Как сейчас.
Моржов считал: для предсказателя грядущего главное - уловить начало серии сравнений, чтобы, экстраполировав её принцип в ближайшее будущее, узнать, какое развитие настоящего это будущее согласно допустить ввиду органичности текущему моменту. Вероятность того или иного события, по мнению Моржова, определялась стилистикой события, а не причинно-следственными связями. Реализуется то продолжение уже имеющегося явления, которое соответствует его стилистике наиболее полно. И в данном случае художественное восприятие мира оказывалось куда более точным орудием прогноза, чем логика предшествующих событий. В этом Моржов видел великую социальную и воспитательную функцию искусства. На этом держалась его теория ДП(ПНН). В общем, судьба строилась на сравнениях, сходствах и ассоциациях.
Ресторан «Бонапарт» был лучшим и самым одиозным заведением города Ковязин. Хотя неистовый корсиканец никакого отношения к Ковязину не имел: просто для оформления интерьеров никто ещё пока не придумал ничего помпезнее, чем идея империи.
– Давайте сюда заглянем, - предложил Моржов Милене и с трудом вытянул на себя массивную дверь с бронзовой ручкой.
– Вы уверены? - спросила Милена, сразу сделавшись отчуждённой. «Бонапарт» был заведением не её уровня - несмотря на всю её красоту, и уж тем более не уровня Моржова.
– Уверен, - с усмешкой сказал Моржов.
Он усмехался не от собственной тайной состоятельности, а оттого что Милена согласилась померить его и себя именно этой меркой. То есть узнать, по карману ли она Моржову. Если бы речь шла про ум или про душу, то надо было идти в библиотеку или в церковь. Но похоже, что умом или душой Милена себя не измеряла.
Милена пожала плечами и вошла в открытую дверь.
В полутёмном вестибюле Моржов едва успел разглядеть чучело медведя, как сразу появился бритоголовый охранник в безупречном костюме.
– Что вас интересует? - вежливо спросил он.
– Вы уже официант? - вопросом ответил Моржов. Ладно - Милена, она была одета прилично. Но сам Моржов стоял перед охранником в джинсах, кроссовках и потной майке.
– Вы хотите в ресторан? - уточнял охранник. Он отказывался верить, что Моржов зашёл в его заведение осознанно.
Моржов, проклиная вынужденно-пижонский жест, полез в карман, вытащил деньги и развернул перед носом охранника веер пятисоток.
– На мороженку хватит? - спросил он. Охранник понимающе усмехнулся и кивнул: «Ладно, валяй».
– На второй этаж, в малый зал, - пояснил он. Моржов взял Милену под локоток и повёл вверх по лестнице.
Малый зал назывался малым, видимо, не из-за площади, а из-за высоты. Посетителей не было. Сборчато-приспущенные шторы, как паруса, взятые на рифы, отсекали солнечное сияние окон. С простенков на зал склонялись массивные тёмные портреты российских императоров. Пышные люстры развесили хрустальные подолы. За дальним столиком сидели и обедали три поварихи в белых халатах. Вообще-то им тут было не место, и они заняли только половину столика, словно намекая на некоторую эфемерность своего присутствия, на которое поэтому можно и не обращать внимания. Три одинаковых официанта в жилетках, похожие на скворцов, тесной группой стояли в углу зала и смотрели футбол по телевизору, что торчал под потолком, как скворечник. Моржов отодвинул Милене стул, а сам уселся напротив, бросив на скатерть пачку сигарет и зажигалку. В Моржове тяжело бултыхалось раздражение. Обидно было не то, что охранник не хотел впускать его в майке. Хотя майка - не водолазный скафандр, и на улице - май. По майке охранник судил о финансовом статусе клиента. На поверхностный взгляд, майка свидетельствовала о моржовской неплатёжеспособности. В этом-то и заключалось унижение. Поглядев на майку, охранник решил, что Моржов не просто нищий, а ещё и придурок, который не может соразмерить свой статус со статусом заведения. Когда Моржова считала идиотом Шкиляева, это было нормально, потому что Шкиляева - начальница и ей так положено. Но охранник-то не был Моржову начальником. Он мог счесть Моржова нищим, а счёл - придурком. И никакие извинения (в форме признания и пропуска) Моржова не утешали. Охранник, безусловно, подлежал расстрелу на месте.
Над столиком вырос официант. Покосившись на моржовские сигареты, будто на дохлую мышь, официант выложил две кожаные папки с меню. Милена меланхолично раскрыла свою папку. Моржов увидел, что меню напечатано по-английски. Видимо, от англичан в городе Ковязин отбою не было, особенно в ресторане «Бонапарт». Бегло просматривая перечень блюд, Милена листала толстые цветные страницы. Она выглядела очень естественно (благо, Моржов знал, Милена преподаёт английский), и моржовское раздражение опять забултыхалось. Не будь Милены, Моржов бы сейчас закочевряжился и потребовал меню с картинками.
– Два кофе эспрессо, большие чашки, и два мороженых обычных сливочных с шоколадом и лимонным соком, - сказал Моржов, не дожидаясь выбора Милены. Это была его маленькая месть за то, что он выглядел болваном, а Милена - его жертвой. Милену требовалось немножечко нагнуть.
Официант хладнокровно забрал у Милены меню и ушёл, размахивая папками.
– Как-то странно здесь… - растерянно сказала Милена.
Моржов откинулся на спинку стула и закурил, любуясь Миленой. Милена была женщиной для изысканного вкуса, когда требуется уже не лощёная «модель человека» (это со своей формулировочкой беззвучной вспышкой появился и исчез Щёкин), а что-то такое - с тонким отголоском, с экзотической отдушкой из дикорастущих трав. Чтобы сквозь гламур, химический и несъедобный, как парфюмерия, посредством иного и непривычного чувствовалось живое и настоящее. Увидев Милену Чунжину в первый раз, Моржов и внимания на неё не обратил. Но только потом - в памяти - её образ раскрылся, точно цветок.
– Как вам это местечко? - спросил Моржов у Милены, не собираясь слушать ответ.
Милена смущённо улыбнулась. Было в ней что-то слабое, анемичное. И голос-то у неё был какой-то неровный, звучный лишь на горловых гласных. Такой голос проявляет силу только при любовном стоне (в способности Милены на любовный крик Моржов сомневался). Похоже, что и саму Милену можно было понять и увидеть лишь в интиме, а в обычной жизни были только статусы, амбиции, обязанности… Милена словно бы провоцировала на близость, но не вилянием зада и выпячиванием грудей, как Розка, а именно своей слабостью, за которой мерещилась покорность. Моржову не нужно было и мерцоида вызывать, чтобы представить, как он раздевает Милену и укладывает на спину, преодолевая тихое сопротивление.
Моржов подключился обратно к реальности. Милена рассказывала, как она с сыном ходит в какое-то кафе. Видимо, Милена сравнивала то кафе с рестораном «Бонапарт». Моржов кивнул в знак того, что внимательно слушает и сочувствует.
Подошёл официант и поставил на столик две чашки кофе. Большая чашка была размером с ноготь большого пальца.
– Зла не хватает, - сказал Моржов и вылил в рот всю чашку. - У них, похоже, размер понтов обратно пропорционален порции…
Официант, будто вспомнив, вернулся и поменял пепельницу.
– А как вы попали на работу в Дом пионеров? - спросил Моржов, задавая Милене новую тему.
…Моржов опять не слушал, а думал про кабак, про Милену и про себя. Он затащил Милену сюда для того, чтобы ступить на дорожку сближения. Финишем должна была стать капитуляция Милены. Милена это понимала - не дура же. Потому и согласилась зайти сюда, чтобы узнать, даёт ли ей Моржов гарантии безопасности. Была бы у них любовь - Милена и не спросила бы про гарантии. А сейчас спрашивала, вот Моржов и развернул перед ней ресторан: смотри, я приличный человек, и в захваченной крепости я не устрою погрома. Но ресторан почему-то демонстрировал совсем иное: он порождал сомнение в способности Моржова осуществить осаду и одержать победу. Общепит, блин.
Что означают осада и победа? Они означают признание физического превосходства осаждающего. Сколько бы ни визжали феминистки, техника соития всё равно подразумевала, образно говоря, одного сверху, а другого снизу. И дело не в «Камасутре», а в изначальной отформатированности природы, когда один заточен под нападение и победу, а другой - под приятие нападения и капитуляцию. Моржов считал, что так и нужно, потому что так лучше. Но фиг ли приглашать девушку в ресторан, чтобы провести осаду и одержать победу, если в фойе стоит эта обезьяна? Она ведь, ежели чаво, предназначена вообще для победы над всеми. И у клиента пропадает интерес, так как его подруге дали понять, что в этом квартале он не самый сильный. Моржов с досадой чувствовал себя Золушкой, которой туфелька оказалась велика. Надо было всё-таки идти в библиотеку…
– …языковая среда, - тем временем говорила Ми-лена. - Нельзя терять квалификацию. Нужна практика. Или хотя бы повторение.
Подошёл официант и сменил чистую пепельницу на чистую.
– Вас, наверное, возмутило, что Шкиляева на американцев поставила Розу, хотя Роза английского не знает, - подбросил полешко Моржов.
– Знаете, нет, - сказала Милена с отсутствующим видом и повела плечиком, словно отстраняла что-то досадное или докучное. От движения плеча блузка обтянула одну грудь, проявив контур лифчика. Грудки у Милены были небольшие, как у девушки. Даже и не верилось, что Милена сравнительно недавно кормила младенца. - Мне до Дома пионеров нет никакого дела.
– Я видел по вашему лицу, что поездка в Троельгу вам глубоко не нравится, - возразил Моржов.
– Не нравится, - согласилась Милена. - Она разрушает мои планы. Я рассчитывала в июне заняться частными уроками. Как раз выпускники сдают экзамены, готовятся поступать… В июне - самый спрос на частные уроки.
– И хорош ли заработок с таких уроков? - спросил Моржов.
– Куда больше, чем в Доме пионеров, - непроницаемо ответила Милена.
– Почему же тогда вам совсем не уволиться? Снова подошёл официант и поменял пепельницы.
Моржов ещё и одной сигареты выкурить не успел, а ему уже поставили третью посудину. Может, челяди «Бонапарта» лучше поторопиться с мороженым?… Моржов оглянулся на официантов под телевизором. Официанты злобно смотрели на Моржова. Моржов отвернулся.
Милена расценила эту паузу как подозрение в своей честности.
– У меня ещё не получается зарабатывать одними уроками, - строго сказала она. - Очень сложно искать желающих. Такое ощущение, что иностранные языки в Ковязине никому не нужны.
– Странно, - неискренне удивился Моржов. - Весь Пикет застроен особняками… Что, дети с Пикета не собираются никуда поступать? Или знаний из школы им достаточно?
Милена задумчиво помешала кофе ложечкой.
– Я не хочу преподавать на Пикете, - сказала она.
– Почему?
– Просто не хочу.
– А вы уже пробовали?
– Да, - совсем сухо призналась Милена. Моржов понял. Чего ж тут не понять? Живёт в своём домике на Пикете какой-нибудь дядечка лет сорока. Самый сенокос. У дядечки - дочка-абитуриентка. К дочке ходит симпатичная молоденькая училка английского. Незамужняя. Нуждающаяся. Сначала - «хау ду ю ду», потом английский чай в гостиной, потом рюмка бренди, потом дочка идёт заниматься домашними заданиями к себе наверх… Это если кратчайшим способом. Можно и посложней: например, довезти до дома, пригласить на пикник…
Официант наконец-то принёс мороженое. В хрустальных бокалах лежало по три шарика, облитых лимонным соком. Композицию оплетал шоколадный серпантин, а сверху пыжилась роскошная роза - плод долгих творческих дерзаний ресторанного Данилы-мастера.
– Это чудо на «Сотби» надо, а не в рот… - пробурчал Моржов, извлекая из салфетки десертную ложечку.
Официант деревянно развернулся и ушёл, будто его оскорбили. В ресторане отчётливо запахло дуэлью.
«Все оч-чень гордые»,- подумал Моржов и про официанта, и про Милену. Прислуживать они рады, а служить им тошно.
– Съесть такое мороженое - всё равно что сделать омлет из яиц Фаберже, - сказал Моржов.
Милена улыбнулась и ковырнула ложечкой белый шарик.
Моржов смотрел, как Милена ест мороженое, и думал разные циничные мысли. Почему богатей с Пикета должен платить Милене за уроки английского большие деньги? Он заплатит Милене, сколько та попросит, только если Милена станет его любовницей. А не фиг быть красивой и напрашиваться в дом.
Богатею сколько угодно можно говорить о морали и нравственности, о высоких ценах и низких доходах, о том, что Милена - мать-одиночка, бюджетница, что она не так воспитана, что любит другого и вообще девственница: всё бесполезно. И не потому, что богатей - сволочь. Моржов ставил на место богатея себя: да, Милене надо помочь. Она педагог, у неё ребёнок и всё такое. Он может ей помочь. Денег ему не жалко. Но он всё равно не будет помогать, если Милена не ляжет с ним в постель. Точно так же, как пресловутый богатей с Пикета. В чём же дело?
Эту ситуацию Моржов называл несколько милитаристски - KB: Кризис Вербальности. Суть его была в том, что слово потеряло способность становиться Делом.
Формулируя наукообразно, язык перестал быть транслятором ценностей. Остался просто средством коммуникации. Теперь в каждой фразе приходилось искать подтекст, а для объяснения разговора требовался литературовед. Да и сам Моржов до кодирования общался фифти-фифти с человеком - и сразу с его мерцоидом. Иначе и не поймёшь ни хрена, о чём речь. Дипломатия, блин. Библейский дефолт.
Но факт-то оставался фактом, и Слово обесценилось. На что оно1 нужно, если оно может обозначать всё, что угодно? Если в качестве фигового листка оно прикрывает откровенный срам? Все виртуальные понятия выпали из упаковки, а упаковка превратилась в пустую и жухлую кожуру. И разразился Кризис Вербальности. «Мать-одиночка», «низкие доходы» - это всё шум ветра в чужом лесу. В этих словах уже нет смысла, как в разных «инновациях» и «оптимизациях» - мертворожденных монстриках Манжетова.
Впрочем, KB распахал не всё пространство. Остались укрепрайоны, уцелевшие от ковровых бомбардировок Кризиса, - некие «группы товарищей». Человеческая конфигурация этих групп определялась особым фактором. Его Моржов назвал ОБЖ: Обмен Биологическими Жидкостями. Понятно, что имелись в виду жизнетворные жидкости, а не разные там плевки-сопли. Честно говоря, таких жидкостей Моржов мог назвать только три: кровь, материнское молоко и сперма. Круг людей, объединённых ОБЖ, и образовывал укрепрай-он - зону, неподвластную КВ.
Богатей, готовый платить Милене за уроки английского лишь через постель, таким образом впускал Милену в свой круг ОБЖ, потому что Кризис Вербальности - это ещё и океан одиночества. Выдёргивать из него людей получалось тогда, когда люди соглашались хвататься за спасательный круг ОБЖ. И только там, внутри круга ОБЖ, Милена могла ожидать не только высокой ставки за урок, но и всей прочей помощи, которую один человек должен оказывать другому.
– Вы думаете, найдёте желающих изучать английский язык среди простых смертных Ковязина? - осторожно спросил Моржов у Милены. - И чтобы платили по вашим расценкам?
Милена улыбнулась несколько покровительственно.
– Найду, - заверила она. - Я самостоятельная женщина и сумею обеспечить себя и своего сына.
Пьяный Щёкин как-то признавался Моржову, что хочет написать знаменитый американский супербестселлер под названием «Как заработать миллион многолетним непосильным каторжным трудом». И Моржову стало жаль Милену со всей её хрупкой стойкостью. Эта стойкость приведёт Милену либо к отчаянию и огульной обиде на всех, либо к авторству щёкинского супербестселлера. Но в любом случае на этом пути судьба Милены утратит зыбкое и неуловимое тепло немотивированного счастья. Лучшее, что можно сделать для Милены, - это не денег ей дать, а обмануть её. Включить её в круг ОБЖ так, чтобы она того не заметила и внутри этого круга, убережённая от KB, продолжала верить в свою наивную правоту.
– Я думаю, что вы неправы, Милена, - ещё осторожнее сказал Моржов. - Это какой-то глянцевый принцип, который в Ковязине не работает.
– Не вы один так думаете, - многозначительно ответила Милена.
Моржов ухмыльнулся: наверняка то же самое Милене уже говорил Манжетов. Видимо, Милена посчитала, что если разные люди столь неоднократно сомневались в её силах, значит, такие сомнения шаблонны и банальны. Следовательно, ошибочны. И это Милену вдохновляло.
– Я неплохо знаю язык. - Милена словно шлёпала Моржова. - Такие знания сейчас востребованы обществом. Страна у нас свободная. Энергии у меня хватает. Я не вижу причин, по которым я могу остаться в нищете.
Милена обаятельно улыбнулась и поднялась из-за стола, вытирая пальцы салфеткой. Она посмотрела по сторонам. Официантов не было ни одного, подсказать было некому.
– Туалет, похоже, вон там, - кивнул Моржов.
Он смотрел вслед Милене, всё так же любуясь её фигуркой, но сейчас ему уже не хотелось представлять, как в туалете, нагнувшись, Милена будет приспускать или задирать свою тесную юбку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Моржов считал: для предсказателя грядущего главное - уловить начало серии сравнений, чтобы, экстраполировав её принцип в ближайшее будущее, узнать, какое развитие настоящего это будущее согласно допустить ввиду органичности текущему моменту. Вероятность того или иного события, по мнению Моржова, определялась стилистикой события, а не причинно-следственными связями. Реализуется то продолжение уже имеющегося явления, которое соответствует его стилистике наиболее полно. И в данном случае художественное восприятие мира оказывалось куда более точным орудием прогноза, чем логика предшествующих событий. В этом Моржов видел великую социальную и воспитательную функцию искусства. На этом держалась его теория ДП(ПНН). В общем, судьба строилась на сравнениях, сходствах и ассоциациях.
Ресторан «Бонапарт» был лучшим и самым одиозным заведением города Ковязин. Хотя неистовый корсиканец никакого отношения к Ковязину не имел: просто для оформления интерьеров никто ещё пока не придумал ничего помпезнее, чем идея империи.
– Давайте сюда заглянем, - предложил Моржов Милене и с трудом вытянул на себя массивную дверь с бронзовой ручкой.
– Вы уверены? - спросила Милена, сразу сделавшись отчуждённой. «Бонапарт» был заведением не её уровня - несмотря на всю её красоту, и уж тем более не уровня Моржова.
– Уверен, - с усмешкой сказал Моржов.
Он усмехался не от собственной тайной состоятельности, а оттого что Милена согласилась померить его и себя именно этой меркой. То есть узнать, по карману ли она Моржову. Если бы речь шла про ум или про душу, то надо было идти в библиотеку или в церковь. Но похоже, что умом или душой Милена себя не измеряла.
Милена пожала плечами и вошла в открытую дверь.
В полутёмном вестибюле Моржов едва успел разглядеть чучело медведя, как сразу появился бритоголовый охранник в безупречном костюме.
– Что вас интересует? - вежливо спросил он.
– Вы уже официант? - вопросом ответил Моржов. Ладно - Милена, она была одета прилично. Но сам Моржов стоял перед охранником в джинсах, кроссовках и потной майке.
– Вы хотите в ресторан? - уточнял охранник. Он отказывался верить, что Моржов зашёл в его заведение осознанно.
Моржов, проклиная вынужденно-пижонский жест, полез в карман, вытащил деньги и развернул перед носом охранника веер пятисоток.
– На мороженку хватит? - спросил он. Охранник понимающе усмехнулся и кивнул: «Ладно, валяй».
– На второй этаж, в малый зал, - пояснил он. Моржов взял Милену под локоток и повёл вверх по лестнице.
Малый зал назывался малым, видимо, не из-за площади, а из-за высоты. Посетителей не было. Сборчато-приспущенные шторы, как паруса, взятые на рифы, отсекали солнечное сияние окон. С простенков на зал склонялись массивные тёмные портреты российских императоров. Пышные люстры развесили хрустальные подолы. За дальним столиком сидели и обедали три поварихи в белых халатах. Вообще-то им тут было не место, и они заняли только половину столика, словно намекая на некоторую эфемерность своего присутствия, на которое поэтому можно и не обращать внимания. Три одинаковых официанта в жилетках, похожие на скворцов, тесной группой стояли в углу зала и смотрели футбол по телевизору, что торчал под потолком, как скворечник. Моржов отодвинул Милене стул, а сам уселся напротив, бросив на скатерть пачку сигарет и зажигалку. В Моржове тяжело бултыхалось раздражение. Обидно было не то, что охранник не хотел впускать его в майке. Хотя майка - не водолазный скафандр, и на улице - май. По майке охранник судил о финансовом статусе клиента. На поверхностный взгляд, майка свидетельствовала о моржовской неплатёжеспособности. В этом-то и заключалось унижение. Поглядев на майку, охранник решил, что Моржов не просто нищий, а ещё и придурок, который не может соразмерить свой статус со статусом заведения. Когда Моржова считала идиотом Шкиляева, это было нормально, потому что Шкиляева - начальница и ей так положено. Но охранник-то не был Моржову начальником. Он мог счесть Моржова нищим, а счёл - придурком. И никакие извинения (в форме признания и пропуска) Моржова не утешали. Охранник, безусловно, подлежал расстрелу на месте.
Над столиком вырос официант. Покосившись на моржовские сигареты, будто на дохлую мышь, официант выложил две кожаные папки с меню. Милена меланхолично раскрыла свою папку. Моржов увидел, что меню напечатано по-английски. Видимо, от англичан в городе Ковязин отбою не было, особенно в ресторане «Бонапарт». Бегло просматривая перечень блюд, Милена листала толстые цветные страницы. Она выглядела очень естественно (благо, Моржов знал, Милена преподаёт английский), и моржовское раздражение опять забултыхалось. Не будь Милены, Моржов бы сейчас закочевряжился и потребовал меню с картинками.
– Два кофе эспрессо, большие чашки, и два мороженых обычных сливочных с шоколадом и лимонным соком, - сказал Моржов, не дожидаясь выбора Милены. Это была его маленькая месть за то, что он выглядел болваном, а Милена - его жертвой. Милену требовалось немножечко нагнуть.
Официант хладнокровно забрал у Милены меню и ушёл, размахивая папками.
– Как-то странно здесь… - растерянно сказала Милена.
Моржов откинулся на спинку стула и закурил, любуясь Миленой. Милена была женщиной для изысканного вкуса, когда требуется уже не лощёная «модель человека» (это со своей формулировочкой беззвучной вспышкой появился и исчез Щёкин), а что-то такое - с тонким отголоском, с экзотической отдушкой из дикорастущих трав. Чтобы сквозь гламур, химический и несъедобный, как парфюмерия, посредством иного и непривычного чувствовалось живое и настоящее. Увидев Милену Чунжину в первый раз, Моржов и внимания на неё не обратил. Но только потом - в памяти - её образ раскрылся, точно цветок.
– Как вам это местечко? - спросил Моржов у Милены, не собираясь слушать ответ.
Милена смущённо улыбнулась. Было в ней что-то слабое, анемичное. И голос-то у неё был какой-то неровный, звучный лишь на горловых гласных. Такой голос проявляет силу только при любовном стоне (в способности Милены на любовный крик Моржов сомневался). Похоже, что и саму Милену можно было понять и увидеть лишь в интиме, а в обычной жизни были только статусы, амбиции, обязанности… Милена словно бы провоцировала на близость, но не вилянием зада и выпячиванием грудей, как Розка, а именно своей слабостью, за которой мерещилась покорность. Моржову не нужно было и мерцоида вызывать, чтобы представить, как он раздевает Милену и укладывает на спину, преодолевая тихое сопротивление.
Моржов подключился обратно к реальности. Милена рассказывала, как она с сыном ходит в какое-то кафе. Видимо, Милена сравнивала то кафе с рестораном «Бонапарт». Моржов кивнул в знак того, что внимательно слушает и сочувствует.
Подошёл официант и поставил на столик две чашки кофе. Большая чашка была размером с ноготь большого пальца.
– Зла не хватает, - сказал Моржов и вылил в рот всю чашку. - У них, похоже, размер понтов обратно пропорционален порции…
Официант, будто вспомнив, вернулся и поменял пепельницу.
– А как вы попали на работу в Дом пионеров? - спросил Моржов, задавая Милене новую тему.
…Моржов опять не слушал, а думал про кабак, про Милену и про себя. Он затащил Милену сюда для того, чтобы ступить на дорожку сближения. Финишем должна была стать капитуляция Милены. Милена это понимала - не дура же. Потому и согласилась зайти сюда, чтобы узнать, даёт ли ей Моржов гарантии безопасности. Была бы у них любовь - Милена и не спросила бы про гарантии. А сейчас спрашивала, вот Моржов и развернул перед ней ресторан: смотри, я приличный человек, и в захваченной крепости я не устрою погрома. Но ресторан почему-то демонстрировал совсем иное: он порождал сомнение в способности Моржова осуществить осаду и одержать победу. Общепит, блин.
Что означают осада и победа? Они означают признание физического превосходства осаждающего. Сколько бы ни визжали феминистки, техника соития всё равно подразумевала, образно говоря, одного сверху, а другого снизу. И дело не в «Камасутре», а в изначальной отформатированности природы, когда один заточен под нападение и победу, а другой - под приятие нападения и капитуляцию. Моржов считал, что так и нужно, потому что так лучше. Но фиг ли приглашать девушку в ресторан, чтобы провести осаду и одержать победу, если в фойе стоит эта обезьяна? Она ведь, ежели чаво, предназначена вообще для победы над всеми. И у клиента пропадает интерес, так как его подруге дали понять, что в этом квартале он не самый сильный. Моржов с досадой чувствовал себя Золушкой, которой туфелька оказалась велика. Надо было всё-таки идти в библиотеку…
– …языковая среда, - тем временем говорила Ми-лена. - Нельзя терять квалификацию. Нужна практика. Или хотя бы повторение.
Подошёл официант и сменил чистую пепельницу на чистую.
– Вас, наверное, возмутило, что Шкиляева на американцев поставила Розу, хотя Роза английского не знает, - подбросил полешко Моржов.
– Знаете, нет, - сказала Милена с отсутствующим видом и повела плечиком, словно отстраняла что-то досадное или докучное. От движения плеча блузка обтянула одну грудь, проявив контур лифчика. Грудки у Милены были небольшие, как у девушки. Даже и не верилось, что Милена сравнительно недавно кормила младенца. - Мне до Дома пионеров нет никакого дела.
– Я видел по вашему лицу, что поездка в Троельгу вам глубоко не нравится, - возразил Моржов.
– Не нравится, - согласилась Милена. - Она разрушает мои планы. Я рассчитывала в июне заняться частными уроками. Как раз выпускники сдают экзамены, готовятся поступать… В июне - самый спрос на частные уроки.
– И хорош ли заработок с таких уроков? - спросил Моржов.
– Куда больше, чем в Доме пионеров, - непроницаемо ответила Милена.
– Почему же тогда вам совсем не уволиться? Снова подошёл официант и поменял пепельницы.
Моржов ещё и одной сигареты выкурить не успел, а ему уже поставили третью посудину. Может, челяди «Бонапарта» лучше поторопиться с мороженым?… Моржов оглянулся на официантов под телевизором. Официанты злобно смотрели на Моржова. Моржов отвернулся.
Милена расценила эту паузу как подозрение в своей честности.
– У меня ещё не получается зарабатывать одними уроками, - строго сказала она. - Очень сложно искать желающих. Такое ощущение, что иностранные языки в Ковязине никому не нужны.
– Странно, - неискренне удивился Моржов. - Весь Пикет застроен особняками… Что, дети с Пикета не собираются никуда поступать? Или знаний из школы им достаточно?
Милена задумчиво помешала кофе ложечкой.
– Я не хочу преподавать на Пикете, - сказала она.
– Почему?
– Просто не хочу.
– А вы уже пробовали?
– Да, - совсем сухо призналась Милена. Моржов понял. Чего ж тут не понять? Живёт в своём домике на Пикете какой-нибудь дядечка лет сорока. Самый сенокос. У дядечки - дочка-абитуриентка. К дочке ходит симпатичная молоденькая училка английского. Незамужняя. Нуждающаяся. Сначала - «хау ду ю ду», потом английский чай в гостиной, потом рюмка бренди, потом дочка идёт заниматься домашними заданиями к себе наверх… Это если кратчайшим способом. Можно и посложней: например, довезти до дома, пригласить на пикник…
Официант наконец-то принёс мороженое. В хрустальных бокалах лежало по три шарика, облитых лимонным соком. Композицию оплетал шоколадный серпантин, а сверху пыжилась роскошная роза - плод долгих творческих дерзаний ресторанного Данилы-мастера.
– Это чудо на «Сотби» надо, а не в рот… - пробурчал Моржов, извлекая из салфетки десертную ложечку.
Официант деревянно развернулся и ушёл, будто его оскорбили. В ресторане отчётливо запахло дуэлью.
«Все оч-чень гордые»,- подумал Моржов и про официанта, и про Милену. Прислуживать они рады, а служить им тошно.
– Съесть такое мороженое - всё равно что сделать омлет из яиц Фаберже, - сказал Моржов.
Милена улыбнулась и ковырнула ложечкой белый шарик.
Моржов смотрел, как Милена ест мороженое, и думал разные циничные мысли. Почему богатей с Пикета должен платить Милене за уроки английского большие деньги? Он заплатит Милене, сколько та попросит, только если Милена станет его любовницей. А не фиг быть красивой и напрашиваться в дом.
Богатею сколько угодно можно говорить о морали и нравственности, о высоких ценах и низких доходах, о том, что Милена - мать-одиночка, бюджетница, что она не так воспитана, что любит другого и вообще девственница: всё бесполезно. И не потому, что богатей - сволочь. Моржов ставил на место богатея себя: да, Милене надо помочь. Она педагог, у неё ребёнок и всё такое. Он может ей помочь. Денег ему не жалко. Но он всё равно не будет помогать, если Милена не ляжет с ним в постель. Точно так же, как пресловутый богатей с Пикета. В чём же дело?
Эту ситуацию Моржов называл несколько милитаристски - KB: Кризис Вербальности. Суть его была в том, что слово потеряло способность становиться Делом.
Формулируя наукообразно, язык перестал быть транслятором ценностей. Остался просто средством коммуникации. Теперь в каждой фразе приходилось искать подтекст, а для объяснения разговора требовался литературовед. Да и сам Моржов до кодирования общался фифти-фифти с человеком - и сразу с его мерцоидом. Иначе и не поймёшь ни хрена, о чём речь. Дипломатия, блин. Библейский дефолт.
Но факт-то оставался фактом, и Слово обесценилось. На что оно1 нужно, если оно может обозначать всё, что угодно? Если в качестве фигового листка оно прикрывает откровенный срам? Все виртуальные понятия выпали из упаковки, а упаковка превратилась в пустую и жухлую кожуру. И разразился Кризис Вербальности. «Мать-одиночка», «низкие доходы» - это всё шум ветра в чужом лесу. В этих словах уже нет смысла, как в разных «инновациях» и «оптимизациях» - мертворожденных монстриках Манжетова.
Впрочем, KB распахал не всё пространство. Остались укрепрайоны, уцелевшие от ковровых бомбардировок Кризиса, - некие «группы товарищей». Человеческая конфигурация этих групп определялась особым фактором. Его Моржов назвал ОБЖ: Обмен Биологическими Жидкостями. Понятно, что имелись в виду жизнетворные жидкости, а не разные там плевки-сопли. Честно говоря, таких жидкостей Моржов мог назвать только три: кровь, материнское молоко и сперма. Круг людей, объединённых ОБЖ, и образовывал укрепрай-он - зону, неподвластную КВ.
Богатей, готовый платить Милене за уроки английского лишь через постель, таким образом впускал Милену в свой круг ОБЖ, потому что Кризис Вербальности - это ещё и океан одиночества. Выдёргивать из него людей получалось тогда, когда люди соглашались хвататься за спасательный круг ОБЖ. И только там, внутри круга ОБЖ, Милена могла ожидать не только высокой ставки за урок, но и всей прочей помощи, которую один человек должен оказывать другому.
– Вы думаете, найдёте желающих изучать английский язык среди простых смертных Ковязина? - осторожно спросил Моржов у Милены. - И чтобы платили по вашим расценкам?
Милена улыбнулась несколько покровительственно.
– Найду, - заверила она. - Я самостоятельная женщина и сумею обеспечить себя и своего сына.
Пьяный Щёкин как-то признавался Моржову, что хочет написать знаменитый американский супербестселлер под названием «Как заработать миллион многолетним непосильным каторжным трудом». И Моржову стало жаль Милену со всей её хрупкой стойкостью. Эта стойкость приведёт Милену либо к отчаянию и огульной обиде на всех, либо к авторству щёкинского супербестселлера. Но в любом случае на этом пути судьба Милены утратит зыбкое и неуловимое тепло немотивированного счастья. Лучшее, что можно сделать для Милены, - это не денег ей дать, а обмануть её. Включить её в круг ОБЖ так, чтобы она того не заметила и внутри этого круга, убережённая от KB, продолжала верить в свою наивную правоту.
– Я думаю, что вы неправы, Милена, - ещё осторожнее сказал Моржов. - Это какой-то глянцевый принцип, который в Ковязине не работает.
– Не вы один так думаете, - многозначительно ответила Милена.
Моржов ухмыльнулся: наверняка то же самое Милене уже говорил Манжетов. Видимо, Милена посчитала, что если разные люди столь неоднократно сомневались в её силах, значит, такие сомнения шаблонны и банальны. Следовательно, ошибочны. И это Милену вдохновляло.
– Я неплохо знаю язык. - Милена словно шлёпала Моржова. - Такие знания сейчас востребованы обществом. Страна у нас свободная. Энергии у меня хватает. Я не вижу причин, по которым я могу остаться в нищете.
Милена обаятельно улыбнулась и поднялась из-за стола, вытирая пальцы салфеткой. Она посмотрела по сторонам. Официантов не было ни одного, подсказать было некому.
– Туалет, похоже, вон там, - кивнул Моржов.
Он смотрел вслед Милене, всё так же любуясь её фигуркой, но сейчас ему уже не хотелось представлять, как в туалете, нагнувшись, Милена будет приспускать или задирать свою тесную юбку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54