..
остановить это?
- Нет. Я буду ждать.
- В таком случае, пойдемте ждать в грузовик. Это будет теплее. Но,
как я уже сказал, это происходит не каждую ночь. Я слышал, что на прошлой
неделе это было дважды, а... ух, до чего холодно, не так ли?
- Я буду ждать, - повторила Рамона, и Захария отметил, что ее голос
теперь звучал более решительно. Ее глаза были полузакрыты, длинные пряди
рыжевато-коричневых волос свободно падали из-под розового шарфа, а руки
баюкали размером с младенца живот. Неожиданно он испугался за нее: она
могла заболеть на таком холоде, а это отразится на ребенке. Из того, что
он о ней слышал, он знал, что ей достаточно произнести несколько индейских
слов, чтобы все закончилось, но...
- Со мной все в порядке, - тихо проговорила Рамона. - Я не знаю,
сколько это продлится. Это может не произойти совсем. Но я буду ждать.
- Ну ладно. Тогда я буду ждать с вами.
- Нет. Я должна быть одна. Вы и мистер Стентон, если хотите, можете
подождать в машине.
Захария на секунду замер в нерешительности, затем кивнул и двинулся
против ветра к тому месту, где, дыша на ладони и притопывая ногами, стоял
Сэм Стентон. Пройдя несколько шагов, он повернулся с выражением
заинтересованности на лице.
- Я... я не понимаю этого, миссис Крикмор. Я не понимаю, как это
может... как это случается.
Рамона не ответила. Она стояла, неподвижно глядя в пространство в
сторону поворота, который делала проселочная дорога возле сосновой рощи. В
развевающемся по ветру пальто она прошла мимо дуба и остановилась на
обочине дороги. Продрогший до мозга костей Захария вернулся в автомобиль.
Ночная тьма окутала лес. Вглядываясь в ночь через полуприкрытые
глаза, Рамона представила гонимые ветром низкие облака, пролетающие прямо
над раскачивающимися верхушками деревьев. Казалось, что весь мир находится
в темном буйном движении, и она сконцентрировалась на том, чтобы
укорениться на его поверхности подобно камышу, который под порывами ветра
гнется, но не ломается. Позади себя она чувствовала дуб "Палач", старое
зло которого пульсировало, как больное сердце. Его нужно было спилить,
пень выкорчевать, как больной зуб, а оставшуюся яму засыпать солью. Над ее
головой ветви дуба шевелились словно щупальца гигантского кальмара. Сухие
листья кружась подымались с земли и летели ей в лицо.
- Вам не нужен свет? - прокричал Стентон из грузовика. Видя, что
женщина не двигается, он смущенно посмотрел на Захарию и произнес: - Я
думаю, что не нужен.
Он замолчал, желая увидеть хоть один лучик лунного света, который
может спасти от холода, а еще от мыслей о том, что движется по этой дороге
во тьме ночи.
Сквозь сосны показался блеск фар. Рамона широко открыла глаза.
Невдалеке выросла тень. Это был старый "Паккард", за рулем которого сидел
старик-негр. Он притормозил, чтобы взглянуть на стоящую под дубом "Палач"
женщину, а затем набрал скорость и укатил прочь. Рамона снова
расслабилась. Она решила ждать до последнего, пока жизнь внутри нее не
возопит о тепле. Ребенок должен вырасти стойким, подумала она, и надо
начинать привыкать к тяжелым условиям.
Спустя почти три часа Стентон спросил, грея дыханием свои руки:
- Что она там делает?
- Ничего, - ответил священник. - Она просто там стоит. Мы ошиблись,
привезя ее сюда, Сэм. Все это было ошибкой.
- Я не думаю, что сегодня это произойдет, святой отец. Может быть,
она испугала это.
- Я просто не знаю, - Захария благоговейно и озадаченно покачал
головой. В его темно-коричневых глазах медленно стало проступать отчаяние.
- Может быть, это были просто россказни... может быть... а может быть она
действительно может что-то. Может быть, если она верит, то может, тогда...
Он умолк. Несколько капель дождя ударились о ветровое стекло. С тех
пор, как они привезли сюда эту женщину, ладони Захарии были холодными и
влажными на ощупь. Он согласился обратиться к ней за помощью после того,
как услышал рассказы про нее, но теперь он был по-настоящему испуган. В
том, что она делала, казалось, не было ничего от Бога - если она
действительно делала то, что ей приписывали - и Захария чувствовал себя
замешанным в грехе.
- Хорошо, - он согласно кивнул головой. - Давай отвезем ее домой.
Они вылезли из грузовика и двинулись по направлению к Рамоне.
Температура упала еще ниже, а в их лица ударяли частые капли дождя.
- Миссис Крикмор, - позвал Захария. - Давайте заканчивать!
Рамона не двигалась.
- Миссис Крикмор! - снова крикнул он, стараясь пересилить порывы
ветра. А затем остановился как вкопанный, поскольку ему показалось, что
прямо за поворотом, за стеной сосен, он увидел мерцание, похожее на
голубые огоньки на дороге. Он глядел на них, не в силах сдвинуться с
места.
Рамона вышла на дорогу между приближавшемся нечто и дубом "Палач".
- Я вижу это! Бог мой, я вижу это! - закричал за спиной у священника
Стентон. Сам Захария видел только мерцающие голубые полосы и поэтому
крикнул:
- Что там? Что ты видишь?
Но Стентон, казалось, потерял дар речи. Он издал невнятное мычание, а
затем был почти сбит с ног очередным порывом ветра, несущегося со
скоростью курьерского поезда.
Рамона видела это ясно. Грузовик-пикап, отороченный синим пламенем.
Он беззвучно скользил по направлению к ней, и когда он оказался достаточно
близко, она увидела, что стеклоочистители грузовика работали во всю, а за
ними виднелись два лица: мужское и женское. На голове у женщины была
шляпка, а ее круглое, как яблоко, лицо лучилось в предвкушении танцев.
Вдруг морщинистое коричневое лицо мужчины исказилось внезапной болью, а
руки, отпустив рулевое колесо, обхватили голову. Голубые фары неслись
прямо на Рамону, стоящую посреди дороги.
- С дороги! - диким криком прорезался голос Стентона.
Рамона протянула руки по направлению к голубому грузовику и тихо
проговорила:
- Нет страха. Нет боли. Только мир и покой.
Ей показалось, что она стала слышать шум двигателя и визжание шин в
тот момент, когда грузовик заскользил и начал съезжать с дороги, набирая
скорость перед встречей с "Палачом". Женщина в шляпке отчаянно пыталась
дотянуться до руля. Мужчина рядом с ней корчился, беззвучно крича.
- Нет страха, - сказала Рамона; грузовик был уже менее чем в десяти
футах от нее. - Нет боли. Только мир и покой. Будьте свободны. Будьте
свободны. Будьте...
В тот момент, когда голубое пламя приблизилось к ней вплотную, она
услышала полный ужаса крик Стентона и почувствовала ужасающую боль в
голове, на самом деле, видимо, в голове Джо Ролингза. Рамона чувствовала
растерянность и ужас женщины. Она крепко сжала челюсти, не давая вырваться
крику агонии. В этот момент объятый голубым пламенем грузовик на полной
скорости врезался в нее.
Захария и Стентон не были уверены в том, что они увидели далее.
Впоследствии они ни разу не говорили друг с другом на эту тему. Когда этот
грузовик ударил женщину, то, казалось, что он сдулся как воздушный шарик и
превратился в голубой туман, который начал всасываться в тело Рамоны как
вода в губку. Стентон видел детали - грузовик, лица пассажиров, - в то
время как Захария только чувствовал присутствие, видел вихрь голубого
тумана и ощущал странный запах горящей резины. Оба они видели, как
пошатнулась Рамона Крикмор в тот момент, когда голубой туман окружил ее, и
схватилась за голову, будто та вот-вот должна взорваться.
Затем все кончилось; то есть совсем все. Ветер шумел, как кто-то
черный и огромный, у которого отняли любимую игрушку. Однако горящий синим
пламенем грузовик, продолжал стоять перед глазами Сэма Стентона, и доживи
он до ста лет, все равно ему никогда не забыть картины исчезновения
грузовика в теле этой женщины-колдуньи.
Рамона, шатаясь, сошла с дороги и опустилась на колени на землю.
Долго-долго двое мужчин не решались сдвинуться с места. Захария слышал
свой голос, шепчущий Двадцать третий псалом. Спустя некоторое время он
заставил свои ноги кое-как двигаться. Рамона тихо застонала и перевалилась
на спину, держась руками за живот.
Священник бросился к Рамоне Крикмор; Стентон последовал за ним. Лицо
женщины приобрело серый оттенок, а из нижней прокушенной губы сочилась
кровь. Она обхватила свой живот, глядя на мужчин изумленными и испуганными
глазами.
Стентона как будто ударили обухом по голове.
- Боже праведный, святой отец, - только и смог он произнести, - она
же вот-вот родит!


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГОТОРН

1
Сражающийся с домашним заданием по арифметике черноволосый
десятилетний мальчик неожиданно глянул в окно. Он осознал, что мягкое
приглушенное пение ветра прекратилось и лес заполнила глубокая тишина. Он
увидел голые ветви, качающиеся на фоне серого ломтика неба, и по его телу
пробежал трепет возбуждения. Он отложил - с удовлетворением - свой
карандаш, тетрадь и книгу, а затем поднялся с пола, где он лежал. Что-то
не так, он знал, что-то изменилось. Он подошел к окну и вытянулся, чтобы
лучше видеть.
Поначалу все показалось как всегда, и он разочаровался. Все эти
числа, сложения, вычитания копошились у него в голове, звеня, стуча и
мешая сосредоточиться. Но затем его глаза широко раскрылись, потому что он
увидел первые белые хлопья, летящие с неба.
- Папа, - возбужденно крикнул мальчик. - Снег пошел!
Джон Крикмор, читавший Библию на стуле у камина, выглянул в окно и не
смог сдержать улыбку.
- Да, на самом деле! - Он подался вперед, изумленный так же, как и
его сын. - Хвала Всевышнему, в первый раз метеорологи не ошиблись.
Здесь, на юге Алабамы, снегопады были редкостью, и последний на его
памяти имел место в 1954, когда Биллу было только три года. Той самой
зимой, когда они жили на благотворительные церковные продукты после того,
как раскаленное лето превратило посевы зерна и бобов в жалкие хилые
расточки. По сравнению с тем ужасным годом последние несколько урожаев
казались настоящим изобилием. Однако Джон знал, что никогда не следует
чувствовать себя осчастливленным, поскольку Бог может забрать назад все,
чем он обеспечил. По крайней мере у них есть, что есть в этом году, и
кое-какая сумма, чтобы прожить остаток зимы. Но сейчас он был заражен
легкомысленным возбуждением Билла и подошел к окну, чтобы понаблюдать за
хлопьями вместе со своим сыном.
- Может падать всю ночь, - сказал он. - Может под утро насыпать по
самую крышу.
- Ух! - выдохнул Билли, и его светлые газельи глаза, так
контрастирующие с унаследованным от матери темным цветом кожи, округлились
от удовольствия и немного от страха; он представил себе, как все вокруг
замерзает, и они, подобно медведям, впадают в спячку до апреля, пока не
проклюнутся первые цветы.
- Он не может быть таким глубоким, правда?
Джон рассмеялся и потрепал курчавые рыжевато-коричневые волосы сына.
- Нет. Он не будет даже липнуть и скоро кончится.
Билли еще немного понаблюдал за снегопадом, а затем закричал: "Мама",
и побежал через маленький коридор в соседнюю комнату, где опершись на
подушки, на кровати Рамона Крикмор чинила Рождественский подарок Билли:
коричневый свитер. Со дня Рождества прошло меньше месяца, а Билли уже
успел разорвать рукав, лазая по деревьям и носясь по лесу.
- Мама, на дворе снег! - сказал ей Билли, показывая на маленькое
окошко рядом с ее кроватью.
- Я же говорила тебе, что это снеговые тучи, не так ли? - ответила та
и улыбнулась сыну. Вокруг ее глаз залегли глубокие морщины, а волосы
посерели. Несмотря на то, что ей было всего тридцать четыре, годы не
пощадили ее. Сразу после рождения Билли она чуть не умерла от пневмонии и
с тех пор так и не оправилась до конца. Большую часть времени она
находилась в доме, занимаясь своими хитроумными вышивками и выпивая
домашние травяные настойки, помогающие ей бороться с ознобом и лихорадкой.
В отсутствии движения ее тело набрало вес, однако ее лицо было по-прежнему
худым и симпатичным, за исключением слабых темных кругов под глазами; ее
волосы были все так же длинные и блестящие, а индейская комплекция
создавала ложное ощущение идеального здоровья.
- Самое холодное время года еще впереди, - сказала она и вернулась к
своей работе. Рамона постоянно удивлялась тому, как быстро Билли растет;
одежду, которая была ему впору еще месяц назад, уже надо было сдавать в
готорнскую комиссионку.
- Ты не хочешь пойти посмотреть?
- Я знаю, как это выглядит. Все белое.
Внезапно Билли понял, что мать не любит ни холод, ни снег. Часто по
ночам она сильно кашляла, и через тонкую стену он слышал, как отец утешал
ее: "Ты не должна вставать", говорил он быстро, "тебе лучше остаться
лежать здесь".
Джон подошел сзади к сыну и положил обветренную руку ему на плечо.
- Почему бы нам не одеться и не прогуляться?
- Да, сэр! - Билли широко улыбнулся и помчался в гардероб за своей
зеленой паркой с капюшоном.
Джон взял из гардероба свою голубую джинсовую куртку с подкладкой из
овчины, одел ее, а затем натянул на голову черную вязаную шапочку. За
прошедшие десять лет Джон Крикмор похудел и посуровел; его широкие плечи
немного ссутулились из-за сезонных полевых работ и постоянных трудов по
поддержанию ветхого домика в порядке после летней жары и зимнего мороза.
Ему было тридцать семь, но морщины на лице - глубокие и прямые, как
борозды, которые он пропахивал на полях - старили его лет на десять.
Тонкие губы обычно придавали его лицу хмурое выражение, но если рядом
находился сын, они почти всегда улыбались. Кое-кто в Готорне говорил, что
Джон Крикмор - прирожденный проповедник, зарывший в землю свой талант,
занявшись землей вместо того, чтобы обратить взор к небу, и то, что если
он сердится или к кому-нибудь враждебно относится, тогда взгляд его синих
глаз может насквозь пробуравить дощатую стену амбара. Но когда он смотрел
на сына, его взгляд всегда был мягким.
- Ну, вот я и готов, - сказал Джон. - Кто желает прогуляться?
- Я, - пропел Билли.
- Не будем терять время, - произнес Джон и потянулся к сыну. Они
взялись за руки, и Джон сразу почувствовал тепло удовольствия от
прикосновения к мальчику. Когда Джон был рядом с Билли, таким живым,
настороженным и удивленным, он впитывал в себя часть его юношеского
задора.
Они вышли через сосновую дверь в тамбур, а затем, открыв наружную
дверь, окунулись в холодный серый день. Замерзшая грязь дороги,
соединявшей владения Крикморов, всего лишь два акра, с главным шоссе,
хрустела под их башмаками, и сквозь этот хруст Билли слышал мягкий шелест
снежных хлопьев, падающих на замерзшие листья вечнозеленой изгороди. Они
миновали маленький пруд с грязно-коричневой с прожилками льда водой. Белый
почтовый ящик с надписью "ДЖ.КРИКМОР", испещренный отверстиями двадцать
второго калибра, наклонился в сторону асфальтированного шоссе. Они
двинулись по обочине по направлению к Готорну, лежащему менее чем в миле
впереди. Снег то падал хлопьями, то перемежался дождем. Джон проверил,
хорошо ли одет капюшон мальчика и крепко ли завязаны под подбородком его
тесемки.
Уже началась настоящая зима, хотя не прошло еще и половины января.
Несколько раз шел дождь со снегом, а однажды случился ужасный град,
который переколотил стекла по всему округу Файет. Однако, думал Джон,
точно так же, как день сменяет ночь, на смену зиме придет весна, а с ней и
пора сельскохозяйственных работ. Снова нужно будет сажать кукурузу и бобы,
томаты и турнепс. Следовало бы поставить новое пугало, однако в эти
беспокойные времена, похоже, даже вороны поумнели и не желают быть
обманутыми. В последние годы Джон терял большую часть посевов из-за птиц и
вредителей, а то, что сохранялось, вырастало слабым и малорослым. У него
была хорошая, благословенная Богом земля, думал он, но, похоже, и она
начала истощаться. Он, конечно, знал про севооборот, нитраты и всякие
химические удобрения, которые торговые агенты пытались ему всучить, однако
все эти добавки, за исключением известного с древних времен старого
доброго удобрения, - нарушение промысла Господня. Если ваша земля
истощилась, значит, так тому и быть.
Да, беспокойные времена настали повсеместно, думал Джон.
1 2 3 4 5 6 7 8