Закрывшись шарфом, подняв воротник куртки, он стал ждать ее, прислонившись к тумбе, - у заднего выхода из кафе. Может быть, предстоит простоять и час, и два, - он же не знает, уходит ли она сразу оттуда или остается с кем-то в зале... Мало ли?..
И он стойко ждал, стараясь только как-нибудь скрыться от пронизывающего сырого ветра.
Стукнула железная дверь, вышла она, лицо ее осветил фонарь над дверью.
Они секунду смотрели друг на друга...
Анна легко обогнув его, быстро пошла по тротуару прочь. Митя был как в ступоре. Анна была такая другая (а что, он думал, что она выпорхнет в хитоне и внесется ветром в лимузин?..)!
Наконец, обретя возможность двигаться, он пошел за ней. Она шла быстро, не оборачиваясь, не задерживая, но и не ускоряя шаг.
На ней был темный в клетку редингот, старинного вида, - с пелеринкой. Волосы затянуты в низкий узел, на голове - плоская темная шляпка. На локте Анны болталась толстая черная сумка,
Мите показалось, что такая же сумка была у его бабушки, и называлась ридикюль.
Анну нельзя было назвать плохо одетой, бедно, безвкусно... Было такое впечатление, что девушка эта вышла из дома в пригороде маленького европейского городка, где-нибудь этак в конце девятнадцатого века...
Идя за ней, Митя не мог представить себе, что он скажет ТАКОЙ Анне Шимон. Той, что ходила как загнанный зверь по подиуму, он мог бы найти нужные слова, но этой?.. Что он скажет ЭТОЙ?
Однако говорить уже было что-то надо, так как Митя догнал Анну и теперь шел вровень с нею. Она посмотрела на него - глаза ее были светлы, холодны, тверды как морская галька, - и приостановилась, как бы говоря этим движением и всем своим видом, - когда вы отстанете, черт вас побери!
Низкая шляпка удлиняла ее бледное лицо и подчеркивала прямые линии бровей и рта и Митя понял вдруг, что она чем-то похожа на ту парижаночку хиппи...
И он сказал, неожиданно для себя, по-французски: "Простите, мадемуазель Симон?.."
- Да, - отозвалась она тоже по-французски, голос у нее был резковатый, - в чем дело, месье?
Митя ухнулся в ледяную воду, - ничего лучшего он не смог придумать, как попросить: "Позвольте, мадемуазель Симон проводить вас?.."
- Нет. - Ответила она еще резче, каким-то каркающим голосом. Но пока еще не уходила, а стояла, также прямо глядя ему в глаза и чуть покачивая свой ридикюль где-то у колен, как ученица свою учебную сумочку...
Митя не чувствовал к ней сейчас ничего, только ужас перед продолжением ( или окончанием?) так и не состоявшегося разговора. Но он же решил!
- Мадемуазель Симон, мне необходимо сказать вам несколько слов, это для меня очень важно...
- Нет, - будто забавляясь его смущением и косноязычием, снова прокаркала она, продолжая стоять, постукивая ридикюлем по коленям.
И тут, неизвестно по какой причине, Анна Шимон из зала, нагая прекрасная Анна, чудодейственно соединилась с этой то ли школьницей, то ли учительницей, то ли просто белошвейкой из европейской провинции. Митя смутно увидел девушку, которая пытается
спрятаться за своими старомодными толстыми тряпками, - хочет, чтобы люди забыли, какая она на самом деле, а знали вот такую, какая стояла на ньюйоркской улочке и била сумкой себе по коленкам. Она будто кричала Мите: "Вот я! Настоящая я! Вот мое тело, сшитое из клетчатой шотландки, вот мои ватные груди и плечи, мои клеенчатые волосы и нитяные руки!.."
И Митя глазами отвечал ей: нет, Анна, нет! Ваша шея не кончается , как у деревянной куклы клетчатым воротником! Она продолжается! Они расширяется дальше и дальше, пробегая к голубым холмам! Вы не скроетесь за вашими тряпицами! Я знаю вас!
- Я ничего не прошу, мадемуазель, - сказал он, - ( она смотрела на него без всякого выражения), Я хочу только сказать вам, единственная женщина, которой я свято поклоняюсь, - это вы, Анна!..
Митя не ожидал этих слов от себя, как и того, что разговор пойдет по-французски.
В глазах Анны появилось некоторое, совсем малюсенькое удивление, но и только. Она повнимательнее посмотрела на этого господина. Где-то она его видела?.. Ну, конечно, в зале - где же еще! Она их всех и не видит, и видит... Видимо, студент, немного нервный, не француз, но и не американец, - австрияк? Поляк? Кто его знает...
Анна только собиралась для ответа, как студент-австрияк повернулся, завернул за дом и исчез.
Она вздохнула освобожденно и пошла своим быстрым шагом дальше, один раз обернувшись, - но сзади никого не было. И Анна почувствовала даже некоторую благодарность к этому студенту.
Многие пытались встретиться с ней после ее стриптизного номера, но никто не мог похвастаться, что преуспел хоть в чем-то. Ибо мужчины для Анны Шимон делились на две части: те, кто видел ее в кафе, и те, кто не видел и не знал, чем она зарабатывает на жизнь. К первым она относилась с брезгливым недоброжелательством, - когда они пытались познакомиться с нею, она мстительно, с какой-то злой радостью прогоняла их. Ко вторым она относилась обычно. Нормально. Кто-то ей нравился, кто-то - нет, но она знала, что любовь она сможет найти только среди вторых. Это не значит вовсе, что Анна была сверхцеломудренна, - просто такой у нее сложился комплекс: противоестественность первого знакомства ( она - нагая на сцене, они - одетые, пьющие виски или что там еще, смотрят на нее в бинокли, разглядывая каждый волосок на ее еле) отталкивала ее. Поэтому и к Мите она отнеслась так сухо и зло.
Но Митя не знал этого всего и не догадывался, - он вообще не представлял Анну - человеком с кровью, нервами, прочим... Она была - миф... Но который можно, - и наверное нужно, - превратить в реальность.
Он ломал голову над тактикой своих боевых действий. Ему казалось, стоит только додуматься до какого-то исключительного, необычного поступка, и придет минута, когда для него снимет Анна свою клетчатую униформу учительницы-девственницы из монастырской школы, и он сможет прикоснуться к ее телу...
Целую неделю не ходил Митя в варьете и был счастлив несказанно от того, что впереди у него свидание с Анной, разговор, а может быть, и дальнейшее... Он с сожалением смотрел на людей, которые ходили на работу, обедали, спали со своими женами, уныло смотрели телевизор или так же уныло напивались, - это касалось и советских, и американцев. Лица этих людей несли на себе печать самоуничтожения - скуки. Она старила их раньше времени, нивелировала. Убивала. Их глаза превращались в окуляры для ориентировки на местности, теряя свой божественный дар - видеть, удивляться, восхищаться!
... Бедные несчастные люди, думал Митя, пребывавший на вершине ршин, он был влюблен, бесконечно, сумасшедше влюблен!
Пришел день, когда Митя шел на свидание с Анной для решительных действий. Он не стал заходить в варьете - пусть сегодня она не увидит его среди гостей, решил он и снова примостился у той же самой тумбы.
Шел мокрый снег, почему-то не белый, а серый, но ничто не могло истребить митиного внутреннего сияния.
Анна вышла точно в то же время. Она была одета также, только плоскую шляпку сменил бархатный черный чепец, открывший высокий лоб и прямой пробор в темных волосах. От этого глаза ее стали совершенно светлыми, а кружок темной радужки выделялся еще силь
нее. ... Боже, восхитился Митя, как она прекрасна!
Анна, увидев его, вздрогнула, и это необыкновенно вдохновило Митю хотя известно, что вздрогнуть можно от десятка причин, - но не остановилась, а так же как прошлый раз быстро пошла в сторону метро.
Митя успел поклониться ей и с невероятным - почему? - усилием заставил себя идти за ней.
Он обратился к ней, но уже на английском: "Мисс Шимон, простите, я вас задержу ненадолго..."
Анна резко остановилась и обернулась. Лицо ее от ходьбы зарозовело и губы полураскрылись. Она совсем юна, есть ли двадцать?.. подумал Митя, - со сцены она казалась девушкой за двадцать пять.
- Я знаю, мистер, что вы хотите, - сказала она тоже на английском, с заметным акцентом, резким горловым голосом, - у вас не хватит денег на это, - и она засмеялась неприятно и неприязненно.
Митя вспыхнул и ответил тоже довольно сухо: вы не разгадали моих желаний, мисс Шимон. Но если вас так интересуют деньги, то любая сумма к вашим услугам. Любая. - подчеркнул Митя, которому в этот миг было доступно все. Он мог подарить ей и статую Свободы, к примеру.
Анна перестала смеяться и скривилась: я шутила. Мне не интересны ваши деньги, - и снова пустилась в путь, но Митя загородил ей дорогу ( так вот ты какая, думал Митя, тебя интересуют деньги! Как он не догадался! Все оказалось проще... и горестнее. Ну, за деньги так за деньги...): мисс Шимон, не уходите... Я хочу подарить вам свою машину, - он кивнул на Фишку, стоявшего поодаль, пытаясь вложить в ее вялую руку ключи от машины.
Она смотрела на него уже с каким-то ужасом, ключи не взяла, они упали в снег, Митя не подобрал их, а продолжал говорить: мне не жаль ничего... Я... Я люблю вас... И не потому, что я видел вас там... Мне кажется, - я понял вас: вы - необыкновенная женщина... Вы потрясли меня всей собой! Всей! Вы понимаете? - Митя дотронулся до ее холодной замерзшей руки без перчатки и заглядывал в лицо, пытаясь уловить изменения в нем.
Лицо Анны было бледным и неподвижным, но глаза выражали теперь растерянность.
Тогда Митя перешел к конкретным делам: хотя бы разрешите довезти вас до дома....
- Нет, - встрепенулась она, - нет. Сегодня - нет.
- Когда же? - Наступал Митя.
Она задумалась на секунду: завтра. Завтра здесь же. Завтра, - и она вдруг вызывающе улыбнулась ему прелестной улыбкой, открыв белые, чуть выдающиеся вперед зубы, а он, не отпуская ее руки, потянул эту руку к губам и поцеловал, ощутив нежность и холодность кожи и еле уловимый запах то ли цветов, то ли духов...
Анна выдернула у него руку и снова засеменила по тротуару, все быстрее и быстрее...
Митя стоял, не шевелясь. Завтра!.. Завтра!!
Потом он пошел к Фишке, сел в него и долго никуда не двигался.
А Нэля принимала неожиданного гостя. Анатолий продолжал послеживать за этой семейкой, чтобы хоть как-то заявить о себе Нэльке и оставить свой след, - не исчезнуть, как говорится, в пустоту. А уезжать, в смысле улетать, - он должен был вот-вот.
Он видел, как Митька отправился на своей машине... Куда, - Анатолий знал преотлично и посмеивался про себя - они у него в кулаке, эта парочка! Если бы не В.В. со своей любовью к Митьке и дружбой с Гринчуком, то давно отсюда лететь бы не ему, а Митьке,
- с красивым желтеньким билетиком, который поставил бы запрет на все его загранные шлянья!
Он позвонил и хриплым голосом спросил Нэлю, нет ли у нее аспирина, он разболевается не на шутку...
Нэля очень скоренько сказала, что есть и аспирин, и панадол, и всякая всячина от гриппа, он может зайти, но тут за спохватившись, спросила: может ли он? Если ему худо, то она сама занесет...
На что он посмеялся также хрипло-простуженно и ответил, что он все же не инвалид еще, и заскочит на секунду.
Нэля была, - если по правде, - рада этому звонку, потому что раздумав на свободе, решила, что ничего такого уж страшного Анатолий не совершил: сама к нему поперлась? Сама! Он ее за руку не тащил. А мужик есть мужик, без жены, да еще если она, Нэля, ему нравится,- а что она нравится, - Нэля не сомневалась,- она давно заметила, какие Анатолий бросает на нее взгляды! Вот и надо привести отношения в нормальный вид.
Анатолий приоделся - вроде бы и в домашнем: свитер, джинсы, - но на горле зазывный шелковый платок, на ногах не тапки, а мягкие кожаные домашние туфли, все - хоккей!
Нэля тоже выдернулась из халатика, надела свитерок и джинсы, и на ноги не тапки, а туфельки на низком каблучке...
Что говорить! Митьку своего не очень путевого, она любила, а Анатолий ей нравился, можно даже сказать, что она чуточку в него влюбилась - это было очень приятно, - развлечение хоть какое-то!
Анатолий честь по чести поцеловал ей ручку, она зазвала его в гостиную, сказала, что ему надо обязательно выпить, у нее есть запасная водочка именно для простуды - Горилка з перцем,- папе с Украины привезли и он ей бутылочку отсудил.
Анатолий обрадовался не столько водке, сколько тому, что она его хочет маленько подпоить...
Они сели за столик, Нэля красиво накрыла, поставила небольшую закуску, горилку, в которой плавал красный яркий перчик, и они славно умостились в креслах.
И разговор сразу завязался, потек, не прерываясь.
Анатолий спросил, ходит ли она в кино, она ответила, что - нет, надоело кино, а вот... Тут Нэля замялась, - как считать? Анатолий свой или чужой? Можно ли ему рассказать о стриптизе? Она рассказала пока только своей подруге Ирочке, взяв с нее слово, что та никому не расскажет, а поговорить хотелось и с мужчиной об этом походе... Решив, что Анатолий все же - свой, Нэля сообщила, что они были на стриптизе, она-де уговорила Митю, зная что все все-таки посмотрели это зрелище.
Анатолий спросил ее: ну и как? Где вы были? И Нэля рассказала, где и о том, что у нее двойственное восприятие: вроде бы немножко возбуждает и интересно, а вроде - противновато и больше идти не хочется...
... Митьке твоему хочется, злорадно подумал Анатолий, а вслух сказал, что видел он эту Анну ( хотя ее-то он не видел, шастая по стриптизам с такими стриптизерками, как Сузи, но подумал, что
вытянет из Нэльки, какая эта Анна и умаслит Нэльку тем, что польет ту), ничего в ней особенного нет, только выпендривается...
На что Нэля сразу же откликнулась: конечно выпендривается! Я Митьке сказала! А то там все - ох и ах! А в ней ничего нет, кроме... Нэля засмущалась, но у Анатолия были спокойные и невинные глаза, и она отважилась: кроме грудей... Как... у коровы.
Тут она смутилась окончательно, Анатолий же смикитил, что видно, пухляшка Сузи Митьке не понравилась, значит, эта Анна,- верняк - тощая, и заявил: я вообще не люблю, когда такое несоответствие... - и замолчал.
Нэля же опять подхватила: вот именно - несоответствие! Сама тощая, как парень, а... Неприятно смотреть, правда! Анатолий, а как ты вообще относишься, ну, к этому стриптизу? - Спросила Нэля с любопытством.
... Как, дурында? Да очень хорошо! У меня после него получается лучше. А вслух опять сказал, чего и ждала Нэля: "Ккак? Да неважно."
Вроде бы и вправду - занятно, но вот мужчин настоящих это не трогает... - со значением отметил Анатолий, как бы представляя себя Нэле именно таким.
Она так и поняла, и они закончили зыбкую тему стриптиза.
Нэля сказала, что почему-то ей здесь скучно и она очень тоскует по Москве - там все свое, привычное, и не чувствуешь себя как в гостях...
Анатолий вздохнул на это и "сознался", что счастлив своим скорым улетом - наконец-то Союз и Москва, да и жена родит совсем вот уж...
Поговорили о детях. Нэля дала кое-какие советы, чисто женские, Анатолий слушал внимательно и почтительно. Вообще в нем не было ничего от того распаленного, достаточно грубого мужика, который нахально лез к ней под юбку, и Нэля подумала, что зря она Митьке все рассказала: Анатолий другой, оказалось человек... Просто Митя и Анатолий - такие разные! потому и недолюбливают друг друга... А ведь с каждым мужиком может такое случиться...
И тут Нэля подумала о муже, о том, что он один тут жил целые полгода! Как-то резко и тревожно подумала, но тут же сама себе и ответила: с кем, интересно, он мог здесь, в загранке, - при такой общности своих и таком отдалении чужих, - спать?!
Они еще выпили, поболтали, и Анатолий решил, что пора уже начинать "мудянку" - так очаровательно называл он про себя отношения с Нэлей, которые, предполагал, создать.
- Нэля, - сказал он, опустив глаза, но вскоре снова вскинув их на митькину жену, чтобы видеть, как, что действует, - хорошо, что так с моим гриппом получилось... И Дмитрия нет... Я ведь жутко погано себя ощущаю после того...
Тут опустила глаза Нэля, покраснев при этом - она же была совсем невинная крошка! Один - единственный муж, - свет в окошке,- ребенок, папа... - вот и все, что есть и было в ее жизни!..
Анатолий почти понял это и продолжал: я прошу прощения за то... Извини, но ты мне так нравишься... Я не смог... Ну, в общем, ты понимаешь сама, ты же женщина, должна чувствовать...
Кровь била в виски, Нэля понимала, что продолжает и продолжает краснеть, но то, что говорил Анатолий, сладко отзывалось в сердце. А он, все приметив, приподнялся с кресла, прошептал: прости, ради Бога, - и легонько поцеловал ее в краешек губ. От них полыхало жаром и Анатолий покрепче прихватил Нэлю, но не слишком, нельзя!...
Она робко ответила на его поцелуй и ему показалось, что он целует ребенка и это вдруг отрезвило его, потому что он все-таки подзавелся...
Он отпустил ее из рук. Она тоже отшатнулась и на глазах у нее были слезы.
... Ну и ну! удивился Анатолий, она совсем дурочка! Митька
шлюха, а она ему верна, как пить дать.
Но время бежало и он боялся, что сейчас явится Митька и создасться поганая обстановка.
Надо спешить. И он сказал ей: Нэличка, я уезжаю... Но когда ты приедешь, два года быстро протекут!.. Я тебе позвоню и мы повидаемся, хорошо? Просто посидим в ресторане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62