– Да. Может, я была юной. Не знаю. Но среди них я чувствовала себя абсолютно счастливой. Я просыпалась в таком лесу, как этот, или в полях, впереди был целый день и никакой работы. Все делается как бы само собой. Отвести лошадей к реке, собрать хворост для костра, найти еду в лесах и полях. Или танцуя в городе. Я не такая уж хорошая танцовщица, как вам рассказывала. Зато, Грей… вы даже представить себе не можете, как я жонглировала. – Пауза.
– Думаю, вы это умеете делать очень хорошо.
– Дойл расскажет вам о моем жонглировании. Я уверена, он знает всю историю моей жизни. Я была несравненной. А еще лучше я бросаю ножи. Я даже сейчас, не видя, могу попасть в маленькую птицу на этом дереве. Не знаю, как ее называют по-французски. У цыган для нее другое название.
– Это вьюрок, Анник.
– Да, теперь буду знать. Даже сейчас подходящим ножом я могла бы попасть в эту птицу один раз из десяти. Если б мне хотелось поесть вьюрков. Нужно быть очень голодной, чтобы есть вьюрков.
– Тебе не нравится кофе, мисс? – спросил Дойл. – Наверное, я сделал его слишком крепким.
– Нет-нет. – Она выпила остаток кофе до гущи и позволила забрать у нее чашку.
– Не знаю, может, я и сам начну пить кофе вместо чая, если мне придется часто приезжать сюда. Ты собираешься научиться в Англии пить чай, мисс?
– Я и сейчас иногда пью чай, когда желудок со мной не спорит.
– Так-то лучше. Вам уже надоело говорить, что вы не собираетесь в Англию, – сказал Грей.
– Если вы, месье, воображаете, что я говорю и думаю одно и то же, значит, вы очень глупы, в чем я сомневаюсь. – Анник снова прислонилась к дереву.
Эйдриан беспокойно заворочался, и Грей подошел к нему. Она вынуждена была слушать очередную скучнейшую проповедь насчет сна. Однако, как ни странно, пока он бубнил, Эйдриан настолько успокоился, что можно было делать операцию. Позже она обязательно спросит Грея о том, как он это делает. Позже, когда не будет такой уставшей. К ее досаде, он продолжал говорить, а ей хотелось расслабиться и отдохнуть. Но через какое-то время его голос стал привлекать ее внимание не больше, чем жужжание пчел.
Днем на поляне было тепло. Дойл ходил взад-вперед, убирая посуду или подбрасывая топливо в костер. Фыркали привязанные лошади. Все запахи, все звуки были такими, какими и должны быть.
Когда она была юной и одевалась мальчиком, чтобы следовать за армией, иногда приходил Вобан. Они садились в поле или в лесу вроде этого и разжигали маленький костер. Он приносил, если мог, еду, поскольку она всегда была голодной. Она ела и докладывала ему обо всем, что видела, а Вобан хвалил ее и отдавал приказы. На час или два она чувствовала себя в безопасности. Вобан защитил бы ее ценой своей жизни.
Иногда приходил Сулье, элегантный даже в лохмотьях или солдатской форме. Он тайно привозил ей из Парижа конфеты, причем с такой осторожностью, словно это были секретные документы. Он смешил ее. И всегда мог дать ей хороший совет. Большего хитреца, чем Сулье, она не встречала.
Теперь он в Лондоне, стал начальником всех французских шпионов в Англии. Он играл роль открытого агента. Все знают, что он работает на тайную полицию, и никто его не трогает. По давнему соглашению (кто знает, насколько давнему?) в каждой столице должен быть открытый агент. В конце концов, ведь нужен же хотя бы один человек, к которому могли прийти британцы, чтобы заплатить выкуп за матросов или агентов, попавших в руки французов, или передать совершенно секретное и личное послание от правительства к правительству. Сулье, видимо, нравилась такая работа, он любил политические игры. Ему нравилось рисоваться под носом военной разведки, когда они не могли его тронуть.
– Сейчас ты спокойно отдыхаешь, делаешься сильнее. Боль уходит очень далеко. Ты в безопасности, где ничто не может тебя коснуться. Боль далеко. Она не коснется тебя.
Анник дремала на солнце, убаюканная хорошей едой и голосом Грея. Он говорил с южным акцентом. Так говорил ее отец. Это язык, на котором она говорила ребенком. Она вытянулась, зевнула и устроилась поудобнее. Кора дерева за ее спиной была совсем не шершавой. Наоборот, мягкой. Немного погодя к ней подошел Грей и остановился. Анник опять зевнула.
– Вы странный глава подразделения.
– Он хорошо знает свое дело, – сказал Дойл.
Потом Грей завернул ее во что-то мягкое и теплое. Оказывается, в свою куртку. Она пахла им. Анник вдруг поняла другое.
– Вы дали мне наркотики?
– Да, – признался он.
Было слишком поздно что-либо предпринимать.
Глава 12
Побережье Северной Франции
– Меня не интересуют семь голландцев с тремя детьми и бабушкой. – Леблан выпрямился в седле, комкая список. – А также школьницы. И два старика – настройщики пианино. Они бесполезны.
– Это все, кто проехал тут сегодня. Больше никто, – твердо произнес капрал.
– Повторяю, ищите слепую женщину! Молодую. Черноволосую. Очень красивую. Невероятно, чтобы ее не заметили. С ней должен быть мужчина. Высокий. Каштановые волосы. Карие глаза.
– А с ними может быть еще один. Молодой человек, раненый, – добавил Анри.
– Забудьте других. Мы должны найти слепую девушку. Она придет сюда. Должна.
Лошадь Анри коварно шагнула вперед, намереваясь укусить капрала, но Анри дернул поводья, заставив ее отступить.
– Они могут направиться на юг.
– Нет. Она знает это побережье, как свою ладонь. И это лучший путь в Англию. – Леблан разорвал список, и обрывки спланировали под копыта лошадей. – Как она проскользнет мимо патрулей? Как? Будь прокляты эти крестьяне! Ей кто-то помогает!
– Ни одна слепая женщина не проходила мимо этого поста, – твердо заявил капрал.
Леблан взглянул на дюны, затем бросил взгляд в сторону моря.
– Что это за деревня?
– Пон-Вентез, месье, – сообщил капрал.
– Там есть гостиница?
– Да, месье, очень хорошая. Мадам Дюмар…
– Возьмите своих людей, капрал, и обыщите каждый дом в этой жалкой деревне. Обыщите каждую изгородь, надворную постройку, коровник, чтобы найти эту женщину. Потом обыщите еще раз. И делайте это до тех пор, пока я не велю остановиться.
– Но…
– Тогда, возможно, я больше не услышу от вас о голландских семьях. Анри!
Тот безропотно подъехал к нему.
– Давай преподадим здесь урок. Выбери двух или трех женщин и приведи их в гостиницу на допрос. Если гостиница действительно хорошая, я проведу там ночь.
Понятно. Это будет одна из тех ночей. Пожав плечами, Анри жестом приказал четверым из отряда следовать за ним.
– Мужья и отцы начнут протестовать. Утром они станут протестовать еще больше, когда увидят, что сделали с их девушками.
– Темноволосых! – крикнул ему вслед Леблан. – Я хочу темноволосых. И молодых.
Глава 13
Время обволакивало ее. Она кружилась в бесконечном морском водовороте. Когда непонятная тяжесть исчезла, ее обхватила и приподняла мужская рука.
– Выпей это.
Грей. А выпить он предлагал кофе. Очень сладкий кофе.
– Я не кладу так много сахара. – Анник тряхнула головой, раздосадованная, едва проснувшаяся. – Слишком много.
Но она выпила, потому что Грей поднес чашку к ее губам и ждал, пока она это сделает. Затем он прижимал ее к своей груди, когда она снова погружалась в черноту. Как будто упала в него.
За темнотой наступил период бессмысленной удовлетворенности и заурядных дел, ничего важного. Она ходила, стояла или сидела. Грей был рядом, указывая, что делать, руководя ею в моменты неистовых водоворотов. Потом она ложилась и спала, на земле или в постели, где бы он ее ни положил.
Однажды Анник проснулась на мягкой кровати, рядом спал Грей, положив на нее руку, тяжелую, расслабленную. Внезапное желание заставило ее повернуться к нему, и она начала прижиматься к его телу, снова и снова.
Он проснулся.
– Спокойно, Анник. Ты видишь сон. – Он быстро отодвинул ее, прошептав: – Ты красива, Лисенок. А теперь спи. Просто спи.
Но Анник не отпускала его и вдруг почувствовала экстаз, разорвавший ее на тысячу кусков. Она закричала, потому что вся тысяча ее осколков упала в теплый наркотический океан.
Потом она долго была в карете, солнце грело ей лицо. Он держал ее и медленно гладил по спине. Хорошо бы он продолжал это бесконечно. Она соскользнула вниз, чтобы устроиться на его коленях. Теперь он может гладить ее везде.
Его пальцы ласково пробежали по ее лбу к волосам. Этого недостаточно. Анник перевернулась, подставляя ему живот.
– Прямо кошка.
– Она этого хочет, – сказал Эйдриан. – На некоторых опиум действует именно так. Когда-нибудь она сделает мужчину безумно счастливым.
– Не тебя, – ответил Грей.
– К несчастью. Это не мой флаг она поднимает на мачту, не так ли? Почему бы тебе не порадовать ее разок-другой? И пусть она заснет счастливой. Она потом не вспомнит.
– Почему бы мне не выкинуть тебя в ближайшем поле и не позволить идти домой пешком?
– Я могу найти другой способ.
– Заткнись, Эйдриан.
– Люди вроде тебя всегда это усложняли. Она снова приходит в себя.
– Черт! Ты прав.
Вселенная покачнулась.
Она приподнялась и услышала, как Грей приказал:
– Сделай половинную дозу. Или еще меньше.
Стакан с питьем, очень горьким. Анник не хотела его брать, потому что они давали ей опиум, но выпила. Она еще не проснулась, чтобы бороться. Потом Грей опять позволил ей лечь ему на колени.
– Теперь спи. – Он устроил ее на сиденье. Она прижалась к его руке, стараясь почувствовать ее у себя между ног, а та продолжала ускользать. – Ты хочешь спать. И больше ничего.
Она падала в темноту. Слова падали за ней, тая как снежинки на ее коже.
Лицо у нее было влажным, что ужасно смутило ее. Она в карете, Грей шлепает ее по щекам. Почему она такая влажная?
– Мне бы не хотелось, чтобы вы это делали. – Она попыталась отвести его руки. – Это излишне и очень невежливо.
– Проснитесь. – Он снова шлепнул ее. Не больно, хотя это не было и легким похлопыванием.
– Я проснулась.
Она ухватила его запястье, чтобы он больше не мог ее шлепнуть. В голове стоял туман. Это Грей. Он с ней в карете и будит ее. Где они?
– Хватит меня бить. Я уже проснулась.
– Хорошо. Мне нужно, чтобы вы не спали. Анник, жандармы собираются остановить карету. Нет, не засыпайте. Вам нужно проснуться и разговаривать с ними. Вы сможете?
Она прижала ладони к вискам. Жандармы? Значит, она во Франции. Грей… Он – английский шпион, а Леблан охотится за ней, жаждет ее смерти. Он послал сюда жандармов.
Ей не удавалось сосредоточиться.
– Жандармы?
Грей перешел на немецкий:
– Вы можете стать баваркой? Мы должны говорить по-немецки. Вы сможете?
Ужас прогнал остатки сна. Это не Грей. Совсем немецкий голос. В карете рядом с ней был человек, похожий на Грея, с его запахом, теплотой, одеждой, который был не Греем.
– Проснись и разговаривай со мной. Быстро, Анник. Она приложила руку к его рту. Она узнала его губы, щетину, его щеки, его запах. Но голос не его.
– В чем дело?
Его слова, а голос – нет. Грей, разговаривающий по-немецки. Это непостижимая ошибка. Голос ей совершенно не знаком. Она была одна в темноте.
– Все в порядке. Я уже проснулась. – Анник тряхнула головой.
Чего не следовало делать, ибо перед глазами у нее все поплыло. Его голос изменился. Вот и все. Но это Грей. Потом она услышала нестройный шум вооруженных людей. Сны и явь слились воедино. Она должна проснуться. Он Грей. Не паниковать, как глупая школьница. Грей был маяком в хаосе. Она будет делать, что он скажет, верить ему, а думать позже.
– Я буду говорить по-немецки. – Даже с его произношением это нетрудно. Так говорили в деревне, где она жила, на полпути между Мюнхеном и Зальцбургом.
– С этого момента говорим только по-немецки, Анник. Вас зовут Аделина Грау. Я ваш муж Карл. Мы женаты шесть месяцев. Эйдриан – ваш брат, Фриц Адлер. Ваш близнец. Вы из Графинга. Я профессор Мюнхенского университета, еду в Лондон читать лекции в Королевской академии. – Он что-то надел ей на палец.
Кольцо. С гладким кабошоном. Должно быть, его носил Эйдриан. Она повернула камень внутрь, теперь золотой ободок выглядел обручальным кольцом.
– Аделина. Карл. Мой брат Фриц. – Она делала это уже сотни раз. Сотня историй. Сотня разных людей. Она может сделать все, что от нее требуется. – Кучер?
– Черт! Да, Йозеф Хейлиг. Он работает у меня десять лет.
– Йозеф, – повторила она.
Грей поддерживал ее, словно боялся, как бы она не упала с сиденья. Нет, только не во время работы. За все эти голы она еще ни разу не поддалась слабости, когда нужно было выполнить задание.
Карета остановилась, и Дойл что-то говорил по-немецки лошадям. Грей нажал раздражаться и жаловаться. Возможно, ей надо спросить его, профессором чего он был, но это уже не имело значения. Если бы кто-нибудь задал ей вопросы или даже пристальнее взглянул на нее, они бы все равно погибли.
– Французы по своей природе назойливы, – сказал Грей. – Прежде было не так плохо. Говорю тебе, Фриц, они изменились, и не в лучшую сторону. Никто в Париже не ценит мою работу. А-а, подходит еще одна команда болванов в форме, чтобы помешать нашему путешествию.
Все это время Грей обнимал ее, вливая в нее свою неукротимую силу. Он последний раз сжал ей плечо и распахнул дверцу.
– Месье, я могу вам чем-то помочь?
Теперь его французский был парижским с сильным немецким акцентом. Он снова был не похож на Грея. К ней прикоснулся Эйдриан, чтобы она знала, где он находится.
– Мы остановились только на минуту. Карл об этом позаботится, Аделина. – Его немецкий был таким же безупречным, как и ее собственный. – Доверься ему. Он вытащит нас. Он никогда не ошибается.
Эйдриан чувствует себя лучше, подумала она. Голос уверенный, рука, успокаивающая ее, теплая. Он будет жить, если их не убьют жандармы. Как бы ей хотелось, чтобы спасение Эйдриана не было столь эфемерным достижением.
– Они не подозрительны, – шептал он по-немецки. – Выглядит как обычная проверка документов. Семь человек. Местные отряды, все с ружьями через плечо. Скучают в седле. Мы в безопасности, пока они что-либо не обнаружат. Никто сейчас не собирается обижать баварцев. Похоже, они только что поели. Должны быть в хорошем настроении.
Сколько уже раз она проделывала такое, с уверенной улыбкой протягивая солдатам поддельные документы? В ее дни с Вобаном она была членом команды вроде этой. Она помнила ощущение, когда пятеро или шестеро человек становились единым организмом, зависящим от ума и ловкости каждого. То ощущение вернулось к ней сейчас. Она чувствовала Дойла на козлах и Эйдриана рядом. Все их внимание было сосредоточено на Грее, они ждали его сигнала. Хорошо опять стать частью этой игры.
Кое-кто из жандармов спешился, чтобы поговорить с Греем. Она услышала топот сапог на дороге, а потом раздраженный голос Грея.
– Бумаги? Конечно, вы можете посмотреть наши бумаги, – снисходительно заявил он, напыщенный профессор, известный в своем маленьком кругу. – Йозеф, передай мне красный портфель. Не вижу никаких причин для нашей задержки…
Последовало вежливое объяснение. Жандарм говорил медленно, как разговаривают с человеком, которому не повезло родиться французом.
– Едва ли мы похожи на контрабандистов, любезный, – ответил Грей. – Позвольте вам сообщить, что у нас в Мюнхене вообще нет контрабандистов, и если вы… Да, Йозеф, этот.
– Ты слишком красивая, Аделина, – тихо сказал Эйдриан. – Лейтенант тебя видел. Он идет сюда и очень восхищен. Неприятность.
– Если Грей не хочет, чтобы на меня смотрели лейтенанты, пусть не выбирает такое платье. Я должна выйти из кареты, чтобы оказаться ниже уровня его глаз. Можешь это сделать?
– Натюрлих, – тут же ответил Эйдриан.
Она не знала, легко это или нет. Главное, чтобы жандарм не понял, что она слепая. Разумеется, Эйдриан умело играл свою роль. Они увидели, какой он заботливый брат, когда помог ей выйти из карты. Они не заметили, что он прикрыл ее своим телом и поставил так, чтобы она могла прислониться к карете, но где никто не мог подойти к ней сзади. Кроме того, в семье с молодыми женщинами обращались как с идиотками, поэтому не было ничего странного, что он так ее опекает. Эйдриан облокотился на карету рядом с ней. Для поддержки, решила она. Ведь он еще слаб, она совсем недавно вытащила из него пулю. Дня три-четыре назад… она не могла вспомнить.
– Пропуск нам подписал сам префект Руана, – сообщил Грей. – Приятный человек. Очень интересовался моими расчетами преломления света в жидкостях. Я дал ему свою копию лекции, которую читал в Вюрцбурге. Печать на мои документы он поставил собственной рукой. Невозможно, чтобы они были не в порядке.
– Дело не в том, что ваши документы не в порядке, – очень терпеливо объяснял жандарм. – Здесь нет штампа на проезд из Марли-ле-Гран.
– Штамп на проезд? Что за штамп? Мне не говорили о штампе на проезд.
Анник услышала приближающиеся шаги. Без сомнения, это был восхищенный лейтенант. Она потупила глаза, устремив их на дорогу, и прижала ладонь к животу.
– Я думаю, мне сейчас будет плохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31