Витыми стружками сверху сыпалось чириканье и щебет.
– Константин Егорович сказал, что Колымагины Горы образовались в результате обледенения, - сообщил Серёжа.
– Громче! - требовательно произнесла Наташа, не оглядываясь.
– С севера надвинулся щит ледника… Он… он был как нож бульдозера, толкал перед собой кучи земли. Здесь он остановился, а потом растаял. А кучи земли стали горами.
Моржов подумал, что, пожалуй, завидует Серёже. Серёжа видел гораздо больше, чем он сам. Что видел Моржов? Сосновый бор и девочку, которая со временем превратится в красивую девушку с характером. И всё. А Серёжа видел ещё и великое оледенение, и мировую войну.
Впрочем, война, кажется, приближалась и к полю зрения Моржова: сзади послышались какие-то выстрелы. Моржов остановился. Из-за поворота тропинки вылетели упыри с восторженными физиономиями. На бегу они что-то швыряли в подлесок, и там бабахало. «Петарды!» - понял Моржов. Он растопырил руки, загораживая проход.
– Стоять! - крикнул он, приседая. - Ну-ка все ко мне! Сдать петарды!…
– У нас кончились! - заорали упыри, рассыпаясь по обочине. Они пролетели по кустам мимо Моржова и убежали вперёд.
– Они вам наврали, - хладнокровно сказала Мор-жову Наташа.
«Как Щекандер управляется с этими дьяволами?» - в некой оторопи подумал Моржов.
Моржов, Серёжа и Наташа пошли вперёд и через сто шагов наткнулись на маленького Гонцова, который тихо пятился, не сводя с тропинки заворожённого взгляда. Взгляд его был прикован к огромной, как палка сырокопчёной колбасы, петарде, лежавшей на тропе и дымившей хвостиком.
– Л-ложись… - без голоса сказал Моржов. Петарда взорвалась, разметав песок, хвою, траву и шишки. Облако звона нахлобучилось на всю округу.
– Это не я! Она сама!… - потрясённо прошептал Гонцов.
Моржов еле удержался, чтобы не отвесить Гонцову затрещину.
Из окрестных кустов выросли другие упыри, сидевшие там в безопасном укрытии.
– В-во й-й-обнуло!… - восторженно сказал Чечкин.
– Ещё раз - и все идём домой! - рявкнул Моржов. Впрочем, глаза упырей как светились, так и светились, и моржовская угроза растаяла в пиротехническом чуде, как лёд в кипятке.
– Хватит безобразий! - Моржов попытался вернуть упырей к пиетету. - Серёжа, снимай рюкзак, а ты, Гонцов, надевай! Будете рюкзак по очереди нести!
– А чо мы-то сразу? - возмутился Ничков. - Я не понесу!
– Мы не просили! - крикнул Чечкин.
– Это не моя была петарда! - отпёрся Гонцов.
– Пускай Пектусин несёт! - Гершензон злобно посмотрел на Наташу. - Он сам вызвался, чтобы перед этой понтоваться!
– Жрать-то жратву свою все собираетесь? - навис над упырями Моржов.
Он с удивлением понял, что, оказывается, он робеет перед упырями: грубость, предназначавшуюся для упырей, он сам для себя незаметно переадресовал сухому пайку.
– Не буду я жрать! Я ем, а не жру! - оскорбился Ничков, развернулся и пошёл прочь, мгновенно скрывшись за поворотом.
– И я не буду! - отрёкся Гонцов, направляясь за Ничковым.
– Эй, паца, вы куда без меня! - обиженно закричал Чечкин, убегая от Моржова.
– Слова сначала выбирать научитесь, - презрительно сказал Гершензон. - Слово не тётка, не вырубишь топором!
Наташа Ландышева хмыкнула, глядя, как Моржов снял очки и панамой вытер лицо.
– Да я сам понесу, Борис Данилыч, - виновато сказал Серёжа и крепче взял Моржова за руку, словно обещая, что не бросит.
– Н-да, - озадаченно сказал Моржов, почесал башку и надел панаму обратно. - Ну, пошли.
Гершензон, который наблюдал, стоя в сторонке, удовлетворённо ухмыльнулся и убежал за упырями.
Моржов шагал в размышлениях, а Серёжа и Наташа помалкивали. Склоны гор справа и слева вдруг как-то просели, и тропа выкатилась в неширокую долинку, средоточие которой занимала большая лужа, превращающаяся в маленькое болотце. Долинка лежала как раз на стыке склонов четырёх холмов. Здесь тропу, по которой шли Моржов, дети и друиды, пересекала другая тропа, утоптанная так же крепко.
Друиды топтались на перепутье, явно не зная, куда пойти.
– Ща-ща, - деловито сказали они Моржову, - мы вспомним, ща.
Наташа Ландышева оглядела местность и тоном принцессы громко сообщила всем:
– Так, мне надо в туалет.
Упыри, клубившиеся вокруг друидов, радостно загомонили.
– А если кто пойдёт за мной подглядывать, тот получит кулаком по морде, - добавила Наташа и оценивающе оглядела Моржова и Серёжу Васенина: кто из них надёжнее? - Борис Данилович, - наконец решила она, повернулась и пошла к дальним кустам.
Моржов утешительно похлопал Серёжу по плечу: «Мол, пройдёт время - и твои кулаки дорастут до упыриных морд!» - и пошёл вслед за Наташей.
Наташа завела его за кусты и указала пальцем в землю:
– Стойте тут!
Сама она пошла дальше, а Моржов остался на страже. Отсюда он слышал, о чём говорят у перепутья.
– Где он, твой мост-то ебучий? - допытывался Чабязов у Бячакова. - Уже полтора часа ебошим по лесу!
– А я хули помню? - возмущался Бячаков.- Я там уже сто лет не был! Мне хули там делать?
– Бля-а, меня уже пиздец как припекло! Ещё ведь обратно хуярить столько же… Ты на хера у бородатого карту не взял?
– А я хули знал?… Ты сам сказал: найдём, найдём! Ищи, бля!…
– Куда, бля, искать?
– Да я хули знаю куда! Щас бы давно уже у Саныча взяли и сидели бы по-человечески! Не, бля, западло тебе у Саныча брать! Трудом, бля, сам заработаешь! Пиздуй теперь, ищи!
– Хули ты залупаешься-то? Заебало - уёбывай домой!
– А ты хули меня посылаешь?
– А хули ты подъёбываешь? Ща по ебалу схватишь…
– Ну давай, по ебалу-то… Рискни!
Друидов присутствие упырей нисколько не напрягало - разве что в том смысле, что рабочая сила простаивала.
– Вы хули тут подслушиваете, шакалята? - наехал на упырей то ли Бязов, то ли Чаков. - Чё стоите? Вы двое вон по той тропе пиздуйте, а вы двое - по этой. А ты - туда иди! Через полчаса ждём вас здесь! Кто мост найдёт - тех на мотоцикле покатаем!
Моржов отметил, что, по версии друидов, мост нужен именно ему, а не упырям. Упыри невнятно огрызались.
– Давай-давай, не стой! - хозяйничали друиды. - Ща в жопу пну, чтоб быстрей бежалось!…
Моржов оторвал листик с куста, сунул в рот и подумал, что этот опохмелочный мост для друидов можно уподобить ВТО. Внешней Точке Отсчёта. И чтобы подтянуть эту ВТО к себе, друидам нужны дорога, карта, правило, закон. Свобода друидам не нужна. Она только мешает найти мост. А ему, Моржову (да и упырям, пожалуй), мост ни к чему. Мост - только повод, чтобы погулять по лесу. Погулять свободно, без друидов с их агрессивным похмельем.
Моржов вздохнул и полез из кустов на поляну.
Раскрасневшиеся друиды вдвоём сидели на пеньке и курили. Дети разошлись от них подальше.
– Чё там твоя девка-то, поссала? - недовольно спросил Чабязов (Бячаков). - Можно идти?
– Они нас мост искать посылали! - издалека крикнул Ничков.
– Мужики, вы чего-то попутали, - подчёркнуто-добродушно сказал друидам Моржов. - Здесь детский садик, а не рюмочная. Не знаете дорогу - так и скажите.
– Да хули не знать-то? Найдём! - бодро заявил Чабяков.
– Вон пацанам и говорим - пусть сбегают посмотрят! Ноги-то молодые! - поддержал Бячазов.
– Так не пойдёт, - возразил Моржов.
– А как быстрее-то по-другому?
– А нам и не надо быстрее.
– Пусть они уходят, - тихо сказал Моржову Серёжа Васенин. - А мост мы потом с Константином Егоровичем найдём.
Моржов подошёл к друидам и присел на корточки.
– Сегодня вы обосрались, - тихо сказал он и достал из кармана шортов полтинник. - Хотите дальше дружить - берите и валите.
Друиды сопели, молча разглядывая Моржова.
– Ладно, - неохотно согласился Бязов (Чаков) и вынул полтинник из пальцев Моржова.
Друиды встали и пошли по тропе обратно.
– Замнём для простоты, - через плечо бросил Моржову Бязов.
– Не заблудитесь, мудаки, - посоветовал Чаков.
Моржов дождался, пока друиды скроются за поворотом, и встал. От куста к нему уже шла Наташа Ландышева.
– Сейчас перекусим, - сказал Моржов упырям, - а потом что делать будем?
– Дальше пойдём мост искать! - упрямо сказал Гершензон. - Пусть Пектусин нас ведёт! Он же краевед!
– Но условие: без петард! Вы должны меня слушаться!
– А чо должны-то? - с вызовом спросил Гершензон. - Вы нам не Дрисаныч! Ничо мы вам не должны!
На этот день у Моржова был достаточно простой план: а) приехать в Ковязин; б) соблазнить Юльку Ко-никову; в) начичить у Юльки Кониковой сертификаты на школьников - как можно больше. Моржов полагал, что пункт «в» без пункта «б» не реализуется. Такая стратегия поведения была самая примитивная и механистичная, но почему-то она действовала. А вот мольбы, подкупы и угрозы часто оказывались куда менее результативны.
Моржов на велосипеде катил по старому шоссе сквозь чересполосицу света и теней. Шоссе виляло меж холмов Колымагиных Гор, и сосны кружились вокруг Моржова хороводом. Валявшиеся на асфальте шишки из-под колёс велосипеда стреляли по придорожным кустам. Поясная сумка, сдвинутая на спину, одобрительно хлопала Моржова по заду. В сумке лежал пистолет - на случай, если потребуется кого-нибудь убить. Сосновое шоссе оставалось пустынным, и в неподвижных, косых полосах солнечного огня словно бы началось какое-то остекленение, едва просвечивающее слепящей паутинкой. Где-то вверху безалаберно верещали щеглы и синицы и по-учительски строго, будто карандашом по столу, постукивал дятел.
Сейчас Юлька Коникова была учительницей в школе номер четыре. Моржов познакомился с Юлькой, когда сам ещё был одиннадцатиклассником, а Юлька - студенткой педтехникума. Это было чуть ли не во вречена боярина Ковязи. Но и тогда Моржов нуждался в Юльке исключительно по делу.
В то время у Моржова был роман со Стеллой Рашевской из параллельного класса - последний чистый и честный роман в жизни Моржова. Но Моржов и Стелла были мальчиком и девочкой, и потому их роман начинал несколько зависать. Моржов уже тогда превращался в дарвиниста, считающего, что тот, кто не наступает, тем самым теряет свои позиции. Трудность, однако, заключалась в том, что Стелла согласилась бы сдаться только красивому наступлению - с плюмажами и развёрнутыми знамёнами. А Моржов в силу неопытности обеспечить этого не мог. Он вообще подозревал, что у него со Стеллой получится не въезд гвардии сквозь парадные ворота замка, а нечто вроде неувязки Батыя с Рязанью. Короче говоря, Моржову требовалась культура приступа. За культурой он и направился к Юльке.
…Сосновый лес стоял на спине Колымагиных Гор, как плавник на карасе. Из светового мигания леса Моржов со склона последнего холма покатился в неподвижный блеск стариц и заводей - в заливные луга и рощи широкой пойменной долины Талки. Настой хвои и смолы, как взвар, поднялся вверх, а Моржов погрузился в тёплые и влажные запахи камыша и лягушек. Над шоссе искрами замелькали стрекозы. Высокие и пышные ивы под ветерком сверкали переливами листвы, как цыганки - монистами. За каскадами зарослей то слева, то справа изгибами берегов мелькали озёра, будто Моржов быстро листал глянцевый журнал лёгкой эротики.
С лёгкой эротики всё и начиналось… Юлька была родом из деревни. В педтехникуме она наконец-то хватанула свободы и теперь считала себя настолько умудрённой, что мудростью можно и поделиться. Юлька бескорыстно обеспечила мудростью пару друзей Моржова - Димона Пуксина и Саньку Банана. И не то чтобы Юлька была развратна, нет… Просто педагогическое поприще она понимала как-то чересчур обширно. И Моржов тоже подался под покровительство Юльки. Да, честно признавался себе Моржов, он хотел Юльку использовать. Но Юлька сама заигрывала с ним, обещая всему научить и показать всякое разное. К нему, к Моржову, Юлька относилась куда лучше, чем к Димону Пуксину и Саньке Банану.
Но с Моржовым дело пошло как-то вкось, не туда. Видя серьёзность Моржова, Юлька почувствовала возможность завысить свои требования. Тяжесть усилий, которые должен был предпринять Моржов, характеризовали нечеловеческое величие и необыкновенную высоту Юлькиного достоинства.
Моржов долго ухаживал за Юлькой, гулял с ней, дарил цветы, водил в кино (даже дважды бил каких-то малознакомых молодых людей), но всё яснее ощущал шизофреничность ситуации. Свой пыл галантности, предназначенный Стелле, он почему-то тратил на Юльку, а вот Юлька своё желание Моржова почему-то удовлетворяла с Димоном Пуксиным и Санькой Бананом. Моржов же ходил без любви Стеллы и без близости с Юлькой, хотя, конечно, с множеством многозначительных Юлькиных обещаний.
…Чуланская гора приподнялась над заливными лугами, словно севшая на мель канонерка. Моржов слез с велосипеда и одолел подъём пешком. Склоны Чуланской горы были усыпаны свалками и застроены сараями. Город Ковязин окружал себя пятном грязи и мусора, как неряшливый флот.
В Соцпосёлке на Чуланской горе всегда был тихий час. Типовые двухэтажные домики, оштукатуренные и жизнерадостно окрашенные то в жёлтый, то в зелёный, то в розовый цвета, с течением лет и дождей обрели усредненно-общий оттенок. Открытые окна затягивала марля от комаров - словно плёнка на глазах у спящих куриц. Штакетники вокруг палисадников сонно валились то внутрь, то наружу. Навстречу Моржову по тротуару шли две бабы с вёдрами - обе в тапочках и домашних байковых халатах. В тени липы громоздился железный ларёк - памятник эпохи первичного накопления капитала. Судя по пыльной жаре, Соцпосёлок отверг эту эпоху, и ларёк стоял запертый и злобно заржавевший, словно подбитый танк.
Как раз в эту эпоху у Моржова и закрались первые циничные мысли о продажности человеческих отношений. О продажности не в том смысле, что за деньги можно купить всё, а в том смысле, что отношения двух людей друг с другом должны быть всегда как-то взаимно эквивалентны. Взять, к примеру, его и Юльку. Они друг другу нравятся и как люди, и как возможные партнёры в постели. Каких-то ограничений на интим у них нет. А почему интим всё никак не стрясётся? Юлька утверждала, что это проверка чувств.
Хренушки! - теперь понимал Моржов. Это не была проверка чувств. Проверка чувств - это форс-мажор. Но форс-мажора объективно не имелось. Объективно имелся торг. Если бы он сказал Юльке: «Дай!», а Юлька бы ответила: «Бери!» - торга бы не было. Но за «Бери!» Юлька требовала услуг. Значит, торг был. И само его наличие подразумевало, что девчонке (Юльке) есть конечная цена. Что девчонка (Юлька) продаётся.
Моржов и тогда ничего не имел против продажи, и сейчас не имел, особенно когда сам получил возможность покупать. Но когда его обвиняли в цинизме или в дурном мнении о людях, это его раздражало, как неверный расклад теней на пейзаже с натуры.
Тогда, с Юлькой, ему всё казалось, что остаётся приложить ещё ну чуть-чуть усилий - ну ещё один букет, ещё одна бутылка «Киндзмараули», ещё один (последний!) вечер в парке на каруселях, ещё добавить жара в поцелуи и силы в ладонях, сжимающих Юлькины груди, ещё на два-три градуса повысить тепло Юлькиного хорошего настроения… и ему наконец-то всё объяснят, покажут и помогут. А вот фиг!
Моржов и сам понял, что это событие у него с Юлькой всегда будет на шаг впереди - и недостижимо, словно черепаха Зенона, за которой гнался обозлённый быстроногий Ахиллес, но так и не догнал. Едва Моржов набирал заслуг для вожделенной близости, Юлька всякий раз прибавляла себе цену. И остановиться Юлька уже не могла. Заигралась. Она стала заложницей своего кокетства и жеманства, исчерпала лимит моржовского терпения. Ей не хватило чувства меры, точнее - реальности" самооценки. Таких усилий Юлька уже не стоила, даже если бы Моржов её любил. И тогда всё закончилось.
Впрочем, с Юлькой он остался в хороших отношениях. Они были квиты: он хотел её использовать, а она в ответ сама его поимела. Поэтому в дальнейшем ему доставляло мстительное наслаждение никак не реагировать на Юлькины посылы о легкодоступности обоюдной радости - дескать, сделай хоть шажок, и мы всё восстановим!… Но Моржов этого шажка не делал. А сейчас, похоже, придётся.
…На перекрёстке под немигающим жёлтым огнём светофора кипел радиатором хлебный фургон. Перед бампером фургона улицу переходила древняя старушка с палочкой - переходила так медленно, что водитель не выдержал, выпрыгнул из кабины и пошёл в супермаркет за сигаретами. Большие окна-витрины супермаркета на три четверти были заложены кирпичной стенкой. Не то чтобы в Чулане орудовали банды грабителей - просто магазину не хотелось тратиться на покупку огромных стёкол, если витрину раскокают.
Из-за этого супермаркета финал моржовских взаимоотношений с Юлькой и получился драматичным. В тот летний вечер они - Юлька, Моржов, Пуксин, Банан и ещё с пяток обалдуев и раздолбаек - пьянствовали во дворе банановского дома. Выпивка, как обычно, кончилась посередине настроения. Моржов, как самый сознательный и высокий, отправился в супермаркет за бутылками. Когда он вернулся, Юльки и Банана в компании уже не было.
Они явились спустя полчаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Константин Егорович сказал, что Колымагины Горы образовались в результате обледенения, - сообщил Серёжа.
– Громче! - требовательно произнесла Наташа, не оглядываясь.
– С севера надвинулся щит ледника… Он… он был как нож бульдозера, толкал перед собой кучи земли. Здесь он остановился, а потом растаял. А кучи земли стали горами.
Моржов подумал, что, пожалуй, завидует Серёже. Серёжа видел гораздо больше, чем он сам. Что видел Моржов? Сосновый бор и девочку, которая со временем превратится в красивую девушку с характером. И всё. А Серёжа видел ещё и великое оледенение, и мировую войну.
Впрочем, война, кажется, приближалась и к полю зрения Моржова: сзади послышались какие-то выстрелы. Моржов остановился. Из-за поворота тропинки вылетели упыри с восторженными физиономиями. На бегу они что-то швыряли в подлесок, и там бабахало. «Петарды!» - понял Моржов. Он растопырил руки, загораживая проход.
– Стоять! - крикнул он, приседая. - Ну-ка все ко мне! Сдать петарды!…
– У нас кончились! - заорали упыри, рассыпаясь по обочине. Они пролетели по кустам мимо Моржова и убежали вперёд.
– Они вам наврали, - хладнокровно сказала Мор-жову Наташа.
«Как Щекандер управляется с этими дьяволами?» - в некой оторопи подумал Моржов.
Моржов, Серёжа и Наташа пошли вперёд и через сто шагов наткнулись на маленького Гонцова, который тихо пятился, не сводя с тропинки заворожённого взгляда. Взгляд его был прикован к огромной, как палка сырокопчёной колбасы, петарде, лежавшей на тропе и дымившей хвостиком.
– Л-ложись… - без голоса сказал Моржов. Петарда взорвалась, разметав песок, хвою, траву и шишки. Облако звона нахлобучилось на всю округу.
– Это не я! Она сама!… - потрясённо прошептал Гонцов.
Моржов еле удержался, чтобы не отвесить Гонцову затрещину.
Из окрестных кустов выросли другие упыри, сидевшие там в безопасном укрытии.
– В-во й-й-обнуло!… - восторженно сказал Чечкин.
– Ещё раз - и все идём домой! - рявкнул Моржов. Впрочем, глаза упырей как светились, так и светились, и моржовская угроза растаяла в пиротехническом чуде, как лёд в кипятке.
– Хватит безобразий! - Моржов попытался вернуть упырей к пиетету. - Серёжа, снимай рюкзак, а ты, Гонцов, надевай! Будете рюкзак по очереди нести!
– А чо мы-то сразу? - возмутился Ничков. - Я не понесу!
– Мы не просили! - крикнул Чечкин.
– Это не моя была петарда! - отпёрся Гонцов.
– Пускай Пектусин несёт! - Гершензон злобно посмотрел на Наташу. - Он сам вызвался, чтобы перед этой понтоваться!
– Жрать-то жратву свою все собираетесь? - навис над упырями Моржов.
Он с удивлением понял, что, оказывается, он робеет перед упырями: грубость, предназначавшуюся для упырей, он сам для себя незаметно переадресовал сухому пайку.
– Не буду я жрать! Я ем, а не жру! - оскорбился Ничков, развернулся и пошёл прочь, мгновенно скрывшись за поворотом.
– И я не буду! - отрёкся Гонцов, направляясь за Ничковым.
– Эй, паца, вы куда без меня! - обиженно закричал Чечкин, убегая от Моржова.
– Слова сначала выбирать научитесь, - презрительно сказал Гершензон. - Слово не тётка, не вырубишь топором!
Наташа Ландышева хмыкнула, глядя, как Моржов снял очки и панамой вытер лицо.
– Да я сам понесу, Борис Данилыч, - виновато сказал Серёжа и крепче взял Моржова за руку, словно обещая, что не бросит.
– Н-да, - озадаченно сказал Моржов, почесал башку и надел панаму обратно. - Ну, пошли.
Гершензон, который наблюдал, стоя в сторонке, удовлетворённо ухмыльнулся и убежал за упырями.
Моржов шагал в размышлениях, а Серёжа и Наташа помалкивали. Склоны гор справа и слева вдруг как-то просели, и тропа выкатилась в неширокую долинку, средоточие которой занимала большая лужа, превращающаяся в маленькое болотце. Долинка лежала как раз на стыке склонов четырёх холмов. Здесь тропу, по которой шли Моржов, дети и друиды, пересекала другая тропа, утоптанная так же крепко.
Друиды топтались на перепутье, явно не зная, куда пойти.
– Ща-ща, - деловито сказали они Моржову, - мы вспомним, ща.
Наташа Ландышева оглядела местность и тоном принцессы громко сообщила всем:
– Так, мне надо в туалет.
Упыри, клубившиеся вокруг друидов, радостно загомонили.
– А если кто пойдёт за мной подглядывать, тот получит кулаком по морде, - добавила Наташа и оценивающе оглядела Моржова и Серёжу Васенина: кто из них надёжнее? - Борис Данилович, - наконец решила она, повернулась и пошла к дальним кустам.
Моржов утешительно похлопал Серёжу по плечу: «Мол, пройдёт время - и твои кулаки дорастут до упыриных морд!» - и пошёл вслед за Наташей.
Наташа завела его за кусты и указала пальцем в землю:
– Стойте тут!
Сама она пошла дальше, а Моржов остался на страже. Отсюда он слышал, о чём говорят у перепутья.
– Где он, твой мост-то ебучий? - допытывался Чабязов у Бячакова. - Уже полтора часа ебошим по лесу!
– А я хули помню? - возмущался Бячаков.- Я там уже сто лет не был! Мне хули там делать?
– Бля-а, меня уже пиздец как припекло! Ещё ведь обратно хуярить столько же… Ты на хера у бородатого карту не взял?
– А я хули знал?… Ты сам сказал: найдём, найдём! Ищи, бля!…
– Куда, бля, искать?
– Да я хули знаю куда! Щас бы давно уже у Саныча взяли и сидели бы по-человечески! Не, бля, западло тебе у Саныча брать! Трудом, бля, сам заработаешь! Пиздуй теперь, ищи!
– Хули ты залупаешься-то? Заебало - уёбывай домой!
– А ты хули меня посылаешь?
– А хули ты подъёбываешь? Ща по ебалу схватишь…
– Ну давай, по ебалу-то… Рискни!
Друидов присутствие упырей нисколько не напрягало - разве что в том смысле, что рабочая сила простаивала.
– Вы хули тут подслушиваете, шакалята? - наехал на упырей то ли Бязов, то ли Чаков. - Чё стоите? Вы двое вон по той тропе пиздуйте, а вы двое - по этой. А ты - туда иди! Через полчаса ждём вас здесь! Кто мост найдёт - тех на мотоцикле покатаем!
Моржов отметил, что, по версии друидов, мост нужен именно ему, а не упырям. Упыри невнятно огрызались.
– Давай-давай, не стой! - хозяйничали друиды. - Ща в жопу пну, чтоб быстрей бежалось!…
Моржов оторвал листик с куста, сунул в рот и подумал, что этот опохмелочный мост для друидов можно уподобить ВТО. Внешней Точке Отсчёта. И чтобы подтянуть эту ВТО к себе, друидам нужны дорога, карта, правило, закон. Свобода друидам не нужна. Она только мешает найти мост. А ему, Моржову (да и упырям, пожалуй), мост ни к чему. Мост - только повод, чтобы погулять по лесу. Погулять свободно, без друидов с их агрессивным похмельем.
Моржов вздохнул и полез из кустов на поляну.
Раскрасневшиеся друиды вдвоём сидели на пеньке и курили. Дети разошлись от них подальше.
– Чё там твоя девка-то, поссала? - недовольно спросил Чабязов (Бячаков). - Можно идти?
– Они нас мост искать посылали! - издалека крикнул Ничков.
– Мужики, вы чего-то попутали, - подчёркнуто-добродушно сказал друидам Моржов. - Здесь детский садик, а не рюмочная. Не знаете дорогу - так и скажите.
– Да хули не знать-то? Найдём! - бодро заявил Чабяков.
– Вон пацанам и говорим - пусть сбегают посмотрят! Ноги-то молодые! - поддержал Бячазов.
– Так не пойдёт, - возразил Моржов.
– А как быстрее-то по-другому?
– А нам и не надо быстрее.
– Пусть они уходят, - тихо сказал Моржову Серёжа Васенин. - А мост мы потом с Константином Егоровичем найдём.
Моржов подошёл к друидам и присел на корточки.
– Сегодня вы обосрались, - тихо сказал он и достал из кармана шортов полтинник. - Хотите дальше дружить - берите и валите.
Друиды сопели, молча разглядывая Моржова.
– Ладно, - неохотно согласился Бязов (Чаков) и вынул полтинник из пальцев Моржова.
Друиды встали и пошли по тропе обратно.
– Замнём для простоты, - через плечо бросил Моржову Бязов.
– Не заблудитесь, мудаки, - посоветовал Чаков.
Моржов дождался, пока друиды скроются за поворотом, и встал. От куста к нему уже шла Наташа Ландышева.
– Сейчас перекусим, - сказал Моржов упырям, - а потом что делать будем?
– Дальше пойдём мост искать! - упрямо сказал Гершензон. - Пусть Пектусин нас ведёт! Он же краевед!
– Но условие: без петард! Вы должны меня слушаться!
– А чо должны-то? - с вызовом спросил Гершензон. - Вы нам не Дрисаныч! Ничо мы вам не должны!
На этот день у Моржова был достаточно простой план: а) приехать в Ковязин; б) соблазнить Юльку Ко-никову; в) начичить у Юльки Кониковой сертификаты на школьников - как можно больше. Моржов полагал, что пункт «в» без пункта «б» не реализуется. Такая стратегия поведения была самая примитивная и механистичная, но почему-то она действовала. А вот мольбы, подкупы и угрозы часто оказывались куда менее результативны.
Моржов на велосипеде катил по старому шоссе сквозь чересполосицу света и теней. Шоссе виляло меж холмов Колымагиных Гор, и сосны кружились вокруг Моржова хороводом. Валявшиеся на асфальте шишки из-под колёс велосипеда стреляли по придорожным кустам. Поясная сумка, сдвинутая на спину, одобрительно хлопала Моржова по заду. В сумке лежал пистолет - на случай, если потребуется кого-нибудь убить. Сосновое шоссе оставалось пустынным, и в неподвижных, косых полосах солнечного огня словно бы началось какое-то остекленение, едва просвечивающее слепящей паутинкой. Где-то вверху безалаберно верещали щеглы и синицы и по-учительски строго, будто карандашом по столу, постукивал дятел.
Сейчас Юлька Коникова была учительницей в школе номер четыре. Моржов познакомился с Юлькой, когда сам ещё был одиннадцатиклассником, а Юлька - студенткой педтехникума. Это было чуть ли не во вречена боярина Ковязи. Но и тогда Моржов нуждался в Юльке исключительно по делу.
В то время у Моржова был роман со Стеллой Рашевской из параллельного класса - последний чистый и честный роман в жизни Моржова. Но Моржов и Стелла были мальчиком и девочкой, и потому их роман начинал несколько зависать. Моржов уже тогда превращался в дарвиниста, считающего, что тот, кто не наступает, тем самым теряет свои позиции. Трудность, однако, заключалась в том, что Стелла согласилась бы сдаться только красивому наступлению - с плюмажами и развёрнутыми знамёнами. А Моржов в силу неопытности обеспечить этого не мог. Он вообще подозревал, что у него со Стеллой получится не въезд гвардии сквозь парадные ворота замка, а нечто вроде неувязки Батыя с Рязанью. Короче говоря, Моржову требовалась культура приступа. За культурой он и направился к Юльке.
…Сосновый лес стоял на спине Колымагиных Гор, как плавник на карасе. Из светового мигания леса Моржов со склона последнего холма покатился в неподвижный блеск стариц и заводей - в заливные луга и рощи широкой пойменной долины Талки. Настой хвои и смолы, как взвар, поднялся вверх, а Моржов погрузился в тёплые и влажные запахи камыша и лягушек. Над шоссе искрами замелькали стрекозы. Высокие и пышные ивы под ветерком сверкали переливами листвы, как цыганки - монистами. За каскадами зарослей то слева, то справа изгибами берегов мелькали озёра, будто Моржов быстро листал глянцевый журнал лёгкой эротики.
С лёгкой эротики всё и начиналось… Юлька была родом из деревни. В педтехникуме она наконец-то хватанула свободы и теперь считала себя настолько умудрённой, что мудростью можно и поделиться. Юлька бескорыстно обеспечила мудростью пару друзей Моржова - Димона Пуксина и Саньку Банана. И не то чтобы Юлька была развратна, нет… Просто педагогическое поприще она понимала как-то чересчур обширно. И Моржов тоже подался под покровительство Юльки. Да, честно признавался себе Моржов, он хотел Юльку использовать. Но Юлька сама заигрывала с ним, обещая всему научить и показать всякое разное. К нему, к Моржову, Юлька относилась куда лучше, чем к Димону Пуксину и Саньке Банану.
Но с Моржовым дело пошло как-то вкось, не туда. Видя серьёзность Моржова, Юлька почувствовала возможность завысить свои требования. Тяжесть усилий, которые должен был предпринять Моржов, характеризовали нечеловеческое величие и необыкновенную высоту Юлькиного достоинства.
Моржов долго ухаживал за Юлькой, гулял с ней, дарил цветы, водил в кино (даже дважды бил каких-то малознакомых молодых людей), но всё яснее ощущал шизофреничность ситуации. Свой пыл галантности, предназначенный Стелле, он почему-то тратил на Юльку, а вот Юлька своё желание Моржова почему-то удовлетворяла с Димоном Пуксиным и Санькой Бананом. Моржов же ходил без любви Стеллы и без близости с Юлькой, хотя, конечно, с множеством многозначительных Юлькиных обещаний.
…Чуланская гора приподнялась над заливными лугами, словно севшая на мель канонерка. Моржов слез с велосипеда и одолел подъём пешком. Склоны Чуланской горы были усыпаны свалками и застроены сараями. Город Ковязин окружал себя пятном грязи и мусора, как неряшливый флот.
В Соцпосёлке на Чуланской горе всегда был тихий час. Типовые двухэтажные домики, оштукатуренные и жизнерадостно окрашенные то в жёлтый, то в зелёный, то в розовый цвета, с течением лет и дождей обрели усредненно-общий оттенок. Открытые окна затягивала марля от комаров - словно плёнка на глазах у спящих куриц. Штакетники вокруг палисадников сонно валились то внутрь, то наружу. Навстречу Моржову по тротуару шли две бабы с вёдрами - обе в тапочках и домашних байковых халатах. В тени липы громоздился железный ларёк - памятник эпохи первичного накопления капитала. Судя по пыльной жаре, Соцпосёлок отверг эту эпоху, и ларёк стоял запертый и злобно заржавевший, словно подбитый танк.
Как раз в эту эпоху у Моржова и закрались первые циничные мысли о продажности человеческих отношений. О продажности не в том смысле, что за деньги можно купить всё, а в том смысле, что отношения двух людей друг с другом должны быть всегда как-то взаимно эквивалентны. Взять, к примеру, его и Юльку. Они друг другу нравятся и как люди, и как возможные партнёры в постели. Каких-то ограничений на интим у них нет. А почему интим всё никак не стрясётся? Юлька утверждала, что это проверка чувств.
Хренушки! - теперь понимал Моржов. Это не была проверка чувств. Проверка чувств - это форс-мажор. Но форс-мажора объективно не имелось. Объективно имелся торг. Если бы он сказал Юльке: «Дай!», а Юлька бы ответила: «Бери!» - торга бы не было. Но за «Бери!» Юлька требовала услуг. Значит, торг был. И само его наличие подразумевало, что девчонке (Юльке) есть конечная цена. Что девчонка (Юлька) продаётся.
Моржов и тогда ничего не имел против продажи, и сейчас не имел, особенно когда сам получил возможность покупать. Но когда его обвиняли в цинизме или в дурном мнении о людях, это его раздражало, как неверный расклад теней на пейзаже с натуры.
Тогда, с Юлькой, ему всё казалось, что остаётся приложить ещё ну чуть-чуть усилий - ну ещё один букет, ещё одна бутылка «Киндзмараули», ещё один (последний!) вечер в парке на каруселях, ещё добавить жара в поцелуи и силы в ладонях, сжимающих Юлькины груди, ещё на два-три градуса повысить тепло Юлькиного хорошего настроения… и ему наконец-то всё объяснят, покажут и помогут. А вот фиг!
Моржов и сам понял, что это событие у него с Юлькой всегда будет на шаг впереди - и недостижимо, словно черепаха Зенона, за которой гнался обозлённый быстроногий Ахиллес, но так и не догнал. Едва Моржов набирал заслуг для вожделенной близости, Юлька всякий раз прибавляла себе цену. И остановиться Юлька уже не могла. Заигралась. Она стала заложницей своего кокетства и жеманства, исчерпала лимит моржовского терпения. Ей не хватило чувства меры, точнее - реальности" самооценки. Таких усилий Юлька уже не стоила, даже если бы Моржов её любил. И тогда всё закончилось.
Впрочем, с Юлькой он остался в хороших отношениях. Они были квиты: он хотел её использовать, а она в ответ сама его поимела. Поэтому в дальнейшем ему доставляло мстительное наслаждение никак не реагировать на Юлькины посылы о легкодоступности обоюдной радости - дескать, сделай хоть шажок, и мы всё восстановим!… Но Моржов этого шажка не делал. А сейчас, похоже, придётся.
…На перекрёстке под немигающим жёлтым огнём светофора кипел радиатором хлебный фургон. Перед бампером фургона улицу переходила древняя старушка с палочкой - переходила так медленно, что водитель не выдержал, выпрыгнул из кабины и пошёл в супермаркет за сигаретами. Большие окна-витрины супермаркета на три четверти были заложены кирпичной стенкой. Не то чтобы в Чулане орудовали банды грабителей - просто магазину не хотелось тратиться на покупку огромных стёкол, если витрину раскокают.
Из-за этого супермаркета финал моржовских взаимоотношений с Юлькой и получился драматичным. В тот летний вечер они - Юлька, Моржов, Пуксин, Банан и ещё с пяток обалдуев и раздолбаек - пьянствовали во дворе банановского дома. Выпивка, как обычно, кончилась посередине настроения. Моржов, как самый сознательный и высокий, отправился в супермаркет за бутылками. Когда он вернулся, Юльки и Банана в компании уже не было.
Они явились спустя полчаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54