Однако, — сказал он, — вы сами поймете, что вы не можете сразу стать помощником парковых монтеров. До того следует еще поработать, начиная с самых первых должностей. Вы сначала будете мести полы, мыть окна и вообще чистить помещения в парке. Если работой вашей останутся довольны, то вы перейдете в помощники парковых монтеров.Я не видел ничего общего между подметанием полов, чисткой помещения и подготовлением к карьере электротехника; но я помнил, что в высоконравственных книжках мальчики начинали учение с самых низших должностей и прилежностью достигали самых высших.— Когда мне начинать работу? — спросил я, нетерпеливо стремясь к этой ослепительной карьере.— Постойте, — сказал заведующий, — мы ведь с вами согласились, что вы начнете с низших должностей. Вы не можете немедленно поступить в парк на какую бы то ни было должность. Перед тем вы должны побывать смазчиком в машинном отделении.Я почувствовал легкое разочарование, и мне показалось, что расстояние между мною и его дочерью как бы увеличилось. Однако я вновь подбодрился, подумав, что со знанием паровых машин я буду лучшим электротехником. Я был уверен, что в качестве смазчика в огромном машинном отделении я успею выучиться многому. Будущая карьера моя показалась мне опять ослепительно-привлекательной.— Когда мне приходить на работу? — спросил я с благодарностью.— Но ведь вы не можете надеяться немедленно попасть в машинное отделение, — сказал заведующий. — Тут нужна подготовка, и следует сначала пройти через кочегарку. Я вижу, что вы отлично понимаете меня. Вы увидите, что подвозка угля уже сама по себе научное занятие. Знаете ли, что мы взвешиваем каждый фунт сжигаемого у нас угля? Мы таким образом узнаем ценность покупаемого угля. Мы досконально, до последнего цента, знаем цену каждой статьи нашего производства. Мы узнаем, какие кочегары менее экономны и по глупости или равнодушию получают мало жара из сжигаемого ими топлива. — Заведующий опять приятно улыбнулся. — Вы видите, как важно все, что касается как будто бы незначительного вопроса об угле; чем больше вы о нем узнаете, тем лучшим вы сделаетесь работником, ценным для нас и с выгодой для самого себя. Ну, что же? Готовы ли вы приняться за работу?— Чем раньше, тем лучше! — отважно ответил я.— Прекрасно, — сказал он. — Приходите завтра в семь часов.Мне объяснили, в чем будут состоять мои обязанности. Условия моей службы были следующие: десятичасовой рабочий день ежедневно, включая воскресенье и праздники, с одним свободным днем ежемесячно, с платой в тридцать долларов в месяц. Привлекательного в этом ничего не было. Уже много лет назад я зарабатывал пo доллару в день на жестяной фабрике, но я утешил себя мыслью, что не могу заработать больше, потому что я остался неквалифицированным рабочим. Теперь же все станет другим; я начинал учиться ремеслу с целью сделать карьеру, нажить состояние и добиться руки дочери заведующего.Я начал с самого начала. Я подвозил уголь кочегарам, бросавшим его лопатами в топки, где энергия горючего претворялась в пар, который в машинном отделении перерождался в электричество. Я находил, что подвоз угля должен считаться началом всего этого, то есть, конечно, если заведующему не придет в волову неожиданная фантазия отослать меня в угольные копи, откуда доставлялся уголь, чтобы я получил еще более основательное понятие о происхождении электричества, двигавшего трамваи.Это был ужасный труд! Я, давно работавший наравне со взрослыми мужчинами, узнал, что я и понятия не имел о настоящем труде. Десятичасовой день! При этом я подвозил уголь в дневные и ночные смены и никогда не оканчивал работы до восьми часов вечера. В общем, я работал от двенадцати до тринадцати часов в день, не получая сверхурочных, как на жестяной фабрике.Я делал работу двух людей. До моего поступления один взрослый и здоровый рабочий работал в дневную, а второй такой же работал в ночную смену. Они получали по сорок долларов в месяц. Заведующий, ища возможность сэкономить на составе рабочих, убедил меня взять на себя работу этих двух рабочих за тридцать долларов в месяц. Я думал, что он хотел сделать из меня электротехника; на самом же деле он просто сэкономил пятьдесят долларов в месяц в пользу компании.Я не знал, что из-за меня двое людей лишились места; никто не говорил мне этого. Заведующий даже предупредил других, чтобы мне ничего не говорили. Помню, с какой отвагой я начал работу в первый день! Я работал с высшим напряжением, наполняя железную тачку углем, подвозя ее к весам, взвешивая и отвозя дальше в кочегарку, где я сбрасывал груз на металлический пол перед топками.Да, я работал! Я работал больше двух мужчин, потерявших из-за меня место. Они просто подвозили уголь и скидывали его перед топками. Я делал то же самое в дневную очередь, но в ночную мне приходилось убирать уголь в кучу к стене кочегарки; последняя была невелика; она была первоначально рассчитана только на ночную топку, так что мне приходилось высоко складывать ночной уголь, делая ему подпорки из толстых досок. Когда куча делалась высокой, то мне приходилось вторично пускать в ход лопату, подбрасывая уголь на самый верх.В половине восьмого вечера я, изголодавшийся и еле державшийся на ногах, вымылся, сменил платье и потащился к трамваю. Квартира моя находилась в трех верстах от парка, и я получил карточку на проезд в вагонах с тем условием, что я буду садиться только в случае, когда не будет платных пассажиров без места. Я в изнеможении опустился на угловое наружное место, надеясь, что оно останется за мною, но вагон стал наполняться; на полдороге вошла женщина, и все места оказались занятыми. Я хотел встать и, к удивлению своему, почувствовал, что не могу. Мое утомленное тело окоченело на ветру. Я всю остальную часть дороги с трудом приводил в движение наболевшие мускулы и суставы и наконец вовремя добрался до стоячего положения на нижней ступени вагона. Когда же трамвай остановился у моего угла, то я почти свалился с ног, слезая со ступеньки.Я проковылял до дому и, хромая, вошел в кухню. Пока мать моя готовила ужин, я набросился на хлеб с маслом; однако аппетит мой еще не был утолен, и бифштекс не успел зажариться, как я уже крепко заснул. Мать напрасно трясла меня, пытаясь довести до достаточной степени сознания, чтобы я мог съесть свой ужин. Не успев в этом, она с помощью отца довела меня до моей комнаты, где я свалился на кровать и уснул мертвым сном. Когда меня утром разбудили, это было ужасное мучение. Все тело болело, и, что хуже всего, кисти опухали. Я возместил утерянный ужин огромным завтраком; когда же я, ковыляя, бежал к своему трамваю, то нес с собой обед вдвое больше вчерашнего.Пусть любой восемнадцатилетний юноша попытается выработать больше двух взрослых рабочих, и он поймет, что значит работа! Я съел последний кусочек моего громадного обеда далеко еще до полудня. Но я твердо решил показать, что может сделать энергичный молодой человек, намеревающийся подняться на верхи своей профессии.Труднее всего было, что мои кисти все продолжали опухать и мешали мне. Я думаю, что многие знают, как больно ступать на вывихнутую щиколотку. Так вообразите же себе боль, вызванную накладыванием угля лопатой и толканием нагруженной тачки двумя вывихнутыми руками!Это была страшная работа. Часто, когда никто не видел меня, я садился на пол и плакал от ярости, обиды, истощения и отчаяния. Второй день был самым тяжелым, и я вынес уголь и убрал последнюю партию в конце тринадцатичасового рабочего дня только благодаря дневному кочегару, обвязавшему мне кисти рук широкими кожаными ремнями. Они укрепляли и поддерживали кисти, а вместе с тем и задерживали возрастающую опухоль.Вот при каких условиях я продолжал учиться быть электротехником! По вечерам я с трудом ковылял к дому, засыпал, не успев поужинать, затем меня раздевали и укладывали в постель. Утро за утром я ковылял на работу, унося с собою все большие обеды.Я уже не читал книг, взятых в библиотеке, и не ухаживал за девушками. Я вел жизнь настоящего животного: я работал, ел и спал, а ум мой бездействовал. Это был какой-то кошмар. Я работал ежедневно, не исключая и воскресенья, и я нетерпеливо ждал единственного праздничного дня в конце месяца, решив провести его в постели и хорошенько выспаться.Страннее всего то, что я ни разу не выпил вина и не вспомнил о нем. Однако мне было известно, что люди, делающие чрезмерную работу, почти неизменно пьют. Я видел это и сам в прошлом делал то же самое. Но организм мой определенно не требовал алкоголя, и я не подумал искать в нем облегчения. Это было тогда, но позднейшая многолетняя привычка к обществу Зеленого Змия постепенно пробудила во мне влечение к алкоголю.Я заметил, что дневной кочегар часто упорно и странно смотрит на меня. Наконец он заговорил; он начал с того, что взял с меня клятву не выдавать его. Заведующий ему велел ничего не говорить мне, и он рисковал потерять свое место. Он рассказал о дневном грузчике и о ночном, и об их жалованьи. Я узнал, что получал тридцать долларов за работу, за которую они получали по сорок долларов каждый. Он просветил бы меня раньше, говорил кочегар, если бы он не был уверен, что я не выдержу и уйду с места. Он говорил, что я зря убиваю себя, сбивая цену рабочих рук и лишая двух людей работы.Но так как я был молодой американец, притом еще самолюбивый, то я не захотел немедленно бросить свое дело, — это было, конечно, глупо; но я решил проработать достаточно времени, чтобы доказать заведующему, что я в состоянии выдержать подобную работу, затем я уйду, и он поймет, какого молодца он упустил.Согласно с этим я твердо (и глупо) продолжал работать, пока в шесть часов вечера не убрал последний кусок ночного угля. Тогда я бросил место, где я должен был научиться электротехнике, делая работу двух взрослых людей за плату мальчика, пошел домой и проспал двенадцать часов.К счастью, я не успел за время работы сильно повредить своему здоровью. Но чрезмерная работа отвратила меня от какого бы то ни было труда. Мне было безразлично, получу ли я когда-нибудь постоянное место и выучусь ли какому-нибудь ремеслу. И я пустился вновь по стезе приключений, бродяжничая и пробираясь зайцем по железнодорожным путям. XXI И вот, лишь только я вновь вышел на путь приключений, как немедленно встретился лицом к лицу с Зеленым Змием. Я жил среди совсем чужих людей, и совместная выпивка знакомила нас и открывала возможность самых различных приключений. Так было даже в штатах, где продажа вина была запрещена. Например, в Айове в 1894 году я бродил по главной улице города Де-Муана и получал приглашения от совсем посторонних людей зайти в разные незаконные притоны; мне помнится, что я пил в парикмахерских, в мастерских и магазинах мебели.Не желая пить, я все же пил с окружающими. Я водил компанию с самыми оригинальными субъектами, а таковые и напивались больше всех. Это были самые лучшие товарищи. Быть может, именно излишек темперамента заставил их отвернуться от всего обычного и надоевшего и обратиться к помощи лживых и фантастических грез Зеленого Змия.Во время бродяжничества по Соединенным Штатам я составил себе новые убеждения. В качестве бродяги я находился за кулисами общества, даже в подвалах его. Я имел возможность наблюдать за машинами, двигающими им; я видел движение колес социальной машины и узнал, что труд рабочего не стоял на той высоте о которой говорили учителя, проповедники и политики.Я решил, что обойдусь без ремесла и без пресловутой дочери заведующего; я также отверг всякое преступное занятие, так как находил, что это еще невыгоднее, чем быть рабочим.Я вернулся в Калифорнию с твердым намерением развивать свои умственные способности. Для этого надо было поступить в школу. Я давно прошел через школу первой ступени и потому поступил в оклендскую среднюю школу. Кроме того, чтобы иметь возможность платить за учение, я поступил в привратники. Сестра помогала мне; я не брезговал и другой работой, например косил чью-нибудь лужайку, выбивал ковры. Я работал для того, чтобы отделаться от работы; я старался изо всех сил ради осуществления этого парадокса.Я совсем забыл о любви, а с нею вместе и Хейди, и Луи Шаттока, и вечерние прогулки. Я был слишком занят: вступил в общество дебатов Генри Клея и был принят в домах некоторых членов его, где познакомился с девицами в длинных платьях. Я принимал участие в маленьких домашних клубах, на заседаниях которых обсуждались поэзия, искусство и тонкости грамматики. Я стал членом местного социалистического союза; мы там учились, ораторствовали о политической экономив философии и политике. Я поглощал огромное количество книг.В продолжение полутора лет я ни разу ничего не пил и совсем забыл о вине. Мне недоставало на это ни времени, ни желания. Моя работа привратника, учебные занятия и безгрешные развлечения вроде шахмат не оставляли мне свободной минуты. Я открывал новый мир с таким страстным интересом, что старый мир Зеленого Змия потерял всякую привлекательность для меня.Впрочем, раз я зашел в питейный дом. Я сходил повидать Джонни Хайнхольда в его «Последнем Шансе», с тем чтобы занять у него денег. Нельзя не отметить одной положительной черты Зеленого Змия: владельцы баров, как правило, щедрее на помощь своему ближнему, чем деловые люди. Мне до зарезу нужны были десять долларов, и не к кому было обратиться за ними. Я вспомнил Джонни Хайнхольда; я уже несколько лет не был в его баре и не тратил у него ни одного цента.Придя к нему с просьбой, я даже ничего не выпил. Несмотря на то, Джонни Хайнхольд немедленно дал мне десять долларов, без залога и без процентов.Я пишу это не ради восхваления владельцев питейных домов, а для того, чтобы показать всю силу и могущество Зеленого Змия и чтобы описать один из миллионов способов сближения человека с ним, пока в конце концов он уже не может обходиться без него. XXII Надо было положить три года на учение в средней школе. Проучившись год, я решил идти кратчайшим путем. Я занял денег и поступил в подготовительное училище. Мне обещали по истечении четырех месяцев достаточно подготовить меня для поступления в университет.Как я зубрил! Мне надо было вызубрить за четыре месяца то, что полагалось выучить за два года. Я зубрил пять недель подряд, пока одновременное зубрение квадратных уравнений и химических формул не замучило меня. В это время директор училища отозвал меня в сторону и сказал, что он очень сожалеет, но принужден отдать мне мои деньги и просить меня оставить училище.Дело было не в моих способностях к учению, и он знал, о если доведет меня до университета, то и там я буду на хорошем счету. Неприятно было то, что обо мне много болтали. Как! Сделать работу двух лет в четыре месяца! Это было бы настоящим скандалом, а университеты и так становились все строже и строже в отношении подготовительных училищ. Он не смел допустить такого скандала, и я должен был уйти.Я ушел, вернул взятые в долг деньги, стиснул зубы и принялся зубрить без посторонней помощи. Оставалось еще три месяца до начала приемных экзаменов в университет. Без лабораторий, без репетиторов, сидя у себя в спальне, я решил проделать в три месяца двухлетнюю работу.Я занимался по девятнадцать часов в день в продолжение трех месяцев, лишь изредка отдыхая. Тело и мозг утомились, но я не отставал; глаза ослабли и подергивались, но не отказывались служить мне. Быть может, к концу моих занятий я был немного не в своем уме; я знаю, что в то время я был убежден, что открыл формулу квадратуры круга, но отложил разрабатывание ее до окончания экзаменов. Тогда они все увидят!Наступили дни экзаменов; я почти совсем не спал, посвящая все свободные минуты зубрежке и перечитыванию. После же последнего экзамена я ощутил огромное утомление мозга. Самый вид книг был мне противен; мне не хотелось ни думать, ни даже встречаться с людьми, привыкшими думать.Состояние это могло поддаться лишь одному способу лечения, и я сам прописал его себе: я вышел на путь приключений, даже не дождавшись сообщения о результате экзаменов. Я нанял парусную лодку, положил в нее сверток одеял и холодной провизии, ранним утром отплыл вместе с отступающим отливом из устья реки Окленд и поплыл по заливу, подгоняемый свежим ветром.Тут произошло событие, всю важность которого я понял лишь много времени спустя. Я не намеревался останавливаться в Венеции; новый прилив благоприятствовал мне, дул сильный ветер, и плавание было прекрасное, совсем по вкусу моряка. А все же, лишь только я увидел рыбачьи ковчеги, сгрудившиеся около набережной, я без малейшего колебания немедленно оставил румпель, спустил шкот и направился к берегу. Одновременно в глубине моего переутомленного мозга отчетливо выступило желание: я хотел напиться пьяным.Требование было решительное и вполне определенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11