Мы с Нельсоном сидели в баре «Оверланд Хаус». Был еще ранний вечер, и мы сидели там только потому, что были в прогаре и было время выборов. Видите ли, местные политические деятели, кандидаты на выборные должности, имеют привычку в такие времена обходить питейные дома и собирать голоса. Сидишь, бывало, за столом в трезвом виде, гадая, не подвернется ли кто-нибудь с угощением, или раздумывая, имеется ли еще где-нибудь кредит в другом баре, стоит ли идти так далеко, чтобы убедиться в этом; внезапно двери питейного дома широко раскрываются, и входит общество хорошо одетых мужчин, обыкновенно слегка подвыпивших и распространяющих атмосферу благоденствия и товарищества.У них всегда имелись улыбки и приветствия про запас для всех: для вас, сидящего без цента на пиво в кармане, для застенчивого хулигана, прячущегося по углам и во всяком случае не обладающего голосом, но могущего быть представителем обитателей целого меблированного дома. Знаете ли вы, что мы сильно ободрялись, когда политические деятели эти, распахнув двери, входили, с широкими плечами и грудью и выступающими животами, поневоле делающими их оптимистами и хозяевами жизни. Мы понимали, что вечер все-таки выйдет приятный, и мы, во всяком случае, получим стакан вина и — кто знает? — быть может, боги благосклонно взглянут на нас; за первым стаканом последуют другие, и мы окончим ночь великолепнейшим кутежом. Нас немедленно подзывали, и мы становились рядышком вдоль прилавка, глотая вино и выучивая наизусть имена джентльменов и запоминая места, которые они надеялись занять.Вот в это самое выборное время, когда политические деятели делали свои обходы, я получил горькие уроки и потерял много иллюзий, — я, зачитывавшийся прежде книгами вроде «От работы на канале до места президента»! Да, я воистину стал понимать все величие политики и политиканов!И вот сидел я в тот вечер в «Оверланд Хаусе», совсем в прогаре, мучимый жаждой, но не потерявший присущей пьянице веры в неожиданную выпивку, в ожидании событий, в особенности же появления политических деятелей. Вошел Джо Гус, обладатель ничем не утолимой жажды, злющих глаз, кривого носа и цветистого жилета,— Идите, — сказал он, — будет даровое пьянство, сколько влезет. Жаль будет прозевать его.— Где это? — спрашивали мы.— Пошли, я расскажу вам все по дороге. Надо идти поживее!Мы торопливо пошли наверх в город, а Джо Гус стал объяснять нам:— Это Ханкокская пожарная команда. Надо только надеть красную рубашку и шлем и держать в руках факел. Они едут специальным поездом на парад в Хей-уардз (насколько помнится, он назвал Хейуардз: но не ручаюсь, что все это не произошло в Сан-Леандро или Найлзе. Хоть убей, не помню теперь, была ли Ханкокская пожарная команда республиканской или демократической организацией. Как бы то ни было, но политические деятели, стоявшие во главе ее, нуждались в факельщиках, и каждый, принимавший участие в параде, имел право напиться, если ощущал такое желание).— Весь город будет к нашим услугам, — продолжал Джо Гус. — Вино? Оно будет течь рекой. Наши политические деятели закупили все запасы питейных домов. И все будет даром! Вам останется только подходить и требовать вина. Черт знает, что мы наделаем!Дойдя до залы на Восьмой улице, около Бродуэя, мы надели рубашки и шлемы пожарных, запаслись факелами и, пороптав на то, что нам ни разу не дали выпить перед отъездом, гурьбою влезли в поезд. О, политические деятели уже были близко знакомы с породой нашей и в Хейуардзе также не угостили нас. Приказ на этот вечер был следующий: сначала отстойте парад и заработайте затем вашу выпивку.Парад кончился. Питейные дома открылись; ради необыкновенного случая были наняты лишние буфетчики, и пьющие стояли плотной толпой перед каждым залитым вином и не вытертым прилавком.Попав на улицу, мы отбивали горлышки бутылок о тумбы и пили. Джо Гус и Нельсон выучились известной осторожности в обращении с неразбавленным виски, но не я — я все еще находился в заблуждении, воображая себе, что человек может выпить, сколько бы ему ни дали, в особенности же, когда вино давалось даром. Мы делились нашим вином с другими, выпивая порядочные порции сами, причем больше всех пил я. И опять-таки напиток этот мне не нравился!Однако политические деятели были мудры и не хотели позволить всем пьяницам оклендского побережья оставаться в городе. Когда подошло время отхода поездов, то все питейные дома были окружены полицией. Я уже начинал ощущать действие вина. Нельсона и меня вытолкали из питейного дома, и мы оказались в самых последних рядах весьма беспорядочной процессии. Я шел, героически борясь с собою, теряя власть над конечностями, качаясь на ногах, с шумящей головою, колотящимся сердцем и задыхающимися легкими.Состояние беспомощности надвигалось так быстро, что я последними усилиями сознания понял, что упаду, не добравшись до поезда, если останусь в задних рядах процессии. Я покинул их и побежал вдоль дороги под широкой сенью деревьев. Нельсон, смеясь, погнался за мною. Есть вещи, особенно ярко выступающие в кошмарных воспоминаниях; Я отчетливо помню деревья и мой отчаянный бег под тенью их, также как и раскаты хохота прочих пьяниц, раздававшиеся при каждом моем падении. Они вообразили, что я выделываю пьяные шутки, и были далеки от мысли, что Зеленый Змий держал меня мертвой хваткой за горло. Но я знал это и боролся со смертью, а другие не подозревали этого. Это можно было сравнить с тем, как если бы я тонул при толпе зрителей, а они думали бы, что я проделываю шутку для их развлечения.Я бежал под деревьями и наконец упал и потерял сознание. Я совсем забыл все, что произошло далее, исключая один проблеск воспоминания. Нельсон благодаря своей громадной силе поднял меня и дотащил до поезда. Когда он усадил меня в вагоне, то я стал бороться и задыхался так страшно, что даже, несмотря на его полусознательное состояние, он понял, что я совсем плох. Я знаю теперь, что я тогда ежеминутно мог умереть, и полагаю, что был тогда ближе к смерти, чем когда-либо раньше или позднее. Однако я узнал, что произошло тогда, только по рассказам Нельсона.Я сгорал, заживо внутренне сгорал, перенося агонию жара и удушья, и всеми силами искал воздуха. Воздуха, главным образом воздуха! Я тщетно пытался поднять окно, асе окна в вагоне оказались привинченными. Нельсон знал обычаи обезумевших от вина и вообразил, что я хочу выброситься из окна, Он пытался удерживать меня, но я продолжал бороться, схватил чей-то факел и разбил оконное стекло.Надо сказать, что на оклендском побережье существовали две партии: одна дружественная Нельсону, другая же враждебная ему, вагон был полон сторонниками обеих партий, совсем пьяными. Разбитое мною окно послужило сигналом к драке. Один из окружающих схватил меня, уронил, и начался бой, о котором я знаю только то, что мне впоследствии рассказывали; кроме того, у меня осталась на память ушибленная челюсть. Ударивший меня человек упал сверху меня, а на него упал Нельсон; говорят, что в вагоне осталось мало целых оконных стекол после общей драки.Пожалуй, для меня было полезнее всего лежать неподвижно и без чувств. Резкие движения только усилили биение моего сердца, и так уже в опасной степени ускоренное, и увеличили потребность в кислороде моих задыхающихся легких.Когда драка кончилась и я пришел в сознание, то я не узнавал себя. Я был не сам собою, а тонущим человеком, продолжавшим бороться, уже потеряв сознание. Я не помню, что я делал, но все кричал «Воздуху! Воздуху!» так настойчиво, что Нельсон наконец понял, что я не стремлюсь к самоубийству. Тогда он вынул куски разбитого стекла из оконной рамы и дал мне высунуться из нее. Он отчасти понял всю серьезность моего положения и держал меня вокруг талии, чтобы помешать мне, если я задумаю вылезть дальше. Во все остальное время езды до Окленда я продолжал стоять, высунув голову и плечи в окно и борясь с Нельсоном, когда он пытался втянуть меня обратно в вагон.Тут наступает момент, когда у меня явился проблеск сознания. Я помню с того времени, когда я упал под деревьями, и до тех пор, когда проснулся на следующий вечер в постели, только один факт: голова моя находилась за окном, овеянная встречным ветром; угольки из паровоза попадали в меня и обжигали лицо, пока я силился отдышаться. Вся сила воли моей была сосредоточена на дыхании, на втягивании в себя возможно большего количества воздуха в возможно более короткое время; это было делом жизни и смерти; я прекрасно понимал это и терпеливо выносил ветер и горящие угли в краткие моменты сознания, стараясь облегчить невыносимую агонию бесконечного удушья.Больше я ничего не помню. Я пришел в себя на следующий вечер в меблированном доме на набережной. Я был один; никто не призывал ко мне доктора, и я прекрасно мог умереть в одиночестве, так как товарищи считали, что я просто высыпался после пьянства, и дали мне пролежать семнадцать часов в состоянии беспамятства. Врачам хорошо известно, что немало людей умирают от единовременной порции в кварту (и больше) виски. Обыкновенно мы слышим о подобной смерти привычных пьяниц, последовавшей из-за какого-нибудь пари. Но тогда еще я этого не знал; я обогатился опытом, но спасся я тогда не благодаря каким-нибудь добротелям или достоинствам своим, а только в силу случайности и благодаря крепкому организму. Последний вновь восторжествовал над Зеленым Змием. Я избег второй смертельной западни, выбрался из опасного и липкого болота и благодаря пережитой опасности приобрел осторожность, которая должна была научить меня пить с умом в течение многих и многих лет. XV Я решил сделаться матросом ранней зимой 1892 года. Совсем не опыт, вынесенный мною из праздника Ханкокской пожарной команды, был причиной этого решения. Я продолжал пить и посещать бары; на самом деле, я просто жил в них. По мнению моему, пить виски было опасно, но не безнравственно. Виски было опасно наряду со всеми другими опасными вещами в этом мире. Люди умирали от виски, но ведь и рыбачьи лодки переворачивались вверх дном, и рыбаки тонули; бродяги «хобо» падали под поезда, и их разрезало на куски. Надо просто быть рассудительным и уметь справляться с ветрами, волнами, железнодорожными поездами и питейными домами. Люди пьют, поэтому пить следует, но с умом. Умение пить виски квартами потеряло свою прелесть для меня.Устраняя нравственность, Зеленый Змий подстрекал к преступлению. Люди делали в пьяном виде такие дела, которых они не согласились бы делать в трезвом. Это бы еще ничего — хуже всего было наказание, которое им приходилось нести. Преступление разрушительно действует на человека. Некоторые мои друзья по питейному дому, в трезвом виде добряки и безвредные люди, делали самые страшные и безумные поступки, когда напивались. Тогда полиция забирала их, и они исчезали. Иногда я посещал их и видался с ними сквозь железные прутья решетки, пока их не высылали по ту сторону залива надевать арестантское платье. Как часто я слыхал одну и ту же фразу: «Если бы я не был пьян, я бы не сделал этого». Иногда же, под волшебным влиянием Зеленого Змия, проделывались такие ужасающие вещи, что даже привычная и огрубелая душа моя содрогалась.Другим этапом дороги, ведущей к смерти, была судьба привычных пьяниц, которые как-то вдруг, как будто невзначай, протягивали ноги. Они немедленно помирали, если заболевали самыми незначительными болезнями, которые всякий иной человек легко мог бы перенести. Иногда их находили мертвыми, одиноко лежащими в постелях; иногда бывали чистые случайности вроде той, когда у Билли Келлея в пьяном виде оторвало палец во время разгрузки парохода; так же легко могло оторвать ему и голову.Я вдумался в свое положение и понял, что привыкаю к вредному образу жизни, ведущему слишком быстро к смерти, чтобы он мог нравиться моей полной жизненных сил молодости. Для меня был лишь один способ спастись от этого опасного образа жизни: я решил обязательно уйти в море в качестве матроса. Флот охотников на тюленей зимовал в заливе Сан-Франциско, и я встречал в барах шкиперов, помощников их, охотников, рулевых и гребцов. Я познакомился с охотником Питом Хольтом, согласился поступить к нему гребцом и обязался служить на всякой шхуне, куда он сам поступит. Мне пришлось выпить с ним полдюжины стаканов вина, после чего мы закрепили наш договор. XVI Пятьдесят дней чудного плавания и полной трезвости привели меня в отличный вид. Алкоголь выветрился из моего организма; с первой минуты отъезда я ни разу не знал желания выпить вина; сомневаюсь, вспоминал ли я даже о нем. Конечно, на баке разговор часто вертелся вокруг выпивки; матросы рассказывали о своих более интересных или забавных кутежах, вспоминая о них с большим увлечением, чем о всех других приключениях своей разнообразной жизни.Старшим на баке был толстый пятидесятилетний Луи. Он был прогоревший шкипер. Зеленый Змий победил его, и он оканчивал карьеру, где начал ее, то есть на баке. Его пример произвел на меня сильное впечатление; оказывается, у Зеленого Змия были разнообразные таланты: он не всегда старался убивать человека. Луи он не убил, а сделал гораздо хуже. Он отнял у него власть, службу и жизненный комфорт; он распял его самолюбие и осудил его на тяжелую жизнь простого матроса, которая должна была тянуться до тех пор, пока выдержит его прекрасное здоровье, — должно быть, очень долго!Мы оканчивали плавание по Тихому океану, проплыли мимо вулканических вершин поросших джунглями Бонинских островов, прошли среди рифов в глубокую бухту и бросили якорь среди дюжины таких же морских цыган, как и мы сами. Запах неведомой флоры доносился с тропических берегов. Туземцы в курьезных ладьях и японцы на еще более курьезных «сам-панах» плавали по бухте и поднимались к нам на борт. Я впервые видел чужую страну и стремился поехать на берег и проверить истину всего прочитанного мною в книгах.Виктор и Аксель, швед и норвежец, и я решили держаться вместе (мы так и сделали и в продолжение остального плавания заслужили название «трех скандалистов»).Сговорившись относительно своих планов, мы поплыли на лодке к берегу через живые коралловые рифы и пошли к белому берегу, покрытому коралловым песком.Виктор и Аксель заявили, что нам следует выпить перед началом нашей длинной прогулки.Я совсем не хотел пить, но желал быть славным малым и хорошим товарищем. Даже память о Луи не удержала меня, когда я стал вливать себе крепкую и острую жидкость в горло.После полудня Виктор уже безумствовал и хотел драться со всеми и каждым. С тех пор мне случалось видеть больных в домах умалишенных, и они ничем не отличались от Виктора, разве только что поведение его было еще безумнее.Помню оригинальное мнение, высказанное по поводу Виктора прочими матросами, такими же пьяницами, как и он сам. Они неодобрительно качали головой, говоря:«Такому человеку не следовало бы пить». Надо сказать, что Виктор был ловкий матрос и добрейший товарищ на баке. Он был великолепным типом идеального матроса; товарищи знали ему цену и любили его. Однако Зеленый Змий преображал его в яростного безумца. Матросы знали, что пьянство (а пьянство всегда чрезмерно) делало их безумцами, но безумие их было все же, так сказать, умеренное.Дикое безумие было нежелательно потому, что оно портило веселье других и часто кончалось трагедией. С их точки зрения, умеренное безумие было вполне допустимо. Но с точки зрения всего человечества, допустимо ли и желательно ли безумие вообще? А есть ли на свете больший подстрекатель к безумию, чем Зеленый Змий?Рассказаное мною может послужить образчиком остальных десяти дней, проведенных нами на Бонинских островах. Виктор оправился, присоединился к нам с Акселем, и мы стали кутить более осторожно. А все же мы ни разу не поднялись по тропинке среди лавы и цветов! Мы видали всего только город и четырехугольные бутылки.Тот, кто обжегся огнем, обязан предупреждать других. Если бы я был благоразумным, то я гораздо больше наслаждался бы Бонинскими островами. Но дело не в том, что мы должны были бы делать, а в том, что мы делаем на самом деле. Это непререкаемый и вечный факт. Я же делал то, что делали в то же самое время миллионы людей, разбросанных по всему свету. Я был просто человеческим существом, идущим обычными путями мужчин, — таких мужчин, которыми, заметьте, я восхищался, — полнокровных, сильных, породистых, крупных мужчин, самостоятельных и не скупившихся в растрате жизненных сил.Пути эти были широко открыты и походили на зияющий колодезь, находящийся среди двора, где играют дети. Как ни говори отважным мальчикам, начинающим неверными шагами знакомиться с жизнью, что не следует подходить к раскрытому колодцу, они все равно будут подходить к нему. Это известно всем родителям. То же самое относится и к Зеленому Змию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11