
аварийных ламп и надеялась, что ей повезет найти сегодня сосиску. Она
обожала сосиски, обильно приправленные острой вкусной горчицей.
Туннель внезапно затрясло.
Она услышала треск ломающегося бетона. Синие лампы погасли, стало
темно, потом они вновь вспыхнули. Послышался шум, похожий на вой ветра или
уходящего поезда метро, несущегося над головой. Синие лампы продолжали
разгораться, пока свет их не стал почти слепящим, и Сестра ужас
прищурилась от их сияния. Она сделала еще три неверных шага вперед;
аварийные лампы стали лопаться. Она подняла кверху руки, чтобы защитить
свое лицо, почувствовала, как осколки стекла бьют по ее рукам, и с
неожиданной ясностью подумала: "Кто-то мне за это ответит!"
В следующее мгновение весь туннель резко метнулся в сторону, и Сестра
Ужас свалилась в поток грязной воды. Куски бетона и каменное крошево
сыпались с потолка. Туннель метнулся в противоположную сторону с такой
силой, что Сестра Ужас подумала, не оторвались ли у нее внутренности, а
куски бетона стучали по ее голове и плечам, в то время как ноздри
оказались забиты песком.
- Господи Иисусе! - закричала она, готовая задохнуться. - О, Господи
Иисусе!
Сверху посыпались снопы искр, стали отрываться кабели. Она ощутила,
что воздух насытился влажным паром, и услышала сильные удары, словно над
ее головой раздавалось топанье бегемота. Поскольку туннель швыряло и
толкало, Сестра Ужас прижала к себе сумку, удерживая равновесие при
выворачивающих внутренности толчках, крик рвался наружу сквозь ее
стиснутые зубы. Струя жара пронеслась мимо нее, едва не лишив ее дыхания.
"Боже, помоги!" - мысленно кричала она, почти задыхаясь. Она услышала, как
что-то хрустнуло, и почувствовала вкус крови, потекшей у нее из носа. - "Я
не могу дышать, о любимый Иисус. Я не могу дышать!" Она схватилась за
горло, открыла рот и услышала, как собственный сдавленный крик улетает от
нее через трясущийся туннель. Наконец ее измученные легкие втянули глоток
горячего воздуха, и она легла, скорчившись на боку, в темноте, тело ее
сотрясали судороги, а мозг отупел.
Дикая тряска туннеля прекратилась. Сестра Ужас то теряла сознание, то
приходила в себя, и сквозь это изнеможение пришел издалека словно бы рев
уходящего подземного поезда.
Только теперь он усилился.
- Вставай! - приказала она себе. Вставай! Грядет Судный День и
Господь приехал в своей колеснице, чтобы забрать праведников в Царство
Божие.
Но более спокойный и ясный голос раздался, возможно, из тьмы ее
памяти, и сказал:
- Вот дерьмо! Что-то паршивое здесь происходит!
- Царство Божие! Царство! Царство! - думала она, стараясь пересилить
злой голос. Она села, вытерла кровь с носа и потянула сырой, душащий
воздух. Шум уходящего поезда все нарастал. Сестра Ужас почувствовала, что
вода, в которой она сидела, стала горячее. Она взяла свою сумку и медленно
поднялась на ноги. Вокруг было темно, и когда Сестра Ужас стала ощупывать
стены туннеля, ее пальцы ощущали безумное переплетение щелей и трещин.
Рычанье еще больше усилилось, воздух стал накаляться. Бетон под ее
пальцами вызывал такое же ощущение, как горячая мостовая в августовский
полдень, когда на солнце на ней можно было зажарить яичницу.
Далеко в глубине туннеля вспыхнул оранжевый свет, это было похоже на
фары несущегося поезда метро. Туннель опять начало трясти. Сестра Ужас
застыла, глядя туда, лицо ее напрягалось по мере приближения света,
который разгорался и из которого вырывались раскаленные добела полосы
красного и багрового.
Она поняла, что это было, и застонала, как попавшее в капкан
животное.
Стена огня неслась по направлению к ней вдоль туннеля, и она почти
ощутила поток воздуха, всасываемого в нее, словно бы в пустоту. Менее чем
через минуту она настигнет ее.
Транс слетел с Сестры Ужас. Она повернулась и побежала, плотно
прижимая к себе сумку, ее туфли шлепали по дымящейся воде. Она
перескакивала через поломанные трубы и отбрасывала в стороны упавшие
кабели с отчаянием обреченного. Оглянувшись, она увидела пламя, из
которого вылетали белые щупальца, которые выстреливались в воздух как
бичи. Всасывающий вакуум затягивал ее, пытаясь загнать в огонь, и когда
она кричала, воздух обжигал ее ноздри и затылок.
Она чувствовала запах горящих волос, ощущала, как ее спина и руки
покрываются волдырями. Оставалось возможно не более тридцати секунд до
того, как она воссоединится со своим Господином и Повелителем, и ее
изумляло, что она не готова и не хочет этого.
Издав леденящий крик ужаса, она внезапно споткнулась и упала головой
на пол.
Намереваясь встать на четвереньки, она увидела, что споткнулась о
решетку, в которую вливался поток грязной воды. Под решеткой не было видно
ничего, кроме тьмы. Она оглянулась на настигающее пламя, и брови ее
спалились, а лицо покрылось мокрыми волдырями. Воздух нельзя было
вдохнуть. Времени вскочить и бежать не было, пламя было рядом.
Она ухватилась за прутья решетки и рванула ее на себя. Один из
проржавевших винтов оторвался, но другой держал крепко. Языки пламени были
не дальше сорока футов, и волосы Сестры Ужас вспыхнули.
- Боже, помоги! - мысленно закричала она и потянула решетку с такой
силой, что почувствовала, как ее плечи чуть не выходят из суставов.
Второй винт оторвался.
Сестра Ужас отбросила решетку в сторону, в следующую секунду схватила
свою сумку и свалилась головой вперед в дыру.
Она упала на четыре фута в яму размером в гроб, где было на восемь
дюймов воды.
Языки пламени промчались над ее головой, высосав из легких воздух и
обжегши каждый дюйм не закрытой кожи. Ее одежду охватило огнем, и она
отчаянно задергалась в воде. Несколько секунд ничего не было, кроме
рычания и боли, и она ощутила запах сосисок, варившихся в котле продавца.
Стена огня двигалась дальше как комета, а по ее следу возвращалось
шипение "уушь" воздуха снаружи, несшего сильный запах обуглившегося мяса и
горелого металла.
Внизу, в яме, из которой грязная вода уходила в водосток, дергалось в
судорогах тело Сестры Ужас. Три дюйма воды поднялось в виде тумана и
испарилось, уменьшив силу огня. Ее обожженное, изодранное тело судорожно
искало воздуха, наконец задышало и забрызгало слюной, покрытые волдырями
руки все еще сжимали сморщившуюся брезентовую сумку.
И потом она тихо улеглась.
8. ВОСТОРГАЮЩИЙСЯ
8 часов 31 минута (горное дневное время).
Гора Голубой Купол, штат Айдахо
Настойчивый звонок телефона на столе рядом с кроватью оторвал
человека на ней от сна без сновидений. "Подите прочь", - подумал он. -
"Оставьте меня в покое". Но звонок не прекращался, и он наконец медленно
повернулся, включил лампу и, щурясь на свет, поднял трубку.
- Маклин, - сказал он голосом, хриплым спросонья.
- Э... полковник, сэр? - Это был сержант Шорр. - У меня назначена
ваша встреча с несколькими людьми, ожидающими сейчас вас, сэр.
Полковник Джеймс "Джимбо" Маклин взглянул на маленький зеленый
будильник рядом с телефоном и увидел, что он на тридцать минут опаздывает
на установленную встречу и церемонию пожимания рук. "Пошло все к дьяволу!
- подумал он. Я поставил будильник на 6:30 ровно".
- Все в порядке, сержант. Продержите их еще пятнадцать минут. - Он
повесил трубку, потом проверил будильник и увидел, что рычажок все еще был
нажат вниз. Либо он не включал звонок, либо выключил его, не просыпаясь.
Он сел на край постели, пытаясь собраться с силами и встать, но тело было
вялым и разбитым; несколько лет назад, мрачно усмехнулся он, ему не
требовался будильник, чтобы просыпаться. Он мог проснуться от звука шагов
по мокрой траве и, как волк, вскочить в несколько секунд.
Время идет, подумал он. Давно ушло.
Он заставил себя встать. Заставил перейти спальню, стены ее были
украшены фотографиями летящих "Фантомов" F-4 и "Громовержцев" F-105, и
войти в маленькую ванную. Включил свет и пустил воду в раковину; вода
пошла ржавая. Он плеснул воды в лицо, вытер его полотенцем и встал, глядя
мутными глазами на незнакомца в зеркало.
Маклин был ростом шесть футов два дюйма и до последних пяти-шести лет
тело его было худым и твердым, ребра покрыты мышцами, плечи крепкие и
прямые, грудь выступала вперед как броня на танке М1 "Абрамс". Теперь
характеристики его тела портила вислая плоть, пресс с трудом выдерживал
пятьдесят приседаний, которые он делал каждое утро, точнее, когда находил
время делать их. Он обнаружил обвисание плеч, как будто его придавливала
невидимая тяжесть, а в волосах на груди пробивалась седина. Его бицепсы,
когда-то твердые как камень, стали мягче. Однажды он сломал шею ливийскому
солдату захватом руки; теперь ему казалось, что у него не хватит сил
разбить каштан молотком.
Он включил в розетку электробритву и стал водить ею по щетине на
подбородке. Темно-каштановые волосы были острижены очень коротко, на
висках виднелась седина; под квадратный плитой лба глаза были холодной
голубизны, запавшие в глубокие провалы худобы подобно кусочкам льда в
мутной воде. Пока Маклин брился, ему пришла в голову мысль, что лицо его
стало напоминать любую из сотен боевых карт, над которыми он просиживал
так давно: выступающий утес подбородка вел к извилистому оврагу рта и
дальше к холмам точеных скул и через крутой перевал носа опять вниз к
болотам глаз, потом вверх в темный лес густых бровей. И все земляные
отметки тоже были тут, как например: оспенные воронки от сильной
прыщавости в юности, маленькая канавка шрама, пролегшего по левой брови, -
след срикошетировавшей пули, попавшей в него в Анголе. Через лопатку
прошел более глубокий и длинный шрам от ножа в Ираке, а напоминанием о
вьетконговской пуле была сморщенная кожа на правой стороне грудной клетки.
Маклину было сорок четыре года, но иногда после сна он чувствовал себя
семидесятилетним, когда напоминали о себе стреляющие боли в руках и ногах
от костей, поломанных в битвах на далеких берегах.
Он закончил бриться и сдвинул в сторону занавеску душа, чтобы пустить
воду, но потом остановился, поскольку на полу маленькой душевой кабинки
валялись куски потолочной плитки и щебень. Из отверстий, открывшихся в
потолке душа, капала вода. Пока он смотрел на протекающий потолок,
соображая, что он опаздывает и принять душ не придется, внезапно в нем
поднялась злоба, как жидкий чугун в домне; он трахнул кулаком по стенке
раз и другой, во второй раз от удара осталась сетка мелких трещин.
Он наклонился над раковиной, пережидая пока пройдет злоба, как это
часто бывало.
- Успокойся, - сказал он себе. - Дисциплина и контроль. Дисциплина и
контроль. - Он повторил это несколько раз, как мантру, сделал долгий
глубокий вдох и выпрямился. Надо идти, подумал он. Меня ждут. Он помазал
карандашом-дезодорантом под мышками, потом пошел к шкафу в спальне, чтобы
достать форму.
Он извлек пару выглаженных темно-голубых брюк, светло-голубую рубашку
и бежевую поплиновую летную куртку с нашивками из кожи на локтях и
надписью "МАКЛИН", сделанной на нагрудном кармане. Он потянулся к верхней
полке, где держал ящичек с автоматическим пистолетом "Ингрем" и обоймы к
нему, и любовно вытащил из нее фуражку полковника ВВС, сдунул воображаемые
пылинки с ее козырька и надел на голову. Посмотрел на себя в зеркало в
полный рост на внутренней стороне дверцы шкафа: проверил, надраены ли
пуговицы, наглажены ли стрелки брюк, сияют ли ботинки. Расправил
воротничок и приготовился идти.
Его личный электромобиль был припаркован поодаль от жилья, на уровне
командного центра. Он закрыл дверь одним из множества висевших на цепи на
его поясе ключей, потом сел в электромобиль и направил его по коридору.
Позади него, за его апартаментами, была опечатанная металлическая дверь
склада оружия и помещения с аварийным запасом пищи и воды. Дальше, на
другом конце коридора, за апартаментами других технических специалистов и
наемных рабочих Земляного Дома, была генераторная и пульт управления
системой фильтрации воздуха. Он проехал мимо двери пункта наблюдения за
периметром, в котором находились экраны небольших портативных полевых
радарных установок для контроля зоны вокруг Земляного Дома, а также
главный экран направленной в небо радарной чащи, установленной на вершине
горы Голубой Купол. В пределах пункта наблюдения за периметром находилась
также гидравлическая система для перекрытия воздухозаборников и обложенных
свинцом ворот в случае ядерной атаки; за разными радарными экранами велось
круглосуточное наблюдение.
Маклин направил электромобиль вверх по уклону к следующему уровню,
где находился главный зал. Он проехал мимо открытых дверей гимнастического
зала, где занималась секция аэробики. По коридору бежали трусцой несколько
любителей утренних пробежек, и Маклин кивнул им, проезжая мимо. Далее он
попал в более широкий коридор, ведущий к главной площади Земляного Дома,
соединяющей многие вестибюли. В центре ее на постаменте стоял обломок
скалы, по кругу расположились различные "магазины", внешним видом
напоминавшие магазины городка в долине. На главной площади Земляного Дома
были салун, кинотеатр, где показывали видеофильмы, библиотека, больница со
штатом из доктора и двух сестер, павильон для игр и кафетерий. Маклин
ощутил запах яичницы с беконом, когда проезжал мимо кафетерия, и пожалел,
что не было времени позавтракать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16